Апельсин или хочешь я стану твоей мамой

В то время я лежала со своим первенцем в городской больнице. Был холодный ветреный март 1982 года… В нашей палате, кроме нас с сыном, лежала еще одна мамочка с ребенком и два маленьких «брошенных» ребенка, так их называли в больнице. Одному из них было чуть больше года, звали его Алешкой, другому Коле около трех. Моя соседка по палате Марина с полуторагодовалым Ромкой оказалась из семьи военнослужащих, толстощекая, полная, но еще молодая женщина, мне сразу не понравилась. Улыбка у нее была какая-то неискренняя что ли. Недаром говорят, что «улыбка человека – это зеркало его души». Бывает по жизни такое, встретишь человека, первый взгляд, первое впечатление, и все – не нравится, ты хоть что делай. Первое впечатление о человека бывает и обманывает, но очень редко. Чем-то была неприятна эта женщина. Может из-за того, что не очень хорошо относилась к этим «брошенным» деткам, как-то брезгливо, с отвращением. Позже я узнала и о своих соседях-подкидышах. Они действительно оказались подкидышами.
Алешка – маленький, кривоногий малыш с цепкими колючими глазками. Рассказали, что родила его женщина — алкоголичка и оставила в роддоме, написав отказ. Мальчишка сначала лежал в роддоме, потом он заболел, его перевели в больницу, где ему пришлось переболеть всеми болезнями, которыми только может переболеть ребенок, да не по разу. В детдом переводить не торопились. Зачем, здесь лежали мамочки со своими больными детьми, им ввели в обязанности ухаживать и за «брошенными». Хочешь или не хочешь, а ты была обязана смотреть за ними, конечно, не всегда это было приятным. Алешка, например, совсем не ходил, а только ползал. Ноги его были кривые от рахита, за это ребятишки прозвали его кавалеристом. Если его выпускали на пол поползать, он так быстро уползал куда-то, что его подолгу не могли найти. Находили где-нибудь под соседней кроватью или за каким-нибудь углом вечно что-то жующим. Ему было год и три месяца, он совсем не разговаривал, много и жадно ел, хотя был худой и маленький, ходил под себя. Если не успевали убрать, съедал с жадностью и свой кал. Но никогда не хныкал и не плакал, уставившись своими маленькими глазками, часто сидел молча, без движения, уставившись в одну точку.
Другому мальчику Коле было три года. Его тоже бросили, но не с рождения. Год назад в одну сельскую больницу привезла его молодая женщина, гостившая у родственников в селе. Задыхающегося, с высокой температурой она оставила его в больнице со словами:
— Выздоравливай, сынок, скоро за тобой приедет папа, — и исчезла.
Позже в вещах нашли документы и просьбу матери забрать ребенка в детский дом, так как она «больше кормить не может». Отца у Коли по документам не было. Мальчик долго болел, затем ему стало хуже, и его перевели в городскую больницу, так как начали оформлять в местный детский дом. Ведь оказалось, что родился и жил мальчик до отказа в городе. Здесь Коле повезло, весь персонал больницы принял его с душой. А одна санитарка, уже немолодая женщина, сильно привязалась к ребенку. Да и как можно было не любить Колю!? Тихий, спокойный, молчаливый, он никогда никому не мешал, наоборот, старался помочь. Кто-то ему сказал в больнице, так без всякой задней мысли, что скоро за ним придет папа, и мальчик ждал. Часто он сидел у окна задумчивый и молча смотрел на улицу. Глаза его были такими грустными, что сжималось сердце от жалости. Его любили все: и дети и мамочки. Если капризничал чей-то ребенок, Коле стоило только подойти к нему, и тот замолкал. Я сама однажды в этом убедилась. Мы проветривали палату и вышли в коридор с детьми. В это время медсестра оформляла только что поступившую женщину с годовалым ребенком. Ее позвали в процедурный кабинет, сдать кровь из вены на анализ, и она попросила меня подержать спящего ребенка. Мамочка что-то замешкалась, а ребенок проснулся и заплакал, я растерялась, но тут рядом оказался Коля. Он протянул свою ручонку к головке мальчика, шепнул ему что-то на ушко и тот затих. На плачь в это время подбежала мамочка, увидев, что ребенок улыбается, удивилась:
— Вы знаете, он кроме меня никого не признает, извините, — она с благодарностью взглянула на Колю. – Спасибо, сынок! – Коля вздрогнул и застыл, в глазах навернулась слеза. Женщина присела возле Коли на корточки. – Что с тобой? Родненький мой! Кто обидел тебя? – Она погладила его по голове и ласково вытерла слезу на его щеке. – Я не позволю никому тебя обижать, – и она прижала головку мальчика к своему плечу. Вокруг стояла гробовая тишина, Коля боялся шевельнуться, а его губы шептали:
— Ма… ма… — Женщина ничего не понимала. Вокруг все стояли в каком-то оцепенении. Зато с другого конца коридора уже мчалась баба Дуся спасать своего Колю.
— Что? Кто? – Смахивая слезы со щек мальчика, всхлипывала старая санитарка. – Сколько его знаю, не видела, чтобы он плакал. Обидел кто? Ух, я им! – И она погрозила всем своим маленьким кулачком.
— Да никто его не обижал, — вмешался подросток лет десяти, — увидел эту тетку и заревел…
Баба Дуся быстро увела Колю из коридора. Новенькая не могла опомниться. Тут я ее успокоила и рассказала о Коле все, что сама знала. Она слушала меня внимательно, не перебивая, долго молчала, покачивая головой, но тут раздался шум из нашей палаты. Очень громко кричала Марина. Когда мы сбежались на крики в палату, ужаснулись. Большая толстая Марина изо всех сил колотила Алешку. Тот сжался в комочек, прижался в углу, маленькой ладошкой закрыл свою голову, а другой прижимал к груди обкусанный ярко оранжевый апельсин.
— Как ты посмел, вор, змей ползучий. Мало я за тобой убираю. – Кричала Марина, шлепая мальчика по лицу, по голове.
— Не смей! – Первой опомнилась новенькая и бросилась на Марину. Она ловко оттащила женщину от испуганного мальчика одной рукой, держа на другой своего малыша, и закрыла его собой, встав между разъяренной женщиной и мальчиком. – Опомнись! Как ты смеешь бить ребенка? Фашистка! – Лицо ее стало свинцовым от злости. Марина не замолкала, тогда та резко скомандовала. – Отойди сейчас же от ребенка, не то, я за себя не ручаюсь.
— Кого ты защищаешь, этого, урода? – Кричала Марина. – Этот… украл мой апельсин…- пыталась оправдаться большая Марина, размахивая руками.
— Отойди от ребенка. – Опять зло повторила новенькая, не отступая ни на шаг. Глаза ее бешено смотрели на Марину.
— Спокойно, спокойно, расходимся, товарищи… расходимся… — успокаивала всех подбежавшая медсестра. На шум сбежалось все отделение. Прибежала даже заведующая.
— В чем дело? Что случилось?
Позже выяснилось. Накануне муж Марины из Москвы привез апельсины и принес их в больницу. В те года апельсины были редкостью в наших провинциальных городках. Привозили их обычно из Москвы или продавали в военных городках. Марина угостила всех детишек по маленькой дольке, кроме Алешки. Она терпеть не могла этого «брошенного» мальчика, обзывала его по-всякому. Чертыхалась и ругалась, когда была ее очередь убирать за Алешкой мокрые пеленки. Моему сыну тоже досталась маленькая долька апельсина, но я не могла принять ничего от этой женщины, да и сыну моему нельзя было кушать апельсины. Я отдала тихонько эту дольку Алешке. Когда у мальчика оказалась эта долька, он очень долго ее рассматривал, лизал, обнюхивал, а потом мгновенно проглотил. Видимо, он высмотрел, куда Марина сунула второй апельсин. Он весь вечер был тихим и просился на пол поползать. А сегодня, когда мы все вышли в коридор, чтобы проветрить палату, он каким-то образом уполз назад в палату. Он все-таки дополз до Марининой кровати, вытащил из-под подушки спрятанный апельсин и начал есть его прямо с кожурой. За этим и застала его Марина и устроила самосуд. Узнав такое, все очевидцы были возмущены поведением Марины, и никто не захотел даже лежать с ней в одной палате. Пришлось администрации выписать ее из больницы с не долеченным ребенком. Да она и сама, чувствуя угрызения совести, если это можно было так назвать, захотела сразу уйти. Когда она покинула больницу, апельсин у Алешки так и не отобрали. Он целый день просидел в своей кроватке. Я пыталась объяснить ему, как едят этот фрукт, но он так и не выпустил из рук свое отвоеванное чудо. Очистить его он так и не дал, наигравшись, сунул под подушку и сладко уснул, улыбаясь во вне. На этом тот день не закончился.
Вскоре все страсти улеглись. Уснули и мои детки. Вскоре в палату заглянула новенькая. Мы вышли в коридор, присели и разговорились. Маша, так звали эту храбрую женщину, начала издалека. Рассказала немного о себе, что росла с тетей. Родителей не помнила, они были геологами, погибли в горах, когда ей еще не было и трех лет. Что приехала она с мужем военнослужащим в наш городок совсем недавно. А потом как будто про между прочем спросила:
— Вы давно лежите в этой палате? С Колей? Ну, с этим мальчиком?
— Да вот уже неделю.
— Я хочу поговорить о нем. Что он за мальчик?
Мне показалось, что я начала понимать, что ей нужно от меня. Я еще раз рассказала ей все, что знала о Коле, рассказала какой он умный, заботливый, добрый мальчик. Женщина очень внимательно слушала каждое мое слово.
— Простите, конечно, но зачем вам это? – Вдруг неожиданно спросила я.
— Видите ли, у нас с мужем больше не может быть детей, так получилось. – Начала свой рассказ Маша.- У нас десять лет не было детей. Мы уже смирились, хотели взять из детского дома сразу двоих. Один, сами понимаете, есть один. И тут бог услышал наши молитвы и подарил нам Максимку. Мы его очень любим, к сожалению, мне больше нельзя рожать, приговор врачей суров. Сын для нас и так дар божий. Но у меня самый замечательный муж на свете, он сказал, что через годик, мы обязательно возьмем еще одного мальчика из детдома. Максимка очень болезненный ребенок, подрастет немного и тогда… Но сегодня я поняла, что я не буду ждать еще один год, я хочу забрать Колю. – Она произнесла это имя с такой любовью, что я невольно улыбнулась. – Да, мы усыновим Колю. Когда я его первый раз увидела, у меня в душе как будто светлее стало, понимаете? Я поняла, это мой ребенок… Вы понимаете меня?
— Я… конечно… понимаю… — начала я. – Но вы все-таки хорошенько подумайте. Ребенка усыновить… Это же не куклу в универмаге купить. Это же на всю жизнь… как своего… до конца…, — я не знала, что еще говорить и как. Меня поражала это женщина маленькая, хрупкая, но такая отважная, сильная, мудрая. Я верила ей, у нее все получится.
— Я, конечно, понимаю, — как будто оправдывалась она, — вы думаете, я об этом не думала? Десять лет только об этом и думала. Мы с мужем несколько раз ездили в детские дома, но ни разу у меня так не прыгала душа… Я боюсь потерять его.
— А муж? Он ведь не видел мальчика, — не отступала я.
— Муж мой так доверяет и так меня любит, и я его люблю. … Он сказал сейчас по телефону: «Как ты скажешь, так и будет. Подумаешь годом раньше, справимся».
— Так вы ему все рассказали?
— Я сразу ему все рассказала еще утром, когда это случилось. Он приезжал, мы говорили очень долго.
— Господи! – Только и смогла на это ответить я.- Слушайте, Маша, а пойдемте к бабе Дусе. Она сегодня дежурит, она Колю опекает, она что-нибудь да скажет.
— Я уже и с ней говорила.
— Как? – Моему удивлению не было конца.- И что же она?
— Она пыталась оформить опекунство на Колю, но ей не разрешили, стара и так далее. Она испугалась сначала, когда я сказала, что хочу усыновить Колю, но когда узнала, что мы живем рядом и разрешим им общаться, успокоилась. Но здесь есть но… Колю через три дня выписывают и отправляют в детский дом и далеко.
— Надо поговорить с заведующей, с главным врачом, надо задержать отправку.
— Да, завтра мы с мужем идем к главврачу, времени совсем нет.- В это время Машу позвала Баба Дуся, и она заторопилась. – Вы не сможете побыть завтра с моим Максимкой. Я об этом хотела вас просить. У меня так мало времени.
— Конечно, вы не беспокойтесь, мы с Колей заберем Максимку.
— Спасибо, извините. – Она доброжелательно коснулась моего плеча, улыбнулась и убежала со словами. – Я сегодня не смогу, наверное, уснуть.
Я смотрела ей в след и думала: «Как у нас еще много хороших и добрых людей. Дай бог, что бы у нее все получилось. … У нее обязательно все получится». В ту ночь я тоже не смогла уснуть.
На следующий день Маша с самого утра оставила у меня Максимку и убежала. Коля до самого обеда возился с мальчиком. Они играли, смотрели книги, Коля наизусть читал стихи. За ними интересно было наблюдать. Алешка – непоседа и то присмирел. К обеду Маша пришла расстроенная, я ничего не стала спрашивать. Она присела возле ребят, то и дело гладила обоих по головам и приговаривала: « Все будет хорошо, все будет хорошо!» В тихий час она опять ушла. До самого ужина ее не было, я переживала за них. Коля тоже что-то чувствовал, а однажды спросил:
— У мамы Максима что-то случилось?
— Да ничего страшного,- успокаивала его я, — давайте я почитаю вам.
— Да я эти книжки наизусть знаю.
— Правда?
— Меня баба Дуся учила. Бабуля много знает сказок. А еще она сказала, что скоро за мной придет папа.
— Обязательно придет.
— А тетя Марина сказала, что вы все врете. Она сказала, что я подкидыш и меня бросила мама.
— А ты не верь тете Марине. Все у тебя будет хорошо, вот увидишь. – Я присела рядом с ним, все боялась, что он заплачет. Но он как будто угадал мои мысли.
— Не бойтесь, я не буду плакать, — и уже шепотом продолжал, — я знаю, что меня бросила мама. – Он приставил указательный палец ко рту и добавил. — Только больше никому не говорите, ладно?
Я молча кивнула. Нас позвали ужинать. Максимка потянулся к приближающейся Маше.
— Ну, как?
— Еще не известно, — она устало улыбнулась.
Прошло несколько дней. Мой сын шел на поправку, нас обещали выписать через пару дней. Впервые в жизни я не торопилась уходить из больницы. Новость быстро облетела отделение. Кто-то сочувствовал, кто-то усмехался, кто-то недоверчиво покачивал головой, но никто не остался равнодушным. Маша добилась, Колю не отправили в детский дом. Однажды в тихий час в палату пришел ее муж Алексей. Высокий, сильный с добрыми веселыми глазами, как у Максимки. Он стоял возле Колиной кроватки, крепко обнимал Машу за плечи и, улыбаясь, смотрел то на спящего Колю, то на свою счастливую жену.
— Вы извините меня, но я все не решаюсь спросить, как у вас дела?
— Все нормально. Все решится завтра. Это все он, — и Маша гордо кивнула на мужа, — если бы не он. Тут подключились коллеги, штаб округа…
— Да, побегать пришлось, — улыбнулся муж. – Если бы не ты… если бы не ты… — и уже обращаясь ко мне, добавил. – Я ее много лет не видел такой счастливой.
— Молодцы, ребята! – У меня больше не было слов.
А на следующий день Маша прибежала ко мне испуганная и заплаканная.
— Я все испортила, я все испортила, — чуть не кричала она.
— Да, в чем дело? Что случилось?
Маша со слезами начала рассказывать, что ей пока запретили общаться с Колей. А тут в столовой у Максимки упала ложка, Коля принес чистую ложку, а Маша поблагодарила словами: «Спасибо, сынок!» Коля от этих слов вздрогнул и сказал: « А ты не моя мама». Тут Маша не сдержалась и спросила: «А хочешь, я буду твоей мамой?» Коля застыл, открыл широко глаза и быстро убежал, и его уже полчаса не могут найти.
— У бабы Дуси он наверно, — успокоила я Машу. – И ничего ты не испортила, перестань плакать. Пойдем, поищем вместе.
Мы разделились, первой Колю нашла я. Он был у того окна, выходящего на центральную улицу. Я часто видела его у этого окна. Коля стоял у окна и смотрел на улицу и даже не обратил внимания на меня.
— Солнце какое сегодня яркое, значит, скоро весна. Смотри, как воробьи в луже купаются.
— Они давно здесь купаются.
— Вот скоро птицы вернутся, деревья листвой покроются, снег растает.
— Я знаю, все птицы весной домой возвращаются.
— Вот и ты скоро домой вернешься.
— Она сказала, что хочет быть моей мамой.
— А ты? Ты хочешь? Маша будет хорошей мамой.
— Максимка у нее смешной… плакса… У него животик часто болит.
— Откуда ты знаешь?
— Не знаю. … Просто знаю и все…
После тихого часа Маша предупредила меня, что будет сюрприз, а какой не сказала. И вот после сна принесли передачи от родных. И вдруг Коле подают коробку конфет. Мальчик удивленно посмотрел на меня и растерянно замотал головой.
— Вы не ошиблись? – Спрашиваю я улыбающуюся женщину.
— Тебе это, тебе. Там еще записка… — санитарка не успела договорить.
— От папы, — еле слышно прошептал Коля.
— Давай я прочту, — мальчик недоверчиво протянул записку мне, но меня опередила вошедшая в палату Маша.
— А можно я прочту тебе записку от папы?
Коля протянул записку Маше. Она прочитала вслух.
— «Здравствуй, сынок, выздоравливай поскорее, а то я очень соскучился. Скоро заберу тебя домой. Твой папа». Записка закончилась, но мальчик ждал продолжения. Он переводил глаза то на записку, то на Машу.
— А сейчас подойди к окну, я покажу тебе папу.
Несколько секунд Коля колебался, потом медленно подошел к окну. Его подняли на подоконник. Все любопытные ринулись к соседним окнам. На улице стояло несколько мужчин, мужа Маши среди них не было. Маша забеспокоилась. Коля стоял, как вкопанный, боясь шевельнуться. Наконец показался и Алексей.
— Па па… — тихо прошептал Коля.
— Где? Который?
— Военный солдат – это мой папа… — Коля пальчиком ткнул в запотевшее стекло и улыбнулся.
— Надо же узнал… сам…
Их выписывали на следующий день. Какой переполох с утра был в больнице. Нас с сыном тоже выписали, но мы не спешили уходить, сидели в вестибюле и ждали, когда выйдет Маша с ребятами. Весь персонал больницы высыпал на улицу, все ждали. Такому собранию народа позавидовал бы наверно сам президент. И вот спускается Маша вниз. На руках у нее был Максимка, а за руку она держала Колю. Он был спокоен, весь в ожидании. Дверь распахнулась, мое сердце сжалось и начало отчет: раз, два… Вокруг стояла такая тишина, что, казалось, даже птицы перестали петь. И в этой тишине раздался голос Алексея:
— Здравствуй, сынок…- оглянувшись назад и взглянув на замешкавшегося Максимку, которого мать отпустила с рук к отцу, Коля понял, что он обращается к нему.
— Папа, — вскрикнул он и, разбежавшись, повис на шее Алексея, — папочка, папа… я знал, что ты придешь за мной… — он прижался к щеке отца, у которого текла слеза. Смахивая слезы, повторял. – Не плачь, я нашелся, я больше не потеряюсь.
Все стояли молча, кто улыбался, а кто и, не стыдясь слез, откровенно плакал. И в этой тишине раздался плач Максимки.
— Папа, папочка, — и не успели опомниться, как он тоже оказался на руках отца. Алексей держал на руках обоих сыновей и счастливо улыбался. Смеялся и Коля. Как же он красиво улыбался наш Коля. Баба Дуся уткнулась мне в плечо и горько заплакала.
— Не плачьте Евдокия Ильинична, — успокаивала я ее, — видите, как счастлив Коля.
— Неужели я его больше не увижу. У меня больше нет никого на этом свете. Коля да «брошенные» детки.
— Как не увидите. Маша замечательный человек. Вы будете видеться, обязательно. Все будет хорошо.
— Вы думаете?
— Я знаю, все будет хорошо…
Может быть, я никогда бы не вспомнила этот случай в моей долгой жизни, случайным свидетелем которого я стала. Тогда молодая, я не понимала смысла такого поступка Маши с Алексеем. Это потом, когда похоронив первенца через год после этого случая и родив еще трех детей, я поднимала их одна, задумалась вот о чем. Семья – это великая сила. Это неиссякаемый источник жизненных сил для человека. Без семьи, без детей в жизни нет полного и истинного счастья. Коле, конечно, повезло, как никогда и никому в жизни. Он встретил замечательных людей, которые станут для него настоящими родителями. Он вырастет, станет доктором, инженером или еще кем-нибудь, просто он станет счастливым человеком, у которого есть папа, мама, брат – так должно быть… Но что случилось с этим несчастным Алешкой с ярко оранжевым апельсином? Где его счастье заплутало? Что ждет его в этом жестоком мире? Детдом, потом ПТУ в лучшем случае, армия, семья или очередная кража, тюрьма, вечное скитание…
Жизнь – такая длинная и такая короткая штука. Мы встречаемся и расстаемся, наши судьбы пересекаются и расходятся. Иногда расстаемся, а потом жалеем, что больше не свидимся. Так и я. Очень долго я помнила Машу с Алексеем, но жизнь нас развела на целую вечность. Но я заметила такую малость, если очень захочешь, например, встретится с кем-нибудь из своей прошлой своей жизни. Ты начинаешь думать, вспоминать и каким-то чудом рано или поздно приходит информация об этом человеке. Случайно или как-то иначе, это не важно. Самое главное, совсем недавно я узнала о дальнейшей судьбе Маши и ее семьи. Из интернета…
На мою страничку в интернете однажды появилась немолодая уже женщина с вопросом: «Мы не знакомы»? Я не обратила внимания. Прошло тридцать лет после того хмурого марта, откуда я могла сразу вспомнить этого человека, прошла целая жизнь. На следующий день гостья настойчиво повторила: «Вы помните март 1982 года. Городская больница. Два «брошенных» мальчика в вашей палате»? Вот тогда я и вспомнила тот случай, который поведала я вам выше. Что тут было со мной, господи! Как же я была рада этой встрече. Мы стали переписывать по интернету. Вот тогда я оценила воистину это человеческое изобретение – интернет! Мы нашли друг друга через тридцать лет, не помня ни фамилий, ни имен, ни места жительства.
Маша рассказала мне о своей жизни после того мартовского дня…
Вскоре после усыновления Коли, семью перевели в Саратовскую область, в город Балаково. Алексей отслужил двадцать пять лет, а в девяностые уволили из армии за ненадобностью. Семья бедствовала, перенесла много бед, оставшись без жилья, без работы, без средств к существованию. Так жила тогда вся страна, но семья Маши выжила в этом кошмаре. Правда, Алексей умер в 2005 году от инфаркта, но успел для семьи сделать невозможное. Он построил дом, посадил сад и вырастил трех сыновей. Когда я услышала об этом, я удивилась.
— Маша, у тебя трое мальчиков?
— Да, ты ведь ничего не знаешь. Мы усыновили еще одного мальчика. Принимай фотографию моих сыновей. – На экран дисплея на меня глянули три улыбающиеся молодых лица. В двух из них при пристальном рассмотрении я бы узнала Максимку и Николая, а вот третий. – Кто третий?
— Ты не поверишь, — смеется Маша, — и не узнаешь? Это же Алеша – второй «брошенный» мальчик из твоей палаты номер пять.
Я не могла поверить своим глазам. Конечно же, это Алешка, Алешка, прижимающий к груди ярко оранжевый апельсин, сердитый, насупившийся, молчаливый с колючими зелеными глазами. Боже! Как же! Маша продолжала свой рассказ:
— Мы выписались из больницы тогда, муж служил, Коля и Максимка пошли в детский сад, к нам переехала жить Евдокия Ильинична, она заменила нам бабушку, ведь судьбы у нас с Алексеем одинаковые, мы росли без родителей. Я вышла на работу, мы построили большой дом, но у меня из головы никогда не выходил оставшийся в больнице «брошенный» Алешка. Как-то в разговоре с Евдокией Ильиничной я вспомнила об Алешке, и она рассказала мне правду об этом мальчике.
Алкоголиков в их семье не было. Был пожар в деревне, леса тогда горели. Отец Алешки погиб при тушении пожара, а мать в родах Алешки умерла, роды были преждевременные. Мальчика сначала взяла какая-то дальняя родственница, вот она и выпивала. Взяла из-за копеек, которые давали тогда на Алешку. Его не кормила. Соседи случайно обнаружили его истощённого, умирающего и привезли в больницу.
После этого рассказа я весь вечер не находила себе места. Ты помнишь, как было с Колей. Я заболела, но говорить мужу боялась. Он и так делал для меня все, что я захочу. И вот однажды я осмелилась намекнуть о третьем ребенке. Ты знаешь, Алексей так просто сказал: «Замечательно, возьмем третьего, справимся».
Ты не представляешь, я была тогда самая счастливая на свете. Моя семья приняла это известие спокойно, но тут начались проблемы, Алексея не могли долго найти. Его несколько раз переводили из одного детдома в другой.
Наконец, мы нашли его спустя год, тогда ему уже было три, как моему Максимке. Но какое было мое изумление, когда я узнала, что Алешка родился в тот же день, как мой Максимка. Так в моей семье появился третий сын…
— Ты великая женщина, Маша! – Что я еще могла сказать этой маленькой хрупкой, но такой сильной и мудрой женщине. Я восхищаюсь ею, ее поступком, не побоюсь сказать, подвигом. Три счастливых улыбающихся лица с фотографии. Коля стал детским врачом, у него трое ребятишек и замечательная жена. Максим и Алексей окончили военное училище, служат, как их отец. Оба женаты, у них по двое ребятишек. Евдокия Ильиничне восемьдесят пять, живет она с ними в добром здравии. Маша рассказывала, что у нее большая дружная семья, нет только Алексея, но он всегда рядом с ними. Пока есть такие семьи у нас, Россия будет жить!..