Маяковский и малярия

Памяти В.В. Маяковского
(85 лет со дня смерти)


Шёл 2051 год. Весна! Таджикистан – юг страны. Солнце шпарит во всю! У школьников выпускные экзамены – важная веха в их жизни. Днём стоит такая жара, что мозги плавятся и готовиться к экзаменам, ужас, как трудно. А Лара Азамова ученица 4ой женской школы – малярик. Она уже девять лет болеет малярией. В те годы это была довольно распространённая болезнь: с ней боролись, разными способами уничтожая комаров, а также профилактическими кормлениями школьников акрихином.
Приходили в школы, проходили между партами с графином воды, клали в открытые рты таблетку и наливали воды, чтоб запили. Не доверяли школьникам самостоятельно принимать пилюли. Через определённое время процедура повторялась. Так что среди школьников, во всяком случае, в этой школе в весеннее время никто болел, Никто, кроме Лары. Этой девочке акрихин не помогал. Её лечили акрихином постоянно. Уже тело приобрело желтоватый оттенок, но приступы малярии периодически возобновлялись.
Всё началось в 1942ом году. Когда началась война, её маму перебросили на работу в регион на самом юге Таджикистана, на границе с Афганистаном. Там комаров было видимо – невидимо. В том числе и малярийных: огромных с длинными лапками и узкими длинными крылышками. Другие комарики приносили много неприятностей: кусая, они вызывали зуд, и образовывались шишки. От малярийных комаров таких неприятностей не было, но их укусы, незаметные в целом, вызывали заболевание малярией – лихорадкой.
Вообще-то, справедливости ради, надо сказать, что не все малярийные комары заражают людей, а только те, что сами заразились, то есть когда-то напились крови у больного малярией человека. Просто у них какая-то способность беречь заражённую кровь довольно долго, чтоб передать потом её человеку. Она, то есть, малярия действовала на человека по-разному: могла трепать через день, могла через два дня на третий, могла быть ещё и крапивной, то есть высыпала сыпь, как при кори, которая отчаянно зудела. Эта разновидность малярии особенно мучительна. Лару и этот вид малярии не миновал.
У Лары было тяжёлое детство. В 1937 году её семью, как и многие другие, настигла беда: был арестован отец как враг народа, мама как коммунистка, потерявшая бдительность, не разглядевшая в своём исключительно преданном партии и Родине муже, врага. Так что, ей, четырёхлетней крохе, пришлось почти два года провести в тюремном детприёмнике.*
Оттуда она вышла почти инвалидом: истощённая, потерявшая способность ходить. Как ни старались мама и её друзья подкормить девочку, она никак не могла обрасти жирком. Окрепнуть, как следует. Комары кусают всех, а заболевают только слабенькие. Вот она, малярия то есть, к Ларе и прицепилась.
Когда наступали особенно комариные периоды, а спать из-за немыслимой жары в помещениях было трудно, все спали на улице, то есть во дворах. Выносились кровати, к спинкам привязывались четыре палки, натягивались две верёвки, и на них накидывалась марля. Иногда даже в два слоя.
На кровать пробирались так: становились на четвереньки перекидывали через себя марлевый полог. Там уже можно привстать и раздеться. Ну, это маме. Ларе высоты хватало с лихвой. Но и там спать было душно, так как двойной слой марли плохо пропускал воздух. Но зато от комаров – спасение.
Лару эти предосторожности не спасли, и она заболела малярией и, как оказалось, на долгие девять лет, то есть пока она не выехала за пределы Таджикской республики, не сменила климат.
Приступы малярии начинались совершенно неожиданно: начинался озноб, который достигал эпогея при температуре под 40 градусов. Начинался бред.
Лару трясло, и ничто не могло её согреть. Потом температура потихоньку начинала спадать, она заливалась пОтом. Возвращалось сознание, а с ним и желания.
И как только пот начинал просыхать, Лара уже бежала на улицу или на школьную спортплощадку: туда, где одноклассницы или дети с проезда, где она жила, играли в волейбол, или в лапту круговую или долевую.
Она не могла ничего пропустить. Ещё не слушались руки, ещё плохо бегали ноги, но она не могла просто так прожигать жизнь. Жадность к деятельности была у неё просто патологической. Надо отдать должное друзьям: ей никогда не отказывали и брали в свою команду, несмотря на её ослабленное в данную минуту состояние.
Лара любила людей, сильных духом: таких как Павка Корчагин из книги Н. Островского «Как закалялась сталь», как Гуля из книги Ильиной Е.А. «Четвёртая высота», как молодогвардейцы, из которых она особо выделяла Любку Шевцову, как Морской волк из одноимённого романа Дж. Лондона. Как она им восторгалась! Выносить такие боли! Он был ей близок в этом. Ну, и многие другие, которые были упорны в достижении своей, естественно, благородной, цели.
А «Овод» В. Д. Войнича она прочитала раза три. Как она им восторгалась! Какова сила воли?! Её хотелось быть похожей на этих сильных духом людей. И она стремилась к этому, не специально, а просто неосознанно: такой уж дан ей был характер. С виду маленькая и хиленькая она была очень выносливой.
С восьми-девяти лет она кидалась помогать маме и бабушке, выполняя тяжелейшую работу. В школе она первая кидалась выполнять любые общественные мероприятия. Она не «Я»-кала, а просто делала. Даже как-то для других незаметно. Причём, она бралась за всё самое трудное, что было, иногда, на грани её физических возможностей.
Она никогда не уставала, то есть никогда об этом не говорила. Она ценила каждую минуту жизни. Как у неё на всё хватало времени – это загадка, если учесть, что она была ещё и самым азартным и самым постоянным игроком во всех играх, будь то: любая лапта, волейбол, догонялки, штандеры или что-то другое.
Когда стали проходить Маяковского, оказалось, что из всего класса только Ларе он нравится. Высокий, статный, чем-то напоминающий Дж. Лондона, влюблённый в революцию, патриот – он был ей очень симпатичен. А когда она прочитала о нём книгу Льва Кассиля «Маяковский – сам», то буквально заболела им. Когда она читала книгу, то ужасно переживала различные унижающие нападки тогдашних студентов на Маяковского на литературных вечерах. И радовалась, когда он выходил из этой полемики победителем, остроумно парирующим происки его недоброжелателей.
А как она переживала его безответную любовь! Она выучила все его стихотворения, что были в хрестоматии. Особенно ей импонировало то, что Маяковский любил В.И.Ленина. Она была потрясена его поэмой «В. И. Ленин». Она выучила её наизусть от первого слова до последнего.
Она сама любила Ленина. Все детские книжки о Ленине и про Ленина он прочитала. Прочитала даже одну из книг Мариэтты Шагинян «Лениниана» и ещё больше утвердилась в мысли, что это — выдающаяся личность, каких не было, нет и, уж видимо, не будет.
Поражалась его способности повести за собой народ, и не просто народ, а народ России. Ей казалось, что такой народ расшевелить очень трудно. Только человек, имеющий выдающиеся организаторские способности, может справиться с такой нелёгкой задачей. Таким она видела Ленина с его сверхестественными способностями.
В самом деле, как трудно на что-то организовать людей. Вот такой пример: экзамены, нужны цветы. Их можно купить только у вокзала в виде маленького хиленького букетика за 30 рублей. А можно пойти на ближайшие холмы, что в нескольких шагах от школы и набрать огромные охапки цветов: тут и колокольчики, и ромашки, и какие-то белые цветы типа мальвовых, и маленькие разноцветные тюльпанчики.
А, если подняться на следующий холм, то можно набрать отличных тюльпанов. А ещё, можно наломать веток цветущего миндаля. И красиво, и пахнет здОрово, и своим объёмом букет закрывает от глаз преподавателей экзаменующихся, и можно пользоваться шпаргалкой. Перед сочинением она кое-как нескольких девочек уговорила: все были довольны.
Но, это после экзамена. А перед самим экзаменом все бегали по городу в поисках возможных тем. Лара бегать по городу не могла: она плохо себя чувствовала в преддверии надвигающегося приступа. «Господи, как не во время» — причитала партийная мама. Дело в том, что жаркая весна спровоцировала малярию, которая трепала её через два дня на третий.
Часть экзаменов она уже благополучно сдала, а вот сочинение как раз совпало с приступом. Что делать? Пришла мама, принесла стакан водки. Ей из соседей кто-то порекомендовал «профилактическое мероприятие» против приступа малярии: дать выпить стакан водки с хинином и острым перцем. Красивая смесь получилась: жёлтый хинин смешался с красным перцем. Лара на одном дыхании заглотнула этот интересный напиток. Чуть не задохнулась. Выжила.
Девочки прибегали, то с одним вариантом тем для сочинения, то с другим. Каждый последующий вариант был надёжнее первого. Лара пыталась на каждую тему какие-то тезисы написать, но мозги как атрофировались, ничего не хотят выдавать. Потом алкоголь сделал своё дело: Ларе стало весело, захотелось подурачиться.
Прибежавшие девочки обомлели, увидев, как Лара, хохоча, прыгает на своей панцирной кровати как на батуте. Её нисколько не волнует завтрашний экзамен. Они решили, что на почве предстоящего экзамена она так разволновалась, что «крыша слегка поехала». Они потихоньку ретировались и уж больше к ней не заходили с новыми темами.
А Лара напрыгалась, напилась горячего чайку и заснула крепким оздоровительным сном. Утром она была бодрая, но немножко чумная. Однако сочинение она написала вполне прилично, получив четвёрку. Это для неё обычная оценка за сочинение.
Вечером её оттрепал приступ, который они с мамой успешно передвинули. Впереди экзамен по литературе. А, когда ждать следующего приступа, трудно сказать: ритм нарушен.
Вот и подошёл день экзамена. Лара чувствовала себя вполне прилично. Признаков надвигающегося приступа она не замечала. Может, пронесёт? Хорошо бы. Она полночи писала на ногах под юбочкой даты жизни всех писателей, поэтов. Никак ей не удавалось запомнить эти цифры. Утром хотелось спать. Пересилив наваливающуюся сонливость, она помчалась на экзамен. Девочки толпились перед дверью.
Милиция Николаевна учительница литературы, она же директор школы, она же и классный руководитель объявила, что в класс будут приглашать. Сначала пошли более слабые ученицы, потом, те, кто посильнее. Уже хорошистки стали приглашаться, а Лару всё не вызывают. Тем не менее, Лара стала предчувствовать наступление приступа.
Когда Носова, учительница по русскому языку, вышла из класса, Лара кинулась к ней с просьбой, чтоб её быстрее пропустили. Но, время шло, а Лару всё не приглашают. Она набралась смелости и вошла в класс с той же просьбой, но её вежливо выдворили.
Вышла Носова и сказала, что должна придти комиссия из ГОРОНО, и тогда она вызовет Лару и других хороших учениц, в том числе отличниц. Одних отличниц нельзя — показухой пахнет. Доводы, что у Лары начинается приступ малярии, оказались игнорированными.
Ну, наконец, появилась комиссия. Вызвали одну ученицу и следом Лару. А приступ набирал обороты. Начало знобить. Время к полудню, жара, а Ларе холодно. Уже начинается лязганье зубов. Трудно собрать мысли: согреться бы. Взяла билет, прочитала содержание, подумала и решилась отвечать. «Можно, я буду отвечать без подготовки?» — спросила Лара. Все удивились.
— Куда ты торопишься, Азамова? Это выпускные экзамены! Посиди, подумай, как следует – сказала Милиция Николаевна и обвела взглядом членов комиссии.
Те согласно закивали головами.
— Мне нужно быстрее, — как-то неуверенно промямлила Лара. – Пожалуйста, — добавила она более твёрдым голосом.
— Ну, что ж. Дело хозяйское. Иди к доске. Отвечай.
Что и как она ответила на первые два вопроса, она на другой день вспомнить не могла. Главное – это третий вопрос: прочитать отрывок из произведения В.В. Маяковского «Владимир Ильич Ленин».
Вот оно – счастье! Любимое произведение! Лара его знала всё. Длинное, оно ею
читалось на одном дыхании. Как оно ей нравилось! Какой там выведен Ленин! Умнейший из умнейших! Самый человечный человек! А большевики! «Это – сталь, железо это».
— Я всю поэму знаю. Какой отрывок вам прочитать?
— Начинай сначала, сказала представительница ГОРОНО, в надежде, что через пару минут они Азамову остановят.
И Лара начала.

— Владимир Ильич Ленин.

Российской
коммунистической партии
посвящается.
Пауза. Видно, что Лара настраивается, мысленно готовится. Резко подняла голову, как бы встряхнувшись.

«Время — начинаю
про Ленина рассказ.
Но не потому,
что горя
нету более,
время
потому,
что резкая тоска
стала ясною
осознанною болью».

И пошла, и пошла, не замечая воздействия приступа.
Уже члены комиссии начали проявлять беспокойство.
— Достаточно, Азамова, — говорит Милиция Николаевна. Свободна. Иди.
Лара на минутку остановилась, посмотрела на них уже несколько затуманенным взором.
— Что вы! Дальше — ещё лучше. Хорошо, я немного пропущу. Послушайте, как он описывает большевиков!

«…В паровозных топках
сжигали нас японцы,
рот заливали свинцом и оловом,
отрекитесь! — ревели,
но из
горящих глоток
лишь три слова:
— Да здравствует коммунизм!-
Кресло за креслом….»

И она пошла рассказывать, как все усаживались в здании Съезда советов, как было им тревожно. В её голосе начинала звучать трагическая нотка.

«…Захлебнулся
колокольчика ненужный щёлк.
Превозмог себя
и встал Калинин.
Слёзы не сжуёшь
с усов и щёк.
Выдали.
Блестят у бороды на клине»…

Чуть помолчала. И продолжала с какой-то странной интонацией, нарастающей, покачивая головой, медленно:
«Мысли смешались,
голову мнут.
Кровь в виски,
клокочет в вене:»
и…тихо, тихо, сквозь слёзы:
«- Вчера (пауза)
в шесть часов пятьдесят минут
скончался (проглотила комок) товарищ (пауза) Ленин! – »…
Лара сглотнула ещё комок и продолжала негромко, но отчеканивая каждое слово, еле сдерживая рыдания.

«Этот год
видал,
чего не взвидят сто.
День
векам
войдёт
в тоскливое преданье.
УЖАС
из железа
выжал СТОН.
По большевикам
прошло рыданье».

Она говорила, а слёзы так и катились по её щекам, покрытым странным румянцем. Это лихорадочный румянец на очень бледном лице. Она стала перечислять всех, кто с такой болью воспринял смерть Ленина, трагическую минуту в истории страны как личную боль. Даже сильнее, чем личную боль:
Вот рабочий заплакал, как будто стакан слёз

«… опрокинули на инструмент.
И мужичонко,
видавший виды,
смерти
в глаз
смотревший не раз,
отвернулся от баб,
но выдала
кулаком
растертая грязь.
Были люди — КРЕМЕНЬ,
и эти
прикусились,
губу уродуя.
Стариками
рассерьезничались дети,
и, как дети,
плакали седобородые»…
Она так всё это говорила, что члены комиссии тоже не смогли сдержать эмоционального накала, исходившего от Лары. Одна из них смахнула слезу, другая – тихо всхлипнула. Милиция Николаевна вполголоса обратилась к Ларе:
— Достаточно, Азамова, иди домой, ты совсем расхворалась.
Но женщины из ГОРОНО жестом остановили её, давая понять, что они хотят, чтоб девочка продолжала. А девочка не слышала директрису и не видела никаких представителей ГОРОНО. У неё появилась возможность выплеснуться, выразить своё отношение и к Ленину, и к Маяковскому. Высказать переполнявшие её душу и сердце, горестные переживания, навеянные Маяковским. Она была с ним сейчас как единое целое.
В ней всего этого было так много, что уже плохо помещалось, и надо было с кем-то поделиться. И сейчас она отдалась этому порыву всем сердцем.

Похороны. Несут гроб с телом Ильича к дому Съезда советов.

« …Улица,
будто рана сквозная — так болит
и стонет так.
Здесь
каждый камень
Ленина знает
по топоту
первых
октябрьских атак……»

Как больно это видеть! Как тяжело сознавать утрату! Если б могло свершиться чудо:
чтоб люди могли отдать свои жизни, лишь бы был жив Ленин. Лара эти строки так прочитала, что стало понятно, что она первая отдала бы свою жизнь.

«…Но нету чудес,
И мечтать о них нечего.
(Тихо и обречённо)
Есть Ленин,
гроб
и согнутые плечи.
(Как бы встряхнувшись)
Он был человек
до конца человечьего — неси
и казнись
тоской человечьей.
(Стала говорить, растягивая слова)

Вовек
такого
бесценного груза
еще
не несли
океаны наши,
как гроб этот красный,
к Дому союзов
плывущий
на спинах рыданий и маршей……
И снова рыдания и в стихах и в классе. Милиция Николаевна смотрит на свою ученицу, которую она знает уже пять лет как на что-то уникальное, доселе ей неизвестное. Она смотрит удивлёнными глазами и думает: «Откуда в этой маленькой тоненькой девчушке столько чувств, столько эмоций! Как талантливо она читает! Просто – БДТ! А ведь в самодеятельности она особо не блистала. Почему? То, что она играла, не было ей близко, не трогало её душу. Надо будет ей порекомендовать поступать в театральный ВУЗ».
А, меж тем, Лара уже говорила и о других народах, тоже переживающих общечеловеческую потерю:
«…… Как будто
забитые,
надежду оплакивая,
склоняясь в горе,
проходят китайцы……

… Как будто
не ночь
и не звезды на ней,
а плачут
над Лениным
негры из Штатов……

Милиция Николаевна несколько раз пыталась остановить Азамову, но ничего не вышло. Наконец она не выдержала, встала, потихоньку пошла к двери. Дверь не открывается. Она поднажала своим могучим телом. Дверь приоткрылась, и она вышла из класса. Оказывается, все, девочки, навалившись на дверь, слушали «выступление» Лары.
— Девочки, кто живёт недалеко от Азамовой? Ей совсем плохо. Надо отвести её домой, пока она ещё сознание не потеряла.
Отозвалась Люба Люкшина.
— Я могу, я живу на соседнем проезде.
— И я могу. – Это предложила Тома Никишкина, самая высокая девочка в классе.
— Тамара, ты же далеко живёшь?
— Я самая длинная и самая сильная. Отведём, Милиция Николаевна, или отнесём. И они вошли в класс.
Лара с тем же энтузиазмом продолжала читать, еле держась на ногах:

«…… Общая мысль
воедино созвеньена
рабочих,
крестьян
и солдат-рубак:
— Трудно
будет
республике без Ленина.
Надо заменить его — кем?
И как? »……
Девочки только дотронулись до Лары, как та повалилась на бок. Любка еле-еле успела её подхватить. Вдвоём они стали потихоньку выводить её из класса. Лара, почувствовав опору, продолжала декламировать. В коридоре Томка с Любкой при поддержке остальных девочек, под звучание стихов, сделали «корзинку», сцепив в запястьях руки, усадили туда Лару, которая ещё и жестикулировала. Напрасно они уговаривали её держать их за шею: она уже ничего не видела и никого не слышала. Она бредила, но и в бреду, она ни разу не сбилась. Постепенно речь её стала менее связной, но иногда ещё можно было различить чётко сказанные слова:
«….Только б не упасть,
к плечу плечо,
флаги вычернив
и в_е_ками алея,
на последнее
прощанье с Ильичем
шли
и медлили у мавзолея»……

Руки у девочек от пота стали скользкими, разжимаются. Уже сцепка не держится. Они уже прошли больше половины расстояния, вышли из рабочего городка, где находилась их школа, и встали на прямую дорогу, ведущую к домику Лары. Томка предложила одной понести подругу:
— Давай, помоги взвалить на спину. И как это в войну санитарки таскали раненых? Они ведь были нашего возраста. Мужиков вытаскивали с поля боя, а мы такую маленькую Лариску не можем вдвоём донести.
— У неё, наверно косточки сверхтяжёлые. Ты же поняла, что она у нас какая-то особенная. Давай, теперь я понесу.
Вот и пришли. Постучали в окошко и, пока бабушка выходила, были уж у дверей. Бабушка сразу заохала, заахала, запричитала:
— Да что это за болезня такая прилипчивая, да трудная? И чего это она к ей прицепилась?
Сколько лет, и всё не отпущает!
Причитая, бабушка сдёрнула одеяло. Девочки положили почти бездыханную Лару. Та что-то тихо бормотала. Прислушались: может пить просит? И услышали:

«…С этого знамени,
с каждой складки
снова
живой

взывает Ленин:
— Пролетарии,
стройтесь
к последней схватке!
Рабы,
разгибайте
спины и колени!...»

Они переглянулись. Вот это так Ларка! Чудеса, да и только!
Прошептала ещё что-то и затряслась в дикой лихорадке. Бабушка накинула на неё ещё своё ватное одеяло и ещё что-то. Всё это придавило маленькую девочку с большой душой. Но всё равно, видно было, как эта куча трясётся. Бабушка благодарила девочек, уговаривала побыть немного, подождать пока вода вскипит.
— Грелку нальём, к ногам приложим: так она скореё согреется, и сами чайку попьём.
— Что вы, бабушка. Такая жара! Какой уж тут чаёк! До свиданья.
Лихорадка трепала Лару, как никогда, долго. Бабушка снова грела воду на керосинке, клала горячую грелку к ногам, холодную тряпку на лоб, который полыхал. К вечеру только приступ отпустил. Пришла Раечка узнать, как дела и сообщить, что Лара получила по литературе отлично!
— Конечно, за такой ответ и сверхотлично можно поставить. И как ты такую махину запомнила?
И рассказала Ларе, как проходил экзамен, как ГОРОНОвские прослезились.
— И, знаешь, как только тебя девчонки увели, они тоже ушли. Сказали, что им ещё во вторую мужскую надо успеть.
Началась подготовка к выпускному балу. В их школе это был первый выпуск. Раньше десятиклассников распределяли по другим школам. Теперь школа учителями укомплектована. Теперь их школа полноценная десятилетка. Поэтому Милиция Николаевна устроила грандиозный вечер. Готовились к нему целую неделю.
Милиция Николаевна жила прямо в школе, как и ещё несколько учителей. 1951-ый год! Уже пять лет, как окончилась война, а всё еще не все трудности преодолены. Милиция Николаевна достала из закромов печку-чудо, и они, то есть несколько девочек, под руководством «Мили» напекли целую кучу бисквитных тортов.
Надо же, чтоб всем по кусочку хватило, а народу много: учениц 27, учителей больше десятка, гостей – мальчиков тоже будет не менее 15, родителей столько же. Итого: человек 60. Ужас! Но, справились. Торты получились вкусные на диво. Бедные педагоги, живущие в этом крыле! Целый месяц потом аппетитно пахло в коридоре, вызывая желание поесть вкусненького.
Мама Лары приготовила учителям сюрприз, научив желающих девочек и соседского мальчика, друга Лары, завсегдатая вечеров в Лариной школе, танцевать падеспань, краковяк и вальс бостон с выходами.
А, когда танцевали падеспань, то напевали шуточную песенку:
«Падеспанец – хорошенький танец.
Его можно всегда танцевать.
Наша Варя (Лара, Рая и т.д.) – хорошая девка.
Её можно всегда целовать».
Это постреволюционный фольклор.
Ну, как будто все и всё готово к балу. Милиция Николаевна даже наряды у всех проверила: кому бантик убрать, кому – добавить. Разрешила распустить косички и даже накрутить их на бигуди или папильотки. В общем, готовились не хуже, чем Наташа Ростова.
Началась торжественная часть – вручение аттестатов. Лара по списку первая, но начали почему-то с Веры Андроновой. Девочки, сидевшие рядом прокомментировали это так: значит, тебе дадут серебряную медаль, у тебя же четвёрка только по сочинению. Но вот уже стали вручать аттестаты медалистам. Золотую медаль никто не получил. Зато серебряных, аж, три штуки на класс.
Но среди них Лары нет. Милиция Николаевна, вручив последний аттестат, наконец, вызвала на сцену Лару.
— Не удивляйтесь, что я оставила Азамову на конец. Просто мне хотелось сказать о ней несколько слов. Во-первых, выразить ей свою благодарность за отличный ответ на экзамене.
Лара, стоявшая на сцене в ожидании аттестата, тихо пробормотала: «Это – малярия, это – не я».
— И знаете, за что я ей особенно благодарна? Она открыла мне Маяковского. Да, да. Я много лет преподаю литературу, но я не знала Маяковского, о котором рассказывала своим ученицам. Когда-то Ленин сказал: «Возможно, Маяковский хороший поэт, но я его не понимаю». А мы – то были, кто? Гимназистки. Ленин, сам Ленин не понимает, значит – это плохой поэт. Просто, Ленин был по-другому воспитан.
На творчестве других поэтов. Кстати, он потом оценил Маяковского как поэта своего времени, нужного своему времени. И я, не вникая в творчество этого удивительного поэта, несла своим ученикам и ученицам негативное отношение к нему. Ну, уж такая наша профессия: если нам что-то нравится, мы это внушаем непроизвольно, независимо от своего желания. Так получается. И наоборот.
Я после экзамена перечитала кое-что из Маяковского с другим настроением, и он мне очень понравился. А ещё. Я написала его строки как обычные четверостишия и, оказывается, он замечательный поэт. Нас пугает его ритм. Непривычный, но зато очень выразительный.
А его сатира?! Это – поэт на века:
Например: «О дряни»

«Со всех необъятных российских нив,
с первого дня советского рождения
стеклись они,
наскоро оперенья переменив,
и засели во все учреждения»

А о любви.

«Не смоют любовь
ни ссоры,
ни версты.
Продумана,
выверена,
проверена.
Подъемля торжественно стих стокоперстый,
клянусь — люблю
неизменно и верно!»

Или ещё:

«Послушайте!
Ведь, если звезды
зажигают —
значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — это необходимо,
чтобы каждый вечер
над крышами
загоралась хоть одна звезда?!»

Ну, что?! ЗдОрово? Молодец, Лара. Спасибо тебе.

Она подошла к краю сцены, распростёрла руки к залу и торжественно начала своим зычным голосом:
— И вот вам моё напутствие:

«Светить ( и хор, как один человек) ВСЕГДА,
Светить….(хор) ВЕЗДЕ,
(И все вместе: с учителями и даже с родителями, кто это знал:)
до дней последних донца,
СВЕТИТЬ —
и никаких гвоздей!
Вот лозунг мой —
и СОЛНЦА!» **

Все захлопали в ладоши со всей силы. Милиция Николаевна вручила Ларе аттестат, обняла и поцеловала её в темечко. Лара спрыгнула со сцены прямо в объятия подруг. Все её обнимали. Она была в центре внимания, что было для неё непривычно, и она очень смущалась. Но всегда кто-нибудь капнет дёгтю в бочку мёда.
— Так почему тебе не дали серебряную?
— А, наплевать! Значит, Тася более достойна, и это справедливо. А я и без медали поступлю в институт. И радостно продекламировала во всё своё горлышко любимого Маяковского при активной поддержке подруг:

«…и жизнь хороша, и жить хорошо.
А в нашей буче,
боевой, кипучей,
и того лучше….» ***

Пригласили гостей – мальчиков, что всё это время заглядывали в окна. Они мгновенно внесли и установили столы. Столы накрыли тыльной стороной агитирующих плакатов. Разложили картошку-фри и салаты по различным ёмкостям. Тут тебе и салатницы в виде ладьи и алюминиевые миски; гранёные стаканы и тонкие хрустальные рюмочки и чашечки из китайского или Ленинградского старинного фарфора; серебряные вилки и алюминиевые. Это учителя вместе с Милицией Николаевной выставили свою фамильную посуду.
О! Что это?! Шампанское!!! Милиция Николаевна сделала своим первенцам сюрприз!
— Вступать во взрослую жизнь, так вступать. «Подымем стаканы, содвинем их разом! Да здравствуют МУЗЫ. (Это поддержали её девочки) Да здравствует РАЗУМ!» ****
— Ура!!!
За столом хохот стоял необычайный. Очень смешно чокаться гранёным стаканом с шампанским на донышке с изящным хрустальным фужером на высокой ножке.
Потом чай с потрясающим тортом. Мамы, у которых дома остался младший ребёнок, потихоньку, прячась друг от друга, смущаясь, завернули в приготовленную заранее папиросную бумагу свой кусочек торта. Накануне дочка хвасталась, что будет великолепный торт, и младшие будут ждать угощения. Так и мама Лары в войну приносила конфетку с новогоднего или первомайского банкета. Раечка, Ларина подруга, глядя на родителей, тоже с помощью Лары припрятала для сестрёнки половинку своего кусочка. Она была сирота, жила с дедушкой и бабушкой. Родители погибли в самом начале войны, а их эвакуировали в Среднюю Азию. Ну, не будем о грустном. Эти мелочи никто не заметил. Настроение у всех приподнятое.
Танцы! Танцы тоже с сюрпризом. Падеспань быстро освоили почти все. Милиция Николаевна с девочками, оказывается, приготовила разные аттракционы из гимназических времён.
Организовалась небольшая самодеятельность: пел свою любимую песню «Севастопольский камень» географ Анатолий Владимирович – любимчик девочек; физрук Анатолий Иванович, хоть и по колено без ноги, отлично сплясал «цыганочку»; физичка Ольга Николаевна – «Пигалица», всегда очень серьёзная, спела «Заздравную чашу от края до края нальём …»*****, да как спела!
В общем, напелись, натанцевались, наигрались в своё удовольствие. Бал удался на славу!
В ДОБРЫЙ ПУТЬ, ДЕВЧОНКИ!

* Детство Лары описано в рассказе «Тюрьма или репрессированные дети».
** Стихотворение В.В. Маяковского « Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче».
*** Поэма В.В. Маяковского «Хорошо».
**** «Вакхическая песня», А.С.Пушкин.
***** «Заздравная» И. Дунаевского из кинофильма «Весна».