Каленый

Калёным Юрка стал еще в детстве. До четвертого класса он был Юра Калёнов, а как пошел десятый год в классе, во дворе и в зале бокса, где он был в авторитете у тренеров и старших пацанов, для всех он стал Калёным. Даже некоторые учителя в школе обращались к нему не иначе как Калёный. Юрой его называла только мать. Отца Калёный не знал, знал только то, что он был военным. Возможно, это и повлияло на решение Каленова стать офицером. Мать особо его не отговаривала. По большому счету, она вообще не вмешивалась в его жизнь. Будучи от природы красивой женщиной, она все время была окружена мужчинами, и вся её жизнь была занята ими. Будила, кормила и отправляла Калёного в школу бабушка. Недостаток материнского внимания Калёного не тяготил. Напротив, в этом он видел только плюс – он был предоставлен сам себе. Рано поняв, что в этой жизни ему никто ничего не даст кроме того, что он заберет сам, он, не испытывая иллюзий, начал жить по этим правилам. Первые хорошие кроссовки и дорогой спортивный костюм ему подарили тренеры за усердие в тренировках и победы на мелких городских турнирах. После этого «простимулированный» Калёный начал с такой жестокостью избивать в ринге своих соперников, что очень скоро стал сильнейшим в городе в своей весовой категории. Калёный, как все мальчишки, мечтал о велосипеде, но бабушка по бедности его купить ему не могла, а матери постоянно не было дома. Свой первый и последний велосипед Калёный угнал от гастронома. У него было два дня счастья, после чего пришел участковый и забрал велосипед, поставив Калёного на учет в милицию. Бабушка пообещала ничего не рассказывать матери, а Калёный пообещал больше не угонять велосипеды. Несмотря на то что во дворе Калёный был первый задира, заводила и хулиган, в школе он учился без троек. Любовь к наукам ему очень своеобразно привила бабушка. Однажды Калёному пришлось притащить на себе небольшой мешок картошки из соседнего дома. Лифт в подъезде не работал, и Калёный, обливаясь потом, с трудом затащил мешок к себе на девятый этаж. После этого бабушка ему сказала:
— Вот Юрочка, если будешь хорошо учиться, будешь ходить в супермаркет с сумочкой. А если будешь учиться на тройки и двойки, так и будешь всю жизнь мешки таскать.
Бабушкины слова Калёный запомнил, и с того момента проблем со школой больше никогда не было, что и позволило Калёному безболезненно поступить в военное училище.
Если бы Калёному сказали раньше, что курсантские погоны, уставы и командиры так стеснят его свободу и осложнят жизнь, возможно, он бы и передумал, поставив крест на карьере военного. Но пожалеть он не успел. Через несколько месяцев после зачисления в честном бою он сломал нос одному старшекурснику. Потерпевшего увезли в больницу, а с Калёнова на следующее утро перед строем, в котором стояло всё училище, на плацу сорвали погоны и отправили в войска.
В части, где Калёному предстояло дослуживать свои два года, он был младше всех, но зал бокса помог ему всем «интересующимся» дедам и дембелям объяснить, что он подчиняется только офицерам. По иронии судьбы, командиром его взвода был выпускник его училища. Молодой лейтенант Максим Смолянский был всего несколько месяцев в войсках, и очень скоро они крепко сдружились с Калёным. Сложнее обстояло дело с командиром роты. Поняв, что Калёный солдат дисциплинированный, исполнительный и, что самое важное, с головой, майор Канабеев начал через день ставить Калёного дежурным по роте, отправлять в кухонные наряды и взваливать на него кучу дел и своих и чужих. Калёный первое время терпел, а затем в один момент подошел к Канабееву и сказал, что он устал и больше не будет пахать за всю роту.
— Еще как будешь, – весело сказал ротный, пытаясь все перевести в шутку. — Сынок, ты же в армии, а я твой командир. Зачем тебе портить со мной отношения. Терпи казак, атаманом будешь, – сказал командир и по-отечески похлопал Калёного по плечу.
— Товарищ майор, я вас предупредил. Если так же будете ставить меня во все наряды, я вас сильно подведу, — спокойно сказал Калёный.
— Я тебе подведу, — рявкнул майор, поняв, что по-хорошему не договориться. — Я тебе такую жизнь устрою, что наряды покажутся раем, ты понял меня, солдат!?
Калёный угроз не испугался и, заступив в очередной раз дежурным по роте, после отбоя с двумя дембелями, махнув через забор, ушел в самоход. С деньгами проблем не было и, выбравшись в город, троица, набрав пива, прямиком отправилась в ближайшую баню. В бане им предложили проституток, и три солдата срочной службы почти всю ночь провели как в сказке. Почти, потому что часа в три Калёный позвонил Максиму, который в эту ночь был помощником дежурного по части, и тот ему сообщил, что час назад была «тревога» и ротному уже доложили, что троих в расположении части нет.
— Так что вы лучше двигайте назад, -– были последние слова лейтенанта.
— Нет, Макс. Мы сейчас придем, ты нас сразу в клетку посадишь. Все равно мы уже спалились, так что мы уж лучше до утра здесь с девками поспим, чем на бетонном полу в клетке. К подъему придем.
— Ну, как знаешь, – сказал Макс и положил трубку.
Калёный убедил дембелей, что «губы» им не миновать в любом случае, поэтому не стоит лазить через заборы, а в часть нужно зайти непременно через «КПП», то есть через парадный вход, откуда Максим их прямиком сопроводил на «губу».
Отсидев положенное, Калёный вернулся в роту.
— А, я уж тебя заждался, — радостно сообщил ему ротный в предвкушении близкой и желанной расплаты.
— Я ведь вас предупреждал, товарищ майор, так что вы зря обижаетесь, — как всегда, спокойно сказал Калёный.
— Ах ты, щенок! Да я тебя сгною здесь! – заорал майор и с дикими глазами бросился на Калёного. Все попытки ударить его оказались безрезультатными. Калёный с легкостью увернулся. Майор поостыл и сказал:
— Сейчас, воин, ты оденешь противогаз, бронежилет, рюкзак с песком и будешь бегать на плацу два часа.
Калёный одел все, что ему полагалось, и с первого круга взял такой мощный темп, что все проходящие мимо цокали языком и качали головами.
— Ничего, — закурив, говорил Канабеев, — пару кругов пробежит в таком темпе и сдохнет. Умолять меня будет, чтобы я отменил приказ.
Но Калёный никого умолять не собирался. Благодаря спорту он отлично знал возможности человеческого организма. После двух недель «губы» с её ужасным питанием и бессонными ночами на холодном бетоне он был уверен, что в таком темпе быстро потеряет сознание, и, не добежав восьмого круга, рухнул на плац.
Майор остолбенел и рванул к Калёному.
— Ты что, тварь, хочешь, чтобы из меня сделали капитана!? – орал майор, стягивая с Калёного противогаз, — да я тебя придушу, гаденыш, — не унимался ротный, хлестая Калёного по щекам.
На плацу появился народ.
— Товарищ майор, с него рюкзак и бронежилет снять нужно, чтобы дыхание облегчить, — сказал кто-то, и майор начал остервенело стаскивать с Калёного рюкзак с песком и бронник.
Калёный очнулся в медчасти с высоким давлением и температурой. Доктора прописали ему неделю постельного режима, и Калёный провел семь своих лучших дней в армии.
После госпиталя противостояние Калёного с ротным не закончилось, и неизвестно, чем бы это все завершилось, если бы командир части не решил перевести Калёного в другое подразделение с глаз долой, да и от греха по дальше.
— С тобой бы сынок на войну, а не здесь, в тылу, нервы мотать, – сказал полковник и, прощаясь, пожал руку и пожелал Калёному удачи.
Прибыв в новую часть, Каленый узнал, что полк собирается в Чечню. Служить, так служить, решил он и написал рапорт на командировку. В Чечне Калёный оказался через две недели. Несмотря на то что на Кавказе он натерпелся больше, чем за всю свою предыдущую жизнь, он ни разу не пожалел, о том, что добровольно поехал на войну. Из армии он приехал мужиком. Мать о том, что Калёный воевал в Чечне, узнала только по его наградам и медалям. Бабушке Калёный так и не рассказал, где был и что делал.
От армии Калёный отходил с месяц. Выпивал, гулял, спал, сколько хотел, встречался с друзьями, снова начал тренироваться и, конечно же, съездил к своим курсантам в училище. Они заканчивали второй курс, а Калёный уже давно был военный и с легкостью мог им поведать не только, что такое армия, но и что такое война. Но все это его больше не интересовало. В глубине души он благодарил судьбу и сломанный нос того курсанта, из-за которого он не стал офицером. А становиться все равно кем-то надо было, и тут неожиданно вмешалась мать:
— Юра, я помогу тебе поступить в институт, а до экзаменов поработаешь у моего знакомого. Ему нужен водитель и телохранитель в одном лице. При деле будешь, да и деньги тебе не помешают.
— Конечно, не помешают, — согласился Калёный и уже через два дня возил на мерседесе какого-то бандита.
В новой работе Калёного смущали два момента. Первый – шеф его не уважал и относился к нему как к извозчику, а второй заключался в том, что Калёный случайно узнал, что на его «подшефного» было два покушения и дважды гибли его охранники.
« Глупо вернуться живым с войны и дома умереть от бандитской пули», — решил для себя Калёный и стал ждать благоприятного момента, чтобы уйти с этой работы.
Момент настал неожиданно и совсем не так, как предполагал Калёный. Однажды весенним утром по дороге в офис шеф, будучи в прекрасном расположении духа, вдруг разговорился. Болтал он всякую чушь, в основном обсуждая поведение водителей и пешеходов.
— О, смотри, ресторан новый открыли, — сказал шеф, указывая Калёному на вывеску «Капитан Флинт».
Сквозь окна ресторана просматривались большие деревянные столы, бочонки, карты, якори, верёвки, одним словом, пиратская таверна, да и только. Возле входа в ресторан, несмотря на утро, ходил «зазывала» переодетый в пиратский костюм.
— Ну, что они? Не могли одноногого пирата найти? Взяли бы какого-нибудь афганца или чеченца, он бы им за копейки на одной ноге и костыле бы хромал, — возмутился шеф, явно довольный собой.
Калёного аж под сердце кольнуло:
— Тебя бы туда, — еле сдерживаясь, процедил он.
Шеф не расслышал, но суть сказанного понял:
— Юноша, в армию и на зону попадают только неудачники, да такие придурки, как ты, — не скрывая своего превосходства и презрения, самодовольно сказал он.
Это была последняя капля. Калёный, включив правый поворотник, притормозил и остановился возле тротуара. Одним ударом он вырубил своего пассажира, заглушил двигатель и, обломив ключ в замке зажигания, забросил брелок с сигнализацией на заднее сиденье.
— Счастливо оставаться, — сказал он и вышел из машины. Его не пугали ни потеря работы, ни последствия, ни предстоящие разборки. Кроме смерти, всё остальное в жизни решаемо, уж что-что, а эту простую истину он на войне усвоил отлично.

2003