Справедливость. А всегда ли она нужна? Часть 4

Вердикт

Вернёмся к Коле. Примерно через неделю Эдик сказал мне, что суд назначен на такое — то число. Суд будет в закрытом режиме, и от института разрешили присутствовать только ему, ему одному. Однако, хотелось бы, чтоб у него была хоть какая-то моральная поддержка и, возможно, мне как депутату горсовета удастся выхлопотать разрешение на присутствие в зале суда. Благодаря советам соседки, мне это удалось, но только как зрителю, то есть без права какого бы-то ни было голоса: ни как свидетеля, ни, тем более, как защитника.

Вот и наступил этот ужасный, незабываемый день. Суд почему-то проходил в зале филармонии. Зал был на четверть заполнен людьми. Что за люди? Оказалось, это всё «родственники пострадавшего», то есть Мишкины. Господи! Да откуда же их столько набралось? Весь Татарстан, что ли, приехал? Было несколько соседей – свидетелей, что забивали Колю камнями. Были и родители Люси. Те сидели на нашей стороне, на первом ряду. Тихие, присмиревшие. Они очень уважительно относились к Коле и здесь, среди чужеродно-говорящих, чувствовали себя явно не комфортно. А те, громко переговариваясь, вели себя достаточно распущенно. Мне показалось, хотя утверждать не могу вследствие своей близорукости, что там было много цыган. Во-первых, шумное поведение! Во-вторых, большинство здешних татар говорят в основном по-русски, а тут звучала типично-цыганское разноголосье. В-третьих: купить незнакомых или мало знакомых татар – дело дорогое. А цыгане за пару бутылок водки любые показания дадут.

Вот ввели Колю. Сел на скамью, не глядя в зал, опустил голову и больше её не поднимал. С другой стороны сцены сидели рядышком улыбающиеся Люська с Мишкой – «пострадавшие». Началось судебное разбирательство. Да, недаром всё проходило в концертном зале, ибо это был не суд, а представление – спектакль. Сначала прокурор прочитал свою обвинительную речь, из которой следовало, что Коля — отпетый садист. Бил падчериц, морил их голодом. Избивал сожительницу Ярославцеву из ревности, потому, что она хотела вернуться к мужу – отцу её детей. Последний раз он её избил так, что случился выкидыш и потерпевшую еле спасли, но она не сможет больше иметь детей. Он убил маленькое, беззащитное существо, ещё не рождённое. За одно это он должен понести серьёзную кару. Ножевая рана (царапина) на спине Михаила находится как раз на уровне сердца, то есть была угроза для жизненно важного органа. Ну и всё в том же духе. Каково было Коле всё это выслушивать? Ужас! Эдик сидел впереди меня через несколько рядов. Вместе нам сесть не разрешили. Он сидел, беспомощно опустив руки на колени. Что мы могли в этой ситуации? Сзади хлопнула дверь. Я оглянулась. Это вошёл наш директор. Виктор Михайлович. Он не стал проходить вперёд, а тихо присел на последнем ряду.
Я пыталась гипнотизировать Колю, пристально глядя на его сгорбленную фигурку. Мне хотелось, чтоб он увидел нас, ободряюще кивнуть ему. Но он сидел как застывший.
Представление продолжалось. Выходили какие-то люди и убеждали кого-то, как Коля бил девочек и морил голодом. Выступали и другие, красочно описывая, как он хотел всех зарубить топором, а когда Миша (?) геройски вырвал у него топор, тот вытащил (откуда — то) нож, и кинулся на Мишу. Всё это я уже описывала, но в других красках. Дальше началось что-то совсем бесчеловечное. Вывели старшую девочку и стали требовать, чтоб она в подробностях рассказала о зверствах отчима. Коля медленно поднял голову, посмотрел на девочку и снова опустил. Девочка молчала.

— Он бил тебя? Скажи. Бил? – девочка кивнула. – Холодильник был всегда пустой? – Кивок.- Он бил вас, когда вы просили есть? Скажи: «Да». Не бойся, больше он вас не тронет. Девочка прошептала: «Да» и, понурив голову, медленно ушла со сцены.
Наступила очередь средней девочки. Только она вошла, Коля резко поднял голову и стал смотреть на дочь, как будто хотел запомнить её образ. Девочка, забыв на секунду о своей миссии, рванулась было к отцу, но её тут же одёрнули, осадили. Что-то пошептали на ухо. Девочка сникла. Начались те же вопросы. Лена молчала. Вдруг она схватилась за голову, закричала сквозь рыдания: «Нет, нет!» — и убежала со сцены.
Видите, до какого нервного истощения довёл гражданин детей? Конечно, это же не его родные дети! Кто ещё хочет выступить? Свидетели!?

Нашлись ещё желающие. Всё это время «пострадавшие» оживлённо о чём-то беседовали, гладили друг другу руки. Наконец кончились желающие выступить. Свою обвинительную речь повторил прокурор. Очень тихо и невразумительно выступила защитник. Это была другая женщина. Соседку Эдика отстранили. Она сказала, что, учитывая положительные характеристики с места работы, а также чистосердечное раскаяние её подзащитного, она просит максимально смягчить ему наказание, ограничившись двумя годами лишения свободы.
— Гражданин Решетилов, вам даётся последнее слово. Признаёте ли вы себя виновным?
— Да, я виноват в том……
Его прервали, не дав договорить фразу. Господи, Боже мой! Да что же это за напасть? Сплошные глупости, нелепости, и все против Коли! Разве не говорили ему, что с этих слов нельзя начинать? Что же ты наделал, милый наш друг?
Судья глянула налево, направо, взяла подготовленный листок бумаги, пошуршала им, как бы распрямляя.
Посовещавшись, суд вынес следующее решение: подсудимый Решетилов Николай Иванович такого-то года рождения, обвиняется в преднамеренном покушении на убийство двух и более лиц, а также в бесчеловечном обращении с детьми, не являющимися его родными дочерьми. Подсудимый признал себя виновным ВО ВСЕХ ПРЕДЪЯВЛЯЕМЫХ ему обвинениях. Приговор. На основании вышеизложенного суд постановил: признать Решетилова Н.И. виновным и вынес наказание в виде восьми лет лишения свободы с отбыванием срока в колонии строгого режима. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Вот и окончен «справедливый» суд! «Пострадавшие» радостно обнимали друг друга, в зале царила шумная весёлость. Колю увели. Эдик неподвижно сидел, пока не попросили освободить помещение. Мы вышли. На улице нас ждал Хомяков.
— Ничего. Не убивайся так, Эдик. Мы ещё поборемся!- говорил Хомяков через стиснутые зубы.
— Нет, Виктор Михайлович. Всё. Это – конец.
На другой день мы: я и Эдик, рассказывали всем об этом судилище. Все охали и ахали, но больше ничего сделать не могли. Хомяков через каких-то юристов пытался подать апелляцию, но с такой формулировкой обвинения, ему было отказано.

Люська пришла на работу, как ни в чём не бывало, но её всегдашние подружки встретили её не дружелюбно. Она оказалась в необъявленном байкоте. С ней никто не разговаривал, работу ей не давали. Проходя по коридору, она столкнулась с другой формой презрительного отношения к себе: женщины, встречаясь с ней, плевали ей в лицо, причём, именно, плевали. А как ещё могли они выразить своё негодование за то, что она так жестоко обошлась с человеком, столько сделавшим ей добра? Вскоре она вынуждена была уволиться. Институт как-то вздохнул спокойнее. При ней все ходили хмурые и неразговорчивые.

Она перешла в ТаджикГипрогор – тоже проектный институт, практически наше дочернее предприятие. Когда институт образовывался, туда перешло много наших сотрудников, которые поняли, что в силу укомплектованности нашего института кадрами, им не скоро светит продвижение по службе. А тут они сразу стали работать на руководящих должностях. Как-то прошла молва, что в газете «Вечерний Душанбе» вышла статья, порочащая наш любимый институт. Тут же нашлась целая кипа газет, которые в секунду разошлись по отделам. Действительно, мы, гипростроевцы, выставлены как садисты, издевающиеся над бедной, одинокой (!) женщиной, матерью троих детей. Столько грязи было вылито на всех в целом и на некоторых в отдельности, то есть на бывших подруг, про которых она многое знала: ведь бабы часто жалуются друг другу на своих мужей: делятся, так сказать. Вот теперь всё и вернулось бумерангом. А уж об институте в целом… Тут уж автор постарался.

Возмущению нашему не было предела. Тут же была организована представительная делегация. Через несколько дней в Гипрогоре состоялся общественный суд над Люськой, после чего она была вынуждена уволиться и оттуда. А в газете появилась небольшая заметка, в которой институт Гипрогор приносил свои извинения за лживую заметку — пасквиль на наш институт, напечатанный в номере таком-то. А Люська, действительно была уже одинокой матерью, так как вскоре после суда Мишка, не получив какого-то вознаграждения, избил её и уехал во свояси.

Пока Коля сидел в распределителе, наши сотрудники навещали его, передавали ему передачи. Эдику даже удалось добиться свидания с ним. Сотрудницы из Колиной группы принесли ему причитающуюся зарплату. Коля денег не взял: просил купить хлеба: «здесь арестованным хлеба не хватает», а на все остальные деньги купить цветов и отнести их Люсе. «У неё как раз завтра день рождения» — сказал Коля.
Институт был в шоке. Он всё ей простил? Неужели он её так любил? Неужели так бывает? Ещё не была спета Аллой Пугачёвой песня: «Миллион алых роз», а Коля почти так и поступил, засыпав цветами всю Люсину квартиру.

Прошло восемь лет. Коля отсидел день в день. Ничто его не изменило. Находясь среди отпетых преступников, он не научился ни материться, ни говорить на блатном жаргоне, ни пить, ни курить. Как ему это удалось? Он сохранил себя в чистоте и при этом выжил. Не озлобился. Чудеса! Работы пока не было, прописки тем более, раз нет места жительства. Коля устроился ночным сторожем в детский садик, расположенный неподалёку от квартиры Эдика. Была зима. В клетушке, где обитал Коля, было очень холодно, и Коля целыми ночами бегал вокруг садика, чтоб согреться. Иногда, когда в квартире у Эдика горел свет, он приходил к нему и заставал его пьяным. Эдик сильно изменился: он стал всё больше и больше злоупотреблять спиртным. Беда! Непоправимая беда постигла эту семью. Коля пытался, как мог, повлиять на Эдика. Казалось, что ещё не всё потеряно.

— Эдик, — говорил он. – Посмотри на меня! Я прошёл муки ада. Я выдержал муки заключения. Я потерял всё: работу, семью, дочерей, крышу над головой. А ты? Ты счастливейший человек на свете: жена – красавица, умница, доченьки какие замечательные, мама. Что ж ты о ней не думаешь? На работе тебя любят, уважают. Чего тебе не хватает?
— Я тоже потерял…. Барашкова Ромашку. Слыхал о таком? – пьяно бормотал Эдик. — Мой друг. Погиб!
Коле рассказали, что это был вертолётчик, друг Эдика. Два года тому назад он погиб по глупости, из-за прихоти нашего республиканского начальства: сгорел вместе с ними в вертолёте. Но Эдик уже и до этого случая стал злоупотреблять спиртным. Летом он съездил к отцу в Волгоград. Там его закодировали.
— Он стесняется этого и не хочет, чтоб об этом узнали, — сказала Софья Алексеевна Коле.
На Новый год друзья уговорили его выпить шампанского: «Какой же Новый год без шампанского!» Эдик не умел отказывать и выпил. Срыв! А четвёртого февраля его не стало.
И для Коли, и для нас – это была большая утрата – потеря друга.

Наконец Хомяков смог принять Колю на работу.
— С жильём всё трудней и трудней становится. Но я что-нибудь придумаю, дай время.
Пока было тепло, Коля спал в своей клетушке: он продолжал работать в садике. Когда стало холодать, ночевал в институте. Как-то вызывает его к себе Хомяков
Вот что, Коля. У меня к тебе деловое предложение. Только не торопись с ответом, выслушай внимательно. У нас в техотделе работает сотрудница техником. Работает недавно, около года. Проявила себя, как хороший человек. Не замужем. Постой, не дёргайся. У неё есть дочка лет пяти. Звать её Галя. Блондинка, хорошего телосложения. Слушай, присмотрись к ней, познакомься поближе. Я уверен, вы друг другу подойдёте. Если у вас всё сладится, я на семью смогу выбить квартиру. Главное, не тушуйся. Зинаида Михайловна! Галю из техотдела ко мне! ( Галя, естественно была уже «обработана»)

Так состоялось знакомство двух одиночеств. Скоро они пришли к Хомякову с приглашением быть свидетелем при регистрации брака. Хомяков довольно потирал руки на их скромной свадьбе, организованной в техотделе. Ему удалось сдержать своё слово и в качестве свадебного подарка вручить им ордер на квартиру. Молодец наш директор. Наш!

Так замечательно кончились злоключения замечательного, но когда-то несчастного человека. Как в сказке! С Колей мы теперь виделись редко, так как мы с мужем перевелись в другой институт. Как-то при встрече он сказал мне, что очень счастлив. Галя оказалась замечательным человеком. Но он скучает по девочкам, особенно по Верочке. Дать сведения о месте проживания Ярославцевой, ему как постороннему лицу, отказали. Будет пытаться найти Верочку: она же дочь и в паспорт вписана. К сожалению, мы с ним больше не встречались. Говорят: «Кто ищет, тот всегда найдёт». Найдёт и Коля свою Верочку.

P.S. Как меняются времена! Сейчас по Т.В. смотрела передачу: «Происшествия». Пьяный водитель сбил на переходе дедушку с внуками-близнецами. Ребята погибли на месте, дедушка умер в больнице. Опять же на переходе, опять же пьяный водитель сбил женщину с ребёнком в коляске. Оба погибли на месте. Опять же пьяный водитель наехал на людей, стоящих на остановке: трое насмерть, четверо – в больнице в тяжёлом состоянии и других таких случае ежедневно происходит по нескольку. А убийцам дали по пять лет! Маньяку, который убил 20 или 22 девушки, дали после многолетнего судебного процесса двенадцать лет. Т.е. по полгода за погубленную человеческую жизнь. Не дёшево, ли? И так каждый день! Бывает и хуже! «Русь! Куда несёшься ты? Дай ответ!» (Гоголь Н.В. )