Справедливость. А всегда ли она нужна? Часть 3.
Возрастные ограничения 18+
СУД
Вот и суд! Колю привезли в наручниках, как настоящего убийцу. Всех собрали в актовом зале. На сцене установили длинный стол, покрытый бархатной скатертью, на столе графин с водой, колокольчик, которым в далёкие времена звонили начало и конец рабочего дня, а также начало и конец перерыва. По краю сцены цветы в горшках. Всё, как при праздничных торжествах. Только слева скамейка, на которой сидит, закованный в наручники, Коля с низко опущенной головой. Вот и представители закона: судья – женщина, показавшаяся нам какой-то желчной, неприятной. Два заседателя и секретарь – молодые женщины и адвокат – полноватая женщина, с чёрными, как смоль, волосами и такими же черными глазами. Она почему-то совсем не смотрела в зал. Зато зал смотрел на неё с надеждой. И она казалась нам очень доброй. Защитница, ведь! От института были два общественных защитника: Михаил Озерной – начальник электроотдела, где работала Люся и Эдик – от комсомольской, профсоюзной и других общественных организаций нашего института. Эдик всё тщательно подготовил: предупредил народ, чтоб не высовывались зря. Подготовил он и выступающих: они должны были охарактеризовать Колю с положительной стороны, осудить его за некрасивый поступок и просить суд дать нам его на поруки, «на перевоспитание». Всё шло по плану.
Все выступили, кому полагалось. Уже адвокат начала свою замечательную речь, как в зал вошёл Сергей. Он с утра ездил на объект, а, вернувшись после перерыва, обнаружил, что институт почти пустой. Где люди? Ему объяснили, что в актовом зале идёт суд над Колей, которого привезли в наручниках (какой ужас!), и сейчас все там. Сергей рванулся в зал. Адвокат в это время, закончив перечислять Колины достоинства, перешла к «осуждению». «
-Из выступлений сотрудников, близко знавших Решетилова Николая, а также, по словам общественных защитников следует, что неблаговидный поступок Решетилова Николая, не является для него характерным. Просто в состоянии аффекта он не справился с собой. Произошёл срыв. С кем не бывает. Никакого злого умысла он не преследовал. Поэтому я предлагаю выдать его коллективу сотрудников данного института, где его осудят по заслугам. Я уверена, что данный проступок никогда больше не повторится.
Тут К сцене подбежал, плохо ещё отдышавшийся, Сергей.
— Какой срыв? Какой неблаговидный поступок? О чём вы говорите? Да, чтоб Колю вывести из равновесия и пуда соли не хватит!
Эдик подскочил к краю сцены:
— Серёжа, Сергей Михайлович! Остановитесь! Вы не в курсе! Сергей Михайлович! Умоляю!
Чего ты хочешь? – Продолжал Сергей, как будто его какая-то муха укусила. А ещё друг! А где СПРАВЕДЛИВОСТЬ? Где? Как же надо было постараться, что надо было сделать, чтоб довести такого добрейшего человека до срыва, как вы говорите. Пусть Люся Ярославцева расскажет, как ей это удалось. Люся, где ты? Ну–ка, посмотри нам в глаза!
А Люси и след простыл. Нет её. Ну, вы же знаете наш народ! А может и другие народы такие же. В глаза-то говорить храбрецов мало, а вот, если заочно осуждать, тут охотников много. Зал загудел. Одни говорили о достоинствах Коли. Вспомнили, как он сумел договориться с таджиками – хулиганами, напавшими на них с ножами и отобравшими спальники. Как они грозили придти с «братьями», чтоб «любиться» с девочками. Как после разговора с Колей, вернули спальники, да ещё принесли арбузы для примирения. Но потом всё-таки перекинулись на Люсю. Теперь те её «сердобольные» сотрудницы, что так рьяно добывали ей путёвки, выбивали ей 30%-ную оплату, материальную помощь на дорогу к её любимому Мишке, теперь они же ругали её, поносили за измену Коле. Припомнили, как она уехала, оставив больную дочь. И ещё много случаев, характеризующих её как плохую мать. Кто-то выкрикнул:
— Да она из-за этого Мишки с ума сошла!
Кто-то добавил:
— Да она вообще сексуально озабоченная! Ей всё время секса не хватает!
Смешок прошёл по залу. Тут снова взял слово Миша Озерной.
— Вот сейчас прозвучало правильное замечание. Ей ни до детей, ни до семьи не было дела. Она не пропустила ни одного вечера и ни одного мужика. Она переспала со всеми мужиками нашего института!
Голос из зала: «А с тобой?»
— И со мной, пусть жена меня простит. Я, что ж, не мужик, что ли? Соблазнился, старый дурень! Да, разве это женщина? – вдруг изменил тон Миша. – Да таких баб убивать надо!
Боже мой! Мишка, Мишка! Какая муха тебя укусила? Ты же был обо всё предупреждён! Что ты наделал! Эдик усердно дёргал его за рукав, но тот только отмахивался.
Только он произнёс свою роковую фразу, как сильно, злобно зазвонил колокольчик, застучал карандаш по графину с такой силой, что чуть не разлетелся пополам.
Эх, Серёжа, Серёжа! Как ты не во время появился!
До сих пор все сидели в основном безучастно. Что волноваться? Коля не виноват. Его отпустят. Все единогласно проголосуют, если потребуется. Поэтому суд прошёл спокойно, быстро и близился к благополучному завершению. Но тут появился Сергей. Сергей, которого заставить выступить прилюдно очень трудно. Он даже тосты произносил коротко и смущённо. Его трудно было заставить выступить на совещаниях, когда разбирались проекты. А тут! Что нашло на него? Решение суда было более чем справедливым. Просто замечательным! Коля оставался совершенно свободным. И вот! Услышав несколько слов о «Колином проступке», не разобравшись, он стал ратовать за справедливость. Кто-то его глупо поддержал, и началось! Как на грех Люська сбежала. Это одних возмутило, другим придало смелости. Началось возмущение, обличение. Стихия! В результате совсем уж неожиданное, глупое и, как оказалось, катастрофическое выступление Озерного.
Звон колокольчика, призывы к порядку, сделали своё дело: зал затих. Судья встала и металлическим голосом сказала следующее:
— Спасибо вам всем за то, что вы раскрыли нам глаза. Теперь мы видим, что с идеологическим воспитанием у вас в институте не всё в порядке. Моральный облик коллектива требует пристального внимания. Об этом будет доложено в высшие инстанции. Мы чуть было не совершили ошибку, доверив подсудимого коллективу потенциальных убийц. Только в таком обществе, где солидный человек, руководитель отдела призывает своих подчинённых к насилию, вплоть до убийства женщины, только здесь и могут сформироваться такие люди, склонные к убийству, как Решетилов. Суд посовещался и принял решение отложить заседание на неопределённое время. Все свободны.
Подавленные такой речью, ничего толком не понимая, люди почти в полной тишине покинули зал. Все встали вдоль стен в коридоре, по которому вели нашего Колю. Его вели очень медленно. Кто-то сунул Коле подмышку батон. И опять сработал фактор стихии. Кто в перерыве купил продукты, стали совать ему: кто конфеты, кто печенье, кто колбасу. Все подбадривали его. Всё вываливалось у Коли из подмышек. Милиционеры, молодые ребята, явно симпатизирующие Коле, тихо говорили нам: «Что вы наделали? Что вы наделали?» Взяли только пару палок колбасы и пару батонов, сунули их себе под рубашки. «Всё, всё больше ничего не нужно. Мы ему всё передадим, не волнуйтесь! Эх! Загубили хорошего человека!»
Всё! Увели Колю. На душе было гадко. Сергей потянул меня в зал. В пустом зале за столом одиноко сидел Эдик, обхватив голову руками, и покачивался. Мы заволновались: у него ведь плохое сердце! Сергей тронул его за плечо: «Эдик, тебе плохо?» Эдик вскинул залитое слезами лицо: «Нет, мне очень, очень хорошо! И откуда, Сергей Михайлович, ты только взялся? Чего ты влез, куда не надо!» и он зарыдал. Это было страшно. Мы стояли, не зная ни что сказать, ни что делать.
Мы с Риммой Владимировной столько сил положили, чтоб вызволить Колю, а теперь, теперь всё. Пропал Коля! Разве его можно в тюрьму?!
— Я просто хотел справедливости, — начал было оправдываться Сергей.
Справедливость? Оно и было всё по справедливости! А теперь нет больше справедливости по твоей милости! Уходите! — и он снова уронил голову на стол, и только дёргающиеся плечи говорили о его горьких и безутешных рыданиях.
Я дома Серёже объясняла ситуацию, но он, по-моему, так ничего и не понял. Он наивно верил в справедливое решение суда и не считал себя ни в чём виноватым. Зато и я, и Эдик казнили себя, что накануне не предупредили Сергея, не ввели его в курс дела. Да накануне ещё точно ничего и не было известно. А утром рано он уехал на объект. На следующее утро Эдик не вышел на работу. Мы думали, что он хлопочет о Коле, ждали новых вестей. Но оказалось худшее – Эдик запил. Мы часто стали замечать, что праздничные застолья, которые он умело всегда организовывал, стали всё более продолжительными. Но, что это может перейти в алкогольную зависимость, никому и в голову не приходило. Это не увязывалось с обликом Эдика: весельчака, любителя туризма, интеллигентного человека, талантливого инженера. Это была увлекающаяся личность. Он увлекался радио, делал миниатюрные радиоприёмнички, участвовал в международных играх: «Охота на лис». Он всегда что-то придумывал. Он водил нас по пещерам, которые ему показали друзья-геологи. Говорят: «Скажи, кто твои друзья, и я скажу, кто ты».
Так вот, у Эдика были изумительные друзья: альпинисты, геологи, вертолётчики. И все они были замечательными людьми: хорошие специалисты, хорошие семьянины, не пьющие и даже не курящие. Что же случилось с Эдиком? Мы пока не предвидели ничего плохого, ничего предосудительного.
Вот и суд! Колю привезли в наручниках, как настоящего убийцу. Всех собрали в актовом зале. На сцене установили длинный стол, покрытый бархатной скатертью, на столе графин с водой, колокольчик, которым в далёкие времена звонили начало и конец рабочего дня, а также начало и конец перерыва. По краю сцены цветы в горшках. Всё, как при праздничных торжествах. Только слева скамейка, на которой сидит, закованный в наручники, Коля с низко опущенной головой. Вот и представители закона: судья – женщина, показавшаяся нам какой-то желчной, неприятной. Два заседателя и секретарь – молодые женщины и адвокат – полноватая женщина, с чёрными, как смоль, волосами и такими же черными глазами. Она почему-то совсем не смотрела в зал. Зато зал смотрел на неё с надеждой. И она казалась нам очень доброй. Защитница, ведь! От института были два общественных защитника: Михаил Озерной – начальник электроотдела, где работала Люся и Эдик – от комсомольской, профсоюзной и других общественных организаций нашего института. Эдик всё тщательно подготовил: предупредил народ, чтоб не высовывались зря. Подготовил он и выступающих: они должны были охарактеризовать Колю с положительной стороны, осудить его за некрасивый поступок и просить суд дать нам его на поруки, «на перевоспитание». Всё шло по плану.
Все выступили, кому полагалось. Уже адвокат начала свою замечательную речь, как в зал вошёл Сергей. Он с утра ездил на объект, а, вернувшись после перерыва, обнаружил, что институт почти пустой. Где люди? Ему объяснили, что в актовом зале идёт суд над Колей, которого привезли в наручниках (какой ужас!), и сейчас все там. Сергей рванулся в зал. Адвокат в это время, закончив перечислять Колины достоинства, перешла к «осуждению». «
-Из выступлений сотрудников, близко знавших Решетилова Николая, а также, по словам общественных защитников следует, что неблаговидный поступок Решетилова Николая, не является для него характерным. Просто в состоянии аффекта он не справился с собой. Произошёл срыв. С кем не бывает. Никакого злого умысла он не преследовал. Поэтому я предлагаю выдать его коллективу сотрудников данного института, где его осудят по заслугам. Я уверена, что данный проступок никогда больше не повторится.
Тут К сцене подбежал, плохо ещё отдышавшийся, Сергей.
— Какой срыв? Какой неблаговидный поступок? О чём вы говорите? Да, чтоб Колю вывести из равновесия и пуда соли не хватит!
Эдик подскочил к краю сцены:
— Серёжа, Сергей Михайлович! Остановитесь! Вы не в курсе! Сергей Михайлович! Умоляю!
Чего ты хочешь? – Продолжал Сергей, как будто его какая-то муха укусила. А ещё друг! А где СПРАВЕДЛИВОСТЬ? Где? Как же надо было постараться, что надо было сделать, чтоб довести такого добрейшего человека до срыва, как вы говорите. Пусть Люся Ярославцева расскажет, как ей это удалось. Люся, где ты? Ну–ка, посмотри нам в глаза!
А Люси и след простыл. Нет её. Ну, вы же знаете наш народ! А может и другие народы такие же. В глаза-то говорить храбрецов мало, а вот, если заочно осуждать, тут охотников много. Зал загудел. Одни говорили о достоинствах Коли. Вспомнили, как он сумел договориться с таджиками – хулиганами, напавшими на них с ножами и отобравшими спальники. Как они грозили придти с «братьями», чтоб «любиться» с девочками. Как после разговора с Колей, вернули спальники, да ещё принесли арбузы для примирения. Но потом всё-таки перекинулись на Люсю. Теперь те её «сердобольные» сотрудницы, что так рьяно добывали ей путёвки, выбивали ей 30%-ную оплату, материальную помощь на дорогу к её любимому Мишке, теперь они же ругали её, поносили за измену Коле. Припомнили, как она уехала, оставив больную дочь. И ещё много случаев, характеризующих её как плохую мать. Кто-то выкрикнул:
— Да она из-за этого Мишки с ума сошла!
Кто-то добавил:
— Да она вообще сексуально озабоченная! Ей всё время секса не хватает!
Смешок прошёл по залу. Тут снова взял слово Миша Озерной.
— Вот сейчас прозвучало правильное замечание. Ей ни до детей, ни до семьи не было дела. Она не пропустила ни одного вечера и ни одного мужика. Она переспала со всеми мужиками нашего института!
Голос из зала: «А с тобой?»
— И со мной, пусть жена меня простит. Я, что ж, не мужик, что ли? Соблазнился, старый дурень! Да, разве это женщина? – вдруг изменил тон Миша. – Да таких баб убивать надо!
Боже мой! Мишка, Мишка! Какая муха тебя укусила? Ты же был обо всё предупреждён! Что ты наделал! Эдик усердно дёргал его за рукав, но тот только отмахивался.
Только он произнёс свою роковую фразу, как сильно, злобно зазвонил колокольчик, застучал карандаш по графину с такой силой, что чуть не разлетелся пополам.
Эх, Серёжа, Серёжа! Как ты не во время появился!
До сих пор все сидели в основном безучастно. Что волноваться? Коля не виноват. Его отпустят. Все единогласно проголосуют, если потребуется. Поэтому суд прошёл спокойно, быстро и близился к благополучному завершению. Но тут появился Сергей. Сергей, которого заставить выступить прилюдно очень трудно. Он даже тосты произносил коротко и смущённо. Его трудно было заставить выступить на совещаниях, когда разбирались проекты. А тут! Что нашло на него? Решение суда было более чем справедливым. Просто замечательным! Коля оставался совершенно свободным. И вот! Услышав несколько слов о «Колином проступке», не разобравшись, он стал ратовать за справедливость. Кто-то его глупо поддержал, и началось! Как на грех Люська сбежала. Это одних возмутило, другим придало смелости. Началось возмущение, обличение. Стихия! В результате совсем уж неожиданное, глупое и, как оказалось, катастрофическое выступление Озерного.
Звон колокольчика, призывы к порядку, сделали своё дело: зал затих. Судья встала и металлическим голосом сказала следующее:
— Спасибо вам всем за то, что вы раскрыли нам глаза. Теперь мы видим, что с идеологическим воспитанием у вас в институте не всё в порядке. Моральный облик коллектива требует пристального внимания. Об этом будет доложено в высшие инстанции. Мы чуть было не совершили ошибку, доверив подсудимого коллективу потенциальных убийц. Только в таком обществе, где солидный человек, руководитель отдела призывает своих подчинённых к насилию, вплоть до убийства женщины, только здесь и могут сформироваться такие люди, склонные к убийству, как Решетилов. Суд посовещался и принял решение отложить заседание на неопределённое время. Все свободны.
Подавленные такой речью, ничего толком не понимая, люди почти в полной тишине покинули зал. Все встали вдоль стен в коридоре, по которому вели нашего Колю. Его вели очень медленно. Кто-то сунул Коле подмышку батон. И опять сработал фактор стихии. Кто в перерыве купил продукты, стали совать ему: кто конфеты, кто печенье, кто колбасу. Все подбадривали его. Всё вываливалось у Коли из подмышек. Милиционеры, молодые ребята, явно симпатизирующие Коле, тихо говорили нам: «Что вы наделали? Что вы наделали?» Взяли только пару палок колбасы и пару батонов, сунули их себе под рубашки. «Всё, всё больше ничего не нужно. Мы ему всё передадим, не волнуйтесь! Эх! Загубили хорошего человека!»
Всё! Увели Колю. На душе было гадко. Сергей потянул меня в зал. В пустом зале за столом одиноко сидел Эдик, обхватив голову руками, и покачивался. Мы заволновались: у него ведь плохое сердце! Сергей тронул его за плечо: «Эдик, тебе плохо?» Эдик вскинул залитое слезами лицо: «Нет, мне очень, очень хорошо! И откуда, Сергей Михайлович, ты только взялся? Чего ты влез, куда не надо!» и он зарыдал. Это было страшно. Мы стояли, не зная ни что сказать, ни что делать.
Мы с Риммой Владимировной столько сил положили, чтоб вызволить Колю, а теперь, теперь всё. Пропал Коля! Разве его можно в тюрьму?!
— Я просто хотел справедливости, — начал было оправдываться Сергей.
Справедливость? Оно и было всё по справедливости! А теперь нет больше справедливости по твоей милости! Уходите! — и он снова уронил голову на стол, и только дёргающиеся плечи говорили о его горьких и безутешных рыданиях.
Я дома Серёже объясняла ситуацию, но он, по-моему, так ничего и не понял. Он наивно верил в справедливое решение суда и не считал себя ни в чём виноватым. Зато и я, и Эдик казнили себя, что накануне не предупредили Сергея, не ввели его в курс дела. Да накануне ещё точно ничего и не было известно. А утром рано он уехал на объект. На следующее утро Эдик не вышел на работу. Мы думали, что он хлопочет о Коле, ждали новых вестей. Но оказалось худшее – Эдик запил. Мы часто стали замечать, что праздничные застолья, которые он умело всегда организовывал, стали всё более продолжительными. Но, что это может перейти в алкогольную зависимость, никому и в голову не приходило. Это не увязывалось с обликом Эдика: весельчака, любителя туризма, интеллигентного человека, талантливого инженера. Это была увлекающаяся личность. Он увлекался радио, делал миниатюрные радиоприёмнички, участвовал в международных играх: «Охота на лис». Он всегда что-то придумывал. Он водил нас по пещерам, которые ему показали друзья-геологи. Говорят: «Скажи, кто твои друзья, и я скажу, кто ты».
Так вот, у Эдика были изумительные друзья: альпинисты, геологи, вертолётчики. И все они были замечательными людьми: хорошие специалисты, хорошие семьянины, не пьющие и даже не курящие. Что же случилось с Эдиком? Мы пока не предвидели ничего плохого, ничего предосудительного.
Свидетельство о публикации (PSBN) 3472
Все права на произведение принадлежат автору. Опубликовано 27 Апреля 2017 года
Л
Автор
Год рождения 1934. В 3-х летнем возрасте сидела в застенках НКВД. Закончила ЛИСИ. Работала в Душанбе в ТПИ, потом в проектном институте ТПИ, затем в..
Рецензии и комментарии 0