Спасение

Молодая девушка по имени Злата опять провалилась в воронку тягостных раздумий. Господствующий персиковый цвет антуража в её небольшой уютной квартире оказывал довлеющее, и в то же время, угнетающее влияние на ход её мыслей. Её внешность отражала противоречивый контраст неугомонной жизненной энергии, искрящейся в ярко-голубых, немного затуманенных глазах; она смотрела жгучим взглядом в пустоту, казалось, сквозь бледную вуаль, покрывающую её детское, но немного огрубевшее лицо. Тусклый свет абажура боролся с первыми лучами восходящего солнца, выхватывая из полумрака только слабые очертания призрачного присутствия. Стройная фигура девушки терялась в мягком массивном кресле из бордовой кожи. Светлые волосы рассыпа́лись по хрупким плечам, отражая, словно зеркало, таинственную утреннюю зарницу.
Прошлое, как шторм, обрушивалось тяжёлыми волнами липкого страха. В сознании снова и снова всплывали тягостные воспоминания, жуткие картины, бесконтрольно сменяющие друг друга калейдоскопом мрачных оттенков: паника, обезумевших от страха, горожан; оглушающие звуки миномётных выстрелов; автоматные очереди; дребезжание окон… Надрывной басистый голос под окнами, созывающий всех парализованных страхом людей спуститься в подвал многоэтажного дома.
Она помнит всё, словно это было вчера. Забившись в угол спальной комнаты, подальше от окон, она судорожно прижимала к себе большого белого кота и плакала. Мобильная связь пропала с началом первых выстрелов и лишила девушку возможности услышать голос своих родителей, проживающих в соседнем районе.
Бывало, она сидела так часами, в любимом мягком кресле и мысленно переносилась в прошлое, вспоминая тот день, когда она впервые почувствовала себя по-настоящему одинокой. Никогда Злата так не боялась за свою жизнь, и в большей степени — за жизни её близких. Первые признаки начала боевых действий в её родном городе — залпы миномётных орудий — прозвучали неожиданно, несмотря на то, что политическое напряжение в стране накалялось всё быстрее и быстрее. Даже приглушённый, еле слышимый, треск крупнокалиберных пулемётов в близлежащих городах и сёлах не мог заставить людей поверить в жестокую реальность. Только при первых выстрелах, прозвучавших где-то вблизи аэропорта, пришло мрачное, до боли холодное, осознание действительности.
Многие люди так до конца ничего и не поняли, встретившись с пробирающим до костей холодным дыханием смерти. Среди них были и родители Златы… Их нашли в машине, неподалёку от её дома. Им оставалось проехать всего лишь каких-то сто метров, чтобы скрыться в тёмном, относительно безопасном подъезде серой многоэтажки, подняться на второй этаж, войти в комнату и обнять испуганную дочь… Но судьба распорядилась по-своему: на следующее утро, толпа местных зевак глазела на перевёрнутую “ладу”, лежащую на небольшом перекрёстке.
В тот день отовсюду доносились стоны ищущих и крики нашедших кровавые следы смерти на улицах полуразрушенного города.
По щеке Златы медленно потекла слеза. Её взгляд упал на мольберт, стоявший в углу гостиной. Алебастровый холст был покрыт разнотонной палитрой сочных красок, чем резко выделялся от общей давящей серости.
Кинолента мучительных воспоминаний сменилась на яркие картинки счастливого беззаботного детства. Немного полненькая, но всегда весёлая, энергичная, любопытная девочка, как стебелёк по весне, тянувшийся к солнцу, она впитывала все запахи безмятежного детства. Злата могла часами сидеть за альбомным листом бумаги с кистью в руках, наслаждаясь своим рисунком. Это был не просто рисунок. Это был плод детской бессознательности, не успевший загнить под влиянием нелепых предрассудков.
Её заразительный звонкий смех мог легко вышибить самое мрачное настроение родителей. Родителей, которых уже не вернуть…
“Меня здесь больше ничего не держит!” — думала она…
Жалобное мяуканье голодного кота, сидящего на спинке кресла, вернуло Злату в реальность.
— Прости, — прошептала девушка, слегка улыбнувшись. — Я совсем забыла о тебе.
Вытерев слёзы рукавом махрового свитера, Злата поднялась с кресла и ощутила пульсирующую боль в висках. Так было каждый раз, когда она мысленно переносилась в прошлое, раз за разом перебирая в памяти жуткие кадры внезапной войны. Стряхнув с себя последние проблески воспоминаний, Злата покормила кота, приняла душ, накрасилась и засмотрелась на старинные немецкие часы “Генри Мозера”, висевшие в прихожей на стене. Они достались ей от покойного дедушки, который имел привычку раз в неделю скрупулёзно протирать все детали от пыли, разбирая их до мельчайших винтиков. Бывало эта процедура затягивалась на несколько часов, что очень смешило бабушку.
Обратив внимание на положение большой стрелки на матовом циферблате, Злата спохватилась — через двадцать минут ей нужно быть на встрече с пациентом — молодым парнем, который еще полгода назад обратился к Злате за помощью. Она, как частный психолог, достаточно профессионально выполняла свою работу. После боевых действий в городе её социальные сети и телефон разрывались от сообщений и звонков людей, нуждающихся в психологической поддержке. Злата, не жалея себя, ночами сидела за специальной литературой, а днём проводила время с пострадавшими людьми. В основном, это были люди, потерявшие близких во время обстрелов, или те, которые сами получили разного рода увечья. Но, так же, возросло количество жертв физического насилия — зачастую, это были молодые девушки. Злата принимала их у себя дома и общалась на протяжении нескольких часов, не без сочувствия замечая свежие синяки и ссадины на неприкрытых запястьях и заплаканных лицах. Испытывая к ним особое сострадание, она полностью отдавалась процессу реабилитации жертв жестоких насилий, засыпая только утром, прямо за столом, опёршись бледной щекой на очередную проштудированную книгу по психологии.
Через несколько минут Злата уже была на полпути к назначенному месту — кафе “Сиеста”, где она бывала почти каждый день. По дороге она опять погрузилась в состояние ментальной отчуждённости, воспарив над землёй и утопая в вязком облачном болоте приевшихся мыслей. Мимо проносились машины, проходили галдящие люди, какой-то толстый мужчина в серой курточке кричал на свою собаку, яростно размахивая короткими руками, точно она его понимала. Но всё это проносилось быстро, незаметно для летающего в облаках сознания Златы. Проносилось до тех пор, пока она не ощутила внутри себя странную опустошённость, плавно переходящую в состояние обеспокоенности. Какая-то неведомая сила внушала ей острое чувство потерянности, одиночества.
Возле веранды небольшого кафе было безлюдно — парковочные места были свободны, что было странно видеть в обеденное время воскресного дня. Изредка мимо проходили люди, тянувшие за собой шлейф лёгкой измождённости.
Внутри “Сиесты” царил нежный звук рояля. Злата выбрала самый дальний столик — уединённость — одно из лучших условий обоюдной предрасположенности к качественному общению. Ярко-фиолетовые стены были устланы небольшими полочками, на которых стояли разнообразные причудливые фигурки сказочных персонажей. Справедливо будет заметить, что такая незаурядная особенность антуража создавала резкий контраст с смысловым содержанием предстоящего разговора, что очень помогало Злате сохранять лёгкость и непринуждённость в непростом общении.
Коренастый, слегка неуклюжий, официант принес “Латте”, вывалив вместе с кофе шаблонные любезности.
Через несколько минут в кафе зашёл какой-то старик в кожаной коричневой куртке. Видно было, что она досталась ему от прадедушки, настолько затёртой она была. Густая борода пепельного цвета, не менее густые лохматые брови, по-доброму мягкие, бесцветные глаза — всё в его внешности отражало простоту и внушало глубокое уважение. Но для Златы все эти черты, вызывающие почтение, остались незамеченными. Казалось, будто вместе с ним колючим порывистым ветром ворвалась атмосфера странного тихого оцепенения. Этот бездомный старик напомнил Злате, как пятнадцать лет назад она подверглась нападению со стороны неизвестного мужчины, одетого в какое-то тряпье.
Это было вечером, когда она уже прощалась с новыми подружками, с которыми познакомилась недавно (в тот день семья Златы переехала в новый район, располагавшийся выгодно ближе к школе и месту работы отца). У подъезда, на лавочке, сидел он, вцепившись костлявыми пальцами в свои волосы. Что-то бормоча и уткнувшись подбородком в грудь, он медленно покачивался из стороны в сторону. Злата очень боялась идти в подъезд мимо него, но, все же, решилась и попыталась незаметно прошмыгнуть. Следующее, что она помнила — это оглушающее столкновение с чем-то тяжелым. Твёрдый асфальт, пронзительный крик, медленно переходящий в беспомощный хрип. Холодные пальцы на шее сжимались всё сильнее и сильнее.
Позже, мама рассказывала, что её спас какой-то мужчина, проходящий мимо. Сумасшедший бездомный, увидев его, начал бежать. Мужчина вернул Злату в чувство и узнал где она живёт. Через минуту девочка была уже дома, в безопасности. Мать слёзно благодарила незнакомца. Отец был в ярости. Он вызвал милицию. Несколько молодых сержантов, прибывших уже в позднее время, пообещали найти и наказать преступника в скором времени.
Однако, только спустя несколько месяцев дело прояснилось: отца вызвали в районное отделение милиции по просьбе некоего офицера, закреплённого за этим делом. “Вчера вечером, наши сотрудники опрашивали жителей домов соседнего района — безрезультатно. Никто из них не замечал ничего странного в округе, тем более сумасшедших бомжей, нападающих на маленьких девочек”. Офицер смотрел на обеспокоенного отца, медитативно поглаживая мятую фуражку толстыми пальцами. В его изумрудных плутовских глазах читалось напускное участие, но всё это было тщательно скрыто налётом профессионализма. “Не смотря на всё, причина этого странного исчезновения быстро выяснилась”. Выдержав небольшую паузу, он продолжил: “Мы нашли его в подвале одного из домов. Уже мёртвого. И пролежал он там, довольно-таки, долго. Судя по количеству пустых бутылок из-под водки, которые нашли неподалёку — это самоубийство”. С чувством выполненного долга офицер откинулся на спинку кресла и бросил победоносный взгляд на отца пострадавшей девочки. Тот был ошарашен.
И вот сейчас, этот жалкий, но с виду добрый старик вселил в Злату чувство тревоги, напомнив ей о том ужасном случае. Но было ещё одно чувство, которое очень быстро разгоралось и овладевало всем её существом — профессиональное любопытство. Как психологу, ей показалось интересным наблюдать за поведением старика. Она совсем забыла о своей предстоящей встрече и с интересом наблюдала за происходящим.
— Бездомных не обслуживаем! — кинул официант в ответ на робкое приветствие старика.
— У меня есть деньги! — трясущимися руками он начал шариться по карманам, еле слышно приговаривая оборванные фразы: “Секундочку… Они здесь, в кармане… Вот… А… Это не то, простите. Точно, вот они.
— Я уж думал потерял или украл кто! — торжествующим голосом произнёс старик. Его брови вздымались от радости, раскрывая широкие, по-детски счастливые, глаза.
В ответ он ничего не услышал, встретившись с презрительным взглядом официанта, который, казалось, готов был вышвырнуть беднягу на улицу.
— Можно мне чаю?
— Пятьдесят рублей!
Сосредоточенно отсчитывая нужную сумму, старик водил мозолистым пальцем по ладони, в которой лежала мелочь. Официант не начинал готовить чай пока тот не закончит, продолжая выказывать всем своим видом тотальное презрение.
— Вот! Пожалуйста! Пятьдесят рублей!
Пока старик усаживался за свой столик Злате позвонил пациент, которого она ждала. Он перенёс встречу на следующую неделю, быстро извинился и сбросил. Пренебрежительная манера поведения не удивила её — она уже привыкла к неискоренимой бестактности молодого парня. Тем не менее, она решила не спешить с кофе — так сильно на неё подействовала притягательная сила, исходящая от старика, который с безмятежным видом сидел за столиком неподалёку от неё. Он с умилённым видом осматривал пластмассовые фигурки на полках и блаженно улыбался.
Через некоторое время он заметил на себе любопытный взгляд Златы. Она перевела его куда-то в сторону, сильно смутившись. Злата не увидела слегка удивлённое выражение лица старика. Он, без стеснения, вперился сверлящим взглядом в девушку, выказывая ещё большее любопытство. Даже официант, принёсший чашку горячего чая, не отвлёк внимания странного посетителя.
Их взгляды пересеклись несколько раз, после чего Злата решила уходить. В ней боролись противоречивые чувства всё еще сохранившегося любопытства и нарастающей неловкости. Она оставила деньги на столе и направилась к выходу, мимо старика, который всё ещё бесцеремонно на неё глазел.
— Девушка, простите! — возбуждённо сказал старик, когда Злата сравнялась с его столиком. — Я не хотел вас смутить!
— Нет, что вы! Вы меня совсем не смутили! — голос Златы звучал снисходительно, учтиво. — Просто, мне пора уходить.
— Девушка, не оставляйте меня наедине с моей совестью! Если вы не останетесь и не составите мне компанию, я весь день буду корить себя за эту невоспитанность! — не оставляя возможности Злате ответить, он продолжил:
— К тому же, здесь такой вкусный фруктовый чай! Ну же, присаживайтесь!
Он уже стоял возле стула напротив, по-джентельменски выдвигая его для обескураженной девушки.
— Ладно… Только ненадолго! — Злата повесила свой ярко-зелёный клатч на спинку стула и заказала ещё один кофе.
— Как вас зовут? — спросил старик.
— Злата. А вас?
— Злата… — он повторил её имя растянутым вязким голосом, словно наслаждался каждой произнесённой буквой. После минутной паузы он добавил:
— Своё имя я давно уже не помню. Да и кому какая разница!
Злата не знала, что ответить.
В кафе звучал тихий успокаивающий чилаут. Официант запустил кофемашину, насвистывая себе под нос какую-то мелодию.
— Злата, ваши мысли наводят тоску. Что вас тревожит?
— А вы что, умеете читать мысли? — недоверчивым тоном спросила девушка.
— Нет, что вы! — старик так широко улыбнулся, что на лице показался широкий веер извилистых морщин. — Я вижу это в ваших глазах. В их глубине таятся любовь к жизни и неприятие судьбы, надежда на лучшее будущее и страх, исходящий из прошлого. Ваша душа мечется от одной крайности в другую.
Злата внимательно посмотрела в глаза старика. Её, словно окатило холодным морским бризом, в ничтожнейших каплях которого можно было рассмотреть собственное отражение.
— Зачем вы всё это мне говорите? — спросила Злата.
— Доченька, — ласково сказал старик. — В моей жизни были разные этапы. Они сменяли друг друга с непредсказуемой частотой — вне зависимости от моих желаний и предпочтений. Я также как вы всё пытался понять: где та власть, которая держит под полным контролем непредсказуемую изменчивость обстоятельств; где та сила, которая разрушает все препятствия на моём пути; и где та воля, которая открывает передо мной бесконечный горизонт выборов и свободных решений…
Воспоминания о пройденном пути ввели старика в приятный ностальгический ступор. Еле заметная улыбка на его осунувшемся лице внушала лёгкий почтительный трепет. В ней отображалось богатое многообразие красок прожитой жизни; она вобрала в себя слепящую красоту солнца и все горькие слёзы, обременённого вечными страданиями жалкого мира.
Он продолжил:
— Я жил прошлым, за которое мне было стыдно. И думал о будущем, испытывая страх перед неизвестностью. Задавался вопросами, но не находил ответов. И тянул за собой огромный сноп боли и сожалений, который так вам знаком. Эта боль погрузила мой ум в вязкий туман; Ничего вокруг не замечая, я жил, поддаваясь инерционному жизненному ритму, в котором, собственно, и видел мнимое спасение. Мне казалось, что я поступаю правильно. Более того, даже достойно. Жалость к себе была моим утешением и уверенностью в том, что я всё еще обладал здравым рассудком, — отпив немного чаю, он перевёл взгляд на одну из пластмассовых фигурок, стоявших на полке позади Златы. Это был маленький мальчик в сером костюмчике. Он держал в руках миниатюрный самолёт, воображая головокружительное пикирование. — Но так считали не все. Поэтому я оказался на улице.
— Вас выгнали? — спросила Злата.
— Да… Мой брат. Он терпел долго… Но в один прекрасный день он привёл домой женщину. Как сейчас помню: обшарпанное пальто, подобие элегантной шляпки на всколоченных волосах и вид иссохшейся мумии, обтянутой пожелтевшей кожей — жуткое зрелище. Что он в ней нашел… Не понимаю…
— И что он вам сказал?
— Да ничего не сказал! Что же тут говорить то… Посмотрел на меня так ненавистно, презрительно — я и сам всё понял. Собрал кое какие вещи, молча, и ушел.
Но не вздумайте жалеть меня — я вижу сочувствие в ваших глазах. Я действительно должен был уйти, но не понимал этого — не мог смириться. С каждым днём мой рассудок всё глубже и глубже увязал в трясине безумия.
— Но… Почему…
— Почему я начал терять голову? — договорил за Злату старик. — Моя жена попала в авиа-катастрофу ещё двадцать лет назад. С ней был наш сын — Андрюша. Они летели в Стамбул, навестить родственников, а я остался дома присматривать за дочкой. У неё был острый бронхит.
Помню, как зазвонил телефон на кухне. Какой-то мужчина с дрожью в голосе рассказал мне о случившемся. Наверное, это был диспетчер, по вине которого самолет сошёл с курса… После этого короткого разговора я почти ничего не помню. Не знаю сколько времени я просидел за кухонным столом в тот день, заливая новую скатерть слезами…
Позже я вспомнил о дочери. Превозмогая ноющую боль в висках, я поднялся и пошел к ней. Однако, вместо хриплого детского кашля я услышал эхо мрачного зова смерти…
Спустя несколько недель мой брат забрал меня к себе. Если бы не он…
— Как же вы пережили всё это? — спросила Злата.
Старик немного задумался.
— Это было около пятнадцати лет назад. Я понимал, что жить оставалось мне недолго — душевные страдания всё чаще заставляли меня задумываться о бессмысленности моей жизни. Изнывая от воспоминаний, я заливал в себя водку. Пил до беспамятства, чтобы хотя бы на какое-то время забыться, отпустить прошлое и подарить себе чувство призрачной свободы. Но всё начиналось снова…
В какой-то момент я понял: больше так продолжаться не может. Я достиг состояния полной опустошённости. Во мне не осталось никаких сил, чтобы продолжать бороться.
И я отступил. Озарение коснулось меня до того, как смерть протянула свои костлявые пальцы…
Я лежал в каком-то сыром подвале, в луже кислой ржавчины. Лежал и смотрел на позеленевшие бетонные стены; на груду трухлявых кирпичей; на бегающих по ним сороконожек. Всё это было таким отчётливым и таким… завораживающим… Я подумал, что умираю. Я закрыл глаза, продолжая ощущать в себе необычайное спокойствие на фоне полной тишины. Впервые за долгое время, мысли не кричали в моей голове и не сводили меня с ума. Я почувствовал неподдельное блаженство. И я заснул.
Не знаю сколько я так проспал. Проснулся от того, что услышал чей-то голос. Он был мужским — такой басовитый, — точно кто-то говорил в трубу. Я понимал, что говорящий стоит недалеко от меня, но тело моё было скованно, а язык онемел. Видимо, кто-то меня нашел в таком удручающем положении и решил, что я уже давно отправился на тот свет. Я и сам было так решил…
Старик прервал свой рассказ, заметив слезу на щеке Златы.
— Доченька, моя жизнь была нелёгкой, но не надо расстраиваться. Как видишь — всё обошлось! — мягко улыбнувшись, он положил свою костлявую руку ей на плечо и с отцовской нежностью в помутневших глазах посмотрел на побледневшую девушку.
Злата встала, отстраняясь от руки старика и неуклюжими движениями задвинула стул.
— Простите…
— Я вас чем-то обидел? — старик тоже приподнялся. — Простите же меня! Злата! Ну что же вы!
Но девушка уже выходила из кафе, оставив позади сконфуженного старика.
На улице было также безлюдно. Быстрым шагом Злата направилась в сторону дома, мечтая о спасительном уединении.
В один миг, мир вобрал в себя краски, от которых больно рябило в глазах. Казалось, что голова вот-вот лопнет от напряжения. Из глаз лились обильные струйки слёз.
Приблизившись к пешеходной дороге, она услышала надрывистый голос позади:
— Злата, подождите! Вы забыли свою сумочку! — старик пытался догнать девушку, с трудом перебирая окостеневшими ногами. Ярко-зелёный клатч неестественно выделялся на фоне потрёпанной кожаной куртки.
Но девушка уже ничего не понимала. Слова, догоняющего её старика, доносились до неё непонятными, отрывочными звуками. Они камнем врезались в избитую временем память, выталкивая наружу пятнадцатилетнюю чернь, которая всё это время обволакивала своими гнилыми корнями молодую невинную душу.
Злата, охваченная паническим страхом, бросилась бежать через дорогу… Но оказаться на противоположной стороне ей было не суждено.

Старик догнал девушку уже на проезжей части. Он схватил её за плечо и с силой потянул на себя. Злата почувствовала лишь лёгкое дуновение ветра, рассечённого огромной чёрной фурой. Грузовая машина проехала на большой скорости в нескольких сантиметрах от неё, судорожно виляя из стороны в сторону. Через некоторое время толстый дальнобойщик уже кричал какие-то гадости в сторону девушки, яростно размахивая руками. Вдоволь накричавшись, он успокоился и снова скрылся в массивной кабине грузовика, оглушив небольшой район громким хлопком двери.
Немного отъехав от злосчастного происшествия, водитель посмотрел в зеркало заднего вида. В нём ещё были видны две маленькие человеческие фигурки, крепко обнимающие друг друга, пока зубчатый горизонт не скрыл их в тёплой затуманенной неге спасительного прощения.