Часть первая. Илья и Майя. Главы 7, 8 (Глава 7)

Глава 7
А Илья Сафронов все последующие дни был предельно занят: усиленно готовил отобранных спортсменов к предстоящему соревнованию. Этот день не был исключением. Он сидел на скамье и наблюдал за плавающими девушками. Все было по его мнению неплохо, и даже Арина перестала вызывать у него тревогу и опасения. Она сможет, если захочет. Но Арина была с характером и подвластна своему настроению. Она часто капризничала, спорила по пустякам, требовала к себе особого внимания, и все это ужасно раздражало Илью. Вот и сейчас, все плавают, отрабатывают технику, скорость, а она вышла и направляется к нему.
— Что такое? — спросил он ее издалека.
— Переставьте меня на первую дорожку. Я не могу рядом с Пожаровой плавать. Она гоняет как сумасшедшая, да еще и подкалывает. А я не скорость, а технику отрабатываю в настоящий момент. И вообще, подойдите ко мне и поконсультируйте. Мне надоело быть в автономном плавании! Помощь нужна!
— Какая конкретно помощь тебе нужна, Арина? У вас разминка. Через полчаса начну вас гонять на время. Переставлять я тебя не буду. Освободится первая дорожка, занимай, а пока плавай там, где выбрала сначала.
Чтобы не продолжать спор, Илья встал и направился к выходу. Но настойчивая Арина догнала его и заявила:
— Тогда я вообще не буду плавать. Буду ждать. Неужели так трудно попросить кого-нибудь поменяться со мной?
— Попросить ты и сама можешь, не так ли? Ты ведь просишь меня заставить кого-то поменяться с тобой. А этого я делать не буду. И сидеть я тебе не советую. Иди и тренируйся.
Илья зашел в мужскую раздевалку а не в тренерский кабинет, иначе там бы Арина его все равно достала.
«Да, трудно мне с ней придется. Она с меня три шкуры спустит, пока пройдут эти соревнования. Может поменять ее, пока не поздно?» — подумал Илья и тут же отказался от этой мысли. Он знал, что на это не пойдет.
Выпив холодной минералки и немного освежившись, он вернулся в бассейн и увидел Арину, сидящую на скамье с накинутым на плечи полотенцем. Он подошел и сел рядом.
— Ну что за капризы, Арина?
— Илья Петрович, я вам все объяснила. Я не люблю заниматься чем бы то ни было, если испытываю дискомфорт. Вы посмотрите на Пожарову. Что это за плавание такое? Торпеда, а не пловчиха.
Кое-как Илье все же удалось заставить Арину вернуться на дорожку, а Пожарову он попросил выйти.
— Отдохни, Наташа. Через пятнадцать минут начнем соревноваться. Тебе силы понадобятся.
Девушка, тяжело дыша, направилась в душевую. Илья снова сел на скамью и задумался. Он размышлял над тем, что Майя побывала у Колпаковой, но о чем они говорили с Галиной, она умалчивала, а ему хотелось держать ситуацию под контролем. Он был очень удивлен, когда Галина вдруг заявила ему, что она не имеет права рассказывать о своих пациентах кому бы то ни было. И сейчас он обдумывал этот разговор.
— Галя, ну ты же знаешь, как для меня это важно, — умолял он ее. — Скажи хотя бы, тебе удалось хоть чуть-чуть изменить Майкины убеждения?
— Пусть она тебе сама скажет, — ответила Галина. — Я сделала для этого все возможное. Но ты же знаешь, какие они в этом возрасте максималисты.
Тогда Илья подумал о том, что он даже не поинтересовался, имеет ли Галина детей, и ему стало неловко.
— Галя, а у тебя кто, дочь или сын? Есть дети-то вообще? — спросил он после небольшой паузы.
Она засмеялась.
— У меня? Дети? Есть один ребенок. Сын Ванюшка. Он учится в Краснодаре, в университете на втором курсе юридического.
— Понятно. На тебя похож?
— Нет, на тебя, как ни странно.
Илья воспринял это как шутку и улыбнулся. Больше ему от Галины ничего узнать не довелось.
Потом он отвлекся от своих невеселых мыслей и с секундомером в руках направился непосредственно к бассейну. Девушки уже расслабились, плавали неспеша и даже переговаривались между собой.
— Ну что, золотые рыбки? Начнем? — громко спросил Илья и приступил к работе.
Освободился он около шести часов и сразу же направился домой. Майя была на кухне и жарила картошку. В доме вкусно пахло, а Илья был изрядно голоден.
— Привет, ты на двоих надеюсь жаришь? — спросил он Майю.
— Нет, но если ты голодный, я тебе оставлю, — ответила она и отвернулась.
— Спасибо и на том, — сказал Илья и достал неглубокую тарелку.
Затем он пошел переодеваться, а когда вернулся на кухню, Майи уже не было, на столе стояла его тарелка с жареной картошкой и стакан молока. Илья поужинал и отправился смотреть телевизор.
Майю в этот вечер он больше не видел, она продолжала избегать общения с ним, и Илья подумал о том, что вряд ли Галине удалось переубедить ее. Ему стало скучно от этих мыслей. Он вновь увлекся передачей, как вдруг раздался телефонный звонок. Илья тут же ответил и услышал голос отца Марии, Александра Михайловича.
— Илья Петрович? Приветствую вас. Как жизнь?
Александр Михайлович говорил раскатистым басом, громко и напористо. Илья никак не мог привыкнуть к его манере разговора, он всегда терялся в первую минуту. Вот и сейчас он не сразу нашелся и глупо переспросил:
— Александр Михайлович? Это вы?
— А то ты не узнал! Как жизнь, спрашиваю?
— Да так себе. Вы же знаете. Ничего существенного.
— Ну-ну! А я вот звоню, хочу сказать, что мы с матерью собираемся в ваши края, на могилу к Маше хотим сходить. Ничего, если мы заглянем на огонек как-нибудь вечерком? У меня для тебя кое-что есть, хочу отдать.
Илья тут же согласился.
— Конечно, о чем речь! Когда вас ждать?
Они договорились, что как только приедут, сразу с ним созвонятся. Родители Марии жили в небольшом подмосковном городке. Александр Михайлович работал директором вечерней школы, а его жена, Дина Борисовна, всю жизнь проработала учительницей русского языка и литературы в той же школе. Илья Петрович относился к теще и тестю более, чем благосклонно. Отношения у них всегда были ровные. Они не корили его даже за то, что выйдя замуж за Илью, их дочь Мария наотрез отказалась возвращаться в родной город, где прошло ее детство.
— Как хотите, — сказал тогда Александр Михайлович, — но знайте, захотите переехать, мы вам поможем.
Но они так и не собрались. Мария почему-то не хотела жить вблизи от родителей, хотя часто к ним наведывалась, и Илья вместе с ней. Поразило Илью еще одно обстоятельство. Когда Мария погибла, он не представлял себе, как им сообщить об этом, как сказать. Он думал, что это будет страшным ударом для престарелых родителей. Когда наконец решившись, он все же позвонил им, чтобы сообщить о страшном горе и объявить дату похорон, он был потрясен реакцией Александра Михайловича. Тот выслушал Илью, ни разу не перебив, а потом громко позвал жену.
— Маша погибла, — сказал он ей, и Илья это услышал.
Наступила тишина, потом вдруг в разговор вступила мать Марии.
— Как это произошло, Илюша? — спросила она дрогнувшим голосом, но не закричала, не зарыдала, не запричитала.
Илья объяснил, он в подробностях описал катастрофу и сказал, что выбора у него не было, ему надо было спасать Майю, так как Мария погибла от удара.
Дина заплакала и положила трубку. На похороны родители Марии приехали непосредственно в день похорон и на следующее утро уехали обратно. Они даже ночевали не у Ильи, а в гостинице. С Майей тоже общались очень недолго, да она и не говорила почти ни с кем, была замкнута, погружена в свое горе и от сочувствий отказывалась.
— Это у нее пройдет, — напутствовал тогда Александр Михайлович. — Дина вот тоже как замороженная, все молчит и даже плачет так, чтобы никто этого не видел. Но я-то знаю, каково ей. Она очень Машу любила. Да чего там говорить.
С тех пор прошло уже больше, чем полгода. За это время они разговаривали только раз, Илья позвонил им на Новый год. Поговорили с ним ровно, спокойно, но без особого интереса. И вот вдруг этот телефонный звонок.
«Что он намеревается мне отдать? Что у него может быть такого важного для меня?» — подумал Илья.
Потом он громко позвал Майю. Она выглянула из своей комнаты и молча уставилась на отца.
— Бабушка с дедушкой собираются приехать. Обещали к нам зайти. Будем их посвящать в наши семейные проблемы или сделаем вид, что все у нас нормально? — спросил ее Илья.
— Мне совершенно без разницы. Мне скрывать от них нечего, а ты как хочешь, так себя и веди. Ты ведь не собираешься им рассказывать правду, как я понимаю. А остальное мне не интересно.
И тут Илья понял, что разговоры с Галиной Колпаковой не принесли ровным счетом никакого результата. Майя стояла на своем и ни капельки не изменилась в отношении него.
— Но и ты, я надеюсь, не собираешься нести свою ахинею о том, что я погубил твою мать?! — закричал вдруг Илья, удачно ввернув слово «погубил» вместо «убил».
— Как получится, — спокойно ответила Майя и закрыла дверь.
— Дрянь! — вырвалось у него, но этого Майя, скорее всего, не слышала.
Илья Петрович разозлился ни на шутку. Пренебрежительный тон дочери, ее показное спокойствие, равнодушие и неприязнь к нему доводили его до дрожи. Но самым ужасным было то, что он не мог найти к ней подхода. Она как будто отреклась от него, и его присутствие рядом с ней неимоверно досаждало ей. В глубине души он стал уже подумывать о том, что скорее бы настал тот час, когда он сможет отпустить ее на все четыре стороны, и между ними разорвутся эти ужасные узы, которыми они привязаны друг к другу, как насильно.

Глава 8
В мае месяце Илье предстояло уехать на соревнования. Он испытывал тихую радость и облегчение от того, что покинет хотя бы не надолго свой дом, Майю и немного отдохнет от душевного напряжения. Но надо было ждать.
В начале апреля, когда все смелее и решительнее наступала весна, дни стали теплее и длиннее, и настроение немного улучшилось, приехали родители Марии. Они позвонили в один из субботних вечеров, и Илья тут же пригласил их к ужину. Майя была дома, но особой радости от предстоящего визита, казалось, не испытывала.
— Давай приготовим что-нибудь, дочка. Можно курицу запечь, самый простой вариант. Салат сделаешь, а я за тортом схожу. Идет? — спросил Илья Майю, когда она открыла холодильник и стала просматривать запасы.
Она ничего не ответила, но достала из морозилки цыпленка и положила его в воду для размораживания. Потом занялась салатом, и Илья ушел в ближайший гастроном.
Он размышлял над тем, как пройдет встреча, как будет вести себя Майя, что говорить. Для себя он уже определил линию поведения: он будет полностью игнорировать настроение дочери, а если понадобится, он объяснит, что такое с ней уже давно. Он расскажет им, что Майя пребывает в состоянии депрессии и винит во всем случившимся его, Илью. А что он может поделать с этим? Он пытался, но все бесполезно. Вот и живут они теперь так: замкнутая в себе, обиженная на весь белый свет Майя, и страдающий от этого, бессильный ей помочь он, Илья, у которого вся жизнь теперь превратилась в сплошную печаль и тревогу.
Около восьми вечера родители Марии прибыли к Сафроновым. Выглядели они немного уставшими, а Дина Борисовна и вовсе постарела: совсем седая голова, сухие морщинистые руки и очень печальные, со слезинкой глаза. Александр Михайлович был все тем же неунывающим здоровяком, только не балагурил, не шутил и не хохотал по каждому поводу, как это случалось с ним раньше. Они чинно поздоровались, Александр Михайлович вручил Илье бутылку Смирновской водки, а Дина Борисовна положила на стол большую коробку шоколадных конфет.
— Для Майечки, — тихо сказала она и присела на диван.
Майя появилась в гостиной не сразу. Когда она вошла, отец поразился тому, как она была одета и в каком виде предстала перед бабушкой и дедом. На ней был старый фланелевый халат Марии, который был ей велик, волосы гладко зачесаны назад и забраны на затылке в тугой узел. На ногах шерстяные носки.
— Здравствуйте, — сказала Майя, — с приездом. Вы надолго в наши края?
Дед, казалось, не замечал ничего странного в облике внучки, а Дина Борисовна не удержалась и спросила Майю после приветственного поцелуя:
— Ты не болеешь? Чего-то ты бледная. Или устала очень?
— Да нет, — ответила Майя, — просто мой вид соответствует моему душевному состоянию. А что, совсем плохо выгляжу?
Дина Борисовна смутилась немного.
— Я тебя давно не видела, ты повзрослела очень, Майечка. Как дела в школе?
— А никак. Надоело все. Скорей бы закончить и уехать куда-нибудь.
Повисло тягостное молчание. Дина Борисовна смотрела на внучку с тревогой, Илью потряхивало от злости, так как он понимал, что Майя разыгрывает перед всеми очередной спектакль, а Александр Михайлович кашлянул в кулак и громко сказал:
— Ох уж эта школа! Ненавидят ее дети, и все тут! А мы-то, бывало, неслись туда как на праздник! До уроков какие-то линейки, сборы, переклички. Потом уроки, а после них опять горны трубят: макулатура, металлолом… Пионеры, вперед! А энтузиазму сколько было! Откуда это все бралось у полуголодной, полунищей ребятни?
— Дедушка, быть голодным и нищим — это не самая большая беда, поверь мне, — вдруг высказалась Майя. — А вот когда ты сыт, обут и одет, а тебе жить не хочется — вот это уже пострашнее. Тут не до энтузиазма.
— Согласен. Но к тебе-то это, я надеюсь, не относится?
— Так, все готово, пойдемте ужинать! — провозгласил Илья, чтобы прервать тяжелый разговор, в который всех явно втягивала Майя.
Ели молча, правда в самом начале сразу же помянули Марию, выпили по стопке и приступили к ужину. Майя с безразличным видом ковырялась в тарелке, ела мало, а вскоре и вовсе вышла из-за стола.
— Вы меня извините, у нас завтра сочинение, готовиться нужно. Да и не голодная я, — сказала она и ушла.
— Илюша, что же это с Майечкой такое? На кого она похожа? Она что, совсем на себя рукой махнула? — не удержалась от вопроса обеспокоенная бабушка.
— Я не знаю, Дина Борисовна, честное слово, я уже с ней устал. Она совершенно изменилась, ушла в себя, обвиняет в нашем горе меня. Да и вообще, мы совершенно потеряли контакт. Она даже из дома собралась уходить! — в сердцах высказался Илья.
— Это бывает. Не паникуй, Илья Петрович. Все утрясется, — сказал было Александр Михайлович, но жена прервала его.
— Что значит «не паникуй»? Ты помнишь Майю, веселую хохотушку с горящими от счастья глазами? Розовощекую, кудрявую девочку, которая порхала вокруг нас, как бабочка? А это что такое? Смотреть страшно!
— Переживает она, Дина! Ну что тут непонятного? Потерять мать в таком возрасте — это очень страшное испытание. Ей нужно время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Да еще и сама чуть не погибла, ужасов натерпелась! Тут психиатр нужен, я боюсь.
— Да ходила она уже. У нас здесь клиника хорошая, врачи грамотные. Толку-то что? Еще хуже стало.
Дина Борисовна вдруг тихо заплакала и сказала:
— А мне каково? Я единственную дочь похоронила… думала, внучка заменит потерю, на Машу ведь похожа как две капли воды. А она тоже вон… расстройство только одно!
— Ладно, мать! Ты иди давай к Майе, поговорите по-женски, поплачьте. Вы найдете общий язык. А мне с зятем потолковать надо, — сказал Александр Михайлович и встал из-за стола. — Пойдем, Илья Петрович, покурим, да обсудим кое-что.
Илья привел тестя на лоджию. Он захватил с собой массивную хрустальную пепельницу и поставил ее на низкий столик, приоткрыл большое раздвижное окно, и Александр Михайлович сладко затянулся.
Илья ждал. Ему нетерпелось поскорее узнать о том, что хотел передать ему бывший тесть, почему-то это беспокоило его.
— Ты вот что, Илья Петрович, не обижайся на дочку. Помочь ей надо с горем справиться, молодая еще, жизни не знает, под маминым крылом жила. И вдруг лишилась укрытия, как неоперившийся воробушек: и зябко, и страшно. А все вокруг, конечно, виноваты! И ты в первую очередь: не уберег! У сильного всегда бессильный виноват, и наоборот.
Илье не хотелось развивать эту тему. Жаловаться на Майю было бессмысленно, оправдываться глупо, а соглашаться во всем было против его воли. Он тоже устал, у него тоже горе, и ему так же хреново, а может быть и хуже.
— Александр Михайлович, вы отдать или передать мне что-то хотели? Что-то важное? — спросил Илья, чтобы сменить тему разговора.
— Да. Я думаю, важное. Знаешь, перед самым вашим отъездом в Сочи Маша звонила нам. Она сказала, что отправила нам бандероль, просила ее не открывать и хранить до тех пор, пока она ее не запросит назад. Мы так и намеревались сделать, но когда Маши не стало, решили вскрыть.
Александр Михайлович замолчал и сделал три глубоких затяжки.
— Ну и что там? — не выдержал Илья.
— А там ее дневник, письма и фотографии.
— Какой дневник? Она что, дневник вела?! Я никогда не замечал за ней этого, — растерялся Илья.
— Ну это дело ее, сугубо личное, я так понимаю. А вот фотки очень интересные. Скажи мне честно, дорогой зятек, у вас с Машей были проблемы в семейной жизни?
Задавая этот вопрос, Александр Михайлович одной рукой тушил сигарету в пепельнице, второй рукой оперся о ручку кресла, в котором сидел, и при этом он смотрел на Илью изучающим взглядом. Илья растерялся.
— Что значит «проблемы»? Что вы имеете в виду?
— А вот, полюбуйся.
С этими словами Александр Михайлович достал из внутреннего кармана пиджака небольшую пачку фотографий и протянул их Илье. Тот взял их и сразу же побледнел. Это были его фотографии, где он был снят не один. Вот он сидит в ресторане с Инной Захаровой, она курит сигарету, влюбленно смотрит на него, а он под столом касается ее коленки, и это тоже видно на снимке. Вот другая фотография, где он в бассейне прижал к себе Марину Шевчук, молодую тренершу, которую сам же практиковал. Еще одна, где он с Тамарой Левченко. Они в парке, сидят под деревом, хотя сидит только Тамара, а он, Илья лежит на траве, его голова покоится у Тамары на коленях, а она запустила свою руку ему под футболку.
— Ну, что скажешь? — спросил Александр Михайлович зятя.
— А что тут скажешь? Все это ерунда. За свою долгую жизнь с Марией я конечно же имел всякого рода встречи с женщинами, и по работе и вообще. Но кто-то специально выбирал моменты, чтобы заснять меня в так называемых фривольных позах и в моменты, похожие на интимные. Это все подстроено, Александр Михайлович.
— Ну-ну! А вот это ты как мне объяснишь? — спросил тогда тесть и протянул Илье еще одну фотографию, где он голый в постели с двумя молоденькими девчушками. Это были его выпускницы, Надя и Света, с ними он провел всего один вечер, после этого девушки уехали в другой город на учебу, и он с ними больше никогда не встречался.
— Это уже переходит всякие границы! — выкрикнул Илья.
— Вот именно. И я о том же. Я всегда считал тебя порядочным мужиком, Илья, а ты… извини, но выражаться не буду. Значит так. Забирай всю эту грязь себе, а дневник Марии останется у нас. Рано или поздно он мне пригодится. Бедная моя девочка, она жила с таким негодяем и знала об этом. Она никогда не просила у тебя развода?
— А это не ваше дело. Марии больше нет, и я не советую вам ворошить наше прошлое. Мы были счастливы с ней, она любила меня. А от ошибок в жизни никто не застрахован.
— Ну что ж, прекрасная заключительная речь. Теперь тебе никто не мешает совершать эти так называемые ошибки. Желаю удачи.
С этими словами Александр Михайлович поднялся и вышел. Илья сидел как пригвожденный, в руках он все еще держал фотографии и не знал, как вести себя дальше.
Когда он наконец вышел в прихожую, он увидел, что теща и тесть уже на выходе. Майя стояла здесь же, прислонившись к стене и грустно смотрела на бабушку с дедом. У Дины Борисовны глаза были заплаканные, Александр Михайлович хранил показное спокойствие и наконец, сухо попрощавшись, они покинули их квартиру. Майя тут же повернулась и ушла в свою комнату.
Илья остался один и почувствовал озноб. Он вдруг почти физически ощутил, что над ним нависла какая-то беда, опасность. Волнение и тревога охватили его и захотелось убежать, исчезнуть, уснуть, а проснуться в другом месте, среди других людей, другим человеком.
Это было отчаяние. Он ощутил вокруг себя вселенскую пустоту. Не осталось рядом ни одного человека, которому он был бы нужен. Все его родные отвернулись от него, а те женщины, которые принесли ему все эти несчастья, были такими ненужными ему самому, что он ощутил себя, как в пустом, холодном и глубоком колодце, из которого ему уже не выбраться никогда.
«Галя… есть Галя, которая меня поймет и поддержит!» — промелькнуло у него в голове, и Илья стал дрожащими руками листать телефонный справочник. Колпаковых было на удивление много. Он сразу же отмел тех, которые жили в отдаленных и непрестижных районах, отмел женские фамилии, так как ни одни инициалы не имели буквы «Г», и наконец осталось всего пять номеров. Илья стал звонить и с третьего раза попал туда, куда нужно.
Галина сама подошла к телефону, это облегчило задачу.
— Галина Ивановна? — все же официально обратился Илья.
— Да, я вас слушаю, — ответили ему.
И тут Илья расслабился. Он как будто ухватился за спасательную соломинку.
— Галка, привет! Извини, что поздновато уже, но поговорить надо. Это Илья Сафронов.
— А-а-а, ну здравствуй. Что случилось? Что-нибудь с Майей?
— Да нет, тут другое. Ты знаешь, мне так чего-то плохо, что хоть в петлю головой. Меня и так уже тошнит от всей этой истории, а тут еще Мариины родители приезжали, и тоже туда же. Я, оказывается, причина всех бед и несчастий.
— Ну а что ты хочешь от меня?
Галина ждала ответ. Ей ужасно хотелось почувствовать его слабость, безысходность, ей нетерпелось увидеть его жалким и беспомощным. Может тогда она сможет выкинуть его из головы, почувствовать свою силу и превосходство и расстаться с мыслью, что он ей нужен.
Но Илья у нее этих чувств не вызывал. Ни жалким, ни слабым он ей не казался, а наоборот она почему-то чувствовала в нем попавшего в сети крупного матерого самца, который ищет у нее помощи, чтобы потом отблагодарить.
Как будто в ответ на ее мысли Илья вдруг спросил:
— Мы не могли бы с тобой завтра встретиться? Ты, надеюсь, не работаешь в воскресенье?
— Нет, не работаю. Но с какой стати мы должны с тобой встречаться, Илья? Если тебе нужна моя помощь, как психотерапевта, то запишись…
Илья ее перебил:
— Не нужна мне помощь психотерапевта! Мне просто нужно с тобой поговорить. Мы ведь были друзьями, близкими друзьями, если ты помнишь. А мне сейчас нужен именно друг.
— Поплакаться в жилетку, — закончила Галина его мысль.
— А что, разве это недопустимо? Давай сходим, пообедаем где-нибудь. Хотя бы в «Булонский лес»: жюльен, устрицы, бургундское вино.
— За дорого покупаешь нашу свиданку. Хорошо. Жду тебя у ресторана в два часа, устраивает?
Илья тут же согласился, а сам подумал:
«Не долго она сопротивлялась. Но зато с каким гонором дала согласие! Ну и штучка».
Илья не кривил душой. Встреча с Галиной ему нужна была только для того, чтобы выбраться из вакуума, встретить человека, которому он не безразличен и который сможет ему морально помочь. Затем он переключился на недавний разговор с тестем. Ему было досадно, что его так просто уличили в чем-то постыдном, недостойном.
«Чертовы фотографии! Откуда они взялись? Кто подсматривал, следил за мной? Кому это было нужно?» — размышлял Илья. Он вспомнил про дневник Марии. «Значит, она и дневник вела. Интересно бы почитать. Тоже мне, святая простота. О своих любовниках она там тоже писала, или только меня выставляла в черном свете?» — грустно думал он и постепенно предался воспоминаниям.