Глава 14 (Глава 14)

Глава 14

Последнюю неделю Бизнесмен стал допоздна задерживаться у себя в офисе, что само по себе в жизни людей занятых большим бизнесом не является редкостью.
Но долгие годы знакомства позволяли Наблюдателю отмечать малейшие изменения в его поведении и настроении. Эти задержки не были рядовым проявлением трудового порыва.
Судя по обрывкам разговора, которыми обменивался Бизнесмен с собеседником, его бизнес дал серьезный сбой. «Ну, ты же понимаешь…» — фраза, звучащая на определенном этапе бизнес творчества деловых людей попавших в затруднительное положение и вдруг обнаруживающих, что дружба дружбой, а денежки врозь.
В исчерпывающей информации о том, что происходило с его бизнесом, для Наблюдателя была в деталях излишней. Он уже давно отказался от слишком глубокого «дренажа» жизненных обстоятельств своих подопечных по той причине, что сложная интрига всегда чревата выходом из тени, а значит и рисками не довести всех до решающего момента, до момента истины, в их жизни. К тому времени сам занимая заметное место в среде менеджеров достаточно высокого уровня и привлекать к получению информации об обстоятельствах Бизнесмена, использовать в личных целях службу компании в лице уже известного персонажа, считал некорректным. Неточность в исполнении заказа могла бы бросить тень и на компанию, в которой он работал, и на ее хозяев.
Происходившее с Бизнесменом отличалось от случая с Максом. Этот был заметной фигурой в бизнесе, и внимание к нему со стороны Наблюдателя могло дать повод для разночтения Его интереса. Да и последствия этого случая могли оказаться совершенно отличными от того, что можно было погасить простым вмешательством.
Иногда он просто тупо отмечался у дома или офиса того или иного персонажа, удовлетворяясь тем, что увидел его в движении либо в общении, и предоставляя дальнейшее развитие событий интуиции. Не своей интуиции. Ему представлялось в таком настроении, что независимо от него процесс движется в нужном направлении, и все, что от Него требуется это оказаться в нужное время, в нужном месте – не пропустить.
Поэтому в случае с Бизнесменом Он удовлетворился тем, что узнал о переходе жизненных обстоятельств на черную полосу, а о степени урона, ущерба или чего там еще, он домыслил по его состоянию, по изменению обычного режима рабочего дня, по появившемуся заискиванию в выражении лица во время разговоров с некоторыми собеседниками.
Раньше выходя к машине, перед поездкой тот уже примерял маску к своему лицу, соответствующую его успешности и уверенности в завтрашнем дне. Когда дела шли не просто хорошо, а просто прекрасно маска самоуверенности, или скорее самодовольства не сходила с его лица перед посадкой в машину. Теперь же он чаще стал ездить сам, без водителя, нанося визиты по адресам либо ранее не известным Наблюдателю, либо давно не посещавшихся Бизнесменом. В это же врем он «внеурочно» зачастил к любовнице, но потом вдруг прервал поездки надолго.
В это же время его сын – сколько же ему лет? – совершил наезд с тяжелыми последствиями для пострадавших, и в дополнение его задержали с наркотиками. Второй вопрос Полковник решал без проблем, с первым были сложности. «Да, понимаешь со всеми этими революциями, трудно на кого-то опереться. Но ничего все сделаем по закону… по закону жанра. – Добавил Полковник, заметив растерянную реакцию друга на слова «по закону». — А пока ему бы лучше полежать в больнице. И моли бога, чтобы потерпевший остался жив. Позаботься о нем».
…………………………………………………………………………………….
Утром Наблюдатель проснулся. Не спеша открывать глаза, попытался, как всегда вспомнить сон, обычно ускользающий в первые же мгновенья, после открытия глаз. В этот день первая мысль была о Бизнесмене. В голове стучало: «Эрев… Эрев…». «Что за чертовщина? «Обрвал» какой-то» – вполне определенно Он выразил свое впечатление от назойливо звучащей абракадабры. И снова вспомнил Бизнесмена.
Расшифровал Он эту абракадабру, когда готовил кофе. Готовил, безусловно, с некоторым преувеличением сказано. Так как, несмотря на достаточную к этому времени состоятельность, вкуса своего не менял. Кофе был растворимый.
Помимо воли звуки, прозвучавшие на грани пробуждения продолжали складываться в голове в бессмысленное сочетание. «Эрев… Эрев… Э или, может А… Звучало – то не очень внятно… А Если А, то получается — арев… арев… « «Вера» наоборот. К чему такие сложности, — сыронизировал Он сам над собой и, возможно над тем, кто сопутствует Ему в Его деле.
В течение дня было неспокойно. Прощальное прикосновение к металлу дверной ручки Депутата, возвращалось ощущением стигмата.
Решил сегодня же, воспользовавшись, тем, что Бизнесмен ездит частенько один, напомнить ему о себе. В этот день ничего не произошло. Но беспокойство не покидало Его.
Как было и в случае с Депутатом, Он нарушил свой график контроля. Взял на неделю отпуск, появляясь, однако на работе в определенное время для ознакомления с текущими делами и при необходимости дачи оперативных указаний. Впрочем, к этому времени Он уже поработал с людьми и имел тыл в лице ряда сотрудников, которых также поднял до уровня начальников отделов, и на которых мог положиться. Наличие в подчинении трех человек, которым можно, безусловно, доверить ведение дел – это уже почти команда. Кроме того в эти годы проблем с удаленной связью уже не существовало. Поэтому Он без угрызений рабочей совести позволил себе эти четыре дня уделить только Бизнесмену. Неделя была на исходе, а Он никак не мог выбрать случая. Да и с трудом представлял, что в данной ситуации можно назвать тем самым случаем. Обстоятельства уже сложились, но Он медлил. В четверг Бизнесмен в очередной раз выйдя из офиса на полпути в банк, по крайней мере, этой дорогой он ездил именно в Банк, вдруг развернулся в неположенном месте и заколесил по городу. Через некоторое время выехал на маршрут, по которому ездил домой к любовнице. Там постоял минут двадцать, не выходя из машины. Да и выходить то было не куда – она в это время обычно была занята своим бизнесом. Дальнейшая бесцельность его маршрута была очевидна. Он нигде не останавливался, кроме перекрестков, когда подъезжал на красный свет. После полуторачасовой езды, впрочем, достаточно уверенной без нарушений, он вдруг развернулся и поехал в направлении дома. Когда у Наблюдателя уже не оставалось сомнений в направлении его движения, он обогнал Бизнесмена и подъехал к его дому на несколько минут раньше. Поставил на этот раз машину несколько ближе, чем того требовали им же выработанные правила безопасности. Припарковал машину и вышел на тротуар, по которому тот обязательно пройдет, направляясь домой. Он видел, как появилась машина с его «подопечным». Подъезжая к месту, где тот обычно парковал ее, когда ездил один, Бизнесмен замедлил ход. Последние метров двадцать машина двигалась скорее как катафалк.
После остановки машина стояла еще минут пятнадцать. Бизнесмен не выходил из нее. Затем дверь, наконец, открылась, и он поставил ноги на асфальт, а затем медленно, словно отягощенный невидимым грузом, встал на ноги, захлопнул дверь, включил сигнализацию и направился к подъезду. Наблюдатель уже стоял посредине тротуара. Но тот шел, не поднимая глаз. И только едва не столкнувшись с ним, несколько отпрянул, пробормотав какие-то извинения, и попытался обойти Наблюдателя. «Ты не помнишь меня?» — спросил Наблюдатель. Сколь эффектнее были те молчаливые диалоги, которые он разыгрывал сам с собой. Бизнесмен покачнулся и посмотрел на Наблюдателя. Впрочем, взгляд его не говорил о том, что он пытается что-то вспомнить. «Нет, простите» — пробормотал он и вознамерился продолжить свой путь. «Тащи… на середину дороги… на середину дороги… под колеса…». Тот несколько встрепенулся, еще раз внимательнее посмотрел на него: «Какая середина,… какая дорога,… Что вы несете? – его тон при этом несколько изменился, промелькнули ноты былой самоуверенности. Он даже повел головой по сторонам, словно рассчитывая увидеть привычно сопровождавшую его в лучшие времена свиту. «Что вы несете?.. — повторил он громче и, убедившись, что никто ему не поможет выйти из положения в привычной для него манере, взглянул вверх – на окна своей квартиры на восьмом этаже. Словно теперь помощь могла прийти только оттуда. Наблюдатель невольно проследовал за его взглядом и сразу же опустил глаза. Там, у окна, стояла женщина, с тревогой наблюдавшая за их встречей. Это была жена Бизнесмена. Впрочем, ее тревогу Наблюдатель скорее ощутил, чем рассмотрел, за время бегло брошенного взгляда вверх. Она никогда не видела Наблюдателя ранее, поэтому узнавание было исключено.
Он не прикоснулся к Бизнесмену, не стал его удерживать, когда тот, ускорив шаг, обошел Его. И уже через несколько метров, обернувшись снова, на этот раз пристально посмотрел на Наблюдателя. Затем, ускорив шаг, быстро подскочил к подъезду, на ходу вынимая связку ключей.
Наблюдатель не спеша направился от дома. Он все сделал как надо. Он напомнил. Он не дал ему уйти без напоминания о том дне. Но почему именно сейчас ему взбрело в голову сделать это напоминание? Ведь лишь немногое говорило о приближении пути Бизнесмена к его завершению. Неприятности, скандалы…. В такой обстановке живут многие и долго. И ничего. Живут. Почему Он так уверен, что пришло время? А если нет? Что дальше?
В этот момент Он услышал крик: «Вспомнил! Я тебя вспомнил! Я….!» Наблюдатель остановился и посмотрел в сторону, откуда донесся этот крик, нарушая благочинную тишину уютного двора. Окно на восьмом этаже было распахнуто, бизнесмен стоял одним коленом на подоконнике, рукой вытянутой вверх цепляясь за раму, словно хотел стать во весь рост. Позади него суетилась фигура жены и еще чья-то. Чьи-то руки обхватили Бизнесмена за пояс, другие придерживали его за плечи. А он продолжал кричать, что он вспомнил…
Затем окно закрылось, и снова водворилась тишина. Наблюдатель подошел к машине, и, сев в нее, отогнал на более привычное место, которым Он пользовался, свидетельствуя успешную жизнь своего «клиента». Он не спешил, осмысливая произошедшее. Минут через двадцать во двор буквально ворвалась скорая помощь.
…………………………………………………………………………………….
Он дождался, когда врач с помощником заскочили в подъезд, подошел к водителю и, словно походя, направляясь в тот же подъезд, поинтересовался: «К кому это вы? У нас здесь все здоровы». «Не знаю, — ответил тот, выходя из машины и закуривая сигарету. – Вызов в… — он назвал известный Наблюдателю номер квартиры. Может, конечно, у вас все и здоровы, только нервная у жильцов ваших видно работа. На этой неделе в этот двор уже третий вызов. Инфаркт, нервный срыв…. Здесь похоже то же самое».
Следующий день был у Наблюдателя свободен, и Он решил не торопиться. Дождался пока скорая уедет и остался свидетельствовать за событиями.
Около десяти подъехал Полковник, не на служебной – на своей машине. Торопливо припарковав, подошел к двери и сообщил о себе через домофон. Его пропустили. В начале двенадцатого снова подъехала скорая помощь. На этот раз врачи вышли вместе с Бизнесменом, которого по руки придерживала жена и Полковник. Жена села вместе с Бизнесменом, а Полковник, сказав, чтобы ехали в какое – то заведение, обслуживающее МВД, и, объяснив кратчайший путь, сел в свою машину и поехал вперед.
Наблюдатель двинулся за ними. Конечный пункт поездки не вызывал сомнений в диагнозе.
………………………………………………………………………………….
Он припарковал машину у трансформаторной будки недалеко от дома и направился к подъезду. По пути взглянул на время, для чего Ему потребовалось достать мобильный телефон. Часы Он почти не носил с тех самых пор, как остался один, противореча тем самым народной мудрости, которая утверждала, что часов не наблюдают только счастливые. Впрочем, здесь есть о чем поразмыслить: а может Он и есть счастливый человек? Конечно, ничей внешний Ему здравый смысл не рискнул бы подтвердить мелькнувший домысел. Не рискнул бы, возможно, только исходя из правил хорошего тона, общепринятых чувств или сочувствия по отношению к человеку с Его сюжетом. Или даже просто по причине отсутствия в Его случае стандартного джентльменского набора необходимых для признания счастливым атрибутов, каковыми их видит здравый смысл. Перечислять не будем, чтобы не впасть в убожество причин и следствий.
Но об этом в другой раз, а сейчас уже начало первого.
«Дядя …! – Его назвали по имени. По привычке Он сначала остановился, и лишь затем неторопливо повернулся в сторону, откуда донесся зов. На лавке сидела молодая девушка, лет восемнадцати — двадцати и напряженно смотрела Ему в глаза. «Вы меня не узнали? Я … – ваша племянница». Конечно, не узнал. Но что-то шевельнулось в Его отвыкшем от воспоминаний, не связанных с Его нынешней целью, сознании. Штампы типа «что-то шевельнулось» для описания подобного состояния бывают часто более точны и приемлемы, потому что не лгут в жалкой попытке придать простой рефлексии психологической изощренности. Последний раз Он видел ее…
……………………………………………………………………………………….
Это было еще тогда… оН подъехал в район обитания своей младшей сестры, позвонил ей из телефонной будки, мобильного телефона тогда у нЕГО не было. Сестра подъехала, нет, скорее подошла – это было совсем рядом, и оН передал ей ключи от квартиры. Попросил, их – ее и ее мужа — разобраться за неделю, что из оставшейся там мебели и прочих вещей, может пригодиться, и вывезти. Через неделю в нее уже вселяется новый счастливый владелец. Почему счастливый? Да, опять тот же здравый смысл – покупка трехкомнатной квартиры, и следующие за ней хлопоты по обустройству (которые будут длиться годы и годы, а когда закончатся, жить уже будет некогда), разве это не атрибут счастья?
Она работала детским врачом в районной поликлинике, а ее муж – врачом скорой помощи. Когда … ну, когда было все в порядке, он тактично помогал им. Нет, не деньгами, а подарками, практичными необходимыми атрибутами заурядного благосостояния, которые в те времена могли себе позволить только люди, адаптированные к ситуации в стране.
Сестра была с маленькой дочерью. Разговор не клеился, в этом была еГО заслуга. оН не знал о чем можно говорить, и боялся, что еМУ опять начнут сочувствовать, либо уговаривать образумиться и прочее. Боялся не того, что могут уговорить, а собственного срыва – сестру оН любил. Но сестра повела себя так, как еМУ и хотелось – ни одного вопроса, только этот взгляд, как в детстве – оН всегда был старшим братом. Ну, и незначащий обмен информацией.
Конечно, спасибо, пригодиться может многое, ты уверен, что тебе это не нужно, ну, собственно, если потребуется, всегда сможешь взять обратно. «А мы, вот, в школу собираемся в этом году». Тут оН впервые обратил внимание на стоявшую настороженно девочку, не как на просто двигающийся предмет, а как на любимую им племянницу. Ей было непривычно, что ее дядя не выражает при встрече с ней привычного восторга ее достоинствами. Она смотрела на нЕГО снизу в верх, прищурив глаза…. Этот взгляд Ему и запомнился.
Да, это было еще недавно – лет пятнадцать назад. Все события той жизни плавно двигались и перетекали от крестин к дням рождений, от праздников общественно-значимых к празднованиям всего, что могло привлечь совместное внимание. Были и будни. Их было больше, но впереди всегда были праздники. Неужели Он так легко воспринимал жизнь еще недавно?
оН, стараясь как можно меньше проявлять суетливости – суетливость в таких случаях может обидеть, словно ты поскорее стараешься откупиться – достал из бокового кармана деньги. Тысяча долларов. «Я тебя прошу, пусть ваша доченька будет красавицей в этот день». Сестра как-то потупилась, прикоснулась безмысленно к пуговице на еГО плаще, затем вздохнула и ничего не сказала вслух. На какой-то момент она снова стала сестричкой. А тому, что она подумала, оН не позволил реализоваться в словах.
……………………………………………………………………………………………
«Здравствуй …, — Он назвал ее по имени… единственное, что Он нашел разумным ответить в этой ситуации. Девушка встала с лавки и стояла не отрывая взгляда от Его лица. «Пойдем, — пригласил Он ее без лишних вопросов и стал подниматься по ступеням к двери подъезда. Лифт работал. Никаких мыслей, никаких сиюминутно выстроенных планов и композиций, как вести себя с племянницей не возникало. Они поднялись на «его» этаж. Он вставил ключ в замочную скважину, на секунду остановился – зайти первому или пропустить нежданную гостью. Зашел первым, чтобы включить свет. Тесная прихожая в неосвещенном состоянии таила в себе мелкие неприятности. Затем без слов жестом пригласил войти племянницу.
Впервые со времени переселения в эту квартиру он взглянул на ее убранство чужими глазами. До сих пор в этой квартире Его посещали только призраки. Ничего лишнего. Он помог гостье снять плащ и усадил на свое кресло, на кресло в котором Он располагался, общаясь со своими «овцами». Мелькнула мысль, сегодня Он сам окажется в роли призрака. «Кофе, — сказал Он, взглянув на племянницу, которая не оставляла попыток узнать Его. Выходя на кухню, чтобы приготовить кофе, Он сказал ей: «Уже поздно. Позвонишь матери?». И кивнул на журнальный столик, где стоял телефон. «Почему телефон на столе? — попытался вспомнить, между прочим, выходя на кухню. Он практически не пользовался этим видом связи.
Оказавшись на кухне, Он услышал ее голос, но слов не разобрал. Диалог не был долгим. Приготовление напитка также не было громоздкой процедурой, Он по прежнему предпочитал растворимый кофе. Вкус здесь был не причем.
Также не спеша, Он вернулся в комнату, поставил чашки на столик. «Позвонила. Хотя можно этого было и не делать. Я живу отдельно». Он взглянул на нее. « Я живу в общежитии. Отец устроил. У него знакомые».
Он чувствовал, что никак не может вернуться к себе, Он оставался Наблюдателем, для которого мир чувств, стремлений, забот этой девочки был не близок. Наблюдатель мог со знанием вопроса перечислить заботы, описать чувства и стремления, но при этом не ощущать ничего кроме знания в его отстраненности. Он не мог поддержать разговор, слова не приходили они были где-то далеко. Не толпились, как это бывало раньше, в «полости рта». Раньше – это когда? Сейчас в необходимом ассортименте их не оказалось. Он жил в мире, не требующем лишних слов. Слов, которые не годились даже для того, для чего они были придуманы…. Его мир проявлял заботу о том, чтобы их становилось все меньше.
Значит Он и сейчас в «своем мире»? А она? Завтра Он придет на работу, сядет за стол и они, слова, вернутся. Он будет говорить, рассуждать, указывать…
«Учишься в медицинском? – спросил Он скорее из вежливости. Где же еще ей учиться? Мать врач, отец – врач. «Да. Пока так. Отец сейчас зав. Отделения скорой помощи, — добавила она, словно приводя аргумент в пользу своего выбора.
Постепенно, вспоминая, о чем говорят в таких ситуациях, Он постепенно и безлико расспросил ее родителях, о ней, не понимая цели визита. Неужели просто так? В какой-то момент Ему захотелось, вернуться в то забытое состояние заинтересованности, сочувствия, понимания, с которым Он в свое время расспрашивал ее еще ребенком о чем-то важном для нее в то далекое время ее детства. Впрочем, «захотелось» ли? Он просто проследил некие чисто физические ощущения, возникшие где-то в области надбровной дуги, которые «скатились» неторопливо вниз, достигли области сердца, и опять же где-то, во внутреннем пространстве возникло нечто смутное, лишенное очертаний, подвижное и теплое. Но нет, не захотелось, не вернулся.
…Выбор? Предстоит выбор, который что-то может сделать окончательно Несбывшимся?
Нет, о деньгах речь не зашла. Может, постеснялась? Хотя для Него было бы проще, если бы причиной посещения были именно деньги.
Но с Его стороны предложение тоже будет не своевременным. Позже, Он возьмет номер ее телефона и … поговорит.
……………………………………………………………………………………………
Питанию Он уделял не слишком много внимания. А точнее внимание к этому немаловажному процессу в жизни нормальных людей было нетривиальным. О необходимости поесть Он вспоминал не в связи с наступлением времени приема пищи, а с появлением ощущения некоторого дискомфорта в желудочно-кишечном тракте. Как результат этой интриги потребления – легкий завтрак утром, отсутствие обеда, и ужин после завершения своих ежевечерних бдений.
В течение рабочего дня Он практически никогда не ел. Секретарша, первое время по несколько раз в день на уровне должностного рефлекса предлагавшая ему «не хотите ли кофе», сначала выражала профессиональное беспокойство по поводу его дневной диеты, но скоро привыкла к Его режиму непитания, и лишь изредка кокетливо интересовалась, как реагируют Его внутренние органы на такую его сдержанность. Остроумного ответа Он не находил, поэтому улыбался и иногда все-таки соглашался на чашку кофе.
Иногда Он выходил из офиса приблизительно в обеденное время. Хотя как такового перерыва «на обед» в Компании не существовало. Для этого профессионально значимого мероприятия было определено время с двенадцати до трех часов, и каждый, кому было не удобно следовать канонам организации труда – «иметь обед» с часу до двух, мог воспользоваться удобным для него интервалом в этом промежутке времени.
Секретарше Он озвучивал свой выход привычным и понятным для нее мотивом: «Выйду на обед». Она делала вид, что несказанно удивлена и находила в этой мотивации повод для сдержанного кокетства: «Я вот как – нибудь прослежу, что скрывается за этим вашим «на обед», и чем вы на самом деле, тем временем занимаетесь». Он понимал, что с ним шутят, но отвечал: «Вы будете разочарованы». Он всегда называл ее по имени отчеству, как, впрочем, и других, и равных по положению и подчиненных, независимо от возраста.
Эти «обеденные» минуты Он проводил бесцельно, глазея по сторонам, отмечая и принимая, своим расслабленным, лишенным концентрации на определенных объектах, вниманием все, что попадалось на глаза. Люди, бегущие навстречу и обгоняющие его, их лица, автомобильная суета рядом вдоль дороги, витрины магазинов, рекламные плакаты, времена года…. Только во время подобных, не слишком частых прогулок, глазея вокруг себя, Он мог отметить: весна, зима, лето или осень. Обычно же выходя из дома на работу или пребывая на своем «посту» по вечерам, Он просто ощущал: холодно, жарко, тепло… и одевался в соответствии с этими ощущениями, а не с временами года, которые определялись движением светил.
Он неторопливо шел по тротуару вдоль проезжей дороги, затем мимо входа на станцию метро, окруженного киосками. Вдруг немотивированно задержал взгляд на мужчине, одном из многих людей, пребывавших в разной степени подвижности. Впрочем, Его склонность останавливать свое внимание на людях в движении и не требовали иной мотивации. Движения этих людей, на ком Он вдруг задерживал свой взгляд, было отличным от других, в окружении которых они перемещались, и зачастую были воплощением немотивированности. В этих движениях не участвовали ни мозг, ни тем более душа. Они были безостановочны.
«Странная игра с подвижною мишенью. Не будучи нигде, цель может быть везде».
Откуда этот импульс? Во-первых, наверное, потому, что тот был одет не по сезону без верхней одежды. Но это только первый импульс. Дальше, костюм, галстук – все с иголочки. Этим едва ли можно привлечь сегодня внимание, тем более на таком расстоянии и одежды от кутюр будут выглядеть как ширпотреб. Сейчас это в чести, чтоб дорогой костюм с расстояния выглядел, как одежка работяги в праздничный день. А когда подойдешь… Э-э, да это же Версачи, или что там сейчас котируется.
Наблюдатель повернул голову к обочине, и в поле зрения попала черная блестящая в ярких лучах осеннего солнца машина. Конечно же, тот приехал на ней, поэтому и раздет. Но, несмотря на полученное объяснение, Он продолжал наблюдать за мужчиной. Да движения…. Пока тот, сдерживая торопливость, солидно шел к торговавшим здесь же цветами женщинам — цветами почти всегда торгуют женщины, он несколько раз засовывал и вытаскивал руку из кармана брюк. После первого раза, вынув руку из кармана, он расстегнул пуговиц на пиджаке и снова, откинув легки движением руки полу пиджака, засунул руку в карман. Затем вынул, полез в боковой карман, что-то нащупав там, вернул ее на место – в карман брюк. Затем прошелся вдоль ряда торопливо, словно стесняясь задержать на чем-то взгляд, рассматривал цветы. И морщась от призывов к покупке, исходившей от продавщиц, изредка бросал взгляд на припаркованную к обочине машину. Наблюдатель не меняя направления движения, медленно приближался к тому месту, где, проходя мимо незнакомца, привлекшего его внимание, между ними окажется шагов пять. Тот в это время остановился, его внимание привлекли пышноголовые красавцы на длинных ножках. Цвет белый и, как показалось Наблюдателю, с зеленоватым оттенком. Скоро Он минует это место наименьшего расстояния между ними, оставит его за спиной и забудет о нем. Запомниться не надолго его не нужные никому, бессмысленные движения, торопливость не по одежке – может выскочил с какого-нибудь совещания. Наблюдатель огляделся по сторонам – особо выдающихся своим статусом окружающие здания не видно. Впрочем, на машине мог отъехать и на довольно значительное расстояние. Тогда почему покупает здесь, а не каком-нибудь салоне, где ему этот букет так упакуют в такое убранство, что и цветов не видно будет.
Только что пребывая в бросавшейся в глаза суетливости, теперь же объект Его внимания стоял выпрямившись, рука в кармане профессионально отглаженных брюк, туфли блестят, проверяет первое впечатление о сделанном выборе. Женщина что-то говорит ему, уговаривает или … что обычно они говорят в таких случаях? Хвалит выбор, говорит, что долго будут стоять…. Но его едва ли надо уговаривать, он выбирает сам.
В этот момент мужчина слегка наклонился к емкости, в которой стояли цветы, пальцем указывая продавщице на те, которые он хотел бы видеть в своем букете. Та вытаскивала, указанные им цветы и складывала в букет. Затем, очевидно, спросила его, указывая кивком головы на рулон бумаги, очевидно, заворачивать или нет. Бумага прозрачная с белым орнаментом. Наблюдатель не мог разглядеть ее на этом расстоянии, но он знал — приходилось пользоваться. Правда, нечасто. И очень давно. Покупатель в ответ качнул отрицательно головой, поскреб пальцем по подбородку в размышлении и наклонившись указал еще на два цветка – добавить к букету, и… вдруг не разгибая спины, медленно повернул голову в сторону приближавшегося Наблюдателя.
Тут же Наблюдатель узнал его. В те далекие времена он был его едва ли не самым близким … другом? Нет, пожалуй, все же знакомым. Очень близким, но знакомым. Жены тоже дружили.
Только с ним он поделился о поступившем ему предложении сменить работу на заработки. И тот выразил искреннюю радость по поводу намечающихся перемен, сказал «и не раздумывай», через пару лет на Канарах будешь отдыхать всей семьей. И нас не забудь — пришли открытку.
Тогда «Канары» уже перестало быть наименованием некоего, разве что еще по школьным урокам географии известным названием, которое на страницах учебников упоминалось между прочим, для общего развития. Больше о них ничего знать советскому школьнику не было нужды. Там не добывали полезных ископаемых, не плавили металл…. В Советском Союзе и без «Канар» хватало мест, где можно было отдохнуть, а если точнее, провести отпуск.
И вот начали звучать Канары, Мальдивы, Сейшелы, Тенерифе,… Что из них было островами, что городами? Надо было напрячь память, чтобы вспомнить. Наблюдатель тогда посмеялся над этой идеей вместе со знакомым, отнесясь к этой возможности с иронией. Как оказалось, изменения, происходившие на постсоветском пространстве были порождены, чтобы самую страшную сказку сделать былью. А уж, что касается Канар, то они очень скоро перестали быть фишкой в состоятельных кругах — они стали повседневностью. Правда, Наблюдатель с семьей так и не успел их посетить.
…В те дни он, знакомый, тоже был всегда рядом, когда это было нужно и возможно. Хотя на самом деле Наблюдатель чаще желал, чтобы еГО в те дни оставили в покое. Именно с его дня рождения они возвращались тогда. И были настолько старомодны, что отмечали это событие дома, а не в ресторане.
Потом он был среди тех, кто, вместе с другими знакомыми и коллегами, выносил гробы из квартиры…. После похорон Наблюдатель больше его не видел. оН засел на неделю, а то и больше, в квартире, время тогда утратило свою значимость, и не отвечал на телефонные звонки. Среди этих звонков, наверное, был и его. Но оН не пустил в квартиру даже сестру с мужем, когда те пришли, обеспокоенные безответностью своих звонков. оН просто сказал им через дверь – все в порядке. А тот, наверное, хотел поддержать отношения или поддержать самого Наблюдателя? Или что еще хотят в таких ситуациях друзья или близкие знакомые? Да, конечно, он хотел поддержать Наблюдателя.
Знакомый выпрямился, забыв о цветах, которые настойчиво ему протягивала женщина. Пожилая женщина, опрятно и бедно одетая. А во что еще одеваются, когда торгуют цветами? Опрятным надо бы, конечно быть, чтоб не смущать общественной нравственности покупателя. Когда продавец одет неопрятно удачной торговли у него не будет, с ним даже не поторгуешься.
Наконец, знакомый взял букет в правую руку, продавщица просто вложила букет в его правую руку. И ему оставалось только охватить букет пальцами. Также, не отводя взгляда от приближающегося Наблюдателя он, переложив букет из правой руки в левую, достал и бокового кармана и протянул ей деньги. С процессом покупки было покончено.
Теперь на его лице отражался поиск – поиск фразы, которую он произнесет при приветствии. «Как дела…», «давно тебя не видел…», «сколько лет…»… и еще, еще…. Все не то. Он свидетельствовал эту игру на лице знакомого при выборе ритуальной фразы для приветствия. «Рад видеть, — наконец произнес знакомый, протягивая руку, предварительно скользнув ладонью по пиджаку, наверное, стебли корешков были влажные. Ладонь была мягкая, но, когда Наблюдатель пожал ее, охватив своей ладонью, напряглась — ответила на пожатие. «Я тоже, — ответил Наблюдатель.
Первый импульс узнавания, и воспоминаний нестройной чередой бессловесно пронесшихся в его сознании, прошел. Он уже знал, что разговора, а тем более продолжения отношений не будет, но оставался корректен и проявил ответный интерес к сегодняшнему положению знакомого. У того же за прошедшие годы накопилось новостей не на одну встречу. Работает он там же, только теперь начальник департамента чего-то там, постоянные командировки. Зарплата, конечно, не заоблачная, но имеются и другие возможности, он непроизвольно бросил взгляд на свое новенькое транспортное средство, – все-таки внешнеэкономические связи. Комиссии, тендеры… сам понимаешь. И те хотят, и тем надо…
С первой женой разошелся уже лет двенадцать назад. Разошлись спокойно. «С первой женой» неприятно задело слух Наблюдателя, Он знал ее по имени. И если имени не осталось, а вместо него – первая жена, то все последующие ждет та же судьба, пока и он не станет чьим-то первым мужем.
Да, дети уже взрослые. Живут сами, квартирами он их обеспечил. Один работает в Германии в банке, младший – выбрал медицину, как его не отговаривал, там то у него связи послабее, но он и сам себе дорожку проложит — скоро защищается. На этом этапе профессия, конечно, не слишком доходная, но пока он помогает. А дальше уж пусть сам думает.
Второй брак был недолгим. Детей не было – просто девочке захотелось выйти в свет. О чувствах речь не шла. А он сам, понимаешь – остался один. Ну, а сейчас уже третий год женат на дочери … он назвал фамилию – слышал о таком? Один из замов чего-то там…. Но скоро станет и Самим. Женился, конечно, не карьеры ради, он и сам стоит хорошо и перспективы прекрасные. Просто, знаешь, захотелось чего-то такого чистого. Она почти на тридцать лет моложе его. Речь его была хорошо поставлена, не тороплива, несмотря на то содержание, которое он выкладывал Наблюдателю. В какой-то момент он посмотрел на часы и сказал, что ему пора. Созвонимся. Последнее слово он сказал скорее по привычке из вежливости заканчивать разговор со старыми знакомыми, которые в нынешний его круг общения не входили – обмен телефонами не состоялся. Уже подойдя к машине, он обернулся и предложил подвезти. Но Наблюдатель успокоил его — ему не далеко.
…………………………………………………………………………………
Встреча отбила желание пить кофе где-нибудь по пути, как это Он делал обычно по окончанию таких прогулок. После этой встречи Он еще больше почувствовал свою чужесть происходившей вокруг него суете.
Вернувшись в офис и, проходя через приемную, обратился к секретарше с просьбой сделать кофе. Реакция женщины на неожиданную просьбу, заставила его остановиться. Ее словно подбросило из кресла. «Сию минуту, … — Она назвала Его по имени отчеству. Он задержал свой взгляд на ней чуть больше обычного, и уже берясь за ручку, чтобы открыть дверь кабинета, почувствовал необходимость что-то сказать, но в голову из-за отсутствия навыка ничего не приходило. Тем не менее, чтобы сгладить впечатление от непривычно долгого взгляда, выговорил: «Заранее спасибо».
Когда она занесла ему кофе, Он, рассеяно сидя в кресле, еще раз сказал «спасибо». «Вы уж поблагодарили меня… заранее,- заметила она. – Теперь, когда я буду забирать чашку, надо полагать вы еще раз скажете «спасибо?» Он улыбнулся, и, соглашаясь с ней, кивнул головой. «По моему это первая улыбка, которую мне довелось наблюдать за время нашего…» — она не нашла сразу слова. «Сотрудничества, — подсказал Он ей. «Я сохраню о ней воспоминание, как о своем успехе… профессиональном, разумеется». Он в первый раз посмотрел ей вслед. И спешно перевел взгляд в окно, когда она, закрывая за собой дверь, обернулась и еще раз взглянула на Него.
……………………………………………………………………………………………
Прессу Он пробегал глазами без особого интереса, не представляя четко какой информации или мыслей Он ожидает от прочитанного. Никакого заговора – все течет естественным путем. Один гарант болезненно сменяется другим – ни за что не хотят уходить, закатывают предвыборные истерики. Каждый клянется в любви к народу и чистоте своих помыслов и рук. Поди, проверь. Но на фотографиях с первых страниц в окружении то ли единомышленников, то ли сообщников выражение лица у него самое искреннее, те же, которые его окружают, явно что-то скрывают.
Прочитал об убийстве из снайперской винтовке во дворе суда. Средь бела дня, во дворе суда, в окружении конвоиров. Отозвались уже забытые состояния. Конечно, же здесь не месть, а деньги.
Как для киносюжета не ново, как для жизни – «талантливо», но отклика не нашло. Не смотря на то, что и тогда это было лишь из области полупьяных фантазий, сегодня Он воспринял их с иронией, представив себе уровень подготовки необходимый для свершения подобного.
Теперь Он, конечно, мог бы раздобыть, купить любой необходимый для еГО кровавых замыслов ресурс и воспользоваться им профессионально, но мысли об этом безвозвратно остались в прошлом. Он мог уничтожить их, но теперь Ему это было не нужно. Они все уже были обречены. Все глубже и глубже продвигаясь в направлении своих тупиков.
Он присутствовал при рождении этих тупиков. Его «овцы» сами их порождали и шли к последней встрече с Ним. Единственное, что Он предпринимал, так это был всегда открыт им.
Происходило замыкание… что-то едва заметное, но не для глаз, слуха, обоняния происходило при этом. Это уже была не дорога, а тропинки. Но они, озабоченные исключительно делами дня текущего беззаботно рвались, неслись, бежали, шли вперед. Возможностей отступления, становилось все меньше, и уже замыкалось пространство позади них, сокращались предметы, которыми им еще можно было обладать, состояния, которые еще можно было им пережить…
Иногда Наблюдателя занимала мысль, можно ли разомкнуть эту цепь связывающую Его на протяжении столь долгих лет с Его «овцами»? Могло ли что-то изменить возникшее между ними соотношение, разорвать связь, какие либо поступки их или Его?
Мысли на эту тему были Его собственными мыслями, как несколько нетвердо, считал Наблюдатель. Тот, кто (или что), двигал Им, если таковой существовал, в мыслительном процессе на эту тему не участвовал. А амбивалентность, на предмет его существования «по-прежнему» и «несмотря на» сохранялась в Наблюдателе. Но в этих мыслях его присутствия Он не ощущал – почувствовал бы сразу, как Ему виделось. Но оттуда не поступало никаких сигналов.
……………………………………………………………………………………
Приобретший особый статус «овоща» Бизнесмен все же не избавился от внимания Наблюдателя. Впрочем, этот интерес теперь уже имел другой контекст. Жена Бизнесмена металась в стараниях обеспечить более или менее пристойный образ жизни: себе и сыну, который никак не хотел понимать, что хоть он и единственный наследник, но наследовать, кроме долгов особо нечего.
Как оказалось и, судя по всему, ее супруг не был «всеобщим любимцем» при той еще жизни. И сейчас, она могла рассчитывать на поддержку только Полковника, да и то скорее на его админресурс, который к этому времени хоть и был весьма значителен, но источником достаточных поступлений денежных средств в ее семейный бюджет стать не мог. То есть урезонить некоторых особо рьяных кредиторов он еще мог, да и то лишь на некоторое время – далеко не все были столь доступны.
А значит и время пребывания в тех достойных апартаментах, куда поместили Бизнесмена, после того как в ведомственном заведении Полковника убедились, что случай критически стабильный, (или стабильно критический, ох, уж эта психиатрия), будет неопределенно долгим, возможно длиною во всю оставшуюся жизнь. Достойные учреждения потому и являются таковыми, что могут обеспечивать достойное пребывание в своих стенах за не менее достойную плату.
После столь долгой «совместной» жизни, Наблюдатель не смог остаться в стороне от участия в судьбе своего бывшего подопечного. А может Он хотел сохранить его в качестве «памятной медали»?