Бесчувственность

Общаешься с человеком, и долго не можешь понять что он из себя представляет. Говорит умные вещи, где надо смеется, и грустит в тех ситуациях. Вообщем реагирует верно. Но иногда, улыбка, одна неуместная улыбка, или не верно сказанное слово, срывает завесу: Ты разговариваешь не с человеком, а с каким-то механизмом.

Он отлично выполнен, и у него нет, ни одного изъяна. Жизнь его размеренна, и продуманна. Он очень заботливый муж и отец. Заботливый и внимательный до тех пор пока это не коснется его личного пространства. Тут он не пожалеет и родного сына. Его интересы, и привычки важнее всего. Он может мило разговаривать по телефону с женой, называя ее «Масиком», и тут же сорваться на крик, не разобрав окончания ее фразы. Выплеснув свой гнев, он никогда не звонит первым, ни в чем не признает себя виноватым, и никогда не извиняется, постоянно находя отговорки. Дочь он обожает, балует, возможно даже любит. При этом у него есть сын, от первого брака, с которым он не разговаривал больше десяти лет. По окончанию уроков, он непременно звонит своей дочурке, и елейным голоском спрашивает, ела ли она сегодня, и если ела, то что, и понравилось ли ей.

О, о еде он может говорить бесконечно! Еда, и передачи о еде — это главный предмет его разговоров. Он готовит только сам, и я подозреваю, это от того, что супруга, просто не может угодить его тонким вкусам. Термины: Послевкусие, терпкость, аромат, прожарка, посыпка, отбивнушка… сорта приправ, название блюд, в его исполнении все это звучит приторно, и противно до тошноты. Он довольно независим, перед начальством не лебезит, но и не геройствует без причины, своего не отдаст. Окружающие его не любят, но терпят, так же, как и еще очень многое в своей жизни.

Я всегда старался избегать общения с ним, но всех почему-то тянет по откровенничать именно со мной. Нас отправили в короткую командировку, одним днем, отвезти агрегат на испытания, забрать результаты, и вернуться домой.

День выдался прекрасным, солнце, весна, свежая, словно отмытая зелень, по обоим сторонам петляющей дороги… Что может быть милее для шоферского сердца! Бесконечная зима, с ее метелями, гололедами, и темными ночами, уже позади, а впереди за поворотом нас ожидает, бесконечное лето… Примерно такие мысли крутились в моей голове, когда Антон начал свой рассказ.
— Ты слышал, у Тонькиного отца — рак? — спросил он, закуривая свои противно пахнущие сигареты.
Я лишь слегка кивнул в ответ намекая, что не склонен к длинным разговорам, особенно на такие тяжелые темы.
— Да… Это ведь все от экологии, как думаешь? — он упрямо отказывался понимать намеков.
Я небрежно пожал плечами, снова не произнеся ни звука. У меня, существовал только один прием для борьбы, с говорящими экспедиторами — полное молчание.

Если долго находишься в замкнутом пространстве с любым человеком, даже самым замечательным, всегда наступает момент, когда хочется запустить в него телефоном. Лишь бы он замолчал. Спросите у любого, ребята подтвердят.

Бывает, за рулем, такое благостное настроение, что хочется остаться наедине с собой. И очень разное приходит в голову… То вспоминаешь, то мечтаешь, то просто крутишь головой по сторонам, смотря на этот чудный мир, и словно видя это все — впервые. А иногда, бывает и всплакнешь, под нежную музыку, которую ты слышал миллионы раз… И вот из-за таких вот неуемных попутчиков, приходиться снова возвращаться на землю, с ее проблемами, горестями, бедами и болезнями.

Но наконец настала тишина, Антоха видимо подумал, что я не в духе. И пробурчав что-то себе под нос, демонстративно уставился в окно. Я так уж устроен, что добившись наконец своего, тут же получаю в награду — угрызения совести. Сразу начинаю копаться в себе, искать оправдание для других, и казнить себя, самыми страшными карами. В данной ситуации, мне стало стыдно. С Антоном на фирме и так ни кто особо не разговаривает, может человек хотел бедою поделиться, а я так грубо его отшил. Ведь иногда молчание, может быть тяжелее тысячи самых страшных оскорблений.

— Антон, а что там у ее отца, рак чего? — спросил я очень мягко, словно я и не знал этого.
— А я и не знаю точно, рак легких, что ли… — ответил он очень неуверенно. Он весь оживился, как только я начал этот разговор.
— Я ведь о чем хотел сказать. Ты ведь знаешь, моя — медик. — Антон явно успокоился, и принялся рассказывать то, что у него наболело.
— Так вот, подходит вчера ко мне Антонина, и заявляет, ты мол поговори там со своей, может она поможет, с очередью на операцию. Представляешь? — в этот момент, он весь как-то даже задвигался на сиденье, подался вперед, и развернулся ко мне в пол оборота, пытаясь заглянуть в глаза, и угадать мою реакцию. Я задумчиво протянул:
— Ну-у, а ты?
— А что я? Объяснил ей популярно, что моя жена — всего лишь медицинская сестра. И такие вопросы не решает! — он закончил фразу с нескрываемым раздражением.
— Я тысячу раз всем говорил, так нет, не понимают! — он был искренне возмущен.
— Ну вот, ведь если даже подойдет она к врачам, попросит, так ведь там бесплатно ничего делать не станут. Там за все, денюжки надо платить, и не малые. А как я это Антонине объясню? Попрошу — подумает, что мы себе взяли, ты же ведь знаешь ее…

Тоню, я действительно знал, человек она не простой была, но в такой ситуации, когда люди в такой беде, как он смог ей отказать… это каким же сухарем надо быть? Так мне подумалось в тот момент.

Но произнес я:

— Ну да, наверное… конечно. — его вопрос был разрешен, и неприятный разговор окончен.

Я очень часто в жизни иду на компромиссы, после которых, снова ненавижу свою мелкую сущность. Оправдываю свою слабость, то боязнью обидеть другого, то бесполезностью объяснений. На самом деле, мне просто неохота тратить душевные силы на таких вот подлецов. Это моя духовная лень. И оправдание какое красивое себе придумал: «Духовная лень». Не просто, лень, а именно духовная, то есть у меня-то душа, в отличии от них — есть. Тьфу — тряпка…

Антон, почувствовав не то что бы поддержку, но не услышав осуждения, успокоился и задремал, сидя в удобном буржуйском кресле. Видимо даже у таких людей, бывают призрачные сомнения.

У меня же настроение было окончательно испорчено.

Мы въехали в родной город. До базы оставалось совсем не много, и мой пассажир проснувшись, начал интенсивно собирать вещи, готовясь к дому. Каждое его движение, каждый звук издаваемый его возней меня безумно раздражал. Но совершив одну сделку с совестью, я видимо совсем утратил способность к сопротивлению.

И тут неожиданно по радио, нам задали риторический вопрос: «А вы знаете, где ваши дети?» — это прозвучала, модная социальная реклама. Ее часто крутили в прайм-тайм в нашем регионе. Я бы и не придал ей особого значения, так как знал, что мой сын в рейсе, на ближних подступах к столице нашей Родины. Но тут неожиданно отозвался Антоха.
— Моя — дома, с мамкой уроки учит. Сейчас задают столько, что они вдвоем, до темна сидят, осилить не могут. — его голос показался мне совершенно гадким, от самодовольства, которое буквально распирало его.
— Ты знаешь, — продолжал он разглагольствовать,
— Мы тут с дочкой гуляли как-то во дворе, а ты заметь, мы свою, во дворе ни на секунду одну не оставляем. Либо я, либо мать, либо бабушка. Кто-нибудь обязательно с ней находится. Так вот, а она у меня сообразительная ужасно. — снова не без самодовольства добавил он.
— Подбегает ко мне и спрашивает:" Папа, а вот почему вы всегда со мной гуляете, а вот с Леночкой из второго подъезда, с ней, ни кто никогда не гуляет?" — спросила, и стоит глазками хлопает. — Он наконец-то закончил сбор своих пожитков, и замер на своем месте с сумкой на коленях. Вздохнул, и снова продолжил:
— Я ей отвечаю: «Это потому, что мы тебя очень любим» — она стоит, и смотрит на меня, задумалась, значит. И говорит: " Выходит, Леночку родители не любят?"

— «Выходит, что так» — ответил я ей. — и снова расплылся в этой своей, гадкой ухмылке.

Когда он закончил эту фразу, я даже не сразу понял, что произошло. Я пришел в себя только почувствовав, что вот-вот лопнет вздувшаяся вена, около моего виска. Я продолжал управлять машиной на автомате, и кричал, задыхаясь, не находя слов, изрыгал самые последние ругательства. Я кричал, о том, что у этой бедной девочки может одна единственная мама, как и у твоего сына, которого ты бросил много лет назад! Возможно, она разрывается на части, работая на трех работах, а по вечерам моя полы в твоем вонючем подъезде, что бы дать все, своей любимой дочери! И еще очень, очень много правды о его отвратительной натуре, выплеснул я в тот вечер. Я думаю что если бы мои руки не были заняты рулем, я бы обязательно набросился на него с кулаками. Так я его ненавидел в этот момент. Ведь мало того — сам стал законченным подлецом и эгоистом, он и ребенка растит, под стать себе…

Но вот гнев схлынул, я вновь смог дышать. До базы оставалось пару километров.

— Домой, пешком пойдешь. — прохрипел я, голоса не было совершенно. Обычно я его подвозил.
— Зачем пешком, на такси… — робко проговорил мой экспедитор.
— Ну на такси, главное я тебя не повезу. Понял? — я наконец-то глянул в его сторону. Он сидел побледневший, вжавшись в спинку кресла, высоко задрав сумку перед собою, как будто, защищаясь от моего взгляда. Но как ни странно, ни каких угрызений совести у меня не было.

На следующий день мы с ним повстречались, как ни в чем не бывало.

Я извинился. Проклятая натура. А он, теперь старается со мной не ездить.

Ну и слава богу.

Конец