Закон о счастье

Здравствуй, дорогая Анна. Я не знаю зачем я это делаю, однако, вот оно. Я пишу тебе старое доброе письмо. Нет, не из тех электронных бумагозаменителей, что сейчас модно строчить без остановки. Бесконечные СМС и приложения для общения, которые кишат тысячами желтых рожиц, что заменяют обычные эмоции. Средневековый язык, состоящий из сокращений и фальши, будто одна группа обезьян общается с другой. Да, ты меня знаешь.
Ничего не изменилось, и я остался все тем же. Может время движется слишком быстро, и я не успеваю сесть на нужный поезд, что увезет меня на нужную станцию, или просто я постоянно пропускаю тот самый вагон. В любом случае, вот он я, и вот оно.
Здравствуй, дорогая Анна. Я не боюсь повторяться, потому что мы с тобой давно не ви-делись, и, честно говоря, не уверен прочтешь ли ты мое письмо. Я так же не уверен с какой целью я его пишу. Быть может мне хочется просто выговориться, или в глубине души я все еще люблю тебя?! Время идет, и возможно какой-то частью своей сущности я хочу тебя вернуть обратно.
Нет. Прошу. Не выбрасывай на этом моменте. Я не собираюсь молить тебя или прикиды-ваться смертельно больным, ты знаешь это лучше любого. Все просто, вот я, и вот оно.
У меня были женщины. Чёрт, да у меня были десятки женщин, после того как ты ушла! Красивые, стройные, фигуристые, порою даже полные и отчаянные, просто потому, что мне хотелось им помочь.
В один день, когда мы лежали вместе в кровати, она назвала меня «подарком свыше, не-сущим счастье». Я понимаю, что не каждый мужчина возжелает толстую женщину, но тогда именно этим человеком стал я. После её слов я действительно задумался, что для кого-то одна ночь в объятьях другого человека может стать счастьем.
Кто-то кладет всю свою жизнь на алтарь ради достижения абсолютного «счастья», другие же сидят дома на заднице ровно, и, просматривая тысячи телевизионных сериалов, ждут пока оно само постучится в дверь. Мы ведь все люди, должна существовать какая-то формула, переменная или просто «Закон о счастье».
В нашей конституции, в правах человека официально зарегистрировано право стремления к счастью. Что это значит? Что только в нашей стране мы можем рассчитывать на свободу выбора и гарантированный бонус в виде того, что все ищут? Значит ли это, что в других странах такого выбора нет?
Прости, дорогая Анна. Ты меня знаешь, я не могу вовремя остановиться. Даже в этом письме, которое я пишу сквозь сумеречную завесу реальности, я все еще пытаюсь извиниться. Ты можешь спросить: «За что?». Я сам не знаю.
Вчера я наступил в лужу, в небольшое озерцо мутного цвета, от которого веяло твоим запахом. Мне сразу вспомнился тот день, когда к нам приехала твоя сестра. Невыносимая, толстая и вечно недовольная женщина, у которой рот затыкался лишь в момент поглощения очередной порции пельменей.
Я пытался свыкнуться с ней, наладить контакт, но честное слово, чтобы избежать её зловония гнилой души, и подтеков на одежде от пота, я бы с радостью утопился в той самой луже, тем более она пахла тобой.
Быть может она такая, потому что не встретила мистера «подарок свыше, несущий счастье»? Я до сих пор не понимаю, что это значит, но ей бы он точно пригодился. Еще я вспомнил, как было смешно, когда она, надравшись дешевым бренди, орала на гусей… Прости, дорогая Анна.
Я уже забыл зачем решил тебе написать. Скорее всего потому что я пью тот самый дешевый бренди, что продает глуховатый старик у нашего дома. Бывшего «нашего» дома. Кстати, он все еще жив, и встречается с той самой грудастой, как же ты её назвала… а чёрт, не помню, не важно.
Здравствуй, дорогая Анна. Лучше закончить письмо на этом моменте, пока бренди не вы-рвал из моего сознания очередную порцию бреда. Всё что я хотел сказать тебе, чем поде-литься, растеклось в мутном озерце, от которого веяло твоим запахом. Ты меня знаешь, вот он я, и вот оно.
Прости, дорогая Анна.
***
Поставив последнюю точку, он встал со стула, едва не свалившись на стоящий рядом светильник с белым колпаком. Алкоголь ударил в голову, словно выстрел из дробовика. Муж-чина, раскинув руки в разные стороны, попытался найти ближайшую стену. Он коротко вы-ругался и выковырял ногтем сигарету с фильтром кирпичного цвета.
Надпись на пачке предупреждала о возможных побочных эффектах, как и любая дрянь, что окружает нас каждый день. Он сжал сигарету меж пальцев, и одной рукой, чиркнув по зажигалке, подкурил. В тот же момент остатки на дне кружки провалились в горло, противно об-жигая дешевым пойлом.
Звонок телефона прервал его самобичевание, когда он перешагивал лежащую рядом короб-ку. Телефон представлял собой старенький аппарат с дисковым набором — подарок инженерии, с помощью которого вызов органов правопорядка или медицины занимал не меньше трех оборотов. Знакомые с этой системой поймут иронию соскальзывающего пальца.
Мужчина подошел к небольшому столику, на котором помещались: старомодный будильник, пепельница из толстого стекла, края которой были обожжены от сотни бычков, и тот самый телефон. Он глубоко затянулся, поднял трубку и, выдыхая едкий дым, произнес:
— Алло.
— Извините, что тревожу вас так поздно, — раздался хриплый мужской голос.
— Спасибо, я уже выбрал религию, — ответил он и попытался положить трубку, как голос продолжил.
— Нет, нет. Я не продаю религию, этим занимается другой отдел. У меня к вам письмо от некой Анны. Вы её знаете?
— Анны? — внезапно оживился мужчина.
Ему в голову приходили бредовые мысли, порой даже параноидальные. Может быть это ответ от той самой? Однако, его письмо, с небольшой каплей бурого бренди на бумаге, всё еще лежало на столе. Он продолжал молчать и, будто сомневаясь в своем сознании, протянул кабель трубки до самого стола. Письмо всё еще было на месте.
— Вы же мистер, эм… Извините, если произнесу неправильно… Радински?
— Да, это я.
— Майкл?
— Да, я Майкл Радински.
— Значит всё верно. Вам письмо от некой Анны. К сожалению, она не указала свою фамилию, лишь адрес и номер телефона. Быть может она ваша жена? Миссис Радински?
—Нет, мы с ней были близки. Она моя давняя любовь, — неожиданно для себя произнес мужчина.
— Ясно, так же указано в короткой заметке к письму.
Майкл пришел в себя, и забыв о своей глупой выходке в сторону совершенно незнакомого голоса, решил вести беседу по стандартному шаблону.
— Так чем я могу вам помочь, мистер…
— Зовите меня просто, Майкл.
— Тёзка значит?
— Довольно тесен мир, не находите?
— Или просто одно из самых банальных и распространённых имен. Давайте ближе к сути, мистер Майкл, если вы не заметили на часах полтретьего ночи, что довольно странно для звонка с почтового отделения.
— Вы правы, прошу прощения. Я часто беру работу на дом, сортирую письма по адресам и районам, чтобы с утра как можно эффективнее доставить получателям. Иногда я даже составляю графики и рисую диаграммы, знаете, такие круговые. Нам начальник платит премии тому, кто, по его мнению, и мнению статистического отдела, самый эффективный работник.
— Не знал, что у почты есть свой статисты, — совершенно безразлично произнес тот, затягиваясь сигаретой и выдыхая прямо в трубку.
— Есть, причем одни из самых лучших! Не поверите! Простите, мне показалась что вы сейчас курите, это так?
— Да.
— Не будете ли вы против, если я тоже закурю?
— Нет, — Майкл, продолжал поддерживать бредовый разговор с неизвестным человеком.
На другом конце раздалось пару щелчков кремневой зажигалки, а затем едва различимый звук потрескивания сгорающего табака. Собеседник, наслаждаясь густым дымом, глубоко вдохнул. Из-за плохого качества связи, звук прилично искажался, от чего показалось, что его легкие комкались будто кусок бумаги.
— Так вот, статистический отдел наш — один из самых лучших в городе. К нам зачастую стекаются запросы с разных районов, и поверьте мне, это большая честь.
— Для кого?
— Для нас, конечно! Как вы не понимаете, у нас самый дружный коллектив, по выходным мы устраиваем «бумажные посиделки». Это своего рода корпоратив, только вместо живого общения, мы шлем друг другу письма.
— Звучит довольно странно и глупо, — сквозь выдавленный смех произнес мужчина.
— Ну знаете, у каждого коллектива есть свои обычаи.
— Не знаю, — холодно процедил Майкл.
— Простите, а вы кем работаете?
— Я ваш коллега, из той же сферы.
— Простите еще раз, из какой?
— Так же выношу остатки сознания, пока не продам свой товар.
— Простите, но я не продаю.
— Вы слишком часто извиняетесь, и честно говоря, это начинает раздражать.
— Про… Я постараюсь так больше не делать.
Майкл, растягивая кучерявый провод телефона и одним глазом смотря, чтобы он не дернул телефон, потянулся к столику. Он на мгновение бросил взгляд на лежащее письмо, и уже впитавшуюся и подсохшую каплю бренди. Мужчина сделал глоток из стеклянного стакана с ромбовидными бугорками для удобного хвата, в котором меланхолично звенел один почти растаявший кубик льда, который бился о стены, словно в попытках сбежать из агонии алкогольного бреда.
Терпкий вкус дрянного напитка оставил противный осадок, от чего тот скорчил лицо и проглотил тот самый кубик. Он моментально скатился в горло, слегка смягчая горечь, от чего стало еще противнее. «Отвратно», — подумал он про себя и тут же осушил остатки.
Все это время на том конце провода стояла тишина. Таинственная и слегка пугающая тиши-на, будто почтовый работник с трепетом слушал его мысли и копался глубоко в кишках. Майклу стало противно, противно до глубины души. Он вел этот бессмысленный разговор с тем, кого по какой-то причине ненавидел.
Настенные часы отбили три часа ночи. Мужчина удивился, как быстро пролетели тридцать минут с начала этой беседы. Он налил себе еще на донышко, и заранее скорчившись, проглотил. На другом конце все еще было гробовое затишье. Майкл гневным рывком вырвал зуба-ми сигарету из мягкой упаковки и подкурил. Телефонная трубка вновь оказалась возле голо-вы, и раздраженно выдохнув, он произнес:
— Что вам надо? Вы говорили, у вас есть письмо от Анны, доставьте его завтра на мой адрес, не раньше полудня.
— Я не могу так поздно, видите ли, у нас…
— Да, да, статистика, отчетности, награды и бредовые коллажные посиделки.
— Бумажные.
Майкл сделал глубокий вдох, и понизив тон продолжил:
— Я устал, не ранее полудня, завтра нужно выспаться.
— Но вы ведь уже четвертый день не спите, завтрашний день не исключение.
— Кто вы такой?
— Я почтальон Майкл, насколько помню, уже представлялся.
— Мне нужна ваша фамилия, имя и личный номер… и номер доставки.
— Успокойтесь, я обязательно принесу письмо, только дайте продолжить.
Мужчина, не докурив сигарету, смял её в руках и швырнул в сторону. Или из-за недосыпа, депрессии или просто из-за отвратного бренди, он потерял контроль над собой. Этот телефонный разговор зашел слишком далеко, или просто он дал ему зайти, стараясь найти отдушину. Это было не важно, ведь теперь он желал одного — положить трубку и лечь спать.
Собеседник вновь замолчал и мысленно залезал в душу. Майкл закурил еще одну сигарету и краем глаза заметил, как часы отбили три тридцать. Еще полчаса из его жизни улетучились неизвестно куда, и неизвестно как.
— Простите. Да я вновь извиняюсь, простите, но Анна просила меня передать вам письмо.
— Да пошла к черту эта Анна со своим письмом! — раздался гневным криком Майкл. — Что вам от меня надо? Это такое хобби, возвращаться с паршивой работы и бредовых посиделок, выпивать пару банок пива, передернуть на монтажное порно, и доставать людей? Срал я на вас, и срал я на Анну!
Звонкий удар о потрепанный телефон коричневого цвета раздался по всей квартире. Майкл громко выругался и отправился на кухню. Он машинально открыл холодильник, от чего в лицо ему ударил тусклый свет угасающей лампочки. Кусок заплесневевшего сыра, пару упа-ковок свежей моркови, недоеденный готовый ужин, и связка спаржи — вот что он обнаружил.
— Дерьмо, — произнес тот.
От громкого удара дверцы зажегся свет на улице. Ночные фонари, что работали с частым перебоем, своенравно моргали, напоминая о месте проживания. В желудке за последние часы кроме алкоголя ничего не было, и он, издавая просящий и усталый хрип, сжимался от голода.
Майкл взглянул на подсохшую кастрюлю с остатками желтой пасты и ковырнул ложкой. Тесто превратилось в глину и еле-еле отлеплялось от эмалированной посуды. Вентиль, движение, вода. Он продолжал на неё смотреть, думая о чем-то своем. Безмятежная волна наполняла хаос, что развивался, не смотря на другую жизнь.
При всей загадочности и отвратности того самого звонка, он оставил крепкую печать неизвестности в душе человека. Майкл некоторое время смотрел на воду, даже когда она пере-ступила границу дозволенного и ливнем хлынула через край. Он резким движением закрыл вентиль и побежал к телефону.
Шли секунды, минуты. Последние перетекали в отвратные моменты ожидания. Он не знал, не надеялся, но что-то внутри будило воспоминания и неудержимое желание продолжить разговор. Телефон молчал. Трубка всё так же покорно висела, а диск слегка шевелился от ветра из окна.
— Вот тварь, — вырвалось из его уст, после чего раздался звонок.
Он разом сорвал трубку и замолчал. На другой стороне слышалось дыхание и какое-то статичное шипение. Всё это больше походило на кадр из фильма ужасов с тоненькой ноткой приторного наслаждения. Майкл продолжал слушать тишину, стараясь не упустить ни одно-го звука.
Собеседник продолжал молчать, и лишь его дыхание было ответом или вопросом, который он хотел услышать. Щелчок, один, за ним другой, костяшки, нет, пальцы. Что-то не из этого мира стрекотало по ту сторону: толи звук похожий на работу печатной машинки, толи нити лопающееся от чрезмерного напряжения.
Внезапно в душе поселилось отвратное чувство страха, словно мозг внезапно отрезвел. Сердце билось с бешеной скоростью, готовое вот-вот вырваться наружу. Алкоголь боролся с адреналином и явно проигрывал. Только тьма, тишина, дыхание, и вопрос. Часы вновь отбили три часа, оставляя в сознание еще больше загадок. Когда струйка пота упала со лба, на другом конце лакированной трубки раздался голос:
— Майкл, ты успокоился?
— Да, — не ожидая от самого себя, коротко ответил мужчина.
— Ты вспомнил? — сказал собеседник.
Его голос резко изменился. Вместо заигрывавшего, веселого и чересчур активного для та-кого времени суток, он звучал до дрожи знакомым. С каждой фразой, с каждым слогом, он менялся и был больше похож на угрожающий.
— Ты вспомнил? — повторил мужчина.
— Что?
— Ты любишь Анну?
— Какое это имеет значение? Кто ты? Что тебе от меня нужно?
— Ты снова злишься, я перезвоню, когда ты успокоишься.
— Нет, прошу нет, не клади трубку. Мне нужен ответ.
— Ты не задал вопроса.
— Я не знаю вопроса, но мне нужен ответ! — прокричал Майкл и потянулся к пачке сигарет, в которой остались ровно три штуки.
Вновь настала тишина. Странное шипение, побочные голоса, видимо от плохой связи, или еще один приступ шизофрении. Трубка становилась тяжелой, однако тело отказывалось класть её на нужное место. Мужчина вытер пот со лба и взглянул на часы, что снова отбили три часа ночи.
— Майкл?
В его сознании стали всплывать картины, размытые образы чего-то далекого, похороненного внутри. Они казались отголосками старых фильмов, которые он смотрел тысячу лет назад. Обрывистые фрагменты нечто ужасного и вызывающего кровотечение в сердце.
— Майкл?
— Анна, она…
— Да, ты нас убил.
— Нет, она ушла от меня! Она сейчас с кем-то другим. Ведь я же… нет… всё было не так. Она где-то далеко! Она счастлива! У неё новая семья и дети.
— Ты нас убил, — продолжал повторять голос.
— Я не убивал её, и тем более тебя, кто ты такой? Кто?
Майкл резко упал с кресла и схватился за голову. Все те обрывистые фрагменты, что раньше казались размытыми картинками теперь обрели ясность. Они выстраивались перед ним, будто кадры из кинофильма. Кошмарного, того, что мужчина давно похоронил в своей памяти. Машина, жена, и…
— Ты нас убил. Ты! Ты! Ты и твоё бренди! Как тебе живется день за днем, строя в своем со-знании другую картину, конструируя идеальный закон о счастье?
Шипение становилось всё сильнее. Майкл бросил трубку и побежал к столику, где стояла бутылка и письмо. Когда через пару секунд он добрался до него, вместо бренди лежал нож, а весь стол был залит кровью, поверх когда-то белой бумаги.
Реальность начинала обретать свой истинный облик. Стены становились всё уже, и нападали на человека. Обитые странной тканью белого цвета, они одновременно убаюкивали и напрягали. Бежать было некуда, помещение разрывалось на части, и воссоздавалось в качестве небольшого прямоугольного контейнера.
Майкл психанул и побежал к двери, пытаясь вырваться наружу. Дубовая прочная дверь, будто напрочь забитая гвоздями, не поддавалась манипуляциям хозяина и сжимала его душу. Становилось всё тяжелее дышать, мир уменьшался с каждым вздохом, как вдруг под дверь проскользнуло письмо.
Майкл сначала оцепенел, а затем, в попытке найти хоть какой-то выход или подсказку, схватил его. На конверте были видны небольшие капли крови, и от него пахло ею. Он сорвал часть бумаги, и быстро развернул содержимое. Тут мир прекратил меняться и обрел правильную прямоугольную форму.
Ему перехотелось дышать, тело наконец слушалось, а уставший разум успокоился, наслаждаясь секундами безмятежности. Сердце било в ритм его жизни, меланхолично рассказывая всю правду, которую он так яростно избегал. Мужчина открыл перед собой лист бумаги, и прочел первую строчку.
Здравствуй, дорогой Майкл.