Загадочные обстоятельства
Возрастные ограничения 18+
Этот момент настиг нас врасплох. Мы ожидали его все время прохождения армейской службы, но сегодня оказались не готовы. Неестественные голоса и звуки прибывающих поездов вызывали легкое смятение. Назойливые продавцы, бегающие по перрону с большими сумками, предлагали пассажирам купить их товар. Ожидая прибытия своего поезда, мы стояли с широко раскрытыми глазами на красных каменных лицах, словно дети, потерявшие своих родителей на многолюдной улице. Уже не терпелось занять свои места в вагоне. Сбежать от этого давящего шума и пробирающего до костей холода.
С первых дней службы мы с Брутом держались вместе. Наша взаимная поддержка существенно смягчала все тяготы солдатской жизни. Но эти времена прошли и мы возвращаемся домой, вынашивая в себе противоречивые чувства волнующей радости и душевной тоски.
Брут с явным интересом наблюдал за людьми, подкуривая уже пятую сигарету за последние двадцать минут. Его крепкое телосложение просматривалось даже через зимний солдатский бушлат.
— Это скопление людей меня раздражает, – сказал он, выбрасывая окурок на железнодорожный путь. – Если хоть ещё один из этих орущих торгашей попытается впарить нам что-то, он полетит вслед за моим окурком!
— Держи себя в руках, Брут. Хотелось бы оказаться в теплом вагоне, а не в полицейском участке.
Снежные хлопья медленно падали нам на плечи. Стаи птиц над нашими головами рассекали серую вуаль утреннего воздуха.
— Надеюсь, что наш долгий путь домой скрасят несколько привлекательных попутчиц. – сказал Брут, цепляясь взглядом за каждую девушку, проходящую мимо.
— Ты в своём репертуаре, животное. – Сказал я, мысленно разделяя его желания.
Спустя еще одну выкуренную сигарету, женской голос, который доносился из громкоговорителя, оповестил нас о прибытии нашего поезда. Мы забросили тяжёлые солдатские рюкзаки на плечи и устремили свои взгляды на встречу восходящему солнцу. Блеклыми лучами оно освещало появление поезда на горизонте, словно прожектор, обращающий всеобщее внимание зрителей на артиста, выходящего из-за ширмы бескрайнего горизонта. Он становился все больше, заставляя нарастать волнующий трепет в наших сердцах. Образ дома и близких людей снова предстал передо мной. Готов поспорить, что Брут разделял мои чувства и думал о том же. Все смятение и пожирающее изнутри ожидание бесследно пропало.
Вот уже первый вагон машиниста, сбавляя скорость, пронесся мимо нас. Оглушительный лязг колёс начал стихать. Расталкивая друг друга большими дорожными сумками, люди метались по сторонам, точно испуганные муравьи.
Проводник, проверяющий документы и наличие билетов, окинул взглядом окружившую его толпу пассажиров. Ему было лет шестьдесят. Густые старческие брови покрылись сединой. Огромные мешки под красными утомленными глазами свидетельствовали о бессонных ночах, проведенных в неуютном купе старого вагона. Натянуто улыбнувшись, он поприветствовал пассажиров. Он стоял напротив нас, проверяя документы отсутствующим взглядом. Я подумал, что он болен и мне стало жаль его.
С большим трудом мы просочились между людей, которые занимали свои места в вагоне. Мы уложили свои сумки на верхние полки. Брут сел напротив меня. Мы облегчённо выдохнули. Образ дома становился всё более явным. Целые сутки разделяли нас от близких людей и домашнего уюта.
Набирая скорость, ржавые колеса нашего вагона громко скрежетали, издавая резкие неприятные звуки. Картинки за окном сменяли друг друга все быстрее и быстрее, пока не воссоединились в одну ослепительно-белую вереницу снега. Иногда встречались одинокие дома. Они казались безлюдными и покинутыми. После наступления весны они снова окружат себя богатой растительностью и трудолюбивыми людьми, собирающими урожай на своих огородах. Эта местность напомнила мне родные края и я снова мысленно перенесся туда где проходило мое безмятежное детство.
Вскоре после отъезда мы ненадолго остановились возле небольшого посёлка. В наш вагон зашли еще несколько человек. Их шапки и пальто были припорошены снегом, а лица напоминали багровые переспевшие сливы. Одна из них была нашей попутчицей. Добравшись до своего места, она с лёгкостью закинула огромную сумку на верхнюю койку так, что Брут услышал скрип металлических держателей над головой. Видимо, сумка была очень тяжёлой. Лёгкий толчок ногой под столом от Брута вырвал меня из воспоминаний и я оторвал взгляд от окна.
Перед нами стояла дородная женщина лет сорока. Она напоминала глиняной горшок, который даже Брут не смог бы обхватить. Пуговицы на её пальто, казалось вылетят при малейшем движении. Редкие волосы выглядывали из под шерстяной шапки и закрывали глаза.
— Здороваться не учили, солдатики? – сказала она, подмигивая Бруту. – Я хочу хорошенько выспаться. Надеюсь, вы не собираетесь шуметь?
Мы помахали головами в знак того, что не намерены так рисковать своими жизнями.
— Вот и хорошо! – сказала она, поднимая свою тушу на верхнюю койку. Стальные держатели над Брутом пищали от боли. Вот-вот и она рухнет ему прямо на голову вместе с огромной сумкой, которая заменяла ей подушку. Через мгновение она уже погрузилась в глубокий сон. Об этом говорили её тяжелое дыхание и прерывающийся храп.
Напряженное лицо Брута рассмешило меня.
— Пойду покурю, – сказал он, доставая из бушлата пачку сигарет, — что-то я разволновался.
На выходе из купе мужчина в синей рубашке чуть не сбил его с ног, пробегая по коридору вагона. Бирка на его груди говорила о том, что он был начальником поезда.
— Может ему нужна помощь? – спросил я Брута. На его лице читалось явное возмущение.
— Может и нужна. – сказал Брут, поправляя свой китель, — ты сходи проверь, а я пока отойду. Эта атмосфера меня напрягает. Если нужна будет моя помощь — зови.
Брут был прав и я чувствовал это. Чем дольше мы находились в пути, тем больше впадали в меланхоличное состояние. Появилось ощущение душевного угнетения.
Пассажиры всего вагона разделяли это состояние. Их отсутствующие взгляды, не имеющие жизненного блеска, были пусты. Причина нахлынувшего стресса оставалась неизвестной.
Я решил зайти к проводнику. Возможно, он знает, что случилось. Может быть, ему самому стало плохо и начальник поезда бежал оказать ему медицинскую помощь. Ведь, он выглядел так болезненно, проверяя наши билеты на железнодорожной станции.
Остановившись у его двери, я хотел постучать и войти, но быстро передумал. Из купе доносились голоса двух мужчин. Они разговаривали на повышенных тонах, споря о чем-то. Не в силах постучать в дверь или уйти, я начал вслушиваться в их разговор. То, что я услышал было странным и бессмысленным. Но только на первый взгляд.
— Послушай меня, Джек, если ты не возьмешь себя в руки, то я сам выкину тебя из этого вагона прямо посреди леса! Эти символы ничего не значат, старый ты дурак! Я в прошлый раз наслушался от тебя этих бредней. Это твой последний рейс. Предупреждаю, если ты еще хоть раз заставишь меня нервничать, то сразу же отправишься в сумасшедший дом!
— Начальник, это вовсе не бредни! Поверьте же мне, прошу вас! Оглянитесь вокруг и вы сами все увидите! Вы правы, этот рейс последний, но не только для…
— Заткнись! – перебил старика начальник поезда, – я тебя предупредил! Еще раз ты поднимешь панику и я за себя не ручаюсь!
После этих слов дверь открылась и я оказался лицом к лицу с взбешенным начальником поезда. Его выражение лица приняло неестественный оттенок спокойствия.
— У вас что-то случилось? – спросил он. На его лбу все еще пульсировала вздутая вена.
— Нет. Я хотел узнать, когда будет следующая остановка, – пробормотал я, чувствуя как мое лицо покраснело.
— На двери висит лист со всей нужной вам информацией. Прежде чем надоедать людям глупыми вопросами, протрите хорошенько глаза. Возможно, после этого вы будете видеть лучше.
Выплеснув на меня остатки гнева, начальник поезда поплелся по коридору вагона, а на его месте, передо мной, снова появилась дверь с расписанием всех остановок.
Наше купе располагалось в центре вагона. Соседние номера были набиты людьми, но в вагоне была тишина, словно он ехал пустой. За все время я увидел лишь пару человек. Они сновали по коридору вагона с озабоченным видом. У меня много раз появлялось желание завести разговор с одним из них, но что-то меня останавливало. По их лицам было видно, что я не одинок в своих переживаниях. Они тоже не находили объяснений резкому упадку моральных сил. Казалось, сам воздух дурно влияет на нас.
Я снова сидел в своём купе, рассеяно глядя в окно. Мне не терпелось поделиться услышанным с Брутом, но он ещё не вернулся.
Проводник пытался о чем-то сказать начальнику поезда, но тот даже слушать его не желал. Что так испугало бедного старика? О каких символах он говорил? Связано ли это с состоянием людей в поезде?
«Оглянитесь вокруг и вы сами все увидите.»
Мои размышления прервал храп нашей попутчицы. Все же, не все пассажиры озабочены плохим настроением. Она мирно спала, подергивая ногами, словно её кусали клопы.
Брут уже докуривал вторую сигарету, наполняя тамбур вагона густым дымом. Его нервы, словно струны, не знающие покоя от ретивых рук музыканта, наконец вернулись в спокойное состояние. Но не надолго.
На обратном пути Брут решил зайти в уборную, но не успел. Какой-то мужчина низкого роста, проскользнув мимо, опередил его, захлопнув дверь прямо перед его лицом.
«Держать себя в руках.»
Прошло достаточно времени, что бы прочесть весь выпуск новостей из старой газеты. Но мужчина все еще не выходил.
— Эй, вы там скоро? – крикнул Брут.
Ответа не последовало.
Прошло ещё некоторое время прежде чем он снова крикнул:
— Мужик, твоё время вышло!
Брут кипел от возмущения, не услышав ответа и на этот раз.
— Ещё минута и я силой заставлю тебя выйти от туда!
Подождав ещё немного, Брут сказал:
— Минута вышла. Я тебя предупреждал.
Брут ударил ногой в область замочной скважины. Не добившись желаемого результата, он отошёл на расстояние, которое позволяла ему обширность прохода, и с силой врезался плечом в железную дверь.
Она не поддалась.
После очередных неудачных попыток он достал перочинный нож из нагрудного кармана своего кителя, подаренный отцом перед отъездом на службу. Вставив кончик лезвия в замочную скважину, он с усилием провернул его вправо. Послышался щелчок.
Дверь открылась.
По спине пробежали мурашки. Но не холод был причиной этому, а картина, которая открылась перед ним.
«Куда он пропал? Не мог же он…»
Внутри никого не было.
Холодный ветер врывался внутрь уборной через настежь открытую форточку. Предположение Брута ввело его в состояние оцепенения.
— Что с тобой, Брут? – спросил я, когда он вошёл в купе. – Ты бледный как мраморный лист.
Его взгляд был растерянным.
— Ты не поверишь, если расскажу. – Сказал он тихим голосом.
Он ошибался. Я уже всему был готов верить.
История Брута произвела на меня большое впечатление. После услышанного я еще долго сидел молча, задумавшись глядя в окно. Брут первый нарушил тишину и ход моих мыслей.
— Нужно рассказать об этом проводнику.
— Нет, нельзя! – воскликнул я.
— Почему нельзя? Разве не он должен следить за порядком в этом чертовом вагоне?
— Все гораздо сложнее чем ты думаешь. Помнишь как на выходе из купе тебя чуть не сбил мужик в синей рубашке?
— У меня все хорошо с памятью. Особенно на такие случаи. Я еще хотел ему вмазать.
— Это был начальник поезда.
— Хорошо, что я не успел этого сделать. Он быстро убежал. Но куда? Ты его нашел? Что произошло?
— Да, нашел…
И я рассказал ему об услышанном мною разговоре.
Брут не разделял моих подозрений. Мне казалось, что разговор начальника поезда с перепуганным проводником как-то связан с мужчиной, который заперся в уборной и выпрыгнул из вагона. Возможно, это всего лишь нелепое стечение обстоятельств. Но мне в это не верилось. Рано или поздно отсутствие этого человека заметят. Особенно, если он ехал не один.
Через некоторое время я решил выйти из купе размять суставы и заодно, оценить обстановку – возможно, попутчики выпрыгнувшего мужчины уже заметили его отсутствие и принялись за поиски. Прогуливаясь по коридору вагона, я вслушивался и всматривался в каждое открытое купе, в надежде увидеть хоть одно обеспокоенное отсутствием человека лицо. Но в вагоне по прежнему царила тишина и безмолвие. Большинство пассажиров задумчиво смотрели в окна, в то время как другие лежали на своих койках, всматриваясь в узоры на потолке. На их лицах все еще лежала печать уныния.
Я снова очутился возле двери в купе проводника. Она была слегка приоткрыта. На этот раз в ней было тихо. Любопытство подталкивало меня войти и поговорить со стариком, который, несомненно, что-то знал и об этом нельзя было распространяться – начальник поезда запретил ему. Неизвестное чувство во мне предвещало беду, если я не узнаю ответы на интересующие меня вопросы. Это чувство разгорелось во мне и нерешительность отступила. Я постучал в дверь.
Тишина.
Я постучал ещё раз, в надежде, что первый раз старик не расслышал моего стука, но ответа опять не прозвучало.
Возможно, он спит или ушёл куда-то. Я решил убедиться в этом и открыл дверь.
То, что я увидел никогда не сотрется с моей памяти. Не передать словами тот ужас, который овладел мной. Меня сковал ступор, точно я пустил корни. Не в силах сдвинуться с места, я смотрел на него невидящими глазами.
Он лежал на своей койке в окружении грязных простыней и оборванного тряпья. Воздух был пропитан едким запахом лекарств. Его рука была вся в глубоких порезах, а тонкая струйка крови, протекавшая от запястья до пальцев, лилась на пол, образуя небольшую лужицу. Тусклый желтоватый свет лампочки прямо над его головой, освещал застывшую гримасу отчаяния на бледном лице. Глаза, потерявшие жизненный блеск, с упреком смотрели на меня.
То, что произошло дальше я помню с трудом. На силу овладев собой, я вернулся в своё купе. Нервная дрожь во мне не утихала, а только усиливалась. Брут окинул меня обеспокоенным взглядом.
— Что-то случилось? Опять кто-то выпрыгнул из этого проклятого вагона? – спросил он с оттенком иронии, но в его голосе звучала нервозность.
Я не сразу ответил. После увиденного было тяжело говорить. Некоторое время я смотрел в окно, пытаясь успокоиться и понимал, что об этом нужно рассказать немедленно.
— Проводник… Он убил себя. – сказал я хриплым голосом. Эти слова дались мне с трудом.
Брут посмотрел на меня не верящим взглядом.
— Что ты сказал? Кто себя убил?
— Да. Он там… У себя.
Никогда я еще не видел Брута таким обеспокоенным. Он сорвался с места и быстрым шагом направился к месту происшествия.
Уже через пять минут начальник поезда стоял в затхлом купе старика. Его вызвал Брут через рацию, встроенную в стену рядом с кроватью. На ней совсем недавно сидел старик по имени Джек и слушал вопли разъяренного начальника. В этот раз причина его вызова была довольна весомой – проводник покончил жизнь самоубийством. Медленно осознавая этот факт, начальник поезда смотрел в безжизненные глаза Джека, пытаясь что-то понять.
Все это время мы стояли за его спиной. Я пытался не смотреть в сторону трупа, но взор мой бессознательно падал на окровавленную руку с посиневшими пальцами.
— Начальник, что будем делать? – спросил Брут, ожидая пока тот примет решение.
После тяжёлых раздумий он обернулся к нам.
— Скоро мы остановимся на станции небольшого городка. Я свяжусь там с полицией. Они будут проводить расследование. Будьте готовы к тому, что вам будут задавать вопросы. Ведь, это вы его обнаружили? – спросил он у Брута.
— Нет, он. – Ответил Брут, указывая пальцем в мою сторону.
Начальник поезда перевёл взгляд на меня. Он сверлил меня им несколько секунд так, что мне они показались вечностью.
В этот момент я сильнее всего жалел о том, что мне пришло в голову открыть эту дверь. Я мог бы уйти и на моем месте оказался бы кто-нибудь другой, но излишнее любопытство вынудило меня искать ответы на некоторые вопросы. Вот только я их не нашёл.
— Значит, вам придется принять на себя основной удар. Будет проведён допрос и вы потрудитесь объяснить – для чего несколько раз намеревались посетить проводника в его купе на кануне его смерти. Надеюсь, ваше странное поведение никак не связано с этим… происшествием.
Его слова обрушились на меня, как камни. Ответить сразу на это нелепое предположение я не смог.
— Что вы этим хотите сказать? – спросил Брут.
— Он хотел сказать, что это я довёл его до самоубийства. Хотя, сам забыл, наверное, как кричал на старика, угрожая выбросить того из вагона. – Вмешался я.
Моя контратака произвела на него большое впечатление. Гнев пылал в его глазах, и теперь в его голосе уже не было прежней уверенности.
— Ты не должен был слышать этого! Если об этом разговоре кто-то узнает, у тебя будут большие проблемы! Не вынуждай меня распространятся грязными домыслами в присутствии полиции. – Сказал он тихим голосом, почти шепотом, медленно приближаясь ко мне. На его лбу снова появилась вздутая вена.
— Я надеюсь, что мы поняли друг друга.
После этих слов он вышел в коридор и направился в свой вагон.
Мы продолжали стоять на своих местах в полном недоумении. Эта ситуация погрузила наше моральное состояние в ещё больший мрак. Хотелось покинуть вагон и продолжить путь пешком. Жаль, что мы не сделали этого…
Каждая остановка была для нас возможностью подышать свежим воздухом на перроне железнодорожной станции неизвестного города или посёлка, прогуляться вдоль ближайших киосков, наблюдая за местным ритмом жизни. Каждый выносил из своих вагонов часть той негативной энергии, которая царила между нами на протяжении всего пути. Местные жители, видимо, чувствовали это. Они смотрели на нас подозрительным взглядом, словно чего-то остерегались. Только бездомные собаки, казалось без особого страха, точно наши давние друзья, прыгали возле нас от радости, не теряя возможности испачкать нашу одежду грязным снегом.
Следующая остановка не дала нам возможности развеяться и упорядочить свои мысли. Мы даже не смогли выйти наружу. После остановки поезда все вагоны остались закрытыми. Все, кроме нашего.
Начальник поезда впустил несколько человек с серьёзными и сосредоточенными лицами. Один из них нес большой синий блокнот для записей. Второй же с трудом нёс себя. Его «широкая кость» мешала ему пролезть в вагон. Бедному напарнику пришлось изрядно попотеть, что бы затащить эту громадину внутрь.
Мы с Брутом сидели в своем купе, ожидая пока одного из нас вызовут эти два джентльмена в полицейской форме для дальнейшего разбирательства. Гул трактора над головой Брута напоминал о безмятежно-спящей дамочке, которая несомненно являлась родственницей одного из полицейских. Несмотря на все пережитое нами в пути, мы смогли восстановить самообладание в котором так нуждались именно сейчас. Кто знает, что наплетет полицейским этот недоносок с биркой начальника поезда на груди. Нужно быть готовыми ко всему.
— А ведь, он испугался! – сказал Брут. — И почему-то мне кажется, что это связано с тем, о чем хотел сказать ему старик.
— Он считал бреднями каждое его слово. Он даже слушать его не хотел.
— Но это не так, – возразил Брут. – Если бы он действительно считал это бреднями, то не стал бы переживать за то, что их разговор был тобой услышан. И не испытывал бы страх перед тем, что это может предаться огласке. Он что-то знает. И не хочет, что бы об этом знал еще кто-нибудь.
— Наверное, ты прав.
— Ты точно не слышал ничего конкретного?
— Нет, проводник не успел договорить, тот его перебил.
— Быстрее бы добраться домой, – сказал Брут. — Эта поездка меня утомляет своими сюрпризами.
Он был не один такой. Как я уже сказал, остальные пассажиры разделяли с нами моральный упадок сил. Но в отличии от нас, они сидели в своих купе, не усугубляя своего положения. Даже смерть проводника не вызвала никаких реакций. Они продолжали задумчиво наблюдать в окна, размышляя каждый о своем.
Брута вызвали первым. Во время его допроса меня решил навестить человек с обеспокоенным видом. Он в нерешительности зашел в мое купе, присаживаясь на место Брута.
Это был начальник поезда.
— Что вам нужно? – спросил я.
Один вид этого человека будил во мне желание выкинуть его из вагона. Нервные порывистые движения, бегающие мышиные глазки и огромная родинка на подбородке вызывали раздражение. Напускная дружелюбность дополняла всю эту картину.
— Сейчас твой друг дает показания полицейским. Скоро наш с тобой черёд с ними общаться. Перед этим я хотел бы кое-что обсудить.
— Ближе к делу.
— Наше общение не задалось с самого начала и я хотел бы исправить это.
— Каким же образом? – спросил я.
— В знак нашего примирения я скрою тот факт, что вы, накануне смерти старика, часто посещали его и, возможно, как-то повлияли на его психическое состояние. Ведь, вы единственный кто ходил к нему.
— Ах ты лживый ублюдок…
— Нет-нет-нет. Меня зовут Майкл, — сказал он, указывая на себя пальцем. – Совсем не так как вы меня назвали. Ложь это или правда решать не вам, а этим джентльменам, которые скоро вызовут меня для допроса. Я надеюсь, что к этому времени мы найдем с вами общий язык.
— Ты хочешь, что бы я забыл о вашем разговоре с проводником?
— А ты смекалистый. Все-таки с тобой можно общаться на одном языке.
— Что он хотел сказать тебе? Почему он так боялся? Чего он боялся?
— Это не важно, парень. Это тебя не касается.
— Мы с тобой так не договоримся! Или ты мне все рассказываешь, или на допросе полицейские узнают кое-что интересное!
На лбу начальника поезда снова появилась пульсирующая вена. Он смотрел на меня ненавидящими глазами, точно хотел убить меня. Но он был в не выгодном положении.
Он достал платок из нагрудного кармана и вытер пот со лба. Положив его обратно, ответил:
— Хорошо. Если ты так этого хочешь, я расскажу тебе.
Но не сейчас. На это нет времени. Через несколько минут я должен заменить твоего друга.
— Если ты забудешь о нашем уговоре…
— Рад, что мы пришли к общему соглашению. Можешь не беспокоиться, мои ответы будут выгодны с точки зрения твоих и моих интересов. А после этой неприятной процедуры мы славно побеседуем в ресторане на колесах. Он находится через три вагона от этого. Там мы сможем продолжить наш разговор.
— Со мной будет мой друг.
— Что ж… Пусть будет так. – Ответил Майк.
На его лице появилась странная улыбка.
После этого он ушел к полицейским, а на его месте появился Брут с непринужденным выражением лица. Я решил пока не рассказывать ему о нашем разговоре с начальником. Глядя в окно, я собирался с мыслями и ждал пока голос полицейского назовет мое имя.
Ждать пришлось недолго. После нескольких минут размышлений я услышал своё имя и направился в купе к полицейским. Оно располагалось возле выхода из вагона. Единственное купе, которое пустовало на протяжении всего пути. Теперь это помещение хорошо подходило для допросов. По пути я успел заметить безучастие и полное равнодушие к происходящему на лицах пассажиров, которые также продолжали наблюдать в окна или спать на своих койках. Казалось, они совсем не живые и бесчувственные роботы. Иногда, я даже завидовал им.
Две пары глаз окинули меня нетерпеливым взглядом. Старший полицейский что-то записывал в свой блокнот, а его толстый напарник рассматривал меня с явным интересом, словно перед ним был двойной хот-дог. Мне стало не по себе.
Подождав пару минут пока старший полицейский допишет свое произведение, я присел напротив них.
— Приветствую вас. Я капитан Баурус. Мой напарник лейтенант Красов задаст вам несколько вопросов для прояснения некоторых обстоятельств, связанных со смертью проводника в этом вагоне.
Я приготовился.
— Ваше имя, фамилия и отчество. Год рождения и фактическое место проживания. – Спросил Красов.
Не понимая как эта информация может быть связана со смертью старика, я ответил.
— Куда направляетесь? –
— В отпуск после службы.
— Это хорошо. Нам бы в отпуск, а Баурус? – спросил лейтенант.
— Не нагнетай, Красов.
Лейтенант Красов продолжил:
— Расскажите при каких обстоятельствах вы заметили, что дед наложил на себя руки?
— Не «дед», а проводник! Соблюдайте правила субординации! – сделал замечание капитан.
— Да какая уже разница. – воскликнул лейтенант.
Я сказал, что хотел узнать время до следующей остановки. Поэтому зашел в купе к старику и увидел его мертвым.
— Это было очевидно. Бесполезная трата времени. Баурус, я устал от этих формальностей. Давай вызовем каталажку и пойдем пообедаем. Я ужасно проголодался.
Капитан Баурус задумался на несколько секунд, смотря мне в глаза испытующим взглядом.
— Вполне, дельная мысль. Вы свободны. – Сказал мне капитан Баурус, закрывая блокнот для записей.
— Это все? – спросил я.
— Вы хотели ещё с нами пообщаться? Слушай, Красов, обычно люди избегают разговоров с полицией, а этот наоборот жаждет провести с нами время.
Они оба громогласно хохотали. Казалось, весь вагон содрогался от их смеха. Внутри меня возникло странное ощущение. Смех в этой атмосфере звучал неестественно, и позитивные физиономии на фоне старика-самоубийцы выглядели кощунственно.
Начальник поезда не клеветал на меня полицейским, поэтому я оставил в тайне услышанный мною разговор. По этой причине допрос прошёл быстро и безболезненно для всех кто в нем участвовал. Вскоре, поезд продолжил путь и мы с Брутом облегченно выдохнули.
Мы проезжали мимо широкой реки. Она вся покрылась льдом. Лучи солнца падали на её поверхность, создавая яркие отблески. Голые деревья стелились вдоль берегов, защищая ее от холодных ветров.
Я рассказал Бруту о нашей сделке с начальником поезда, если это можно так назвать. О том, что мы, наконец, узнаем, что хотел сказать ему старик и чего он так боялся. Возможно, мы даже узнаем почему, находясь в этом поезде, жизненная энергия пассажиров со временем иссякает, а моральное состояние ухудшается.
— Когда вы договорились встретиться? – спросил Брут. Интрига возбудила в его голосе нетерпение.
— Сразу после завершения допроса. – Ответил я.
— Так что же мы ждем? Он, наверное, уже ждет нас. К тому же я давно хотел выпить. Надеюсь, там найдется коньяк или виски.
— Брут, сначала разговор, потом коньяк.
— Перестань, одно другому не помешает. С такими инцидентами без градуса не обойдешься, иначе можно потерять рассудок.
Мы прошли мимо купе погибшего проводника, и я невольно взглянул внутрь. Дверь была открыта. На взъерошенной кровати уже не лежало безжизненное тело. На подушке виднелась вмятина от его головы. Тусклый желтый свет освещал кровать. Оттенок грязного тряпья и простыней запомнился мне на всю жизнь. Они были пропитаны смертью.
Ровно через три вагона размещался вагон-ресторан. Мы зашли медленно, даже с опаской, как перед чем-то неизвестным. Внутри было пусто. Ни одной души.
Никого, кроме продавщицы спиртных напитков и разных закусок к ним. В зигзагообразном порядке стояли круглые столы.
Мы ждали Майка около часа, но он не пришёл. После тщательных поисков, стало известно о его исчезновении. Брут предположил, что он сбежал на одной из станций. Мы так и не услышали правды. Не узнали о переживаниях погибшего старика. Оставалось только догадываться о причинах эфемерного напряжения в воздухе.
С первых дней службы мы с Брутом держались вместе. Наша взаимная поддержка существенно смягчала все тяготы солдатской жизни. Но эти времена прошли и мы возвращаемся домой, вынашивая в себе противоречивые чувства волнующей радости и душевной тоски.
Брут с явным интересом наблюдал за людьми, подкуривая уже пятую сигарету за последние двадцать минут. Его крепкое телосложение просматривалось даже через зимний солдатский бушлат.
— Это скопление людей меня раздражает, – сказал он, выбрасывая окурок на железнодорожный путь. – Если хоть ещё один из этих орущих торгашей попытается впарить нам что-то, он полетит вслед за моим окурком!
— Держи себя в руках, Брут. Хотелось бы оказаться в теплом вагоне, а не в полицейском участке.
Снежные хлопья медленно падали нам на плечи. Стаи птиц над нашими головами рассекали серую вуаль утреннего воздуха.
— Надеюсь, что наш долгий путь домой скрасят несколько привлекательных попутчиц. – сказал Брут, цепляясь взглядом за каждую девушку, проходящую мимо.
— Ты в своём репертуаре, животное. – Сказал я, мысленно разделяя его желания.
Спустя еще одну выкуренную сигарету, женской голос, который доносился из громкоговорителя, оповестил нас о прибытии нашего поезда. Мы забросили тяжёлые солдатские рюкзаки на плечи и устремили свои взгляды на встречу восходящему солнцу. Блеклыми лучами оно освещало появление поезда на горизонте, словно прожектор, обращающий всеобщее внимание зрителей на артиста, выходящего из-за ширмы бескрайнего горизонта. Он становился все больше, заставляя нарастать волнующий трепет в наших сердцах. Образ дома и близких людей снова предстал передо мной. Готов поспорить, что Брут разделял мои чувства и думал о том же. Все смятение и пожирающее изнутри ожидание бесследно пропало.
Вот уже первый вагон машиниста, сбавляя скорость, пронесся мимо нас. Оглушительный лязг колёс начал стихать. Расталкивая друг друга большими дорожными сумками, люди метались по сторонам, точно испуганные муравьи.
Проводник, проверяющий документы и наличие билетов, окинул взглядом окружившую его толпу пассажиров. Ему было лет шестьдесят. Густые старческие брови покрылись сединой. Огромные мешки под красными утомленными глазами свидетельствовали о бессонных ночах, проведенных в неуютном купе старого вагона. Натянуто улыбнувшись, он поприветствовал пассажиров. Он стоял напротив нас, проверяя документы отсутствующим взглядом. Я подумал, что он болен и мне стало жаль его.
С большим трудом мы просочились между людей, которые занимали свои места в вагоне. Мы уложили свои сумки на верхние полки. Брут сел напротив меня. Мы облегчённо выдохнули. Образ дома становился всё более явным. Целые сутки разделяли нас от близких людей и домашнего уюта.
Набирая скорость, ржавые колеса нашего вагона громко скрежетали, издавая резкие неприятные звуки. Картинки за окном сменяли друг друга все быстрее и быстрее, пока не воссоединились в одну ослепительно-белую вереницу снега. Иногда встречались одинокие дома. Они казались безлюдными и покинутыми. После наступления весны они снова окружат себя богатой растительностью и трудолюбивыми людьми, собирающими урожай на своих огородах. Эта местность напомнила мне родные края и я снова мысленно перенесся туда где проходило мое безмятежное детство.
Вскоре после отъезда мы ненадолго остановились возле небольшого посёлка. В наш вагон зашли еще несколько человек. Их шапки и пальто были припорошены снегом, а лица напоминали багровые переспевшие сливы. Одна из них была нашей попутчицей. Добравшись до своего места, она с лёгкостью закинула огромную сумку на верхнюю койку так, что Брут услышал скрип металлических держателей над головой. Видимо, сумка была очень тяжёлой. Лёгкий толчок ногой под столом от Брута вырвал меня из воспоминаний и я оторвал взгляд от окна.
Перед нами стояла дородная женщина лет сорока. Она напоминала глиняной горшок, который даже Брут не смог бы обхватить. Пуговицы на её пальто, казалось вылетят при малейшем движении. Редкие волосы выглядывали из под шерстяной шапки и закрывали глаза.
— Здороваться не учили, солдатики? – сказала она, подмигивая Бруту. – Я хочу хорошенько выспаться. Надеюсь, вы не собираетесь шуметь?
Мы помахали головами в знак того, что не намерены так рисковать своими жизнями.
— Вот и хорошо! – сказала она, поднимая свою тушу на верхнюю койку. Стальные держатели над Брутом пищали от боли. Вот-вот и она рухнет ему прямо на голову вместе с огромной сумкой, которая заменяла ей подушку. Через мгновение она уже погрузилась в глубокий сон. Об этом говорили её тяжелое дыхание и прерывающийся храп.
Напряженное лицо Брута рассмешило меня.
— Пойду покурю, – сказал он, доставая из бушлата пачку сигарет, — что-то я разволновался.
На выходе из купе мужчина в синей рубашке чуть не сбил его с ног, пробегая по коридору вагона. Бирка на его груди говорила о том, что он был начальником поезда.
— Может ему нужна помощь? – спросил я Брута. На его лице читалось явное возмущение.
— Может и нужна. – сказал Брут, поправляя свой китель, — ты сходи проверь, а я пока отойду. Эта атмосфера меня напрягает. Если нужна будет моя помощь — зови.
Брут был прав и я чувствовал это. Чем дольше мы находились в пути, тем больше впадали в меланхоличное состояние. Появилось ощущение душевного угнетения.
Пассажиры всего вагона разделяли это состояние. Их отсутствующие взгляды, не имеющие жизненного блеска, были пусты. Причина нахлынувшего стресса оставалась неизвестной.
Я решил зайти к проводнику. Возможно, он знает, что случилось. Может быть, ему самому стало плохо и начальник поезда бежал оказать ему медицинскую помощь. Ведь, он выглядел так болезненно, проверяя наши билеты на железнодорожной станции.
Остановившись у его двери, я хотел постучать и войти, но быстро передумал. Из купе доносились голоса двух мужчин. Они разговаривали на повышенных тонах, споря о чем-то. Не в силах постучать в дверь или уйти, я начал вслушиваться в их разговор. То, что я услышал было странным и бессмысленным. Но только на первый взгляд.
— Послушай меня, Джек, если ты не возьмешь себя в руки, то я сам выкину тебя из этого вагона прямо посреди леса! Эти символы ничего не значат, старый ты дурак! Я в прошлый раз наслушался от тебя этих бредней. Это твой последний рейс. Предупреждаю, если ты еще хоть раз заставишь меня нервничать, то сразу же отправишься в сумасшедший дом!
— Начальник, это вовсе не бредни! Поверьте же мне, прошу вас! Оглянитесь вокруг и вы сами все увидите! Вы правы, этот рейс последний, но не только для…
— Заткнись! – перебил старика начальник поезда, – я тебя предупредил! Еще раз ты поднимешь панику и я за себя не ручаюсь!
После этих слов дверь открылась и я оказался лицом к лицу с взбешенным начальником поезда. Его выражение лица приняло неестественный оттенок спокойствия.
— У вас что-то случилось? – спросил он. На его лбу все еще пульсировала вздутая вена.
— Нет. Я хотел узнать, когда будет следующая остановка, – пробормотал я, чувствуя как мое лицо покраснело.
— На двери висит лист со всей нужной вам информацией. Прежде чем надоедать людям глупыми вопросами, протрите хорошенько глаза. Возможно, после этого вы будете видеть лучше.
Выплеснув на меня остатки гнева, начальник поезда поплелся по коридору вагона, а на его месте, передо мной, снова появилась дверь с расписанием всех остановок.
Наше купе располагалось в центре вагона. Соседние номера были набиты людьми, но в вагоне была тишина, словно он ехал пустой. За все время я увидел лишь пару человек. Они сновали по коридору вагона с озабоченным видом. У меня много раз появлялось желание завести разговор с одним из них, но что-то меня останавливало. По их лицам было видно, что я не одинок в своих переживаниях. Они тоже не находили объяснений резкому упадку моральных сил. Казалось, сам воздух дурно влияет на нас.
Я снова сидел в своём купе, рассеяно глядя в окно. Мне не терпелось поделиться услышанным с Брутом, но он ещё не вернулся.
Проводник пытался о чем-то сказать начальнику поезда, но тот даже слушать его не желал. Что так испугало бедного старика? О каких символах он говорил? Связано ли это с состоянием людей в поезде?
«Оглянитесь вокруг и вы сами все увидите.»
Мои размышления прервал храп нашей попутчицы. Все же, не все пассажиры озабочены плохим настроением. Она мирно спала, подергивая ногами, словно её кусали клопы.
Брут уже докуривал вторую сигарету, наполняя тамбур вагона густым дымом. Его нервы, словно струны, не знающие покоя от ретивых рук музыканта, наконец вернулись в спокойное состояние. Но не надолго.
На обратном пути Брут решил зайти в уборную, но не успел. Какой-то мужчина низкого роста, проскользнув мимо, опередил его, захлопнув дверь прямо перед его лицом.
«Держать себя в руках.»
Прошло достаточно времени, что бы прочесть весь выпуск новостей из старой газеты. Но мужчина все еще не выходил.
— Эй, вы там скоро? – крикнул Брут.
Ответа не последовало.
Прошло ещё некоторое время прежде чем он снова крикнул:
— Мужик, твоё время вышло!
Брут кипел от возмущения, не услышав ответа и на этот раз.
— Ещё минута и я силой заставлю тебя выйти от туда!
Подождав ещё немного, Брут сказал:
— Минута вышла. Я тебя предупреждал.
Брут ударил ногой в область замочной скважины. Не добившись желаемого результата, он отошёл на расстояние, которое позволяла ему обширность прохода, и с силой врезался плечом в железную дверь.
Она не поддалась.
После очередных неудачных попыток он достал перочинный нож из нагрудного кармана своего кителя, подаренный отцом перед отъездом на службу. Вставив кончик лезвия в замочную скважину, он с усилием провернул его вправо. Послышался щелчок.
Дверь открылась.
По спине пробежали мурашки. Но не холод был причиной этому, а картина, которая открылась перед ним.
«Куда он пропал? Не мог же он…»
Внутри никого не было.
Холодный ветер врывался внутрь уборной через настежь открытую форточку. Предположение Брута ввело его в состояние оцепенения.
— Что с тобой, Брут? – спросил я, когда он вошёл в купе. – Ты бледный как мраморный лист.
Его взгляд был растерянным.
— Ты не поверишь, если расскажу. – Сказал он тихим голосом.
Он ошибался. Я уже всему был готов верить.
История Брута произвела на меня большое впечатление. После услышанного я еще долго сидел молча, задумавшись глядя в окно. Брут первый нарушил тишину и ход моих мыслей.
— Нужно рассказать об этом проводнику.
— Нет, нельзя! – воскликнул я.
— Почему нельзя? Разве не он должен следить за порядком в этом чертовом вагоне?
— Все гораздо сложнее чем ты думаешь. Помнишь как на выходе из купе тебя чуть не сбил мужик в синей рубашке?
— У меня все хорошо с памятью. Особенно на такие случаи. Я еще хотел ему вмазать.
— Это был начальник поезда.
— Хорошо, что я не успел этого сделать. Он быстро убежал. Но куда? Ты его нашел? Что произошло?
— Да, нашел…
И я рассказал ему об услышанном мною разговоре.
Брут не разделял моих подозрений. Мне казалось, что разговор начальника поезда с перепуганным проводником как-то связан с мужчиной, который заперся в уборной и выпрыгнул из вагона. Возможно, это всего лишь нелепое стечение обстоятельств. Но мне в это не верилось. Рано или поздно отсутствие этого человека заметят. Особенно, если он ехал не один.
Через некоторое время я решил выйти из купе размять суставы и заодно, оценить обстановку – возможно, попутчики выпрыгнувшего мужчины уже заметили его отсутствие и принялись за поиски. Прогуливаясь по коридору вагона, я вслушивался и всматривался в каждое открытое купе, в надежде увидеть хоть одно обеспокоенное отсутствием человека лицо. Но в вагоне по прежнему царила тишина и безмолвие. Большинство пассажиров задумчиво смотрели в окна, в то время как другие лежали на своих койках, всматриваясь в узоры на потолке. На их лицах все еще лежала печать уныния.
Я снова очутился возле двери в купе проводника. Она была слегка приоткрыта. На этот раз в ней было тихо. Любопытство подталкивало меня войти и поговорить со стариком, который, несомненно, что-то знал и об этом нельзя было распространяться – начальник поезда запретил ему. Неизвестное чувство во мне предвещало беду, если я не узнаю ответы на интересующие меня вопросы. Это чувство разгорелось во мне и нерешительность отступила. Я постучал в дверь.
Тишина.
Я постучал ещё раз, в надежде, что первый раз старик не расслышал моего стука, но ответа опять не прозвучало.
Возможно, он спит или ушёл куда-то. Я решил убедиться в этом и открыл дверь.
То, что я увидел никогда не сотрется с моей памяти. Не передать словами тот ужас, который овладел мной. Меня сковал ступор, точно я пустил корни. Не в силах сдвинуться с места, я смотрел на него невидящими глазами.
Он лежал на своей койке в окружении грязных простыней и оборванного тряпья. Воздух был пропитан едким запахом лекарств. Его рука была вся в глубоких порезах, а тонкая струйка крови, протекавшая от запястья до пальцев, лилась на пол, образуя небольшую лужицу. Тусклый желтоватый свет лампочки прямо над его головой, освещал застывшую гримасу отчаяния на бледном лице. Глаза, потерявшие жизненный блеск, с упреком смотрели на меня.
То, что произошло дальше я помню с трудом. На силу овладев собой, я вернулся в своё купе. Нервная дрожь во мне не утихала, а только усиливалась. Брут окинул меня обеспокоенным взглядом.
— Что-то случилось? Опять кто-то выпрыгнул из этого проклятого вагона? – спросил он с оттенком иронии, но в его голосе звучала нервозность.
Я не сразу ответил. После увиденного было тяжело говорить. Некоторое время я смотрел в окно, пытаясь успокоиться и понимал, что об этом нужно рассказать немедленно.
— Проводник… Он убил себя. – сказал я хриплым голосом. Эти слова дались мне с трудом.
Брут посмотрел на меня не верящим взглядом.
— Что ты сказал? Кто себя убил?
— Да. Он там… У себя.
Никогда я еще не видел Брута таким обеспокоенным. Он сорвался с места и быстрым шагом направился к месту происшествия.
Уже через пять минут начальник поезда стоял в затхлом купе старика. Его вызвал Брут через рацию, встроенную в стену рядом с кроватью. На ней совсем недавно сидел старик по имени Джек и слушал вопли разъяренного начальника. В этот раз причина его вызова была довольна весомой – проводник покончил жизнь самоубийством. Медленно осознавая этот факт, начальник поезда смотрел в безжизненные глаза Джека, пытаясь что-то понять.
Все это время мы стояли за его спиной. Я пытался не смотреть в сторону трупа, но взор мой бессознательно падал на окровавленную руку с посиневшими пальцами.
— Начальник, что будем делать? – спросил Брут, ожидая пока тот примет решение.
После тяжёлых раздумий он обернулся к нам.
— Скоро мы остановимся на станции небольшого городка. Я свяжусь там с полицией. Они будут проводить расследование. Будьте готовы к тому, что вам будут задавать вопросы. Ведь, это вы его обнаружили? – спросил он у Брута.
— Нет, он. – Ответил Брут, указывая пальцем в мою сторону.
Начальник поезда перевёл взгляд на меня. Он сверлил меня им несколько секунд так, что мне они показались вечностью.
В этот момент я сильнее всего жалел о том, что мне пришло в голову открыть эту дверь. Я мог бы уйти и на моем месте оказался бы кто-нибудь другой, но излишнее любопытство вынудило меня искать ответы на некоторые вопросы. Вот только я их не нашёл.
— Значит, вам придется принять на себя основной удар. Будет проведён допрос и вы потрудитесь объяснить – для чего несколько раз намеревались посетить проводника в его купе на кануне его смерти. Надеюсь, ваше странное поведение никак не связано с этим… происшествием.
Его слова обрушились на меня, как камни. Ответить сразу на это нелепое предположение я не смог.
— Что вы этим хотите сказать? – спросил Брут.
— Он хотел сказать, что это я довёл его до самоубийства. Хотя, сам забыл, наверное, как кричал на старика, угрожая выбросить того из вагона. – Вмешался я.
Моя контратака произвела на него большое впечатление. Гнев пылал в его глазах, и теперь в его голосе уже не было прежней уверенности.
— Ты не должен был слышать этого! Если об этом разговоре кто-то узнает, у тебя будут большие проблемы! Не вынуждай меня распространятся грязными домыслами в присутствии полиции. – Сказал он тихим голосом, почти шепотом, медленно приближаясь ко мне. На его лбу снова появилась вздутая вена.
— Я надеюсь, что мы поняли друг друга.
После этих слов он вышел в коридор и направился в свой вагон.
Мы продолжали стоять на своих местах в полном недоумении. Эта ситуация погрузила наше моральное состояние в ещё больший мрак. Хотелось покинуть вагон и продолжить путь пешком. Жаль, что мы не сделали этого…
Каждая остановка была для нас возможностью подышать свежим воздухом на перроне железнодорожной станции неизвестного города или посёлка, прогуляться вдоль ближайших киосков, наблюдая за местным ритмом жизни. Каждый выносил из своих вагонов часть той негативной энергии, которая царила между нами на протяжении всего пути. Местные жители, видимо, чувствовали это. Они смотрели на нас подозрительным взглядом, словно чего-то остерегались. Только бездомные собаки, казалось без особого страха, точно наши давние друзья, прыгали возле нас от радости, не теряя возможности испачкать нашу одежду грязным снегом.
Следующая остановка не дала нам возможности развеяться и упорядочить свои мысли. Мы даже не смогли выйти наружу. После остановки поезда все вагоны остались закрытыми. Все, кроме нашего.
Начальник поезда впустил несколько человек с серьёзными и сосредоточенными лицами. Один из них нес большой синий блокнот для записей. Второй же с трудом нёс себя. Его «широкая кость» мешала ему пролезть в вагон. Бедному напарнику пришлось изрядно попотеть, что бы затащить эту громадину внутрь.
Мы с Брутом сидели в своем купе, ожидая пока одного из нас вызовут эти два джентльмена в полицейской форме для дальнейшего разбирательства. Гул трактора над головой Брута напоминал о безмятежно-спящей дамочке, которая несомненно являлась родственницей одного из полицейских. Несмотря на все пережитое нами в пути, мы смогли восстановить самообладание в котором так нуждались именно сейчас. Кто знает, что наплетет полицейским этот недоносок с биркой начальника поезда на груди. Нужно быть готовыми ко всему.
— А ведь, он испугался! – сказал Брут. — И почему-то мне кажется, что это связано с тем, о чем хотел сказать ему старик.
— Он считал бреднями каждое его слово. Он даже слушать его не хотел.
— Но это не так, – возразил Брут. – Если бы он действительно считал это бреднями, то не стал бы переживать за то, что их разговор был тобой услышан. И не испытывал бы страх перед тем, что это может предаться огласке. Он что-то знает. И не хочет, что бы об этом знал еще кто-нибудь.
— Наверное, ты прав.
— Ты точно не слышал ничего конкретного?
— Нет, проводник не успел договорить, тот его перебил.
— Быстрее бы добраться домой, – сказал Брут. — Эта поездка меня утомляет своими сюрпризами.
Он был не один такой. Как я уже сказал, остальные пассажиры разделяли с нами моральный упадок сил. Но в отличии от нас, они сидели в своих купе, не усугубляя своего положения. Даже смерть проводника не вызвала никаких реакций. Они продолжали задумчиво наблюдать в окна, размышляя каждый о своем.
Брута вызвали первым. Во время его допроса меня решил навестить человек с обеспокоенным видом. Он в нерешительности зашел в мое купе, присаживаясь на место Брута.
Это был начальник поезда.
— Что вам нужно? – спросил я.
Один вид этого человека будил во мне желание выкинуть его из вагона. Нервные порывистые движения, бегающие мышиные глазки и огромная родинка на подбородке вызывали раздражение. Напускная дружелюбность дополняла всю эту картину.
— Сейчас твой друг дает показания полицейским. Скоро наш с тобой черёд с ними общаться. Перед этим я хотел бы кое-что обсудить.
— Ближе к делу.
— Наше общение не задалось с самого начала и я хотел бы исправить это.
— Каким же образом? – спросил я.
— В знак нашего примирения я скрою тот факт, что вы, накануне смерти старика, часто посещали его и, возможно, как-то повлияли на его психическое состояние. Ведь, вы единственный кто ходил к нему.
— Ах ты лживый ублюдок…
— Нет-нет-нет. Меня зовут Майкл, — сказал он, указывая на себя пальцем. – Совсем не так как вы меня назвали. Ложь это или правда решать не вам, а этим джентльменам, которые скоро вызовут меня для допроса. Я надеюсь, что к этому времени мы найдем с вами общий язык.
— Ты хочешь, что бы я забыл о вашем разговоре с проводником?
— А ты смекалистый. Все-таки с тобой можно общаться на одном языке.
— Что он хотел сказать тебе? Почему он так боялся? Чего он боялся?
— Это не важно, парень. Это тебя не касается.
— Мы с тобой так не договоримся! Или ты мне все рассказываешь, или на допросе полицейские узнают кое-что интересное!
На лбу начальника поезда снова появилась пульсирующая вена. Он смотрел на меня ненавидящими глазами, точно хотел убить меня. Но он был в не выгодном положении.
Он достал платок из нагрудного кармана и вытер пот со лба. Положив его обратно, ответил:
— Хорошо. Если ты так этого хочешь, я расскажу тебе.
Но не сейчас. На это нет времени. Через несколько минут я должен заменить твоего друга.
— Если ты забудешь о нашем уговоре…
— Рад, что мы пришли к общему соглашению. Можешь не беспокоиться, мои ответы будут выгодны с точки зрения твоих и моих интересов. А после этой неприятной процедуры мы славно побеседуем в ресторане на колесах. Он находится через три вагона от этого. Там мы сможем продолжить наш разговор.
— Со мной будет мой друг.
— Что ж… Пусть будет так. – Ответил Майк.
На его лице появилась странная улыбка.
После этого он ушел к полицейским, а на его месте появился Брут с непринужденным выражением лица. Я решил пока не рассказывать ему о нашем разговоре с начальником. Глядя в окно, я собирался с мыслями и ждал пока голос полицейского назовет мое имя.
Ждать пришлось недолго. После нескольких минут размышлений я услышал своё имя и направился в купе к полицейским. Оно располагалось возле выхода из вагона. Единственное купе, которое пустовало на протяжении всего пути. Теперь это помещение хорошо подходило для допросов. По пути я успел заметить безучастие и полное равнодушие к происходящему на лицах пассажиров, которые также продолжали наблюдать в окна или спать на своих койках. Казалось, они совсем не живые и бесчувственные роботы. Иногда, я даже завидовал им.
Две пары глаз окинули меня нетерпеливым взглядом. Старший полицейский что-то записывал в свой блокнот, а его толстый напарник рассматривал меня с явным интересом, словно перед ним был двойной хот-дог. Мне стало не по себе.
Подождав пару минут пока старший полицейский допишет свое произведение, я присел напротив них.
— Приветствую вас. Я капитан Баурус. Мой напарник лейтенант Красов задаст вам несколько вопросов для прояснения некоторых обстоятельств, связанных со смертью проводника в этом вагоне.
Я приготовился.
— Ваше имя, фамилия и отчество. Год рождения и фактическое место проживания. – Спросил Красов.
Не понимая как эта информация может быть связана со смертью старика, я ответил.
— Куда направляетесь? –
— В отпуск после службы.
— Это хорошо. Нам бы в отпуск, а Баурус? – спросил лейтенант.
— Не нагнетай, Красов.
Лейтенант Красов продолжил:
— Расскажите при каких обстоятельствах вы заметили, что дед наложил на себя руки?
— Не «дед», а проводник! Соблюдайте правила субординации! – сделал замечание капитан.
— Да какая уже разница. – воскликнул лейтенант.
Я сказал, что хотел узнать время до следующей остановки. Поэтому зашел в купе к старику и увидел его мертвым.
— Это было очевидно. Бесполезная трата времени. Баурус, я устал от этих формальностей. Давай вызовем каталажку и пойдем пообедаем. Я ужасно проголодался.
Капитан Баурус задумался на несколько секунд, смотря мне в глаза испытующим взглядом.
— Вполне, дельная мысль. Вы свободны. – Сказал мне капитан Баурус, закрывая блокнот для записей.
— Это все? – спросил я.
— Вы хотели ещё с нами пообщаться? Слушай, Красов, обычно люди избегают разговоров с полицией, а этот наоборот жаждет провести с нами время.
Они оба громогласно хохотали. Казалось, весь вагон содрогался от их смеха. Внутри меня возникло странное ощущение. Смех в этой атмосфере звучал неестественно, и позитивные физиономии на фоне старика-самоубийцы выглядели кощунственно.
Начальник поезда не клеветал на меня полицейским, поэтому я оставил в тайне услышанный мною разговор. По этой причине допрос прошёл быстро и безболезненно для всех кто в нем участвовал. Вскоре, поезд продолжил путь и мы с Брутом облегченно выдохнули.
Мы проезжали мимо широкой реки. Она вся покрылась льдом. Лучи солнца падали на её поверхность, создавая яркие отблески. Голые деревья стелились вдоль берегов, защищая ее от холодных ветров.
Я рассказал Бруту о нашей сделке с начальником поезда, если это можно так назвать. О том, что мы, наконец, узнаем, что хотел сказать ему старик и чего он так боялся. Возможно, мы даже узнаем почему, находясь в этом поезде, жизненная энергия пассажиров со временем иссякает, а моральное состояние ухудшается.
— Когда вы договорились встретиться? – спросил Брут. Интрига возбудила в его голосе нетерпение.
— Сразу после завершения допроса. – Ответил я.
— Так что же мы ждем? Он, наверное, уже ждет нас. К тому же я давно хотел выпить. Надеюсь, там найдется коньяк или виски.
— Брут, сначала разговор, потом коньяк.
— Перестань, одно другому не помешает. С такими инцидентами без градуса не обойдешься, иначе можно потерять рассудок.
Мы прошли мимо купе погибшего проводника, и я невольно взглянул внутрь. Дверь была открыта. На взъерошенной кровати уже не лежало безжизненное тело. На подушке виднелась вмятина от его головы. Тусклый желтый свет освещал кровать. Оттенок грязного тряпья и простыней запомнился мне на всю жизнь. Они были пропитаны смертью.
Ровно через три вагона размещался вагон-ресторан. Мы зашли медленно, даже с опаской, как перед чем-то неизвестным. Внутри было пусто. Ни одной души.
Никого, кроме продавщицы спиртных напитков и разных закусок к ним. В зигзагообразном порядке стояли круглые столы.
Мы ждали Майка около часа, но он не пришёл. После тщательных поисков, стало известно о его исчезновении. Брут предположил, что он сбежал на одной из станций. Мы так и не услышали правды. Не узнали о переживаниях погибшего старика. Оставалось только догадываться о причинах эфемерного напряжения в воздухе.
Рецензии и комментарии 0