60+

Это случилось. И девяностые минули. И всё же, чего боишься, то часто и случается. Лариса осталась без своего жилья; именно так — через свои невольные страхи жизнь и заставляет пройти. По какому недосмотру, что навряд ли, а скорее по злому умыслу, второй этаж деревянного дощатого дома сгорел, где она проживала тоже собственно не так давно, перебравшись из общежития, и не успела полюбить свой новый дом. Были подозрения, не было улик; и никто бы не стал разбираться в этом деле. Едва она въехала, ей предложили за меньшую в два раза сумму денег в сравнении с той, за которую она приобрела жильё, убраться из него. Прежний хозяин ловко провернул махинацию, словно предвидя, чем дело закончится, продав свои проблемы с соседями, и свалив подобру – по-здорову! Вопросы совести ему не докучали, сорвал банк, сделал ноги, разыскивать его и выяснять правду – матку – таких полномочий у неё не было. Полиция не стала бы разбираться. Всё списалось бы на несчастный случай. Трудно ли было поверить, что жильцы с первого этажа сами себя сверху пожгли? Но через некоторое время, теремок стал отстраивать сожжённый второй этаж именно силами жильцов первого, захватившего теперь и второй, имевших виды на него изначально. Бывший жилец второго, видимо, вовремя успел понять образ мыслей и действий жильцов с нижнего этажа. Именно они предлагали ей деньги за то, чтобы она убралась отсюда. Работая в сфере образования, и те средства накопить, за которые было приобретено жильё, было не просто. Переезд часто с пожаром сравнивают, но с чем можно было сравнить пожар сразу после переезда?.. сгорели все вещи, деньги ушли ещё раньше в оплату сгоревшего ныне жилья! Что ей оставалось делать? Радоваться, что жива; что избавлена хотя бы от хлопот оформлять документы — паспорт и не нужные теперь ключи от дома оказались при ней. Оставалось вновь пытаться вернуть комнату в общежитии, сразу занятую другими новосёлами, или согласиться пожить в доме престарелых, поменявшим вместе с адресом, стенами и название, ныне носящем имя «Дом Ветерана». Если раньше бабушки и дедушки жили в доме краснокирпичной купцовской кладки, замешанной по легенде и старинным рецептам на яичных желтках, теперь их дом выглядел стандартным кирпичным белым зданием с внутренней конструкцией планирования больничных корпусов с длинными коридорами. Или санаторно – курортных лагерей отдыха, с большими холлами, помещениями для столовой и библиотеки, оснащённой парой комплектов современных компьютеров; спортивного оздоровительного зала, со зрительным концертным залом – сценой и экраном для показа фильмов. В наличии были профилактические смотровые медицинские комнаты, и непосредственно комнаты для проживания одиноких людей, иногда больше напоминающие палаты. Вот и Ларисе предложили маленькую комнатку, в которой кроме встроенного шкафа, стандартной кровати, тумбочки и столика с парой стульев, несколько полок, одна из которых обувная и пуфика с внутренним пространством для какого-нибудь домашнего скарба, больше ничего не было. Готовить пищу, возможно было, на небольшой кухонке, которых имелось целых две на этаже, но ей разрешили пользоваться электрической плитой с двумя конфорками в комнате и электрическим чайником или нагревателем – кипятильником. Туалеты и душевые общественные, но с отдельными кабинками, за которыми досматривают работники, так что санитария вполне на высоте. От каких-то даже хлопот избавляли в этом случае, как вынос мусора, уборка унитазов и кухонь. Возвращаться обратно, словно побитой, проигравшей в празднике жизни, в общежитие, — и при этом получить ещё и не свою комнату с необходимостью ремонта и новыми соседями, не было желания. Выбора особенно тоже не было. Надо было продолжать жить и как-то заново устраиваться в жизни. Поэтому, понятно, как она оказалась в Доме Ветерана, в маленькой небольшой каморочке без удобств, но возможностью уединиться, поработать, почитать и выспаться. Человеку для жизни не так много надо, и он ко всему привыкает; к хорошему быстрей, правда. И легче было не думать, сколько всего было утеряно при переезде и после пожара особенно. Всё придётся зарабатывать с нуля. Приобретать вещи первой необходимости. Работать с интернетом, возможно было пока в библиотеке. Телефон был. А вот на ноутбук или компьютер стационарного пользования надо было уже накопить. Сейчас жизнь ей казалась такой непрочной после всего произошедшего. Но смотреть надо было только вперёд с надеждой и верой, потому что, сколько не оглядывайся – вернуть ничего невозможно, только прибавляло головной боли, что толку жалеть себя? Или книги, которые даже не распакованными в коробках, оставшихся от переезда, конечно, хорошо горели… что она больше всего жалела?.. когда её успокаивали, она говорила про котёнка, но ей сказали, что котёнок жив, спасся, какого-то даже пихали ей в руки; потом, когда уже, чуть отойдя от стресса, она пыталась его напоить молоком и плакала. Котёнка посоветовали отнести поближе к кухне. Потом за ним стали присматривать сразу несколько бабушек. Он мог лежать в холле первого этажа на батареях отопления или гулять во дворе вместе с отдыхающими. Короче, ему разрешили жить при Доме Ветерана, и он стал считаться общественной собственностью, но она всегда могла позвать его к себе и покормить, что она и делала вечерами, особенно пристально опекая его. А утром выпускала побродить во двор. Поэтому, он как бы считался и её котёнком, за которым она присматривала. Она плакала по книгам, и её отвели в уютную библиотеку; и оставили побродить руками по стеллажам и книжным полкам. Она гладила корешки классики и обняла полку с фантастикой. Читать сейчас она не могла, но почувствовала некоторое объединение с культурной средой, вырвать из которой человека к счастью не так-то просто, если он в этой культуре воспитан. Она чувствовала себя частью общего от человеческой культуры, и её это примиряло с потерей принадлежащих только ей томов энциклопедических знаний по разным областям сфер деятельности, сгоревших, словно не нужный хлам. О чём ещё можно было жалеть? О том, что человечество не идеально, и в погоне за собственными интересами, которые ставит превыше всего другого на земле, не щадит ближнего и дальнего? О том, что люди такие же, как её «поджигатели» следующим днём Знания приведут к ней в школьный класс учить детей своих премудростям знания и жизни? И она должна будет их любить, и объяснять не только свой предмет, но и учить совести, доброте и милосердию. Может быть, даже зная в лицо его маму и папу, умело забросивших факелом, горящую тряпку на палке, в открытое её окно? Любить их, чьи ближайшие родственники оставили без собственного жилья, одежды, книг, денег, сгоревшей мебели, постельного белья, посуды, альбомов, семейных фотографий; памяти детства, оставшейся в старых вещах и уцелевших с той поры игрушках! Да вы сами-то так сможете? Если смысл жизни шатается, и его необходимо заново восстанавливать?..
Конечно, её на некоторое время оставили в покое на работе; ещё и учёба не началась. Конец июля. Впереди август, месяц, за который она должна найти в себе силы реабилитироваться, и выйти в школьный мир с обновлёнными сердцем и душой, после полного апгрейда в жизни. Геймер овер. Геймер должен восстать из пепла фениксом – прекрасным и свободным во всех смыслах, не привязанным вещами и бытом, и даже любовью к тем, кто приходит в мир, приводимый грешниками, чтобы выкупить их грехи своими жизнями, правдами или ещё больше усугубить семейную карму новыми прегрешениями.
Можно было, сколько угодно страдать, а можно было пытаться облегчить жизнь тех, кто оказался, волею судеб или случая рядом, и лечить собственную душу, устраивая себе маленькие праздники – читая книги, просматривая фильмы, общаясь с котёнком, оказывая небольшие услуги нечаянным соседям или обратившимся к ней людям. Особенность таких заведений в том, что здесь все на виду, и от внимания уйти совсем уж невозможно. Её позвали в действующую группу здоровья, из молодящихся бабушек в основном, занимающихся физкультурными упражнениями, но в группе помимо тренера был и мужчина. Занятия проходили по утрам и вечерам, в виде лёгких разминок на стадионе, в парковой зоне Дома Ветерана. Местная докторша настоятельно рекомендовала физический труд или физические упражнения, которые должны были снять последствия стресса, и помочь пройти реабилитационный режим быстрее и эффективнее. Бабушки охотно призвали её к себе; посчитав, что это поможет всем; и ей принять новый режим жизни, и им будет полезно, так как внесёт разнообразие в их повседневный круг хлопот. А они и в самом деле, не валялись целыми днями на диванах, а продолжали и после достижения пенсионного возраста вести активный образ жизни, и давать нагрузку своим ногам, и дело – рукам. Сами находились на подъёме, всё же им было приятно пережить новоселье, сменить старый дом на современный с евроремонтом и столькими функциональными помещениями для массовых собраний. Они, словно спешили оправдать, что не зря были потрачены средства на оборудование современных помещений, спортзал и зрительный, профилактической комнаты и библиотеки. Они спешили жить и наслаждаться каждым днём, живя, как и она в небольших комнатах; питаясь, как и она, либо приготавливая еду на кухонках, либо принимая пищу в столовой. У неё тоже был такой выбор. Позже она стала посещать её, экономя час для других приятных дел, который она всё равно бы потратила на приготовление пищи. Они читали книги. Она тоже потихоньку втягивалась в процесс чтения. Они пели в общем хоре, горячо обсуждая, насколько правильно и чисто было исполнение в этот раз. Пытались зазвать и её. Она отказалась, ей не хотелось петь через силу, душа не пела, страдала, болела. По вечерам они собирались в общей комнате или зрительном зале, чтобы продолжить культурное общение между собой. Она предпочитала уединиться в комнате с котёнком, книгой, просто лежать без сил, да и засыпала быстро, организм по-своему отреагировал и брал реванш в долгом сне. Если в Дом Ветерана приезжали с концертом или спектаклем – бабушки все как один шли смотреть концерт или спектакль. Она косилась из дверей и проходила мимо. Театральное действие не завлекало её, слишком чувствовались условность, неправда, ложь. Если приходили с художественным чтение поэты и писатели — бабушки с удовольствие м присутствовали на встречах с ними как читатели; хотя навряд ли раньше слышали о выступающих. Лариса, если даже иногда попадала на подобные мероприятия, до конца не досиживала; садилась с края, и потихоньку уходила, как только слёзы подступали к глазам, к горлу подкатывался ком, голова начинала болеть и преследовали тошнота и давление в ушах. Она сама не горела, на пожаре не присутствовала. Только с опозданием, когда соседи с нижнего выставляя себя героями, тарахтели в уши, «что давали деньги – надо было ехать!» и обзывали дурными словами её, как виновницу происшествия.
Трудно было совсем не думать о происшедшем, особенно когда всё так проявлялось на физическом плане за внешним совершенно иным происходящим: кто-то пел, кто-то читал, кто-то мечтал, рассказывая о ближайших планах. Ларису тошнило, ей казалось, что она живёт не в Доме Ветерана, а скорее в сумасшедшем Доме! Но на группу здоровья она сходила несколько раз. Потом решила, что больше не пойдёт, но тренер как раз умудрился растянуть лодыжку, и нужно было заменить его. Конечно, она не очень помнила все упражнения, и не была учителем физкультуры, о чём сразу и сказала; но бабушки были особенно настойчивы. Оказывается, они уже упросили разочек провести занятие единственного мужчину, посещавшего группу. Разочек он провёл, но потом отказался. Ему не понравилось быть на виду, когда все двадцать бабушек одновременно на него смотрят и подначивают, учат, как правильно делать зарядку. Он с облегчением вздохнул, когда и ему нашлась замена. — «Это ничего, что вы упражнения не помните, мы-то помним, мы Вам их сами покажем! Вы главное нас возглавьте! Молодая! Красивая! И мы подтянемся, глядя на Вас!» Она, конечно, понимала, что её, таким образом, реабилитировать стараются, вернуть к активной жизни, интерес пробудить, но что же ей за это надо было на всех обидеться и своё «фу» показывать? Несколько занятий провела, и неплохо пошло! С её подачи, упражнения поменялись, и бабушкам её комплекс гимнастики даже больше понравился! На потягивания мышц, плавное сгибание и разгибание рук и ног. Это, казалось, уместнее, чем просто бег с прыжками и резкими взмахами и присядками того и другого. Они стали просить её остаться на добровольных началах возглавить их «девчоночий коллектив» с единственным мужчиной, который чуть не сбежал, узнав, то его поначалу физруком выбрали. Администрация пообещала даже полставки похлопотать или ставку подкинуть, как тренера «группы здоровья 60+» или должность организатора досуга ей предложить позже пообещали, как постоянно проживающей, благо образование позволяло. В общем, взялись хлопотать о заработке и месте рабочем при Доме ветеранов. Оставалось только с интересом определиться. И подумать, куда этот дополнительный заработок помещать, чтобы второй раз «не сгорел». Стала Лариса замечать, что и те немногочисленные мужчины, что в Доме Ветеранов жили или работали, своё внимание ей оказать пытаются, ненавязчиво, словно в поддержку! То букетик простой в двери найдёт из колокольчиков и ромашек. А как кушать за столиком стала в столовой, букетик из белого шиповника стал появляться. А если не весь букет, то цветок! Только автора послания вычислить, никак не удавалось. Но это чувство простого внимания вызывало щекотку в носу, и слёзы на глазах. Она забирала букетик или цветок с собой, и была благодарна за такой простой знак внимания и поддержки к себе. А однажды она увидела, кто это делает. Этим человеком оказался незнакомец с поджарой стройной фигурой и начинающей красиво седеть шевелюрой. Она ничего не знала про него. Но не дала ему, засмущавшемуся, что его застали с цветами, предназначенными ей, и попытавшемуся уйти, это сделать. — «Может, вы уже мне их в руки отдадите, если, конечно, они, действительно, мне предназначались?» — «Да, конечно, Вам!» — «Ну, может, нам стоит хотя бы назвать свои имена, познакомиться, так кажется, это называется?»
И они познакомились, разговаривали, а потом договорились встретиться другим, следующим днём и продолжить знакомство. И Лариса уже знала, что завтра тоже будет день, который принесёт что-нибудь неожиданное, полезное, приятное, познавательное, интересное и новое в её дни, наполнив их сочувствием, пониманием и заботой… что жизнь не кончилась с пожаром! Что жизнь не измеряется лишь с трудом заработанными вещами, и даже единственно лишь крышей над головой! Что ценности в жизни, действительно, могут быть разными – живыми душами котят и книгами с сокровищами знаний, тёплым вниманием и неподдельным интересом людей, дружеской поддержкой и любовью… слёзы ещё выступали на глазах, и ком, бывало, подкатывался к горлу; и не пропали, совсем, головные боли и тошнота с давлением на ушные перепонки; но продолжились встречи, взаимопомощь и обязательства человеческих отношений. И как она увидела, жизнь за границей «шестьдесят плюс» тоже не кончается. Ветераны показали ей пример стойкости и воли! Дали урок доброты и внимания!
«Шестьдесят плюс» — это тоже рубеж и «большой пожар»; и переоценка ценностей, особенно, кто не в родном доме, не с любящими родственниками; но продолжает искать в этом мире родственные души, оставаться нужным другим; быть в радость людям, и жить полной грудью в своё удовольствие, считаясь со своими интересами и интересами других…
Жизнь не кончается даже после пожара! Даже в «шестьдесят плюс»! Жизнь, как бы парадоксально это не звучало, снова начинается – обновлённая, равная обратному отсчёту! Ноль – шесть – плюс неделя, плюс другая! Жизнь продолжается! Течёт. Вносит коррективы. Обгоняет саму себя. И ты всё ещё можешь быть нужным, полезным, увлечённым и интересным другим! Ты можешь помогать людям! И люди тебе обязательно помогут!
Ветераны! Они до сих пор сдают свои зачёты. Бегут кросс жизни. Каждым днём побеждают себя — инертного и немощного. Побеждают слабость тела силою духа! Показывают нам пример стойкости и воли к жизни! Даже в «шестьдесят плюс»!