Редиска

Сейчас идёт драчка на Фейсбуке. Кто против теперешней войны, кто — за. Зря спорите, ибо эта война даже не война за жизнь граждан Донбасса, эта война за нашу с вами жизнь, за будущее наших детей, внуков, правнуков. Мы ведь были уже у черты! Меня раздражало, что Путин пишет письма, даже угрожает, а воз и ныне тут. Только он всё больше и больше нагружается и приближается, приближается к нашей стране, в нашу страну. Остановить эту «войну» должны были не мы, а украинцы. Мы не остановили гитлеровцев в 1941 году, и что? Забыли! Теперь время другое, оружие другое и надо быть на чеку. Пора! А против войны выступают те, кому не хочется, трудно терять свои материальные ценности. Вот и морочат головы тем доверчивым, у которых этих ценностей нет, а вот мозговая лень присутствует. Так! Меня «засосала опасная трясина»… Нет и нет! Я совсем не хотела трогать эту тему. Я хотела отвлечь от неё ваши мысли небольшим рассказиком.

Итак, в силу обстоятельств я оказалась путешественницей по больницам. Нет, не в качестве меднадзора или любопытствующей, а в качестве пациентки, то есть, больной. Ну, в дальнейшем я подробнее опишу некоторые переживания, страдания, наблюдения. А сейчас я намерена описать некоторые свои наблюдения. Нет, не критического плана, а, скорее — юмористического, из обыденной жизни одной из больниц Лен области.

Итак, я в больнице города Вырица. Как я туда попала? По направлению хирурга из нашей поликлиники. Почему, туда? О! Это сложный вопрос. Просто, когда замечательную больницу, что была в нашем городе закрыли, то нас — жителей Коммунара прикрепили к разным другим, пока ещё действующим больницам: кардиология — в Гатчине, офтальмология — в Сиверской, хирургия и терапия — в Вырице. Хирург наш решил, что лечение ноги (стопы) без лечения сердца не даст больших результатов. Нужны капельницы! Направил в наш дневной стационар, но… но… У меня специфическая планида: именно этот день был последним: дневной стационар закрывался в связи с «новой вспышкой Ковида». Я попыталась договориться с медсестрой о частном варианте — капельницы на дому. всего то пять штук. Оказалось это вполне реально, если хватит денег. Если до этого дня капельницы были по 500 рублей, то с этого дня их цена стала 1000 рублей. В Ленинграде, то есть в частных клиниках Санкт — Петербурга их стоимость составляет 700 — 800 рублей. Я, человек принципиальный, снова обратилась к Баринову за советом. Он предложил лечь в больницу: «Там и с вашей одышкой разберутся» — сказал он и дал направление в Вырицу. Я обрадовалась, ибо в Вырице есть церковь Серафима Вырицкого, там и его могилка, куда нескончаемым потоком идут люди на поклонение, оставляют бумажки с просьбами о помощи. И у нас с Андреем Серафим Вырицкий особо почитаемый святой. Если сын разрешит, я как ни будь напишу почему.
Я быстро собралась, заказала такси, так как сын плохо себя в тот день чувствовал, и поехала. Часа через полтора я была на месте. Что меня приятно удивило, так это оперативность. Бумаги были быстро заполнены, взят мазок — тест на Ковид, сделана флюорография, кардиограмма и вот меня уже ведут в палату. Чудеса! Палата №8! Я вошла, вежливо, приветливо поздоровалась. Ответа не последовало. Место прямо у входа было свободное. Я сдвинула маску, не обратив на это особого внимания, и стала укладывать вещи в тумбочку.
— Маску надень! Мы тут здоровые, а ты ещё неизвестно, чем больна! — громко и грубо сделала мне замечание одна больная.
Я молча поправила маску и стала ждать нянечку с постельным бельём. Входит крепкая молодая нянечка.
— Так, где ваши вещи? Уже в тумбочке? Отлично, поехали в соседнюю палату. — Покатила тумбочку и через минуту она уже стояла у окна в палате номер 10. — Это место вас устроит? Ну, и хорошо! Располагайтесь!
Пока нянечка застилала постель, я выглянула в окно.
— Какая красота, глаз не оторвать. Лес заснеженный! Вырица в лесу. как я поняла? А грибов, ягод много? — обратилась я к нянечке.
— Раньше, старожилы говорят, богатый был лес. Теперь надо далеко в лес углубляться, чтобы что-то найти. Теперь Вырица — дачное место! Готово, отдыхайте!
Я вспомнила вид из окна в областной больнице. Голый дворик, напоминающий тюремный. Ни одного кустика. Только красные стены зданий. А здесь! От окна и уходить не хочется. Я задумалась.

Уж не знаю, какие соседки по палате будут здесь, но там… Бррр! Женщина у умывальника представилась: Тоня! Знакомство состоялось. Тоня, оказалась весёлой, жизнерадостной, любящей свежий воздух (что немаловажно) и, что для меня особенно существенно — общительная. С Тоней мы сошлись сразу, будто были знакомы сто лет.
Женщина, что лежала против меня лежала тихо, молча, не обратив никакого внимания на моё появление. Я прониклась к ней сразу сочувствием. У неё была перебинтована пятка, видимо, боли её мучают, как и меня. Не до общения ей. Так! Должна отметить известную истину: скорость выздоровления во многом зависит от палатного контингента. В этом плане я решила, что мне повезло. Ох! Вот я уже под капельницей! Ничего себе оперативность! Чудо, а не больничка! Правда, врач, с которым я столкнулась в коридоре, похлопал меня по плечу, как давнюю знакомую и пообещал немного позже придти в палату. ХМ! Идёт до сих пор. Врач — зав отделением, мой лечащий врач, основной оперирующий. К тому же мой земляк, то есть из Таджикистана. При очередной случайной встрече я поинтересовалась, как он может лечить без осмотра ноги, без выяснения причины этих болей. Он сказал, что в направлении всё понятно отражено, даны рекомендации по применению лекарств. Он их и выполняет, добавив болеутоляющие на ночь. Ну, так, значит так!
Только капельница кончилась — обед! Ура! Я проголодалась! Секунда и весь обед на тумбочке. Во, скорость обслуживания! Ещё и приятного аппетита раздатчица пожелала! Ни в одной больнице такого не было. Хм! «Приятного аппетита». Легко сказать! Стоило первую ложку супа глотнуть, как аппетит улетучивался. Не вкусно? Возможно. А, возможно, вполне вкусно. Или просто съедобно. Я растеряно смотрела на Тоню, которая с удовольствием уплетала супчик.
— Вы почему не едите? Супчик сегодня на редкость вкусный! Вполне настоящий рассольник. Даже маленькие кусочки сосисочек можно увидеть, весело затараторила она. — А! Поняла! Вы удивлены, что суп холодный? Я правильно поняла? Постарайтесь не обращать внимания! Надо питаться, чтобы быстрее выздоравливать. Силы надо копить. А пища всегда холодная. Почему? Так ведь её привозят рано утром и на весь день. Сразу всё: завтрак, обед и ужин. В алюминиевых контейнерах из Сиверской! Поэтому завтраки бывают чуть тёпленькими, а остальное в холодном виде приходится есть.
— Не понимаю, все больницы проектируются с пищеблоком. Куда он делся?
— Никуда, его просто закрыли. А почему, никто так ничего и не понял. А потом смирились, привыкли. Да не мы одни такие. Больницу в Сиверской закрыли, а пищеблок оставили. Он обслуживает кроме нашей ещё две больницы: в Ломоносове и… Эти больнички пока не закрыли, а вот пищеблоки ликвидировали.
— Так, следовало бы какой нибудь вариант разогрева пищи предусмотреть.
— Почему то у них это «невозможно» сделать. Да теперь подолгу в больничках не держат: пять капельниц и ...«Гуляй, Вася». Можно и потерпеть.
— Оно, конечно, и так можно. Наш народ привык терпеть, оправдывать недобросовестных работников, и, что ещё хуже самим таковыми становиться. Ох, ох! Поколения меняются, отношение человека к человеку меняется и всё не в ту сторону. Ну, ладно. нам надо беречь нервы, чтобы быстрее выздороветь.
Пролежала я в хирургии две недели, а не пять дней. Приготовилась к выписке, хоть значительного улучшения не почувствовала. Вдруг врач при очередной случайной встрече в коридоре, похлопал, как всегда по плечу, спросил о состоянии здоровья, поинтересовался есть ли улучшение и сообщил, что меня переводят в терапию на недельку.
— Сердечко там немного подлечат и ещё лучше станете себя чувствовать, — сказал он и удалился.
" А, в терапию, так в терапию", — решила я, хуже не будет. Главное — из хирургии выбраться. Дело в том, что на наших глазах умерла женщина: «человеческий фактор». В обед её привезли с чирием на лопатке, тут же и прооперировали, а к утру её не стало. Мы с Тоней тяжело это перенесли. Обе чувствовали себя виноватыми. Я, когда увидела как забинтована грудь, весьма удивилась: не профессионально. Бинта намотано много, но он не перекинут через плечо ни с одной стороны, а потому сползает. Уж я то с 1942-года на всю жизнь усвоила, как что надо перевязывать. В школах на уроках ПВО нас учили перевязывать красноармейцев с любыми ранениями. Мне было 8 лет, но эти уроки я усвоила на всю жизнь. И, надо сказать, в жизни мне это не раз пригождалось. Женщина полуголая высунулась в коридор, постоянно поправляя повязку. Пожаловалась на головные боли. Однако, нянечка надела на неё футболку и велела лежать в постели, причём на спину не ложиться. Обещала позвать медсестру. Медсестра так и не подошла. Я хотела было позвать, но ко мне обратилась нянечка.
— А вы почему гуляете по ночам?
И, узнав, что я уже трое суток не сплю, так как что то уколы не помогают, она шепнула мне, чтобы я шла в палату. Через минуту она пришла, сунула мне в руку таблетку со словами: «выпейте, хорошая таблетка — будете спать, как убитая». Действительно, я, как провалилась. Ночью слышала, как постанывает прооперированная женщина. Стоне тихонько, чтобы никого не разбудить. Как мне это знакомо! Потом, мне показалось, что стон у женщины стал громче. " Надо бы встать, спросить, может ей что-то надо", — подумала я. Встала, но женщина затихла, вероятно, уснула. Я вышла в коридор. Тишина, пустота! Где искать сестринскую! Я прошлась по всему коридору, но двери с соответствующей табличкой, не нашла. Вернувшись в палату, я застала женщину тихо спящей. И тут я сама проснулась. Оказывается это такой сон был. Сон, спутавшийся с реальностью. На самом деле я никуда не выходила. Теперь я заснула снова, и опять мне снилась стонущая соседка, или то было в этот раз наяву?
Наконец я окончательно проснулась с тяжелой головой, со смыкающимися глазами. «Не выспалась, конечно, столько бессонных суток прошло. Днём ещё посплю». Тоня в эту ночь тоже хорошо спала. Ей врач выпустил из коленки огромное количества жидкости. Сделал укол. Так что к вечеру боли в коленке прошли и она крепко уснула. Мы с ней не слышали, как входила медсестра мерить температуру, как зажигали свет, как нянечка помыла полы. А тут мы услышали стон. Громкий и с хрипотцой.
— Опять застонала, сказала я. Бедненькая, и ночью стонала.
— Затихла. Может, уснула?
И тут весело входит раздатчица.
— Вставайте, засони, завтракать пора! Милая, вставай, просыпайся, — обратилась она к женщине. — Завтрак ждёт!
Она откинула одеяло.
— Ох, ты, господи! — прошептала она и выскочила из палаты.
Тоня тихо подошла к женщине и откинула одеяло с головы.
— Ужас! Она умерла! — села на кровать, обхватив голову руками. — Что же я не подошла к ней? Может, ещё была жива! — И Тоня зарыдала, уткнувшись в подушку.
Прибежали медсёстры, нянечка. Заглянул и врач, что её оперировал. Толстый, неприятный человек. Двумя пальцами поднял веко. «Унесите!» И вышел. Мы услышали разговор и «приговор», вынесенный врачом: «Инсульт». Тоня сразу рыдать перестала. Мы переглянулись. " Какой инфаркт? " Женщина лежала не в луже крови, а в море крови. Крови было безумное количество! Подушка пропитана вся насквозь. Нянечка бросила её ведро, которое тут же оказалось переполненным. Такая же, совершенно мокрая была и простыня. Ведро полное крови. Женщина умерла от потери крови, лёжа в больнице. Вот тебе и чирий! Молодая женщина, говорили, что ей 41 год. Дочка молоденькая. Она сама заслуженный житель города Вырица! Пришла на своих ногах. Весёлая, жизнерадостная. Сама с каталки перелегла на кровать. К вечеру, возможно ей в туалет понадобилось, но она раздетая, голая после операционной. И не одеться: повязка сползает. У нас ведь как? «Узкая специализация» Её обращение за помощью не возымело действия. «Утром придёт хирургическая медсестра, перевяжет, а пока лежите тихо.» Вот она и лежала, послушно лежала на животе, а из бывшего чирия хлестала кровь.
Да! Тоня очень тяжело перенесла смерть молодой женщины. Мы забыли, что Ковид, и всё ждали дочь, чтобы рассказать правду, так как медсестра, так и не пришла на зов больной, причём только что прооперированной. Мы считали, что она должна будет подать в суд, и мы будем свидетелями. Такое отношение к своим обязанностям невозможно простить. Это — зло, и оно должно быть наказано. Увы! Пришла нянечка, взяла вещи, что лежали в шкафу и передала дочери.
Тоня ежедневно по нескольку раз на день обзванивала своих знакомых, родственников, даже в какой то город звонила и всем говорила, говорила об этой трагедии. Я уже стала волноваться за её психическое здоровье. И всё таки, она не выдержала и попросилась выписаться с условием, что на уколы (уколы в коленку) она будет к врачу приходить. Он согласился, а я осталась без подруги в теперь уже напряжённой палатной обстановке. Вот почему я обрадовалась переводу в терапию. Странно, но я не хотела домой, в камеру — одиночку. Итак, нянечка сопроводила меня на третий этаж в комнату № 10. "… Всё тот же ряд, всё то же место..." В палате я одна. Кого подселят? Ну, везуха! Напротив расположилась Надя, чудесная женщина средних лет. Мы сразу договорились о проветривании, о выключении света не раньше 21го часа и не позже 22-х часов, чтобы перед сном можно было хоть немного почитать. Но, появилась третья сожительница. Командарм! То большой свет горит всю ночь и невозможно заснуть, то в 8 часов вечера она требует выключить большой свет, а при малом не почитаешь. Я по ночам плохо сплю, кручусь, или сижу и тихонько качаюсь от боли в ноге. Она весь день ворчит, что я ей спать не даю. Оказывается, она здесь чувствует себя хозяйкой так как в этой больнице работают её дочери. Однако, через пару дней, она начала кашлять. Хуже и хуже. Надя по полночи поила её, кормила. В ту ночь Надя уснула. Кашель у моей недоброжелательницы перешёл в следующую стадию. Она обычно сама вставала в туалет, а тут позвала меня, потребовала, чтобы я её приподняла с подушки, потом, чтобы посадила, ибо ей надо в туалет. Я приподняла её, попыталась посадить, а она, кашляя, ухватила меня за шею, а сама стала заваливаться на спину и потащила меня. У меня больная рука, и мне её не удержать. Да и 88 лет сказываются. Проснулась Надя, вскочила, спросонья плохо соображая, помчалась в другой конец коридора за медсёстрами, вместо того, чтобы нажать кнопку вызова и попытаться вызволить меня из объятий нашей повелительницы. Прибежали сестрички, одна залезла на кровать, подхватила её под мышки, двое других — за другую часть тела, ловко так эти тоненькие девчонки справились с этой тучной, обмякшей женщиной. Одна мгновенно принесла памперсы, одела на неё, другая вызвала врача. Тот сразу, стоя в дверях сказал: «Ковид!»и ушёл. Вскоре ушли и медсестрички. Теперь дорога к умывальнику свободна, и я с чувством какой-то неприязни к заболевшей, хотела было тщательно умыться, смыть её слюни, смыть заразу, но не смогла и пошевелиться. Неожиданно появившаяся адская боль в ноге, во всей ноге буквально парализовала. Надя достала из-за кровати мою клюшку и помогла мне дотащиться до умывальника. Оказывается, у меня и спина отказала. Трудно было умываться, но… надо. " Мылом, мылом, мылом, мылом умывалась без конца...." Наконец решила, что смыла всю гадость и буквально приволоклась к своей кровати. Кровать высокая, сидеть на окаймляющей железке ужасно больно. Лежать — тоже. Утром пришла врач, отругала меня и назначила дополнительно болеутоляющие уколы в том числе и на ночь. А утром увезли нашу " ковидовку" и повесили на дверях бумажку с оповещением, что у нас карантин до 2-го марта. значит никого не подселят: будем вдвоём. Благодать! А то неизвестно кого подселят, и жизнь будет не в жизнь. Но долго радоваться не пришлось, ибо из комнаты, что напротив нашей, тоже которая под карантином перевели женщину с инсультом, и, буквально сразу привезли из Гатчины женщину на долечивание после перенесённого ковида. Мы с Надей немного взгрустнули и стали знакомиться с новенькими, которые оказались и уступчивыми, и приветливыми, и общительными. Повезло нам, повезло. Компашка подобралась — лучше и не надо. В больнице не работает интернет. Если постараться, то можно не на долго что-либо поймать. Мне удавалось иногда изловить Олега Погудина, которого никто из моих соседок не слышал. Пару вечеров под его казачью колыбельную они и засыпали. Как то спать ещё было рановато, а интернет совсем не ловился, и я предложила им спеть мою любимую колыбельную — Лучинушку. Народ настолько хороший, что я, будучи совершенно безголосой, решилась петь. Я тихонечко запела, а, когда кончила, ко мне подскочила Галя (с ковидом) и стала мне целовать руки. Я растерялась. Остальные попросили повторить, что я с удовольствием и сделала. Все сделали вид, что заснули. На следующий день меня попросили ещё что нибудь спеть, но я стала им читать стихи, даже большой отрывок из поэмы В. И. Ленин Маяковского прочитала, чем основательно покорила их сердца. Это придало мне наглости, и я пропела одна сама всю оперу Пиковая дама. Не удержалась. Уж как я люблю эту оперу, не высказать. Моя любовь к опере что ли сказалась, но мои однопалаточницы были в шоке. Оперу наизусть! Всю! С комментариями, характеризующими обстановку, где происходит та или иная картина. Восторгам не было конца, и моему счастью — тоже. Потом я призналась, что пишу рассказы и наконец смогла ими поделиться и узнать их мнение. А то публикуюсь, а мнения читателей не знаю. Теперь крайне редко стали писать рецензии. Дни стали пролетать быстрее, веселее. А вот ночи для меня были всё такими же тяжёлыми.

Вот и теперь все спят, а я, как обычно, не могла уснуть, хотя боли в тот вечер были вполне терпимые. Тут, «как обычно», зашевелились мозги. Зашевелились упорно, настойчиво. Не прогнать! А тема для размышлений совсем никчёмная. Но, оказалось, очень въедливая.
Дело в том, что в хирургии нянечками работали молодые, энергичные, жизнерадостные женщины и девушки. Красивые в разной степени. Отлично сложённые, как с подиума сошедшие. И, что уж совсем странно: все приветливые и услужливые. Уж какая в нашей палате была капризная, требовательная больная, у которой уж давным давно зажила подмороженная пятка, так и к ней они относились мягко, трижды в день меняя памперсы, перестилая пелёнку, которую та регулярно пачкала проливаемыми супами или щами. А как они работали! Любо — дорого смотреть. Как то весело и вежливо предупреждали, чтобы по мокрому полу не ходили — скользко.
Совсем другие нянечки в терапии. Тоже все одинаковые, как из курятника. Клуши! Фигуры можно охарактеризовать так: 160 х 160. То есть, что вдоль, что поперёк. Говорят: толстые — добрые. Я этого не заметила. В терапии больные в основном все ходячие за редким исключением. То есть работа у этих нянечек значительно легче, а вот характеры значительно тяжелее, чем в хирургии. Очень любят делать замечания, причём в довольно грубой форме. Улыбку вообще никогда не увидишь. Уборку делают медленно, так что создаётся впечатление постоянной занятости. А как они предупреждают, чтобы не ходили по мокрому полу! О! Только голову высунешь из палаты — окрик! Скорее назад!
Даже медсёстры, не постовые, те, что делают капельницы, ЭКГ примерно той же конституции. Правда, они приветливые. Никак мои мозги не могли успокоиться: Всё пытались разрешить эту задачу. «Ни сна, ни отдыха измученной душе....»(Ария князя Игоря из одноимённой оперы) Вот характер дурной! Пока не найду ответа на этот вопрос, ведь не успокоюсь! И тут меня осенило! Урра! Всё очень просто. В хирургии зав отделением мужчина! Да, немолодой! Уж и сын его там же работает — тоже хирург. А, надо сказать, врач, хоть и седовласый, но очень и очень моложавый. И… симпатичный! К тому же — азиат! Вот и подобрал нянечек одна к одной. И самому приятно работать в окружении таких красавиц, и больным.
А почему в терапии совсем другие нянечки? Видимо, потому, что в терапии зав отделением женщина. И, скорее всего, сердобольная. С работой в городишке туго: больница, поликлиника, пара садиков, пансионат и, пожалуй, всё. Эти нянечки, видимо, давно работают в больнице, уж и до пенсии дослужились и определённых габаритов достигли. Не «сокращать же». Ведь и мы постареем — думала заведующая и оставляла их на работе. А работа за эти годы им осточертела. Не до улыбок! Фу! Кажется, с нянечками я разобралась. Можно и поспать остаток ночи. Но, не тут то было!
Шесть часов утра! Свет в глаза! Голос нянечки: «Всё убрать с подоконников! Нет, в тумбочки не ставить! Отнесите в холодильник!»
— Холодильник забит, — возражаем мы. — К тому же мы свои соки в обед допьём.
— Велено всё убрать: комиссия будет, — не унималась нянечка. Пришлось всё же в тумбочки поставить коробки с соками. Бурча чего то, нянечка вытерла подоконники, двери, шкаф, протёрла полы, как всегда, предупредив. чтобы по мокрому не ходили. Пришла медсестра, проверила температуру своим приборчиком. Ну, всё! Только теперь уже не заснуть. Галя вышла в туалет. Возвращается весёлая.
— Ну, девоньки, я как глянула в зеркало, обомлела, себя не узнала: на голове веник, ореол из веника! В Аншлаге, что ли есть такой артист с паклей вместо волос. Слегка придурошный! Вот и я ему под стать оказалась. Только завивку сделала, как с ковидом попала в больницу. Волосы давно не мытые, завивка моя отросла и, что у меня теперь на голове? Ужас!
— Подожди, Галя. Какое зеркало? В нашем туалете зеркала сроду не было.
— А теперь есть! И к умывальникам теперь можно подойти, а то все заставлены колясками были.
— Как интересно! Во, как перед комиссией показуху наводят. Пойду, посмотрюсь в зеркало: как я в этот раз свою косичку уложила на макушке.
Войдя в туалет, я обомлела: оба умывальника уже на правой стене, слева теперь поддон с бойлером. В углу та же душевая кабина с испорченной дверкой. Ну, ничего, подумала я, если будет можно подогреть воду, то я смогу голову помыть. Эти мысли проскочили в одно мгновение. Во второе мгновение, я направилась к зеркалу. Большое, овальное так к себе и потянуло.
— Куда прёшь? — услышала я окрик.
У окна, раскрытого на все створки, стояла нянечка и курила. Рядом стояло ведро с шваброй.
— К зеркалу. Охота взглянуть…
Договорить мне не удалось.
— Не видишь, уборка! К зеркалу ей. Красавица! Не мешай… и ходят, и ходят…
Я пошла к двери, оглянулась на ворчащую няню.
— Плохой вы человек, — сказала я. — Редиска! (К-ф «Джентльмены удачи»)
Тишина. Вдруг раздался странный хлопок. Хохот! Я остановилась в дверях, оглянулась. Нянечка корчится со смеху, время от времени хлопая себя по ляжкам. «Редиска! Ха-ха-ха! Вот даёт! Я — редиска! Ха-ха-ха! Редиска!» Я потихонечку вышла в коридор, прислушалась. Няня продолжает хохотать, повторяя: «Редиска, редиска». Я юркнула в свою комнату, жду, что дальше будет. Пока тихо. Вот и завтрак! Горячий! Ну, чудеса! Неужели из-за комиссии? Входит няня! Весёлая! Обращаясь к моим соседкам говорит: «Я — редиска! Ха-ха-ха. Так ваша бабуля меня назвала! Ну, бабуля! Всем бабулям бабуля! Хм! Редиска!»
— Постойте, — вскричали мои однополчане. — Это только сегодня горячий завтрак? В честь комиссии?
— Нет, теперь навсегда. Мужчины устроили революцию, что-то кому-то написали и добились, чтобы еда была горячей. Хм. Редиска!
Мои новые подружки и внимания не обратили на слова нянечки относительно «Редиски.» Всё внимание затмила горячая еда и перестановка в туалете… А тем не менее нянечка никак не могла успокоиться. Помыв пол в коридоре между нашей палатой и соседней — мужской, она шла в палату. Всплеснув руками и, шлёпнув себя по ляжкам, она объявляла: " Не знаете, кто к вам пришёл? Редиска! Ха-ха-ха! Я — редиска! Так бабуля из соседней палаты меня назвала! Во, даёт! Редиска! Ну-ка, тапки все под матрас! Редиска! «Мужчины явно ничего не понимали, не вспоминая, видимо, фильм с Е. Леоновым. » Плохой человек — редиска" — учил своих подопечных Леонов. Одни пожимали плечами, другие — прокручивали пальцем у виска, третьи — вежливо улыбались. Нянечка, помыв у них полы, выходила в коридор, быстро протирала пол и входила в следующую палату, откуда доносился хохот и… «Редиска». Так прошла её смена. Через три дня опять её дежурство. У нас уже Валя сменила выписавшуюся Люду. Остальные сразу забыли про то, что я назвала няню редиской. Да, в общем и тогда то особого внимания на это не обратили. И вдруг, ранним утром появляется эта нянечка.
— А вот и я! Редиска! Ха-ха! Редиска пришла! Ну, бабуля! Хм. Редиска! Убирайте, тапочки из-под кровати! Редиска! И весь этот день она ходила весёлая, рассказывая, как одна бабуля её так назвала.
«Может, она теперь всегда будет улыбаться? Станет приветливее? Неужели, одно слово так может изменить человека, — думала я. — Чудеса!»
Выписалась Надя! А мне впервые в жизни совсем не хочется выписываться. Врач сказала, что в понедельник отпустит. Одним днём не надышишься, а отмечать день рождения в больнице — плохая примета. Я сказала об этом врачу, и она обещала подготовить документы в тот же день, то есть в пятницу. А в субботу у меня почти юбилейный день рождения: 88 лет! Почти 90! Ужас! Как это мне удалось дожить до такого возраста? В субботу пришли сын с невесткой, отметили эту дату, а вечером у меня поднялась температура. Ковид! Значит я опоздала, с умыванием после ковидовской соседки. Не помогли ни прививки, ни первая группа крови! Однако перенесла относительно легко: просто неделю продержалась высокая температура, а теперь вот напала сонливость. Значит, пошла на выздоровление. С большим теплом вспоминаю своих соседок по палате. Дай Бог им здоровья и счастья!