Чувства (Глава 7)

Утром 25 июля 1870 года облачённое в дымку солнце освещало Бромптонское кладбище: гранитные надгробия, величественные склепы, статуи святых и недвижимые влажным воздухом тёмные кроны деревьев.

Одетая в чёрное платье женщина, опустив глаза в пол и сжав руки в замок, очень быстро прошла мимо двух старых дам, посмотрев в сторону, когда те поздоровались с ней. Женщины не упустили случая тут же посудачить о молодой вдове.

– Вы только посмотрите, миссис Берч, какая наглость! – опуская свежие цветы на могилу и устало откидывая упавшую на лицо вуаль, гневно зашептала пожилая леди. – Даже не остановилась, будто нас тут и нет. Никакого уважения!

– Ох, миссис Хамфри, – вздохнула миссис Берч, медленно и широко обмахиваясь веером, – вспомните себя, когда вы похоронили мужа, упокой Господь его душу. Вы так горевали, что никого и ничего не замечали вокруг.

– Не думаю, что миссис Дженел Скинер испытывает хотя бы толику того, что пережила тогда я, – лицо миссис Хамфри не дрогнуло при этих словах, но, казалось, посерело в тон неба. – Оливер, так рано покинувший нас, безмерно любил её, а она даже не воспользовалась платком на его похоронах!

– Ваша правда, миссис Хамфри. Мне её поведение тоже показалось тогда странным. Но, может, она постеснялась скорбеть на публике, и потом горевала дома, пока никто не видит? Полагаю, так оно и было. Ох, бедняжка, бедняжка, – миссис Берч сильнее замахала веером и зевнула, прикрывая рот ладонью. – И душно же сегодня! Так и клонит в сон. Не припомните, когда в последний раз шёл дождь?

– Не думаю, – миссис Хамфри продолжала смотреть на удаляющуюся худощавую фигуру вдовы. – Уже через неделю я видела, как она улыбалась, разговаривая с молочником, словно и не было никогда у неё мужа.

Миссис Берч только вздохнула в ответ. Дамы ещё постояли у могилы мистера Хамфри и пошли к воротам.

Тем временем миссис Скинер подошла к простой мраморной плите. “Оливер Николас Скинер, 1830-1869 гг.”, – гласила надпись на надгробии. Дженел остановилась, всё так же сжимая руки в замке, будто держала что-то, и тихо зашептала слова молитвы, пока чья-то ладонь не легла на её плечо, заставив вздрогнуть: позади неё стояла, сдвинув брови, младшая сестра покойного, Эстела, со своей служанкой.

– Ну здравствуй, сестрица! – воскликнула девушка и презрительно скривила губы.

– Здравствуй, Эстела, – тихо произнесла Дженел, протянула руку, до которой девушка лишь слегка дотронулась, смутилась и кивнула служанке. Та сделала в ответ реверанс.

Эстела положила белую розу на землю. Все трое застыли в молчании, устремив взгляд на надгробие.

– Не зарастет на сердце рана — прольется чистыми слезами, – девушка с чувством прочла эпитафию. – Ты принесла, Джен? – та кивнула. – Дай посмотреть.

Женщина медлила, сцепив пальцы так, что на прозрачно-белой коже проступили бирюзовые вены. Девушка скривила губы и дёрнула руки Дженел. Эстела встряхнула выхваченный продолговатый стеклянный сосуд и со злобной усмешкой взглянула на свояченицу.

– Твоя слёзница пуста, Джен. Ни капли! – вскрикнула девушка и потрясла сосудом у самых глаз Дженел. – Что ты собралась выливать на землю своего горячо любимого супруга?

– Я…я могу всё объяснить, Эстела, – промямлила женщина, обняв себя за локти. Она почувствовала, как её лицо загорелось от стыда. – Я не смогла. Я пыталась, но не смогла.

– Не смогла! – Эстела вскинулась, вперившись взглядом, полным злобы, в Дженел. – Она не смогла оплакать мужа! Ты никогда не любила Оли! Наверное, жутко обрадовалась, когда он избавил тебя от мучений, да ещё и капитал солидный оставил! – она подняла руку, отчего обеспокоенная служанка сдавленно охнула, а Дженел замерла на месте, не дыша, но передумала и опустила её. – Живи да пой, верно, Джен?

Дженел, косясь на руку Эстелы, отступила к надгробию и лишь покачала головой.

– Я очень любила твоего брата, Эстела, и до сих пор люблю, – промолвила женщина и погладила шершавый камень. У неё возникло ощущение, что она снова переживает день похорон.

Тогда она в последний раз видела мужа. Это был не тот полнощёкий красавец, которому Дженел с радостью сказала “да” перед алтарём – лицо его было сероватое, с заострёнными чертами и тёмными кругами под глазами. Женщина всё смотрела на пальцы Оливера, надеясь, что они дрогнут, и муж очнётся. Но ничего не произошло. Крышку опустили, навеки ограждая мужчину от мира живых.

Дженел даже сейчас ощущала на своих ладонях влажные комки земли, которые затем глухо ударились о гроб, сочувственные пожатия рук, слышала монотонные слова священника.

В тот момент она порывалась заплакать, излить отягощающую печаль, но лишь сконфуженно мяла кружевной платок – подарок мужа. Слёзы не шли. Их не было и до похорон, в час, когда Оливер пожелал Дженел счастья и отдал Богу душу в последнем приступе кашля, и на самом кладбище, и после него, во время визитов друзей и родственников, и потом в течение всего года.

– Будь так любезна, не морочь мне голову, – голос Эстелы вернул женщину в реальность. – Вы прожили в браке десять лет, а ты даже не удосужилась подарить ему ребёнка. А ведь он так хотел детей. Сына! – голос девушки оборвался, и она порывисто вздохнула. – Мой милый Оли, не проходит ни дня, чтобы я не смочила твой портрет слезами. Как же мне тебя не хватает!

Эстела закрыла лицо руками, плечи её затряслись. Дженел почувствовала себя лишней. Она перевела взгляд на служанку: та чуть заметно закатила глаза и покачала головой.

– Бог забрал у меня брата, его уже не вернуть, – сказала Эстела, твёрдо нажимая на слова, и повелительным тоном обратилась к служанке: – Подай мой платок, – девушка вытерла лёгкими касаниями влажные щёки. – Оливера остаётся только помнить и ждать с ним встречи на небесах.

Дженел понимала, что должна что-то сказать, но не находила слов. Женщине хотелось скорей уйти отсюда, скрыться за тёмными шторами от людской молвы.

– Здесь ходит много наших знакомых, Джен, – Эстела осмотрелась по сторонам. – Сделай хотя бы вид, что что-то выливаешь на могилу. Мне совсем не хочется, чтобы на нашу семью упала тень из-за твоего бессердечия, – девушка отдала Дженел слёзницу. Та неуверенно присела у земли, открыла флакон и “вылила” содержимое. К счастью, никого, кто мог бы уличить вдову в обмане, рядом не оказалось.

Женщина поднялась и вдруг пошатнулась, перед глазами всё потемнело и поплыло.

– Миссис Скинер, что с вами? – Бекки подскочила к Дженел и успела удержать её в равновесии.

– Тебе нездоровится? – с издёвкой спросила Эстела.

– Мне… я… – Дженел негнущимися пальцами раскрыла веер и замахала перед лицом, но воздух был настолько густым, что никакого облегчения не приносил. – Я не очень хорошо себя чувствую.

– Ты, по всей видимости, не ешь совсем, вот и падаешь в обмороки. Надеешься привлечь таким образом мужское внимание? Кожа да кости, – Эстела обвела женщину взглядом с головы до ног. У самой девушки никогда не сходил румянец с щёк. – Не ровен час, придётся и тебя класть рядом. А похороны – ужасно хлопотное дело.

– Доктор Маккой требует больше времени проводить на свежем воздухе, – сказала женщина и тут же закусила губу.

– Доктор Маккой? – девушка приблизилась к Дженел и понизила голос. – Неужели он разрешает несчастной вдове своего друга гулять одной по лесу? Я слышала, он поселился в доме где-то поблизости от вашего, – девушка запнулась, – твоего поместья.

В памяти Дженел тут же возник сельский пейзаж: тёмно-зелёная прохлада лесов, далёкое блеяние овец и мычание коров, густой запах разнотравья и сладкий аромат яблок в саду, безупречно синее, мерцающее от солнца небо, заботливо накрывающее воздушным куполом предместье, где жизнь шла размеренно и неторопливо. Женщина никогда не любила пыльный Лондон с его духотой и шумом, а после смерти Оливера поклялась ни за что не переезжать из их каменного дома.

Однако слова свояченицы несколько смутили Дженел: Бенджамин Маккой, выросший с её мужем, действительно снял на лето домик у реки, совсем рядом с поместьем, где жила женщина. Деревня не столица, но и там всегда найдутся желающие пошептаться за спиной.

– Гулять одной там совсем не опасно: почти всегда безлюдно. Правда, иногда получается так, что доктор Маккой выходит на прогулку в то же время, что и я, и мы пересекаемся.

– А разгуливать под руку с привлекательным холостяком, если ты молодая, красивая и богатая вдова – тоже не опасно?

– Эстела, я не понимаю, – Дженел побледнела.

– Всё ты прекрасно понимаешь. Я видела вас несколько раз в городе. Да и уважаемые люди не могут ошибаться. Ты губишь мою репутацию.

– Не говори так, я желаю тебе лишь счастья, – Дженел порывисто схватила девушку за руку, но та брезгливо отпрянула. – А в городе мы встречаемся лишь как доктор и пациентка. Ты не веришь мне?

– Я давно заметила, как он смотрит на тебя, когда мы собираемся все вместе. Как говорит с тобой. И неизменно садится рядом. Если бы мужчина оказывал такие знаки внимания мне, я хотя бы ради приличий попросила его быть скромнее. Но ты, ты, Дженел, – Эстела выдержала несколько драматическую паузу, – ты, полагаю, с трудом носишь траур. Представляю, как внутри тебя всё трепещет при виде Бена, – девушка сально улыбнулась.

Эстелу прервал неожиданный громкий звук: служанка чихнула.

– Простите, мисс Эстела, – сказала Бекки и подмигнула Дженел. Женщина не совсем поняла, что это значит.

– Сколько раз я говорила тебе использовать платок, невоспитанная девчонка! – проворчала Эстела и, прищурившись, взглянула на небо: солнце, поднявшись достаточно высоко, не скупилось на яркий свет. Девушка вынула из кармана маленькие часики. – Время близится к полудню, а я обещала миссис Берч помочь с пригласительными на свадьбу её дочери. Такая молодая, а уже идёт под венец, – Дженел уловила зависть в голосе Эстелы. Та повернулась к надгробию. – До свидания, Оли. Я обещаю скоро снова прийти к тебе, дорогой братец. Советую и тебе, Джен, присоединиться ко мне. А теперь прощай, – девушка неторопливо пошла к воротам. Бекки послушно последовала за ней, ласково прикоснувшись к плечу Дженел.

Женщина осталась в одиночестве.

***

Удушливый голубой бархат сумерек сменился на густое чёрное масло ночи с редкими огнями в окнах. В одном из них свет от камина освещал богато убранную гостиную и остро очерченное лицо молодой вдовы. Рядом на столе лежала раскрытая Библия с тонкими потрёпанными по краям страницами. Женщина сидела прямо, не шевелясь. Порой она обращала внимание на громко тикающие часы. На переносице её при этом выделялась едва заметная морщинка. Дженел Скинер ждала кого-то.

Наконец из-за двери послышались глухие шаги. Медная ручка повернулась, и в комнату вошёл мужчина в сером костюме-тройке и шляпе, которую он тут же снял перед хозяйкой, поклонившись.

– Добрый вечер, Дженел, – мужчина слегка прикоснулась губами к гладкой коже на кисти вдовы.

– Бен, – вымученно улыбнулась та.

– Как всё прошло? – Бенджамин устало сел в кресло рядом.

– Пересеклись с Эстелой. Попросила меня показать слёзницу.

– Ничего? – спросил с некоторой надеждой мужчина и вздохнул, когда Дженел покачала головой. – Она разозлилась, верно?

– Ты же знаешь Эстелу, – женщина пожала плечами. – Она очень сильно скучает по Оли.

– Я бы даже сказал, чересчур. Сколько помню, они всегда враждовали. И откуда могла взяться такая пылкая сестринская любовь?

– Она потеряла брата, Бен! Как ты можешь? – с негодованием сказала Дженел.

– Это всего лишь моё мнение. К слову, я тоже ходил к нему сегодня. Никак не могу примириться с мыслью, что его нет. И так тихо рядом с Оливером Скинером никогда не было – такого болтуна на всём свете поискать ещё, – доктор коротко посмеялся, но тут же умолк, не увидев реакции на лице женщины.

– Он жив, пока мы помним о нём, – тихо промолвила Дженел и добавила, покраснев: – Эстела думает, что мы с тобой… что я влюблена в тебя.

Бенджамин ответил не сразу.

– Эстела, Эстела, – мужчина снисходительно улыбнулся. – Порой она ведёт себя как ребёнок. Жаль, что её так и не удалось выдать замуж.

– Ещё не поздно найти доброго человека.

– В твоём случае тоже, – осторожно заметил Бенджамин.

– Лучше бы я тогда умерла вместе с ним, – ноздри вдовы расширились.

– Не говори так, прошу тебя, – мужчина взял её холодные, несмотря на жарко пылающий камин, ладони в свои. – У тебя вся жизнь впереди, кто бы там что ни говорил. Подумай, разве такого желал тебе Оли?

Они посидели немного в молчании, думая каждый о своём. Бенджамин не выпускал рук Дженел, медленно перебирая и поглаживая её пальцы.

– Ты принёс? – спросила вдова.

Мужчина достал из внутреннего кармана пиджака несколько ампул с прозрачной жидкостью.

– Какое счастье, – женщина аккуратно взяла протянутые ампулы. Лицо и глаза её при этом заискрились радостью. –Только благодаря ему и могу уснуть. Позавчера вколола последнюю порцию и едва пережила прошлую ночь. Ты даже представить себе не можешь.

– Ты никогда не говорила об этом откровенно.

– Прости. Стоило тебе рассказать всё подробнее, ведь ты не чужой человек. Но я не могла, просто не могла себя заставить заговорить о том, что со мной происходит. Когда каждый божий день приходится играть роль, по вечерам хочется одиночества. Только оставшись одна я могу быть собой, только тогда я могу отдаться воспоминаниям о жизни с Оливером, – Бенджамин сильнее сжал её пальцы, и Дженел, почувствовав поддержку, ответила тем же и заговорила с жаром: – Я вижу Оливера, настоящего Оливера, моего Оливера только во снах, но их нет, поэтому хотя бы так… Ты только не подумай, что это всё глупая женская ностальгия. В голове без остановки крутятся одни и те же моменты, слова, прикосновения. Кажется, я схожу с ума и в то же время будто отдаляюсь от Оли. С каждым разом его образ всё более расплывчатый. Ещё полгода назад я слышала в памяти его голос с его интонацией. А теперь это уже не его голос, а мой. Я будто уже придумываю его. Бен, я боюсь забыть его, боюсь, что он уйдёт от меня окончательно, – женщину начала бить мелкая дрожь.

– Тише, тише, Дженел, успокойся. Ты его не забудешь, слышишь? Он всегда будет с тобой, но ты должна думать и о себе. Всё, тише, тише. Послать служанку за чаем?

Его последние слова заглушил бой настенных часов: десять ударов.

– Тебе пора уходить, – Дженел поднялась. Бенджамин взял шляпу и тоже встал.

– Я могу остаться здесь до утра, если хочешь. Переночую в комнате для гостей.

– Нет, лучше увидимся позже, – женщина встала у двери и взялась за ручку. Бенджамин откашлялся.

– Дозировка та же, не забывай об этом.

– В любом случае я увижу его и снова буду с ним – это главное, – серьёзно ответила молодая вдова.

Бенджамин ничего не сказал. Он медлил с уходом, словно не решался. Его глаза перебегали с ампулы, блестевшей в руке Дженел, на неё саму и обратно. Наконец он выдохнул и надел шляпу.

– Дозировка та же, Дженел, – повторил он строго и вышел.

Дженел подошла к окну: свет фонаря, что стоял у дома, на мгновение закрыла тень от фигуры человека. Он быстро удалялся, не оглядываясь, как будто боялся передумать и вернуться.

Вдова задёрнула шторы, при этом чуть не уронив одну из ампул.

– Дозировка та же, – повторила Дженел, заворожено глядя на переливающуюся жидкость в блестящих сосудах. – Та же. Та же дозировка, – женщина нахмурила брови.