Лунный чердак

А знаете, какое оружие самое смертоносное? Какое из них самое опасное? Какое может убить вас в самых жутких мучениях, и вы будете ожидать свою смерть, как спасение? На ум придёт сразу же сотни вариантов: огнестрельные пистолеты, острые ножи, медленно убивающие яды и так далее. Люди придумали химическое оружие, отравляющее и воздействующее на разум. Изобрели ужасные виды биологического оружия – неизлечимые вирусы и микроскопические бактерии. А так же создали венец своего творения – ядерное оружие, которое убьёт всех, кто ещё остался в живых. Вариантов сотни. Вопрос, как убить человека – не такой уж и сложный. Есть вопрос куда интереснее: Как сделать так, чтобы никто не понял, что это ты.
—
Меня зовут Энди Дредфул и мне восемнадцать лет. Я родился в небольшом городке на западе штата Иллинойс. Моя внешность, так же как и моя личность совершенно не важны, ведь я пустое место. Я ничто. У меня нет ни близких друзей, ни верной возлюбленной, у меня нет даже любящей семьи. Вернее, семья конечно есть, но я подозреваю, что они закатили бы огромный пир, узнав о моей смерти. Спасибо и на этом! Большинство других даже не заметили бы того, что я сдох. Я ничем не отличаюсь от других и никак не выделяюсь. Стараюсь всегда держаться в стороне, ведь как говорится — не ищи проблем, и у тебя их не будет. Но все-таки пару раз нашёл… Но, начнём по порядку. На чем я там остановился? Ах да, точно. На том, что я Энди Дрефул и что мне восемнадцать лет. Моя семья живет в маленьком неприметном домишке небольшого города Броглой. Это богом забытое место, поверьте мне. Если вы когда-нибудь окажетесь здесь, и не важно по какой причине – сломалась ли у вас машина в пути, либо закончился бензин на дороге, либо вы просто решили переночевать, чтобы продолжить свой путь с утра пораньше, мой вам совет – бегите! Бегите без оглядки. Бегите отсюда, как можно скорее. Спасайтесь, пока этот город не поглотил вас, как всех его обитателей когда-то. Здесь нет ничего. Совсем ничего, кроме бесконечно длинных полей, густо усеянных кукурузой, и огромных пастбищ, на которых пасутся тощие коровы и конечно же людей. Людей, которые озлоблены на жизнь, на окружающую их действительность, а так же на самих себя. Некоторые из них, уже настолько погрязли в этом, что они никогда не найдут пути назад. Но остались здесь всё-таки и добрые люди, светлые люди, на которых ещё держится этот город, мало, но они есть. Пока ещё есть.
Порой мне кажется, что сами жители этого городка невольно задумываются, где же они так накосячили, что Господь закинул их именно сюда? Но эта мысль так же быстро пропадает, как и появляется. И жизнь идёт своим чередом. Всё дальше и дальше.
Моя мать, Энн Дредфул родилась не здесь – ей повезло куда больше, чем мне. Она родом из дождливого и густонаселённого города Чикаго. Как же она попала сюда — спросите вы. Её занесло сюда роком судьбы, самым страшным потоком ветра, какой она вообще могла только поймать. Она обучалась на юриста, на профессионального адвоката, и жизнь открывала перед ней блестящие перспективы. Её отец жизнь положил, чтобы дочь пошла по его стопам. Но в институте случилось самое ужасное, и по словам её семьи, хуже может быть только смерть. Она влюбилась в Бэрри Дредфула, с которым встретилась совершенно случайно, когда он приехал к ней для разрешения какого-то спора, касаемо его участка. Она тогда подрабатывала на мелкой должности в какой-то несуразной конторке. «Этот момент своей жизни я никогда не забуду, – частенько говорила мама. – Я увидела его и сразу же влюбилась. Влюбилась раз и навсегда. И поняла, что больше моя жизнь никогда не будет прежней». «Да уж, — думаю сейчас я. – Я этот момент тоже никогда не забуду». Она испортила всю мою жизнь, когда поссорившись со своей семьёй, бросила друзей, учебу, большой мегаполис – бросила всё и приехала сюда, в этот город. Что касаемо моего отца, то он тоже любит её. Хотя наверное нет, не так. Он любил её когда-то. Тогда ещё, в самом начале, когда всё было совсем иначе. Когда он был успешным фермером, у которого был огромный двухэтажный дом, здоровенный участок, который приносил солидный доход, и красавица жена в придачу. Но засуха 1988 года изменила всю его жизнь раз и навсегда. Урон был настолько велик, что он потерял абсолютно всё. Ему пришлось продать своё имущество и переселится в эту халупу, в которой мы и живём по сей день. Участок конечно же есть, и постепенно с каждым годом он растёт, но растёт весьма медленно, не так как должен был бы, при должном уходе. Потому что хозяин занимается этим участком уже без какого-либо удовольствия. Азарт пропал, а смысл жизни он видит в паре тройке кружек пива, выпитых с друзьями, в старом пабе города, где регулярно оставляет огромные чаевые старику Лерни. Мать часто орет на него за это – денег и так не хватает, а ещё эти чаевые. «Но Лерни, Лерни понимает, а ты нет. Тебе и не понять. Никогда не понять. Ты же не отсюда. Ты здесь чужая и всегда будешь такой». После этих слов мать плачет по нескольку часов навзрыд. И, казалось, тогда их жизнь шла под откос и все двигалось к разводу. Медленно и верно он повис нам ними, как ночь нависает над городом, когда солнце уже вот-вот скроется за горизонтом. Но этого не случилось, потому что мать забеременела, и чуть позже родилась их распрекрасная дочка Миа. Этот момент решил всё. Отец перестал пить, и вместе с матерью они вплотную занялись участком и домом. Со временем, мир вокруг меня преобразился и стал прежним. Маме удалось превратить эту старую халупу в маленький аккуратненький домик с ухоженной верандой и опрятными комнатами. А отец расширил свой участок и засеял его кукурузой, овсом, горохом, тыквами и ещё бог знает чем, завёл пару коров, которые перекупил для него Лерни и теперь трудится не покладая рук.
А что же я — спросите вы. Почему нет ни слова про меня? Да потому что, меня никогда в их жизни толком и не было. Они всегда хотели маленькую дочурку. Всю жизнь мать мечтала одевать этого ангелочка в лёгкие шелковые платьица и заплетать ей косички из её длинных золотистых кудрей. А отец хотел маленькую помощницу, которая бы бегала за ним с радостным криком «папочка!» и кидалась бы ему на шею каждый раз, когда он возвращается домой. А родился я. Лишь я. Никчёмное, никуда не годное существо. С самого первого моего вдоха, они меня невзлюбили. Ещё на УЗИ, когда матери сказали, что у неё будет сын. Она не поверила и ответила, что тут наверное какая-то ошибка. Ведь не может быть сын! Могла быть только дочь, дочь и точка. Да и отец до последнего верил, что будет девочка, даже когда мать поняла, что буду я, и захотела сделать аборт. Он остановил её и грубо сказал – не смей! А когда на родах увидел меня, он лишь с ненавистью посмотрел, ничего не сказав, и ушёл курить на улицу. А я, я же не виноват, что так случилось. Я бы лучше предпочёл, чтобы они убили меня ещё до рождения, чем медленно убивали меня сейчас. Единственное, что я видел это бесконечные порки отца и истошные вопли матери. Всегда, каждый раз, когда я делал хоть малейшую оплошность, хоть малейшую гадость, меня наказывали со всей суровостью. Меня частенько запирали в тёмном, кишащим одними лишь крысами, подвале. Очень часто я оставался без обеда, либо ужина, а на завтрак мне давали ломоть хлеба с молоком. Они никогда меня не любили, никогда. Они хотели девочку, а родился я. Но я же не виноват, ведь так? Я часто себя в этом убеждаю, хоть и чувствую вину за то, что родился на свет.
Может быть я и любил их когда-то. Любил всем сердцем и хотел полюбить ещё больше, ведь я думал, что дело не во мне, а в них. Что они не способны на любовь, на ласку и на привязанность. Что они лишь бедные люди, которые жутко устали и которые не в состоянии поделится своей любовью с кем-то. И я жалел их, всегда жалел и всегда был привязан. Но только не последние восемь лет. Когда родилась Мия, всё то, что я не замечал или просто не хотел видеть, вся безжалостность родителей, их обозлённость на меня и жестокосердие, которые они каждый раз являли мне со всей ясностью, наконец-то проступили так чётко, что я чуть не упал. Я чуть не грохнулся на линолеум больницы и не ударился головой, когда увидел, как они с нежностью склонились над ней. Над ней, над этим маленьким ребёнком. И я возненавидел её с самой первой секунды и с первого крика. Возненавидел её ещё сильнее, чем своих родителей. Мое сердце раз и навсегда закрылось от них, спряталось где-то глубоко внизу и, казалось, больше не высунется на свет.
И вот, идёт год за годом, Мия растёт, как маленький цветочек на чернозёмной грядке постоянно поливаемый заботливым хозяином и нежно огреваемый лучами восходящего солнца. Она становится тем самым ангелочком, о котором всю жизнь грезили родители. Она их свет и радость жизни. Мия не вдела ничего кроме их добрых улыбок, огромной кучи подарков и сытного горячего обеда. А я, я если честно тоже ей благодарен. С её рождением, моя жизнь несколько изменилась – родителям стало не до меня, побои и крики поубавились. Я просто исчез из их жизни, как будто никогда и не был. Но вот они предстали передо мной во всем свете, так чётко и ясно, что я только диву дивился, как же я не видел всего этого раньше. Спасибо тебе, Мия, ты раскрыла мне глаза. После этого я никогда не буду прежним.

***
Ты смотришь на людей вокруг себя, но видишь лишь лица. Ты смотришь на людей вокруг себя, но видишь лишь их внешний облик. Ты смотришь на людей вокруг себя, и видишь только то, что тебе позволяют видеть.
—
Городок Броглой – это один из тысячи таких же похожих на него городков. Жизнь здесь идёт своим чередом. Люди каждый день трудятся в полях, либо идут на скучную работу; дети учатся в школе, а после неё бегают по его окрестностям; старики сидят на лавочках, либо играют в шахматы в городских скверах. Все идёт тихо и мирно, как и должно быть.
Наш город пусть и маленький, но тут есть все, что необходимо для нормальной жизни, если можно назвать её нормальной. Небольшая сельская школа, которая построена здесь со времен образования города, и постоянно обновляется и реконструируется под надзором внимательных учителей. Большой парк в самом центре города, с несколькими уютными скамейками и раскидистыми деревьями, на которые так порой любят присесть на часок другой жители города в засушливые и жаркие дни лета. Рядом с парком стоит городская библиотека, в которой стоят десятки стеллажей с сотней полок, почти половина из которых пустует. Когда-то давно в городе был пожар и почти все книги сгорели в огне. Все книги, которые наш мэр любезно купил на свои деньги и подарил нашему городу. Все книги, а вместе с ними хоть малейшая надежда жителей выбраться отсюда.
В городе есть небольшая больница, в которую привозят не только страдающих кашлем детей и больных взрослых, но и тощих собак, а так же странно ведущих себя коров. Недалеко от выезда из города стоит знаменитый паб Лерни, куда так любит ходить мой отец, и пропустить через себя стакан другой. В городе есть неприметный полицейский участок, в котором занимаются плевыми делами относительно кражи капусты с огорода в количестве двух мешков или же потасовками пьяниц около того же паба Лерни. Университета в городе, ясное дело, нет. Поэтому у таких, как я, есть два выхода, либо остаться здесь и пойти по стопам своих родителей – заниматься сельским хозяйством и доить коров. Либо отправиться в город и попытать счастья там. Но таких искателей, как правило, очень мало, а если и есть, они возвращаются ещё до того, как лёгкий снег покрывает тонким слоем все поля и крыши деревянных домов. Меня, ясное дело, никто и никуда отсюда не отпустит. Каждое лето я пишу своим бабушке и дедушке в Чикаго, в надежде, что может быть они приедут и заберут меня отсюда, и моя жизнь изменится раз и навсегда. Но мои письма лишь безвозвратно уходят, скрываются в этом синем квадратном ящичке, а ответа за все года, что я пишу, так и не было. Глупо верить, наверное глупо, но я верю и продолжаю упрямо писать из года в год, хотя бы от скуки. Хотя я уже осознаю, что я останусь здесь навсегда.
— Энди! Вот ты где, а я везде тебя ищу. Уже замаялся.
Я вздохнул и обернулся ¬– Пол Прайвелл стоял прямо позади меня и загораживал весеннее солнце своим грузным телом. На самом деле, Пол отличный парень, и я в некотором роде рад, что судьба меня свела именно с ним, пускай и не самым лучшим образом.
Пол — единственный сын в семье. Его отец умер лет пятнадцать назад, от какого-то жуткого гриппа, с тех пор его матушка регулярно возит сына в больницу на осмотр. Хотя сказать по правде, этот осмотр Полу совсем не нужен. Он здоровенный жирдяй, сметающий всю еду на своём пути. Он болеет так же редко, как и оставляет после себя хоть что-то недоеденное за столом. У него большое пузо, которое смешно колышется, когда он идёт. А его толстые щёки не раз были поводом для насмешек школьной ребятни. Не знаю, о чем думает Пол, когда в очередной раз запихивает сочную булочку в свой рот, но уж точно не о том, как сбросить пару кило.
— Здорова, Пол! Как жизнь? Уже пообедал, как я смотрю. А я что-то не в настроении был идти сегодня в школу. Вот лежу тут уже который час и наслаждаюсь жизнью.
— Да я понял. Я что-то маленько занервничал, когда не увидел тебя сегодня. Даже в библиотеку зашёл — тебя там тоже нет. Только потом сообразил, что ты наверное здесь. Что у тебя с лицом? Опять этот урод тебя избил?
«Да, опять, подумал я, – и я не в состоянии, что-либо с этим сделать». Я сидел на огромном зеленом лугу, под большим деревом, скрывающим меня от жары и обжигающего солнца. В самом моем любимом месте во всем городе, а точнее – за его пределами. И смотрел на Пола. Его тёмные каштановые волосы были коротко подстрижены, а карие глаза смотрели на меня с беспокойством. Я всегда любил этого парня, только не подумайте – никакая ни гейская любовь и ничего такого. Я любил его на каком-то странном подсознательном уровне. Наверное, я любил его именно за то, что он так же, как и я, был никем. Над ним всегда измывались сверстники и отпускали ужасные шуточки на его счёт, и это только за то, что он весил на пару тройку килограмм больше, чем они. Хотя какая пара тройка, тут уж я приврал. Пожалуй, речь идет о паре тройке десятке килограмм. Но мне, если честно, на это совсем всё-равно. Парень он классный. Познакомились мы с ним года четыре назад, когда поздно вечером я выходил из библиотеки с охапкой новых книг, которые ещё не успел прочитать, а Пола избивали какие-то недоноски и он громко звал на помощь. Как на зло, поблизости никого не было кроме меня. В первый раз в жизни, я чётко осознал, что могу хоть кому-то в чём-то помочь, пускай и не шибко этого хотел. Я так быстро напал на них тогда, что они так сильно опешили, что не знали, что делать пару секунд. Потом конечно я горько об этом пожалел, но им было очень далеко до моего отца. Конечно из носа текла кровь, а губа была разбита, но Пол, Пол выглядел куда хуже. Я не знаю, какая сила заставила меня помочь ему и как я вообще смог дотащить эту тушу до дома, но когда его мать открыла дверь и увидела своего сына, а рядом с ним меня, она так закричала от ужаса, что мне казалось у меня лопнут барабанные перепонки. Вместе с ней, мы поехали в больницу, где ему худо-бедно наложили пару швов на бровь, а нос вправили – оказалось, что он был сломан. Руки были в каких-то небольших порезах, а на лице красовались пару синяков. Меня врачи тоже немного подлатали, хотя впрочем это было лишнее. Мисс Прайвелл так меня благодарила, как никто и никогда прежде. Она уговорила меня на следующий день прийти к ним на ужин. И будьте уверены, я пришёл. Если бы я только мог, я бы никогда не покидал стены этого дома. Тут меня любили и почему-то хотели моего общества – это для меня было в новинку. Пол выглядел крайне паршиво, но его улыбка говорила о многом. С того самого дня мы стали друзьями. Конечно, я частенько отпускал шуточки на его счёт, но он с них только смеялся и говорил, что я такой же тупица, как и те недоноски, и после этого к его смеху присоединялся и я.
— Кстати, я тут недавно про фильм один слышал, что думаешь? Сходим?
— Что за фильм? – усомнился я.
— «Помни». Не слышал? Там много про мысли и всякое такое. Что-то связано с психологией. Мол некоторые воспоминания лучше забыть, мол лучше не помнить, кто ты есть, порой…
— Господи, Пол, ты что издеваешься? Кто на такую муть пойдёт?
— Мне кажется уже пол города там побывали, – стал умолять меня он. – Пошли сходим, все-равно вечером делать нечего. Да и видок у тебя такой, что ты явно не хочешь сегодня подрабатывать у дяди Сэма.
— Тут ты пожалуй прав, – усмехнулся я.
Почти каждый день после уроков мы выбирали, чем заняться. Иногда ходили и просиживали свои дни в библиотеке за чтением книг, но это бывало чаще всего зимой, когда холодный декабрьский ветер завывал в окна, пронизывая тебя насквозь. Иногда мы ходили к дядюшке Сэму, который держал огромный огород, и за деньги давал нам мелкие поручения. Хотя за то время, что мы проработали у него, поручения из мелких превратились в весьма ощутимые, впрочем как и наш заработок. Мы то копали картошку, то таскали мешки муки в амбар, то и вовсе приходилось на старой кобыле ехать в соседний город за молоком или почтой. Деньки бывали разные и платил он нам сущие крохи, но мы ни на что не жаловались. Бывало, мы брали себе выходной и ходили в местный кинотеатр под открытым небом. Ясное дело, что ни о каких новинках даже речи быть не может. У нас новинкой называется фильм, который вышел в прокат около двух месяцев назад, а то и около полугода назад. Но это, считай, единственное развлечение в городе такого рода – так что вся детвора с радостью посещает это место.
Я ещё раз взглянул на Пола. Ребра сильно болели, а голова ещё немного гудела. Сегодня мне здорово утром досталось, когда Мия по неловкости побежала из кухни в комнату и задела тумбочку, на которой стояла любимая мамина ваза. Звук, с которым ваза упала на пол, для меня оказался решающим. Осколки ещё не разлетелись по полу, как я уже понял, надо срочно делать ноги. Не успел я добежать до двери, как сзади меня раздался оглушительный крик: «Ты где, маленький сукин сын? А ну быстро иди сюда! Да я тебя!» Я совсем немного не дотянул до улицы, как поскользнулся на этом дурацком коврике у двери. Никогда его не любил и всегда знал, рано или поздно он сделает мне какую-то гадость. Когда я лежал на полу и видел, как тапочки отца быстро шаркают по полу ко мне, я понял – это конец. «Ах вот ты где, маленький урод! Разбил мамину вазу и решил смыться! Это тебе так не пройдёт!»
Я вздохнул и отогнал неприятные воспоминания от себя.
— Ладно, пожалуй ты прав. Пошли сходим.

***
Когда мы шли по полям, медленно приближаясь к городу, Пол неустанно голдел о том, что было на уроках. Хотя по правде говоря, меня это не особо волновало. До конца учебы оставалось чуть больше месяца, и школа медленно просыпалась от свойственного ей покоя и умиротворения. Ученики куда веселее бегали по коридорам, а весеннее солнце припекало несколько настойчивее, чем прежде. Порой духота стояла такая, что не помогали даже настежь открытые окна. Жаркие порывы ветра, которые изредка врывались в них, казалось, только ухудшают ситуацию. С каждым днём в школу хотелось идти всё меньше и меньше. Наверное, я туда ходил только из-за Пола. Он постоянно капал мне на мозги своими нравоучительными высказываниями. «Школу нельзя пропускать, Энди. Это просто необходимо, если ты хочешь стать приличным молодым человеком». Порой даже складывалось такое ощущение, что я действительно хотел. Куда уж там, я не то, что не хотел, я чётко отдавал себе отчёт в том, что даже если бы я и подумывал об этом, у меня ничего бы не вышло. Но матушка Пола, промыла ему мозги куда лучше, чем он мне – всё-таки он с ней дольше, чем со мной.
Надо отдать должное Полу, за то время, что я с ним сдружился, я резко прибавил в учебе. Хотел я или нет, в первое время он тащил меня в библиотеку каждый день, и мы вместе делали уроки допоздна. Наверное у отчаянной домохозяйки нет столько напора, когда она стоя в очереди продуктового магазина, понимает что вот-вот пропустит серию своего любимого сериала, и не узнает действительно ли Эрни изменяет своей жене или же, это все подстроено его гаденькой сестрицей. Частенько я что-то не понимал, и Пол медленно и тщательно объяснял мне всё, последовательно раскладывая по полочкам в моем мозгу. Я видел, что учителя были в недоумении и, ясное дело, думали, что я просто использую Пола, а сам ничерта не знаю. Поверьте мне, некоторое время я и сам так думал. Но он был усидчивым парнем и сделал меня подстать себе.
Я помню глаза нашей математички мисс Бройк, когда она отсадила меня от него в другой конец класса и дала отельную контрольную. И каждый раз, стоило мне сделать хоть малейшее движение, она подозрительно косилась на меня через свои очки, всем видом говоря мне: «Только попробуй, Дредфул! Только попробуй, и все лето ты будешь просиживать у меня в кабинете, выучивая и решая задачи, пока у тебя не лопнет голова от перенапряжения. Только попробуй, и тебе грозит остаться в этом классе ещё на годок другой». А через пару дней, она вернула её мне с оценкой «отлично», не сказав ни слова, лишь гневно посмотрела на меня. Я был такой довольный, что радостного обнял Пола, прокричав ему, что он чёртов гений. Я крикнул это так громко, что на нас даже обернулись пару человек в коридоре и посмотрели, как на пару недоумков, но мне было всё-равно, ведь я до сих пор считаю, что он гений. Конечно далеко не во всем, но в учебе точно.
Постепенно мы приближались к кинотеатру, а Пол все зудел по поводу предстоящей контрольной по английскому.
— Она будет последней перед итоговой и зря тебя не было сегодня. Ты очень много пропустил. Но это ничего. Я тебе потом после фильма все расскажу, что не успел сейчас. Не хочу, чтоб ты завалил её. Думаю, нам все-таки надо бы сходить в библиотеку. Мистер Айман что-то говорил про спряжения, а я уж совсем подзабыл всю эту схему и я полагаю…
Я вздохнул. Как же меня угораздило тогда помочь ему. Порой я так об этом жалею, что словами не передать. Но все-таки это лучше, чем сидеть дома с ненавистными родителями. Лучше штудировать учебники, чем смотреть на этих людей, которые втайне желают, чтоб тебя никогда и не было на свете.
Кинотеатр толком то и не был похож на кинотеатр, а был лишь странным жалким подобием, жалким и в то же время таким заманчивым. Огромный белый экран, который сделан из картона или большого куска металла, а может и вовсе из дурацкого старого покрывала. За все годы, что я хожу сюда, мне так и не удалось это понять. Он был натянут на длинные металлические перекладины, местами прогнившими, а местами покрытыми ржавчиной. Порой дул сильный ветер и мне казалось, что вся эта конструкция рухнет и придавит нас всех к чертовой матери, но этого не происходило. Завывал протяжный ветер, пронизывая нас до костей, а металлические столбы грозно раскачивались из стороны в сторону и поскрипывали тонким мерзким звуком, но всё-равно стояли на своих местах. Ровно там, где им и положено быть. Перед экраном стояло несколько длинных деревянных скамеек сомнительно вида, куда зрители могли присесть. Хотя если честно, делать это надо было с включённым фонариком, а то твою ненаглядную задницу может проткнуть огромного размера ржавый гвоздь. А то и вовсе, ты можешь упасть на землю.
Как-то раз, когда мы с Полом садились на новое место, в то время как наше любимое было занято сворой шумных девчонок, он засмотрелся на какой-то новый магазинчик со сладостями, который горел сотней ярких огней, а на прилавке стояло пару привлекательных тортиков и лакричных палочек, а я безразлично присел на скамейку, с интересом поглядывая на него. Это было настолько восторженное и счастливое выражение лица, открывающего перед ним такие заманчивые перспективы, что я даже не сразу обратил внимание на скамейку. Когда я садился, я почувствовал, что что-то здесь не так. Звук был весьма опасный, такой скрипучий и как будто бы немного хрустящий. Не успел я оценить весь размах предстоящего бедствия, как Пол стал медленно садится. Дальше произошло ужасное. Как только здоровенная задница Пола опустилась на скамейку, она глухо затрещала и стала быстро сдаваться под натиском его туши. Мне кажется, звук хруста этой ломающейся скамейки был настолько оглушительный, что весь город узнал об этом. Через секунду я уже лежал в груде щепок и острых деревяшек, а Пол в беспомощности барахтался рядом со мной. Он был так ошарашен, что наверное даже и не понял, что с ним произошло. Его глаза было широко открыты и казалось вот-вот вылезут из орбит, а ртом он часто хватал воздух. Его красное лицо выражало искреннее удивление и озадаченность. Казалось, что только секунду назад он представлял, как выходит из этого магазина с охапкой разноцветных конфет и вкуснейшим вафельным тортиком под мышкой, и вот он почему-то лежит на сырой земле и не может понять что с ним происходит. На нас тогда так все косились, что мне было не по себе – не люблю это. Да ещё эта кассирша, которая устроила жуткую взбучку, когда увидела, что произошло. Её лицо было буквально перекошено от гнева, а орала она так, что я мог бы это услышать на другой стороне Иллинойса.
— Это же насколько надо быть жирным уродом, чтобы переломить эту скамейку пополам! Мать не учила тебя, что тебе не мешало бы меньше жрать? Чтобы завтра же сделали мне новую, иначе можете больше здесь не появляется! Козлы, мать вашу! Сколько лет тут работаю, но такое в первый раз!
И она ушла, ещё долго бормоча себе что-то под нос. Мда уж – это было нечто. Конечно, на следующий день мы громко смеялись с этой истории, но в тот самый момент, я даже не мог понять, что может быть хуже. Разумеется, мы сделали новую скамейку, но не без помощи дяди Сэма. Он долго не мог понять, в чем собственно дело, а когда наконец до него дошло, хохотал так сильно, что казалось стены его дома тряслись и грозились обрушиться на нас.
Мы встали в очередь за билетами, а Пол с восхищением смотрел на этот магазинчик, наверное опять мечтал о сладостях. После этой истории, я бы в жизни туда не посмотрел, ни то, что приблизился. А он на следующий же день купил там маленький черничный пирог, который мы съели вместе с его мамой, и так причмокивал ртом, что я понял, теперь он станет там постоянными клиентом. Пока Пол раздумывал, что прикупить после просмотра фильма, я смотрел на кое-что другое, вернее сказать на кое-кого. Лорен Вайс стояла чуть позади нас со своей подругой Джулией Роуз и о чем-то оживлённо беседовали. Они были не разлей вода, всегда вместе, всегда под ручку – одна около другой. Мне всегда нравилась Лорен. Что-то было в её миленьком лице и глубоких голубых глазах. Её темно каштановые волосы аккуратно лежали на плечах и немного покачивались из стороны в сторону от её шагов. Она была прекрасна. Сущий ангел во плоти. Хотя многим было на нее всё равно, их куда больше привлекала Джулия, со своим незаурядным восторженным характером и весьма яркой внешностью. Такая эдакая роковая блондинка – кто же устоит? Но вот я устоял. Меня куда больше привлекала эта маленькая незаметная девушка, которая всей своей кротостью и спокойствием, напоминала мне тихую лазурную гавань, в которой так хотелось укрыться от холодного ветра и непогоды, оказавшейся вокруг меня.
Я стоял лицом к Полу и делал вид, что смотрю на него, но на самом деле мой взгляд был всецело сфокусирован на ней. Её лицо, с маленькими едва заметными ямочками на щеках, и эти густые пушистые ресницы – Господи, никогда бы не отводил свой взгляд от неё. Но тут она резко подняла свои небесно-голубые глаза и посмотрела прямо на меня. Я быстро перевёл свой взгляд на лицо куда менее приятное – на моего далеко немаленького друга. Несколько секунд я упорно смотрел на него, тупо уставившись в его физиономию с парой подбородков, как тут решил всё-таки перевести свой взгляд на неё. И я вновь столкнулся с этими глубокими глазами. Она нежно улыбнулась и опустила свой взгляд вниз. Какая же она красивая. На секунду мое сердце остановилось и я даже забыл, как дышать.
— Это что за тупейшая лыба на твоём лице, Энди?
Пол с интересом смотрел на меня, а затем обернулся и с ухмылкой протянул
— Аааа
Я лишь тихо прошипел.
— Заткнись.
Но все-таки повернулся и мы, купив пару билетов, прошли на наше любимое место в самом центре скамеек на среднем ряду. Как только мы сели, я тут же стал выискивать её глазами. Они сели чуть левее нас и несколько ближе к экрану. Почти всё время я смотрел на неё, в надежде, что она обернётся. И она обернулась, посмотрев на меня внимательным долгим взглядом. А я сидел и не мог отвезти глаз от неё, как вдруг Пол резко толкнул меня в бок и с энтузиазмом произнёс.
— Всё! Смотри, сейчас начнётся.
Она хихикнула и отвернулась, а я хмуро уставился в экран, но в тайне был счастлив, как никогда прежде.
Что же я могу сказать. После того, как фильм закончился, я все ещё смотрел на экран, не в состоянии понять, что это конец, и даже чуть не крикнул — и это всё?! Когда я взглянул на Пола, я увидел на его лице в точности такие же эмоции, какие испытывал сам. С восторгом взглянув на меня, он протянул
— Крутяяяяк! Может сходим ещё?
Я прыснул
— Ага, да. Ещё раз пять. Хотя фильмец крутой, согласен. Ну что? Пошли, пройдёмся?
За все 2,5 часа, что длился фильм, я ни разу не отпрянул от экрана. Я как больной придурок смотрел этот фильм и даже не знал, что сказать. Периодически Пол комментировал действия героев: «Ну что творит! Не ну ты посмотри!» Или же «Нет, ну он нормальный, а?» Или ещё пару придурковатых фраз, но я был так увлечён, что даже не обращал на него внимания. Хотя меня всегда бесили эти комментарии. Особенно, когда ты сидишь, вокруг тебя гробовая тишина, на экране происходит что-то выдающееся и тут Пол громко произносит — «Не ну смотри! Во, даёт!» Это просто ужасно и даже не передать. Мне кажется, когда мы выходим, некоторые с ненавистью смотрят на нас. Но мне в общем-то все-равно.
Сейчас мы шли с Полом и бодро обсуждали фильм друг с другом. Сюжет действительно необычный – такого я ещё не видел. Парень по имени Леонард Шелби ездит на новеньком «Ягуаре» и ни о чём особенно не думает. Ни о чём, кроме одного – он пытается найти убийцу своей жены. Но при всём этом, у него есть одна маленькая проблема – он не помнит, что было пятнадцать минут назад, ведь всё бесследно стирается с его памяти.
— А Пирс! Гай Пирс был шикарен. Просто неотразим!
Мы долго ещё ходили и обсуждали фильм, пока не сгустились сумерки и не пора было по домам, как тут Пол наконец вспомнил.
— Черт! Я же совсем забыл про тебя! Ладно, завтра значит не пойдём к дяде Сэму, а то не успеем подготовится к контрольной, как следует. У нас завтра много работы.
Я с безнадёжностью посмотрел на него, все-таки Пол есть Пол. Странно было бы от него ожидать чего-то другого. Странно было бы ожидать, что он не вспомнит про меня. Он наверное единственный, кто помнит.
Когда мы простились я медленно пошёл домой, обдумывая то, что я сегодня увидел.

***
Знаете, я никогда никого особо не трогал и уж тем более, не убивал. Есть психи, которые душат маленьких кроликов ради забавы или стреляют птичек из рогатки, и смеются, когда они беспомощные стремительно приближаются к земле без каких-либо шансов выжить. Они либо разобьются о землю, либо их сожрет кошка или змея. Я ничем таким никогда не занимался. Более того, мне даже мерзко об этом думать. Про меня можно уверенно сказать – даже мухи не обидит. Конечно, порой я с ненавистью давил пальцами этих маленьких муравьев, которые так и норовили попасть в мою чашку с чаем, перебирая своими маленькими ножками по столу. Но это была лишь вынужденная мера. Вынужденная, да…
По мере того, как я приближаюсь к дому, моё настроение ухудшается. Не люблю это место. Такое ощущение, что все змеи живут именно здесь. Когда я открываю дверь, я вижу Мию, которая высовывает язык, с секунду смотрит на меня и весело убегает. Мать выходит из кухни
— Ну наконец-то. Соизволил прийти. Где тебя носило?
— Я смотрел фильм с Полом.
— Что? Я не слышу, что ты там бормочешь.
Я повторил увереннее и спросил, можно ли мне поесть. Мать лишь усмехнулась и посмотрела на меня с таким видом, что я понял, я сегодня без ужина, а возможно даже без завтрака. Разумеется, я уже забыл, что разбил её вазу. Вернее, не я, а Мия, но это не имеет никакого значения. Всё, что происходит в этом доме, будь то поломка телевизора, грязные обои или же оставленный где-то мусор – всё моих рук дело. И я постоянно отгребал за всё это по полной программе. Более того, после того, как я осознавал всю тяжесть своего проступка, мне следовало пойти и исправить свои косяки. Вот и сейчас отец крикнул мне, что совок дожидается меня в коридоре и чтоб я не медлил, а то и так прошаландался весь день без дела бог знает где. «Когда же это все закончится,» – устало подумал я и направился в коридор. Совок аккуратно стоял прижавшись к стенке, а в нем было несколько десятков больших осколков вазы. «Это ещё ничего, – подумал я. – Пару раз бывало и хуже».
Однажды, тогда ещё совсем маленькая Мия, ей было годика четыре, жутко орала на всю кухню и наотрез отказывались есть, а мать терпеливо засовывала в неё ложечку за ложечкой нежнейшее фруктовое пюре. Девчонка брыкалась, плевалась и кричала так громко, что я не знал куда мне деться, но уйти я не мог. Я сидел на стуле недалёко от них и тихонько уплетал свою кашу, и ни за что бы не ушёл, так как вчера остался без ужина. Вдруг, чайник за моей спиной засвистел, что говорило о том, что пора разливать кипяток по чашкам. Мать отошла от дочки и стала медленно наливать всем чай. Вдруг Мия громко закричала, и я, как в замедленной съемке, увидел, как тарелка медленно, но верно полетела прямо в меня. Всё это нежнейшее фруктовое пюре разлеталось по всей кухне, оставляя свои следы на стенах, шкафах и деревянном столе. Я, ясное дело, увернулся, хотя потом дико пожалел об этом. Со всей точностью, с какой это только было возможно, тарелка угодила в мою мать. Если честно, вообще не представляю, как Мие это удалось, но мать так вскрикнула, что я подумал ну наконец-то, хоть раз достанется этой мелкой занозе в заднице. Но не тут то было.
— Ах ты маленький уродец! Ты зачем увернулся! Из-за тебя у меня теперь будет синяк на спине.
После этого мне больно прилетело в затылок, а затем ещё и ещё. Я с ненавистью смотрел на этого маленького дьявола, который лишь улыбался, когда мать колошматила меня по шее. А потом заставила меня всё убрать и склеить тарелку. Осколков было так много, что я почти четыре часа провозился с ней. После чего, мать сказала, что я криворукий идиот и выбросила её. Даже интересно, на что она вообще наделялась.
Вот и сейчас, когда я увидел вазу, подумал, что всё не так уж плохо, но всё-равно безнадёжно. Пару часов работы и пожалуйста – всё будет готово. Когда я уже близился к завершению, подробно обдумывая фильм и попутно собирая этот пазл воедино, я вдруг чётко осознал, что не хватает одной маленькой детали, без которой мне точно не обойтись – не хватало второй ручки. Я встал и принялся внимательно осматривать пол, я тщательнейшим образом осмотрел всё вокруг, как вдруг за моей спиной раздался ненавистный голос:
— Не это ли ищешь, Энди?
Я оглянулся, эта маленькая бестия держала нужную мне часть в своих руках и странно улыбалась. Я потянулся к ней в надежде, что она его отдаст, хотя знал, что этого не случится. Она подняла руку и с силой бросила осколок на пол, и он разлетелся на несколько частей. Я прислушался, ожидая услышать крики, но этого не случилось. Отец уже успел уйти в паб, а мать смотрела по телевизору свой любимый сериал. Я улыбнулся, хоть раз останется ни с чем. Лицо Мии несколько изменилось, она была явно расстроена этой реакцией, но через секунду она в страхе отпрянула и побежала к маме с криками
— Мама! Энди меня обижает.
— Милая, не мешай мамочке. Мамочка очень занята. Давай потом.
Вот же маленькая тварь, всё не угомонится. Я терпеливо собрал осколки в свои руки и через полчаса ваза была готова. Вполне неплохо. Выглядит почти, как новая, если смотреть издалека. Но при детальном рассмотрении, конечно же все эти трещины будут видны. Я двинулся к лестнице, прямо на чердак, где была моя комната. Господи, какой же абсурд. Почему я вынужден этим заниматься, когда точно знаю, что завтра ваза окажется в мусорке, а на её месте через пару дней будет красоваться новая обновка.
Я поднялся наверх и в изнеможении грохнулся на кровать. Сказать по правде, особо развернуться здесь было негде, но я как-то не жаловался. Для меня – это было лучшее место во всём доме, мой уголок, моя укромная комната, скрытая от назойливых глаз, моя тихая гавань, где я мог отдохнуть. Подальше от них, подальше от криков и подальше от всего этого дерьма. Я перевернулся на спину и оглянулся вокруг, проверяя всё ли в порядке. Каждый день я этим занимаюсь, тщательно осматриваю, всё ли стоит на своих местах и не пропало ли чего. Не подумайте, я никакой не педант и не аккуратист, хотя наверное мне бы это не повредило.
Просто один раз, я вернулся домой очень поздно вечером, после того, как Пол вдоволь поиздевался надо мной с помощью обычного учебника по математике. Когда я наконец добрался до кровати, я был так счастлив, что даже не посмотрел вокруг. Я упал на матрас и ощутил, что мне что-то больно упирается в бок. Я покопался и достал свою книгу, которая должна была стоять на полке. Когда я оглянулся и посмотрел по сторонам, я увидел, что вся комната и всё, что в ней находилось, было перевёрнуто вверх дном. Такое ощущение, что смерч ворвался в мой чердак и смел всё на своём пути. Злость накатила на меня с такой силой, что я забыл про свою усталость и стал всё приводить в порядок. Пол ночи у меня ушло на это. Не надо обладать выдающимся умом для того, чтобы догадаться, что здесь была Мия, которой наверняка просто было скучно. Как только я встал рано утром, то тут же отправился в хозяйственный магазин и купил маленький железный замок. Отец с матерью на чердак даже не поднимаются, а эта малявка больше не сунет своего носа сюда без моего ведома. Злость была такой сильной, что я утром зашёл на кухню и сидел, смотрел на эту тварь. Не ел, не пил. Просто сидел и смотрел. Я видел, как она побледнела и заплакала, но мать даже подумать не могла, что это из-за меня. Ведь я просто сидел и смотрел. Смотрел до тех пор, чтобы она поняла, что в следующий раз ей это с рук не сойдёт. И я думаю, что она поняла. Неделю она вообще меня не трогала, и я жил спокойно, но потом всё началось по новой.
Вот и сейчас я лежал, и осматривал комнату. Всё ли стоит на своих местах? Ничего ли не пропало? Если что-то будет не так, я сразу пойму, надо менять замок. Первое, на что я смотрю, это мои маленькие полочки с книгами. Когда-то давно, я всерьёз начал коллекционировать литературу. Не то, чтобы покупал какие-то особенные и красивые. Нет, мне больше нравились совсем обшарпаные, с пожелтевшими страницами и потрескавшимися обложками. У меня стало их так много, что стопка, в которую я и их аккуратно складывал упёрлась в потолок, опасно покачиваясь из стороны в сторону, что грозило скорым обвалом. Тогда-то я и стал собирать плоские деревяшки на свалках и переделывать их в маленькие опрятные полочки, сложив все книги туда. Драйзер, Хемингуэй, Фицджеральд, Бредбери, Остин, Кинг, сестры Бронтэ, Митчел, Харди, и многие другие, всего не перечесть. Все они красовались на моих полках. И будьте уверены, что я прочитал их все, все до единой. Если мне что-то не нравилось и не вызывало восторженных чувств, я отдавал книгу в библиотеку, где миссис Клинн с улыбкой принимала её в свои заботливые руки. Где же я их все брал – спросите вы. Большинство на городской помойке – книги лежали с самого края в небольших стопочках одна на одной, или же где подальше, и я все забирал их с собой. Протирал слегка влажной тряпкой, а кое-какие склеивал, где это было необходимо. А после того, как прочитывал, перебирал, что следует отнести в библиотеку, а что оставить себе. Какие-то книги находил около чужих домов, которые так же лежали около мусорного бака одинокие и никому ненужные. Никому кроме меня. Моими усилиями, библиотека несколько наполнилась книжками, так же как и мои стены перестали пустовать.
Около полок большое круглое окно, через которое в комнату попадает солнечный свет. Но больше всего я люблю, когда через него проникает приятный и ровный свет луны. Ночью всё выглядит иначе, ночью вещи живут новой жизнью. Ночью всё выглядит совсем не так, как днём. Такое ощущение, что при лунном свете ты видишь другую суть вещей, их второе я. Их вторую сущность.
На неровном подоконнике лежат маленькие камушки самых разных цветов от песочно-желтого до изумрудно-зеленого. Есть даже пару невзрачных серых булыжников, но они мне почему-то понравились и теперь они тоже здесь. Под окном маленький комодик из бука, в котором хранятся некоторые мои вещи: майки, футболки, штаны, шорты, пару пуловеров, свитер и всё, что ещё может быть необходимо. Всего по чуть-чуть, поэтому именно комодик, а не комод. Вещей у меня настолько мало, что хватило бы небольшого рюкзака, для того чтобы запихать их туда, если бы потребовалось. Далее, в другом углу стоит невзрачный столик с табуреткой, на котором я иногда делаю уроки. Там лежат все мои учебники, пару карандашей и ручек, а так же стоит старенькая лампа, которая потихоньку доживает свой век. Листы и тетради аккуратно сложены в ящичках, а рядом лежит небольшой блокнот с маленькими стихами. Иногда муза посещает меня и мне хочется писать и пустой лист бумаги быстро заполняется моим аккуратным убористым почерком. Ну и конечно же, кровать, которая занимает остальную часть комнаты. Пружины местами выпирают, а матрас далек от мечты лежебоки, но для меня в самый раз.
Я всегда мечтал, что б над кроватью висела какая-нибудь красивая картина с пейзажем глубокого синего океана, но разумеется в этой дыре даже близко ничего такого нет. Года два назад, Пол узнал о моей мечте, и они с мамой купили мне огромный плакат в другом городе и подарили мне на день рождение. Это было лучшее, что я когда-либо видел в своей жизни, я чуть ли не прыгал от счастья до потолка. Он и по сей день висит в моей комнате, и я частенько смотрю на него. Мне кажется, что я погружаюсь в эти экзотические зелёные джунгли, а мягкий белый песок хрустит под моими ногами. Бесконечно синие волны омывают неприступные серые камни. А по высокому голубому небу плывут воздушные и мягкие, как сладкая вата, облака. Вы, конечно, можете удивится и спросить, почему чердак такой маленький, раз такой огромный дом? Дело в том, что их два. На одном стоит всякая ненужная и никуда не годная старая мебель, а на другом – никому не нужный и всеми забытый я. Более лучшего места, они бы мне не нашли, даже если б постарались.
Удовлетворённый осмотром, я закрыл глаза и погрузился в сон. Сквозь него я слышал громкие крики, где-то далеко внизу прямо подо мной, когда они наконец стихли, я оказался в холодной ледяной пустыне. Здесь так тихо и совсем никого нет, один лишь снег мягкими хлопьями ложится на землю и лёгкий порыв ветра, который треплет мои волосы. Но он не холодный совсем нет, он почему-то освежающе приятный. Вдруг я вижу, как летит маленький желтый листочек, ветер несёт его прямо ко мне. Но чтобы поймать, мне нужно проделать пару шагов вправо. Я устремляюсь за ним и хватаю его своей рукой, когда я разворачиваю, я вижу надпись: всего пару слов и тут же резко просыпаюсь. Мне трудно дышать, и я весь мокрый. Ещё минута и я прихожу в себя. Я смотрю на часы. Два часа ночи, ещё слишком поздно и надо поспать как следует, а то завтра буду, как выжатый лимон. Но стоит такая духота, что просто невозможно дышать, видимо окно закрылось от сильного порыва ветра. Я зафиксировал его получше и тут же ощутил страшную жажду. И вот я, не торопясь, спускаюсь на кухню и наливаю стакан воды и всё пытаюсь вспомнить, что же там было написано. И почему я так резко проснулся? Мне кажется, что это важно, очень важно. Я должен вспомнить. И тут стакан чуть ли не выскальзывает из моих рук. Всего на мгновение я вижу фразу, которая меняет всё. Всего секунда и я стою на кухне и улыбаюсь. Да. Теперь всё изменится. Изменится раз и навсегда.
На желтом потрёпанном листке было выведено чёрными чернилами: «Одна мысль способна изменить всё».

***
Как часто вы задумываетесь над тем, что без некоторых людей ваша жизнь была бы легче? Как часто вы думаете, что если бы этого человека просто не было, всё было бы не так? Как часто вы осознаете тот факт, что если бы этот человек неожиданно умер, вы были бы беспредельно счастливы?
—
Утром я проснулся и спустился на кухню. Взял стакан молока и сделал себе пару тостов с маслом. Когда я всё это подчистил, то пошёл к холодильнику, в надежде найти ещё хоть что-то, что можно было бы съесть, пока не пришла мама. Вдруг я услышал, что кто-то зашёл на кухню и уселся на стул. Я вылез из глубин холодильника и посмотрел на вошедшего.
Мия сидела на моем месте и допивала стакан молока, а на её лице был небольшой жёлтый синяк, который несколько стал отекать. Удивление было настолько сильным, что я чуть не прищемил свои пальцы дверцей. Я смотрел на неё и не знал, что сказать. Такого не было никогда. Потом я смутно стал припоминать, что вчера слышал внизу какие-то крики. Наверное отец пришёл вчера поздно вечером в стельку пьяный, и Мия попала под горячую руку. В последнее время, он явно был не в себе. Весна и лето обещали быть очень засушливыми, и он переживал, что весь его урожай пропадёт опять, и вновь придётся менять дом и весь уклад жизни. Зная, каким он бывает в такие дни, я почти не появлялся дома, а когда приходил старался тихонько и незаметно пробираться к себе.
Я смотрел на неё, и понял — сейчас! Именно сейчас. Я медленно приблизился к ней и присел перед ней на корточки и, посмотрев прямо в эти голубые глаза, тихо с грустью произнёс:
— Мия, не волнуйся. Такое уже было со мной. Я тебя не оставлю. Я буду рядом, когда отец будет пытаться ударить тебя снова. Они разлюбили тебя, но я – я буду рядом.
Она смотрела на меня и не знала, что сказать. Я видел, как в её глазах застряли слезы. Ещё чуть-чуть и они покатятся по её щекам. Я слегка погладил её по золотистым кудрям и пошёл в школу.
Пока я шёл, я думал, сколько понадобится времени, чтобы мой план осуществился. Неделя? Месяц? Пол года? Может быть год? Я медленно запустил механизм, и теперь он заработал, как часы. Я видел это в её глазах. Я видел, что эта мысль уже проносилась в её мозгу, и я лишь указал на неё ей. Я знал, что самовлюблённость моей сестры, её эгоистичность и беспрестанная жажда внимания – сыграют с ней злую шутку. Она не сможет выдержать чьей-то нелюбви и чьей-то жестокости. Она не я, далеко нет. Вы, конечно, может не поймёте: как девочка, которую всю жизнь холили и лелеяли вдруг неожиданно подумала, что её не любят всего из-за одного удара отца? Вам, наверное, этого и не понять, но я знал, чётко знал, что люди очень редко запоминают добро, куда лучше они помнят зло. А учитывая, что Мия совсем маленькая, и это с ней в первый раз, – на неё это произведет эффект.
Я улыбнулся, так красиво с этим разделаться. Это умно, даже очень умно, для такого тугодума, как я. Сколько раз я придумывал, как можно было бы от неё избавиться. Каждый раз, когда меня колошматил отец или кричала мать, я думал только об этом. Как всё исправить? Я знал, что никакие яды, никакие пистолеты, ножи и прочее мне не помогут. Все тут же подумают на меня. Это же так очевидно. Кому ещё нужна маленькая девочка? Кому в голову придёт убивать этого маленького ангелочка? Разумеется, все стрелки укажут на меня. Роль убийцы крайне интересна, ему надо не только убить свою жертву, но и сделать так, чтобы никто не понял, что это именно он. И с этим у меня всегда возникали проблемы – все мои планы были крайне паршивы. Но это, это так просто и гениально, что я удивлялся сам себе. Я шёл и улыбался. И ждал. Ждал, что будет дальше.
День прошёл без каких-либо происшествий, затем ещё один, и ещё, и ещё. Постепенно близился конец моей учебы в школе, и я все думал, чем же мне заняться после её окончания. Мы часто говорили с Полом на эту тему.
— Я? Я не знаю, Энди, – отвечал он мне. – Я пойду туда же, куда и ты. Буду помогать тебе, как всегда. По-другому я уже не умею.
Я улыбнулся ему.
— Пол, но я ведь тоже не знаю. Если какая-нибудь идея придёт тебе в голову, дай мне знать.
Он кивнул и облокотился на дерево, подставляя своё лицо под лучи солнца. Я последовал его примеру и думал, что же делать дальше.
Вариантов было не шибко много. Большинство детей помогают своим родителям в хозяйстве, помогают с огородом, с коровами, с участком, – помогают во всем. Но я точно знал, что моему отцу это не нужно. Он много раз мне говорил
— Лучше не лезь сюда! И без тебя тут не так все гладко. А ты со своей криворукостью всё сделаешь только хуже.
После пару таких раз, к нашему участку я даже не подходил. Хотя, я бы лучше помогал отцу, чем дяде Сэму, пускай и за бесплатно. Кто-то из детей идёт и помогает взрослым в больнице, после чего получает там работу. Кто-то выбирает полицейский участок, кто-то школу, кто-то что-то ещё. Варианты есть, они определенно есть, но они все меня не устраивали. Я бы жизнь отдал, так мечтал помогать своему отцу. Но этого никогда не случится. Никогда. Только если не сработает мой план.
Между тем шла уже третья неделя с того разговора на кухне. Отец пил почти так же много, как и поливал свой участок водой. Он частенько кричал на Мию, в последнее время, но даже пальцем её не трогал. Мать так же была на нервах, ей не нравилось то, к чему все идёт. Она постоянно помогала отцу на огороде, и почти не уделяла внимания своим детям. Никто в нашей семье не хотел повторения давней истории. Никто не хотел покидать наш дом, который уже успел стать таким родным. Дело дош ...

(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)