Капитан и его "пристрастие".

Капитан и его «пристрастие».

Письмо в этот раз было в конверте кремового цвета, на нем было две немного потрепанные марки, одна с розами, другая с сизым голубем. Она открыла ножиком для писем конверт и достала аккуратно сложенный лист бумаги, внутри трепетно были завернуты засушенные травинки. Виола улыбнулась, он всегда присылал ей какие-то «подарки», нежно вкладывая их в письма, отчего бумага имела запах полевых и горных трав. Иногда в письмах лежали сухие жуки, иногда кусочки коры деревьев, а однажды в письме доставили засушенные вишни без косточек, и Виола любила их жевать, сидя на лавочке в саду и наблюдая за воробьями, вечно снующими между веточек деревьев.

«Добрый вечер моя красивая Виола.

Ты музыка для моего сердца, и каждый раз, когда я думаю о тебе, я словно танцую с тобой вальс под нежные звуки виолончели.
Как девочки и уроки музыки? Вы уже подготовились к концерту?
Я хотел бы сидеть в первом ряду и аплодировать вам и вашим музыкальным импровизациям, и еще я мог бы после концерта подарить тебе цветы, настоящие, живые, а не засушенные…расстояние не лишает меня возможности мечтать об этом.
Порой я думаю, что эти 25 лет жизни, разделившие дни нашего рождения на этой земле, сблизили нас больше, чем если бы мы родились и выросли по соседству. Я думаю, что люди постигают жизнь через глаза других людей, и я счастлив, что могу видеть и слушать жизнь через твою музыку.
Я был слишком заносчивым в юности и море было единственным выходом для моей семьи, впрочем, только Бог знает, как могло бы быть лучше?

Ты же разговариваешь с Богом, что он говорит тебе?

Сегодня у нас будет бессонная ночь, я знаю этот приближающий гнев черной воды, но мы выбились из графика, и я не могу больше ждать, я готов провести мой корабль в путь.
Да храни нас твой Бог!

С любовью,
капитан
Le Fort Saint Jean, Marseille, Франция»

Виола прислонила засушенные цветы к лицу, в этот раз они пахли пряными виноградными долинами. При воспоминании о вине и хмельных танцах до утра, Виола одёрнула свое длинное серое платье, словно пытаясь сделать его еще длиннее, приводя себя в реальность поцеловала распятие, и сорвавшись с кресла подбежала к арке. Перед глазами открывался завораживающий кровь пейзаж из горных склонов и лесистых гор, неподалеку шумел поток летящего водопада. Она ненавидела море, осуждала пещаную сушу, и монастырь, вытесанный в каменной скале, словно висящий в воздухе, лучше всего подходил для ее убеждений и непоколебимой ненависти. Виола посмотрела по сторонам, убедившись, что ее мысли никто не услышал и не видел ее странного встревоженного поведения, вернулась в келью. Села за стол, открыла ключиком шухлядку и достала лист бумаги.

«Дорогой Капитан,

Я рада, что ты пишешь мне, а это значит, что Бог слышит мои молитвы и ты жив.
Море уже давно забрало тебя и поглотило со всеми костями. Я знаю, что даже сейчас для тебя нет другого Бога, только море. Я продолжаю молится моему — истинному Богу, чтобы море никогда не смогло овладеть тобой полностью, и чтобы твоя смерть никогда не стала ему подвластна.
И я знаю, что мой истинный Бог слышит мои молитвы, и что ваш путь меж черных вод и в этот раз приведет вас к берегу. Я молюсь десять раз утром, читаю псалтырь после принятия пищи, и вечером до глубокой ночи я не устаю молится, чтобы море утратило свою власть над человеческими жизнями, ибо только Бог да и Сама Вдова Смерть могут иметь на то право.

Концерт будет завтра, девочки много репетировали. Конечно, я думаю, что они могли бы более усердно исполнять произведения, но этот их непоседливый возраст и тихое хихикание между уроками… Ах, я думаю, что родители неверно объяснили им для чего им нужно это обучение и пребывание в монастыре. Это не мое дело, но настоятельница игнорирует такое их детское поведение, мне же важно, чтобы они были дисциплинированы и хорошо знали сонаты, могли играть их по памяти без нот, что, впрочем, еще требует моего требовательного и пристального присмотра.

Я рада видеть твои письма и знать, что ты жив.
И пусть твоя Душа не упокоится ни на Море ни на Земле.

Виола
Монастырь Сан Мигель дель Фай (Sant Miquel del Fai), Каталония»

Виола дописала письмо и нервными пальцами вложила его в конверт. Завтра ей предстояло в тайне передать его доставщику воды, у нее было всего несколько часов, чтобы успеть это сделать в преддверии концертной суматохи, пока все будут толпится возле зала, родители поправлять банты и воротнички у дочерей, а настоятельница будет читать длинные молитвы о том, чтобы Бог благословил их концерт и все прошло как можно благостнее.

Виолу передали в монастырь в возрасте 20 лет. С самого детства она занималась с учителем музыки и в свои восемнадцать уже искусно дарила слушателям на концертах Моцарта и Вивальди. Ее тоненькие хрупкие пальцы так ловко скользили по черно-белым клавишам, что казалось они сливаются воедино, и теряют свою жесткую форму, превращаясь в желе, или вибрирующее суфле. Виола была очень красивая, характерная, отчего всегда была в центре внимания мужских восхищенных глаз. Ее непокорность придавала музыке надрывности и убеждающей власти, и что немаловажно она делала ее походку стремительной, а юмор резким и саркастичным. В ней почти никогда не было той женской мягкости и слабости, которая придает женщинам сладкого умиротворения, кроме тех моментов, которые повлияли на ее жизненные решения, и которые она совсем не хотела вспоминать. Ей казалось, что быть слабой не сексуально и что в этом абсолютно нет музыки. Даже самая нежная мелодия никогда не бывает слабой. Слабость была равносильна смерти.

В восемнадцать она влюбилась, ярко, бесповоротно на До-Мажор, тело трепетало в вихрях сонаты №16 Моцарта. Временами ее сердце переплеталось параллельными тональностями, волосы выпрямляла, завивала в локоны, укладывала в закрученные клубочки на голове, платья короткие, пышные, узкие, сексуально ниже колен, чулки персиковые. Женщины похожи на радуги, когда влюблены. Порой мужчины отмечают эдакую цвето-неподходящую безвкусицу этих эмоциональных парящих настроений, женщины же не понимают, как можно любить, одевая серые и коричневые рубашки.

— Виола, беги скорее, Крис нашелся!

Виола выскочила из дома, капал легкий дождь, серые тучи облачились в пятьдесят оттенков. Гроза не лишена разноцветности солнечного дня, ее барабанные трели часто пугают зрителей, отчего те не способны разглядеть всей этой бесконечности цветовой палитры. Капли постукивали как маленькие гвоздики по макушке, кофта промокала быстро холодом поглаживая кожу, впереди бежал их сосед, и его размытый скосами темный силуэт на пейзажном экране казался чернее черного. Сердце выпрыгивало из груди, она не успела спросить, почему Крис сам не пришел, она много чего хотела спросить. Вдоль дороги проносились домики с одинаковыми крышами и светящейся квадратной жизнью вечерних часов, деревья мрачные и по-ночному большие, звуки собачьих приветствий, сливающихся с шумом городского дождливого вечера.

— Вот!

Она остановилась, не заметив, что вот так они уже пробежали весь город, и оказались на прибрежной полосе. В горле еще дергалась порывами отдышка, волосы облепили глаза и лицо. Виола поправила волосы рукой, и увидела с десяток людей, которые склонившись что-то говорили друг другу. Подойдя поближе, она разглядела фигуру, лежащую на песке, перемешанном с бурыми водорослями. Дождь усиливался, и мрачные вечерние сумерки приобретали страшный цвет бездны. На руке виднелась красная нить с камушком. Горизонт превратился в поднимающуюся вертикаль и она упала. Обморок был бы лучшим лекарством сейчас, но небытие не хотело ее поглощать, и она отчетливо слышала как истерично ржет море со всеми его подданными волнами, камнями, раковинами, обросшими наростнями крабами, с его глубиной и криками чаек. Море ликовало под африканские барабаны грозы, и вся эта черная месса заглушала ее любовь.

— Я ненавижу тебя море! Я клянусь, что ты не заберешь у меня больше никого в жизни! Никогда! Слышишь! Никогда!

Родители очень переживали, что она не справиться со «всем этим», их талантливая девочка ведь, наверное, забросит музыку, да и «не дай бог она совсем может сойти с ума….ведь это ее первая любовь». «Какое горе, какое горе» пошептывались соседи, а бабушка всегда приносила чай с лимоном, когда Виола глубоко вздыхала.

— Мама, скажи, а кто самый самый сильный в мире? – спросила Виола, укутавшись покрывалом, вдыхая гарячий пар бабушкиного чая.

— Я думаю, это Бог.

— И что нет никого сильнее Бога? – переспросила Виола, задумчиво закусив нижнюю губу.

— Еще есть то, что нельзя изменить, — продолжала мама.

— И что же это?

— В мире никто не знает когда родится новый человек и когда умрет кто-то. Это знает только Бог.

— Бог дружит со Смертью? – Виола задала вопрос, о котором никогда прежде не думала. Она не видела Смерть в лицо, когда та пришла за ее любимым, она опоздала. А может смерть была среди тех людей, тогда на пляже и она просто ее не рассмотрела.

— я не знаю точно….

Виола же поняла наверняка, кто будет ее союзником для выполнения клятвы. И раз Бог может изменить все, и раз даже Смерть ему подчиняется, тогда Виола пойдет к самому Богу.

— Мама, а как найти Бога? Куда к нему идти?

— хм…у каждого Бог в сердце, но чаще всего к нему идут в церковь, — очень спокойно ответила мама.

На следующее утро, Виола торжественно заявила всей семье, что идет в церковь. Такая новость восемнадцатилетней девочки ошарашила, особенно отца, но поскольку в данный момент их больше тревожило ее психическое состояние и то, как она справится с горем, отец дал согласие, и девочку отвезли в Сан Мигель дель Фай. Так Виола стала учить детей музыке и старательно каждый день, каждую минуту выполнять свою клятву, произнося отчетливо и принципиально вновь и вновь:

«Мой Истинный Бог, пусть смерть моих близких и любимых людей никогда более не станет подвластным морю»

Отрывок.
Автор Марина Олейник
25.10.2017