Девочка на таможне

Я был в смятении. Только что устроился на работу и такой конфуз! Перепутал таможенные переходы! Это угораздило же! А ведь день так прекрасно начинался, я выгрузился в двух местах, нашел сразу, подъезды удобные, выгрузили без проблем. И хоть на погрузке и задержали, ни чего страшного, я успевал оформится и выскочить из этой красивой, но крайне тесной страны.

А теперь все летело в тартарары! Был вечер пятницы, переход на который я заехал, был уже закрыт, но что самое страшное — он не будет работать все выходные. Я словно тигр в клетке, метался по территории небольшой таможенной зоны, и холодея сознавал, что мне уже отсюда не выбраться. Назад, в Швейцарию, уже нельзя. Это не на родине, задом три километра не сдашь, и с полицией, в случае чего не договоришься, за такие фокусы здесь и за решетку угодить можно. Остается только один путь вперед, в Германию, не на Берлин, мне надо было в Гамбург.

Не хватает слов, описать, что творилось со мною в этот вечер! Я бесконечно прокручивал в памяти события дня, и буквально стонал от беспомощности! Ну почему, я повернул на эту проклятую дорогу? Чем думал? Как мальчишка поверил навигации, хотя уже много раз убеждался в том, что к навигатору еще и голова нужна, и сбои — обычное дело! Так нет словно зачарованный, хоть и чувствуешь, что не туда все равно поворачиваешь! И хотя от таких размышлений становилось лишь хуже, остановиться я уже не мог. Но тяжелая работа, и нервное напряжение сделали свое дело — я уснул, словно младенец.

Утро было пасмурным, не приветливым, и тоскливым. Я сходил к зданию таможни, покрутился для верности перед автоматическими дверями… Но нет, чуда не случилось. Граница на выходные закрыта.

Я собрался с силами, позвонил диспетчеру. Тот не взял трубку, понятно, выходной, за городом наверное. Он перезвонил мне через полчаса. Узнав в чем дело, минут пять то матерился, то причитал ка девочка. Не знаю как, но я все выслушал молча, хотя было и не просто. После пятиминутки ненависти, он повесил трубку, сказав, что что-нибудь придумает. И действительно, придумал! Диспетчера они такие — изобретательные. В его понимании все было просто. Нужно заехать в Германию, развернуться, и снова въехать в Швейцарию. Затем доехать до Базеля, это сорок километров, (там большой круглосуточный переход) оформиться и катить дальше. План отличный, спору нет, только кто же меня без растоможки пустит? Ну пусть и войдут в положение, а вдруг я ненормальный, плюну на все ихние бумажки да уеду? Но я не стал делится с ним своими сомнениями, а решил честно попытаться это провернуть. Вина-то моя, как не крути.

Подходя к будочке с окошечком и шлагбаумом, я не испытывал почти ни каких надежд. Скорее делал это для очистки совести. Тем более, я уже имел представление о немецких таможенниках, когда заезжал в Швейцарию. Улыбок тут не дождешься. Хорошо если не пошлют куда подальше. Единственное что я от них слышал: «Ком, ком, ком…» Не покидало ощущение, что я подросток в огромных валенках, угнанный в Германию, работать на третий рейх.

В окошке я увидел девушку, лет двадцати пяти, внушительной комплекции, в огромных очках. Описывать ее наружность я не стану. Скажу кратко: с Меркель у нее много общего.
Выделялись лишь умные, внимательные глаза. Девочка, как и ее коллеги улыбалась довольно скупо.

Я начал свой обычны разговор с немцами. Здороваюсь на немецком, остальное на английском. Ну или на языке, с присутствием английских слов. Так точнее. Если человек хочет тебя понять, то он поймет. Она хотела. И на удивление очень быстро все поняла. Я это понял по ее довольной улыбке в конце моего длинного, путанного объяснения. Она достала какой-то бланк, поставила на нем круглый зеленый штемпель с надписью «Золл», что означает — таможня, и сказала любимое немецкое: " Комм!", но на этот раз уже широко улыбаясь. Я не поверил своему счастью, еще раз переспросил ее: «Гоу ма трак?», и для верности, изобразил как я кручу баранку. Она заулыбалось еще энергичнее, и закивала головой -«Комм, комм!»

Я не чувствуя под собой ног, помчался к своему грузовику, завел, и забыв про все на свете рванул к заветному шлагбауму. Не знаю почему, но тогда, мне казалось попасть за эту черту таким важным, что половину жизни бы отдал. Мы иногда как бы впадаем в транс, так зацикливаемся на чем-то, что эта, в сущности ерунда, кажется нам самым важным делом в нашей жизни.

Подъехав к будочке, я заметил в ней еще одного человека. Рядом с моей спасительницей, он казался маленьким и тщедушным. Ни чего не подозревая, все еще уверенный в своем счастье, я совершенно искренне, дружелюбно с ним поздоровался. Это был человек около шестидесяти, не высокий, с очень добрыми глазами. Он внимательно посмотрел на меня, кивнул и произнес всего одно слово: «Папирен». Затем протянул руку, с явным желанием, что-то от меня получить. Я поверх его головы посмотрел на девушку, она закивала головой, и одними губами произнесла: «Босс». Я протянул ему пачку документов следовавших с грузом.

И только тут я заметил перемену в ее лице, она казалось виноватой, и на ее щеках, горел ярко красный румянец. После этого до меня начало медленно доходить, что же произошло. Лишь мельком взглянув на документы, он тихим, но уверенным голосом произнес: «Паркенг платц, комм, битте». Что означало — «Езжай-ка ты на место парень! Не проедешь ты на мою родину, стой-ка ты до понедельника!». Ошалев от такого поворота событий, я поставил машину на прежнее место. И начал анализировать ситуацию. Судя по всему начальник пришел проверить свою молодую сотрудницу в выходной. И надо же было ему прийти не раньше не позже, а именно в тот момент когда я практически проскочил! Да уж, вот что значит не везет, нет не судьба значит! Буду ждать понедельника. И я с чувством выполненного долга, позвонил диспетчеру. Тот выслушал, даже по моему поверил, промычал, что-то типа: «Ладно», и бросил трубку. И только после этого я понял, что документы-то остались у маленького немца! Снова волна леденящего ужаса пробежала по всему телу — а вдруг потеряет, или того хуже засунет куда-нибудь из вредности? Я снова направился к будке, теперь уже за бумагами.

«Босс» по прежнему был там. Я уже собирался было зайти, но буквально наткнулся на умоляющий взгляд, фройлен, через стеклянную дверь: ее глаза умоляли: «Не входи, позже, позже…» Я, совершенно растерянный, поспешил удалиться. Отойдя на десяток метров, я стал потихонечку заглядывать в кабинку, через окно.

Пока я трусливо наблюдал за ними через жалюзи. Мне несколько раз показалось, что она произносила слово «Фатер». Он — не высокий, седой, со стрижкой как у нас говорят под горшок. Стоял перед стойкой разложив на ней аккуратные стопочки бумаг, и кладя поочередно на них свою маленькую руку, что-то очень спокойно объяснял ей. Она стояла молча, с видом терпеливой ученицы, и только иногда слегка наклоняла голову. Я не желая подвести свою благодетельницу, постояв не много, снова отправлялся в машину. И таким образом я прогуливался пару часов.

Но вот в очередной мой заход, я увидел ее стоящей на крыльце. Она с наслаждением курила. Я вопросительно вкинул руки, ушел? Она улыбнувшись закивала головой. Я бросился к ней с одним лишь вопросом:" Майн папирен? Битте, данке, гив ми! Плиз!" Она немного смутившись развела руками, и жестами показала, закрыв воображаемый замок, что документы не достать. Она виновато пожала плечами, как это сделала бы любая русская девушка — мол не судьба. Мне сразу стало как то очень скучно, и я, уже без всякой надежды, спокойно спросил: «Ты будешь в понедельник?» Она замотала головой. " А босс?" — она пожала плечами.

Говорить нам было больше не о чем. На нас с ней было жалко смотреть. Мы стали заложниками обстоятельств, если бы он пришел чуть позже… И хотя еще ни чего не произошло, она тоже выглядела расстроенной, по видимому из-за того, что я так сильно переживаю. Я, собрав остатки мужества в кулак, весело улыбнувшись, поблагодарил ее на всех известных мне языках, и направился к своей машине.

После такого финала, как ни странно, стало легче. Я уже представил, как я еду на такси за новыми документами. Благо до место загрузки не далеко. Ну потрачу еще пол дня, ну день, на такси евро пятьдесят… но что поделаешь…

Мой жизненный опыт подсказывал, что то, что кажется совершенно простым этой девочке, на деле может оказаться очень сложным. Придут в понедельник на работу люди, швейцарцы, немцы, как я им буду объяснять ситуацию? На своём ломаном английском? Да меня учительница в школе не понимала, не то что эти, а еще поток машин, толкучка, нервоз… Да они и слушать не станут! Нет вызволение документов, в тот вечер, мне представлялось совершенно невозможным.

Но не смотря на эти тревожные мысли, а главное, тот факт, что еще два дня впереди, слегка меня успокаивали. Я быстренько переоделся, умылся, побрился и отправился осматривать немецкий городок.

Что сразу бросается в глаза у немцев — основательность. Все металлические элементы — нержавейка. Что бы поставил и на века. Да и сама архитектура их строений, скорее для обороны, чем для жизни.

Повстречав же кого-нибудь на улице, я обязательно слышал, приветствие, или по крайней мере видел улыбку на лице, не важно, молодой был незнакомец или старый.

Что особенно интересно, это огромное количество памятников, скульптур, бюстов, и просто табличек. В основном они прославляют знатных горожан, а так людей отличавшихся праведной жизнью. Самая ранняя табличка, аж 1434 года!

Городок находился на берегу Рейна, знаменитой немецкой реки. Течение здесь довольно быстрое, а у воды красивый перламутровый оттенок. Еще в школе нам рассказывали, что это самая грязная река в Европе. Но то ли врали, то ли ее очистили с тех пор. У самого берега я мог наблюдать игру мелких рыбок, такая вода была прозрачная.

Погуляв таким образом пару часов, я забрался довольно далеко от таможни. Идти обратно, той же дорогой казалось неинтересным, да и напряжение последних дней давало себя знать — я чувствовал себя совершенно разбитым. Так или иначе, я решил доехать на такси, благо они часто попадались мне на глаза, стоящие на маленьких стоянках.

Я подошел к машине, объяснил водителю куда мне. Устроившись внутри, и почувствовал наслаждение от того что смог вытянуть усталые ноги.

Водитель такси был лет на десять старше меня, с восточными чертами лица, не слишком разговорчивым. Да и знал он только немецкий, я же только русский. Но все же, поинтересовался откуда я. Узнав что из России, сказал коротко — «Путин, Эрдоган», и значительно закачал головой. Одобрением это было, или осуждением, я так и не понял. Больше он не произнес ни слова.

На стоянке, выйдя из машины, я увидел своего нового знакомого — Янека. Он прогуливался возле машины. Заметив мое появление, он заметно оживился, и принялся расспрашивать — смог я забрал документы или нет. Я ему поведал о своём горе. Он внимательно выслушал, на словах посочувствовал, но его довольная физиономия говорила о том, что он был удовлетворен тем, что оказался прав. Так уж мы устроены — собственная правота, важнее чем чужие беды. А вообще Янек — добрейший парень, все выходные он потягивал немецкое винишко, и не особо донимал меня разговорами. Лишь пару раз, закуривая, открывал окно, окликал меня, и извиняясь за свой русский язык(который был вполне сносным) долго и подробно рассказывал мне о своей жизни. Он был женат в третий раз, и обо всех своих женщинах говорил, что они красавицы и умницы. Я спрашивал: «Так зачем разводился?» На что он серьезно отвечал: «Первая не пила совсем, и мне не разрешала, вторая постепенно стала пить больше меня, ну а с третьей живу, пока!» — И добродушно улыбался. Было в нем что-то бабье -лицо — лишенное растительности, жидкие волосы, выцветшие глаза, тело с совершенно ровными, словно трубки руками, и талией словно у женщины. Янек-латыш, был крайне экономичен в расходе жизненных сил, и выходил из кабины, только по крайней нужде. Я не осуждал его, третья жена — это серьезно. Так за компьютером и такими не хитрыми разговорами прошло два дня.

Но вот утро понедельника. Всю ночь я ворочался, не спал, мне было то холодно, то жарко. Я выходил из кабины, мне казалось что меня хотят ограбить, но не обнаружив следов проникновения, вновь ложился. Наконец, измучившись подобным образом я дождался рассвета.

Нужно сказать, немцы народ крайне трудолюбивый. Работать начинают рано, и сразу в полную силу. Когда я подошел к заветной кабинке, в ней оказалась дамочка за пятьдесят, и это обстоятельство мне не понравилось. Обычно мужчины мне попадались понятливее. Но делать не чего я обратился к ней. Я начал тихонько лепетать: «Май папирен, экспорт Шведен, Швайц...» — и затих готовый к тому, что мне сейчас ответят полным не пониманием. Но к моему удивлению лицо немолодой женщины преобразилось, она даже попыталась изобразить улыбку на своём лице — «Папирен,» потрясла она моими бумагами, словно боевым знаменем у себя над головой! «Ком, Ком!» — сделала она приглашающий жест другой рукой.

Я, ошалевший от такого поворота событий, буквально бегом помчался в свой грузовик, и через минуту, был у шлагбаума. Чудеса продолжались. Немецкий таможенник, забрав документы у своей Швейцарской коллеги, вышел из своей будочки, и лично отдал мне все бумаги, пролистал их, указав мне каждый таможенный штемпель. При этом также понимающе улыбался, и довольно кивал головой.

Когда я наконец пришел в себя, после такого приема, остановился отъехав пару километров от границы, вышел из машины и посмотрел в сторону спящего городка. Там зажигались редкие окна, люди собирались на работу. И где то там же, просыпалась добрая девочка Аннет. Спасибо тебе, добрый человек.

Конец