След голубой волчицы

Пролог
В детстве я слышала об одном происшествии, которое тогда взбудоражило сознание многих людей. Говорили, что волки разодрали детей, возвращавшихся из школы. Долго не утихали разговоры и пересуды, а затем в местной газете появилась статья, подробно описывающая все, что там было. Оказывается, один из детей остался жив. Он залез на крышу остановки и таким образом спасся от неминуемой смерти. Взрослые стали запрещать детям ходить без сопровождения старших за пределы поселка.
Прошли годы, и однажды мне довелось встретиться с одним человеком: он оказался моим земляком. Слово за слово, и мы вспомнили о случае с волками. Мой новый знакомый сказал, что знает того самого мальчишку. Теперь он взрослый мужчина и живет здесь же в городе. Вот он свел меня с Садыком. Я смотрела в глаза своего собеседника: в них прочитывалась глубокая тоска и неизмеримая боль, а история, услышанная из его уст, поразила меня до глубины души. Начал он свое откровение с тяжелого вздоха, говорил медленно, тихо, обдумывая каждое слово…

1
События того дня преследуют меня всю жизнь. Как будто они оставили свои зверские следы не только в моем сердце, но и в мыслях. Прошло сорок два года с того страшного, холодящего сердце ужаса, а память не отпускает и не упускает ни одной детали, ярко вспыхивающих эпизодов, со временем утихающих и периодически возвращающих меня в те далекие дни моего беззаботного детства, закончившегося в один полного горя и беды день. Для меня, семилетнего мальчика, это было невыносимое испытание, сломавшее мою натуру на всю оставшуюся жизнь, перевернувшее ее с ног на голову.
С того дня я уже больше никогда не вернусь в детство. «Следы волчьи» сделали меня малолетним стариком.
А тот пацан, который стал для меня героем, подаривший мне жизнь ценой своей, живет всегда со мной. Я словно чувствую его присутствие, проживаю свою и его судьбу воедино. Мне постоянно думается о том, как поступил бы он, что бы сказал, какое бы принял решение, и всегда нахожу ответ в его пользу. Возможно, мое подсознание подсказывает, что я обязан пройти жизненный путь на двоих.
Он, как невидимый ангел, оберегает меня, будто навечно застрял в том самом дне и продолжает дарить мне новый день.
Иногда на меня накатывает такое чувство безысходности, что ком застревает в горле, голос становится сиплым, мне трудно дышать, говорить. Это все от того, что я не могу поблагодарить его за такой щедрый подарок.
Но потом говорю себе: «Живи, ведь он отдал свою жизнь тебе, и ты не вправе сдаваться, ты должен жить за двоих». Это придает мне силы, и я продолжаю свой жизненный путь.
Возможно, он стал бы примерным семьянином, лучшим отцом, выбрал бы хорошую профессию. Думая об этом, я стараюсь отличиться в работе, в семье и в дружбе. У меня не всегда все получается, но я стараюсь, видит Всевышний, стараюсь.

2
Все это произошло в те далекие годы начала семидесятых.
После смерти отца и брата (они замерзли в машине), мы остались втроем: мама, я и моя младшая сестра Галия: я зову ее Галайым.
Мы жили не в самом совхозе, а в маленьком отделении. Это небольшое селение, примерно из тридцати домов, расположившихся среди невысоких покатых гор как в котловине, вдалеке от других сел. Школы у нас не было, поэтому учились мы в ближайшем совхозе. Утром нас забирали на автобусе и вечером привозили обратно. Но чаще было так, что нам приходилось добираться пешим ходом. Нам говорили, что на базе мало автобусов, не хватает даже для развозки рабочих по сбору урожая. И нехватка водителей тоже была большой проблемой. В первые месяцы осени и последние- весны еще можно было ходить самим, но в холодное время было очень тяжело даже старшеклассникам, не то что нам- малышам.
Учителя в школе говорили: «Если не приехал автобус, то идите пешком». И мы так и делали. Утром собирались ребята постарше: они учились в первую смену, а мы- «младшаки», учились с обеда, поэтому приходили на остановку к двенадцати часам и, не дождавшись автобуса, отправлялись в совхоз самостоятельно, как говорится, своими ногами. Собиралось нас около десяти- двенадцати мальчиков и девочек.
Вместе было веселее. По дороге все шутили, рассказывали смешные, а порой и страшные истории. Время пролетало незаметно, и мы поспевали вовремя к первому уроку.
Я помню, родители наши всегда возмущались и говорили: «Ну почему автобусы редко приезжает? Сколько еще наши дети будут сами добираться, мы все на работе с утра до вечера, не можем их провожать и встречать, почему школа не позаботится об этом?!». А однажды на собрании мама сказала: «Почему- то автобус приезжает только в хорошую погоду, а вот когда дождь или снег, морозы и метели не приезжает никогда. Наши дети могут замерзнуть или промокнуть и заболеть». Но время было такое; никому не было дела до нас, всех волновало выполнение плана, своевременная уборка урожая. Старшеклассников освобождали от занятий и отправляли на полевые работы. Мы очень завидовали им и хотели поскорее повзрослеть, чтобы тоже не учиться, а ездить всем классом собирать свеклу или картошку. И что странно, для таких случаев транспорт всегда находился.

3
Раньше, когда мой старший брат Сартай был жив, я не боялся никого. Я гордился, что у меня есть брат- защитник.
Но случилась беда.
Отец работал шофером грузовой машины и часто брал с собой брата, так как ему был нужен помощник. Мама ворчала, говорила, что нельзя ребенку поднимать тяжелое, но Сартай сам хотел быть всегда рядом с отцом и помогать ему.
— Но ведь у вас есть грузчики, ты же — просто шофер, почему ты должен заниматься еще погрузкой и выгрузкой?- говорила мама.
— Грузчики часто не выходят на работу. Почти все они любят выпить, рабочих не хватает, а простаивать нельзя,- с виноватым тоном в голосе оправдывался отец.
Зимой, за год до того как я пошел в школу, это и случилось.
Сартай остался дома, отец заехал на обед, наскоро поел и собрался отвезти груз.
— Ну, раз ты не пошел в школу, собирайся, со мной поедешь,- сказал он, обращаясь к Сартаю и, повернувшись к маме, произнес,- в машине только несколько мешков муки, да пшеницы чуть-чуть.
— Погода портится, будет буря, может, завтра с утра отвезешь,- с тревогой в голосе сказала мама.
— Завтра Сартаю в школу, а сегодня мы с ним быстро выгрузимся — и сразу домой.
Они уехали, но назад так и не вернулись.
Примерно часа через два вдруг стало быстро темнеть. Подул резкий ветер, стал кружить снег в воронку, создавая адские круги. Снег не падал на землю а, гонимый ветром, поднимался все выше и выше, затем снова опускался вниз, и, не касаясь земли, вновь крутился вихрями, танцуя под заунывную мелодию ветра.
Я сидел у окна и смотрел на чудовищную игру природы.
Все так же резко стихло, как и началось. Я слышал тихое, но резкое завывание за окном, словно голодные огромные волки пели свою извечную песню, словно пронзая, тонким острым кинжалом все твое тело от макушки до пят. Мне стало страшно, я соскочил со стула, подбежал к кровати и стал укладывать Галайым, потом и сам залез под одеяло. Мы, высунув головы, смотрели в черную бездну за окном. Маленькая сестренка мелко дрожала. Я думал, что она замерзла, и спросил ее об этом, но она ответила, что боится. Галайым тихо заплакала, мама попросила меня успокоить ее, а сама вышла во двор.
Когда мама вернулась в дом с охапкой дров, сестренка уже спала, я тоже засыпал. Сквозь смыкающиеся веки я видел мамин силуэт у окна. На столе тускло горела лампа, мерцая, и мамина тень отражалась на стене, покачиваясь из стороны в сторону.
Наверное, под влиянием этих видений, мне приснился страшный сон.
Кругом ослепительно искрящийся снег. Прямо на земле сидит соседка тетя Катипа, вокруг нее идеальный круг с ярко- красными пятнами крови. Много крови. Она сидит как в луже и, будто волчица, заунывно тянет похоронную песню, раскачиваясь из стороны в сторону, подперев руками бедра. Соседка поет, потом – крик.
— Вернись, Нурым, не бросай меня, забери меня с собой. Ее вой- вой матери, словно вой волчицы, леденит кровь. Накатившийся ужас охватывает всю плоть, сердце останавливается, а затем вновь начинает тихонько биться.
Еще не проснувшись, я почувствовал боль внизу живота, крикнул, то ли от пробирающего страха, то ли от боли, появляющейся где-то в груди и медленно сползающей вниз.
Смотрю вслед Нурыму, он стремительно несется, уходит вдаль.
— Вернись, Нурым!!!- крикнул я и проснулся.
Мама подошла и аккуратно тронула за плечо:
— Балам, оян, не болды? (Сынок, проснись, что с тобой?)
— Мне приснился страшный сон, и теперь болит живот,- хриплым голосом ответил я.
Вскоре я окончательно проснулся. В доме тепло и уютно. Мама пьет горячий чай с сахаром и булочками. Полежав несколько минут с открытыми глазами, осознав, что это был лишь сон, я вымолвил:
— Мама, а где папа и Сартай?
— Они не приехали, видимо остались ночевать там: у аташки с апашкой,- ответила мама.
Весь последующий день мама крутилась по дому. Я помогал ей. Сестренка тихо сидела в углу на коврике и играла со своими маленькими игрушками.
Вечером, когда уже наступили сумерки, мать затопила печь и стала готовить еду. На горячей печи стоит казан, в нем жарится мясо с луком.
Вошел мужчина и, поздоровавшись, громко спросил:
— Где Уалли?- почему он не вышел на работу?
— Как где?- мама выронила недочищенную картошку прямо на стол,- его дома нет, я думала, что они заночевали у родителей.
— Они вчера с сыном выгрузили мешки и уехали, сказали, что нужно отправляться домой. Я предложил им остаться, но Уалли сказал, что успеет добраться до начала бури.
— А может, сломались и у родителей чинят машину?- предположила мама.
— Ну, хоть бы предупредили?- недовольным тоном сказал мужчина.
— А Вы на чем приехали?
— Верхом.
— Я поеду с Вами, можно? Надо найти их.
Мужчина кивнул головой и вышел. Мать быстро накинула на себя шаль, надела пальто, валенки и на ходу сказав, чтобы я закрылся, поспешно вышла вслед за ним.
Она вернулась только рано утром. У нее были опухшие красные глаза. Она долго обнимала нас, прижимала к груди и плакала, затем отвела нас к соседям. Там мы пробыли три дня. Оказалось, что за это время произошло много печальных событий. Машину отца нашли недалеко от нашего селения. Они заблудились в буран, бензин закончился, и они замерзли в машине.
Нам с Галайым родные не говорили о смерти отца и брата. На расспросы о них мама не отвечала, только отворачивалась и тихонько утирала слезы. Но соседские дети не позволили нам долго оставаться в неведении. Теперь часто к нам обращались не по имени, а говорили «жетім», что означает «сирота».

4
Своих сверстников я не боялся: знал, что всегда смогу постоять за себя и за сестренку, но мальчишки постарше так и норовили обидеть. Они знали, что Сартая больше нет, отца- тоже. Но неожиданно у меня появился защитник Сабит, он был другом брата.
Как-то раз летом мы пошли купаться на речку. Один из наших мальчиков, что постарше, подошел ко мне и стал требовать лянгу (в то время все мальчишки делали лянги из шкуры козла, пришив к нему гайку потяжелее). Все поголовно увлекались этой игрой, некоторые так научились пользоваться ею, что могли до ста раз подбрасывать ее ногами, такие мальчишки восхищали всех своей ловкостью.
На требования моего обидчика я ответил, что не собираюсь отдавать ему свою единственную лянгу. Тогда он ударил меня по голове и отобрал ее. Я кинулся на него с кулаками, он оттолкнул меня и засмеялся. В этот самый момент подошел Сабит и потребовал вернуть мне мое.
— Отдай!- скомандовал Сабит.
— Фу, кто тут еще пищит, — с пренебрежением ответил обидчик и фыркнул.
— Я сказал, отдай!- сцепив зубы и сжав кулаки, подойдя ближе и, глядя прямо ему в глаза, прошипел Сабит. Тогда он пнул лянгу, она упала на землю, затем отступив, сказал:
— Ну, на, возьми, подумаешь, какая-то старая грязная лянга.
После этого случая Сабит стал не только моим защитником, но и защитником всех малышей. Мы все говорили, что он наш «қамқоршы».

5
Самым моим близким другом был Нурым, он жил по соседству с нами, был моим ровесником. Характер у него был мягкий, он никогда не хулиганил, среди шумной толпы детей его никогда не услышишь. Когда я звал его на речку или в горы, он соглашался и беспрекословно следовал за мной. Я думаю, позови я его на край света, он, не раздумывая, пошел бы.
Так случилось и тогда, в тот знойный летний день.
Нурым, пойдем за «серой» (так мы называли высушенный сок травы, который служил нам жевачкой), позвал я его.
Полдень, жара, на небе ни облачка.
Может лучше пойдем купаться?- спросил он
Нет, давай пойдем за «серой», — не унимался я.
Он молча кивнул, и мы отправились в путь. Мы так увлеклись сборами высохшего сока, что не заметили, что ушли далеко и что уже наступили сумерки.
Нурым сказал: «Садык, идем домой, скоро стемнеет, мы можем заблудиться, здесь даже летом рыскают волки». Нам очень хотелось пить и есть. Собрав в кулачок добытую «серу», мы побежали в сторону наших домов. Нам надо было добежать до холодного ключа, напиться, а там и рукой подать до нашего поселка.
Утолив жажду холодной прозрачной водой, мы собирались идти дальше, но тут Нурым вскрикнул от боли и упал на землю. Оказалось, что он наступил на маленького ежонка. Я быстро снял с себя майку и схватил колючий комочек.
Давай бросим его к воду «Сууқ су» (так мы называли этот маленький ручеек),- предложил я сидевшему на земле Нурыму. Он держал правую ногу и тер ее.
Чтооо?- громко и протяжно закричал Нурым,- сейчас же отпусти ежа.
Ты что кричишь, он же поранил тебя, давай накажем его или заберем домой, — не успокаивался я.
Забыв про боль в ноге, он вскочил с места, подлетел ко мне, и выхватив из моих рук сверток с ежом, вытряхнул зверька.
Пусть бежит, не трогай его,- требовательно выпалил он.
Я попытался оттолкнуть своего друга, но он обхватил меня и не отпускал до тех пор, пока еж не скрылся из виду.
Его поведение потрясло меня. Всегда тихий, податливый, он оказался сильным и настойчивым. С того дня я стал относиться к нему иначе, зауважал что ли, стал считаться с его мненнием и больше не пытался командовать и навязывать свои прихоти. Он стал мне еще ближе, мы каждый день были с ним вместе.

6
После похорон отца и Сартая маме пришлось выйти на работу. По образованию она была бибилиотекарем, но так как у нас не было никакой библиотеки, ей пришлось идти на ферму дояркой. В нашем поселке работали все женщины, только наша мама и мама Нурыма были домохозяйками, и вот теперь маме пришлось пополнить ряды рабочего населения нашего поселка. Для нее это было тяжелым испытанием, ведь она была городской и никогда физически не работала, но другого выхода просто не было.
Как рассказывал дедушка, она приехала в совхоз на приктику и познакомилась с нашим отцом. Они полюбили друг друга. После возвращения с практики в Алма- Ату она переписывалась с ним. Родители мамы были людьми образованными: отец был ректором института, а мама преподавала в том же институте. Моя мама была их единственным ребенком, до знакомства с отцом она дружила с сыном друга семьи. Но, как говорила она сама, они были хорошими друзьями, не больше. Чувств никаких она к нему не испытывала.
Родители мамы, узнав, что она получает письма от парня из дальнего села, решили побыстрее выдать ее замуж. Услышав от родителей эту новость, мама тут же отправила телеграмму отцу: «Срочно приезжай, меня собираются выдать замуж». Отец приехал на следующий же день.
Мама тайком собрала вещи и сбежала из дома, оставив записку: «Не ищите меня, я вышла замуж за своего любимого человека».
После этого случая мамины родители отреклись от нее.
В детстве я думал, что моя мама сирота. По сути, она и была сиротой при живых родителях. Поэтому, надеяться на помощь своих родных она не могла.
Когда мы остались без кормильца, дедушка (по отцу) приехал из совхоза забрать нас.
Вам будет трудно. Мы обязаны помочь тебе, қарағым, собирайся, будешь жить с нами.
Но мама отказалась наотрез.
Спасибо. Я справлюсь, не переживайте. У вас и так там три семьи в одном доме,- сказала мама.
Два младших брата отца женились в один год и жили с доме родителей.
Для вас всегда найдется место. Ішке сиған бала сыртқа да сияды, (нашлось место в утробе, найдется и в доме) — сказал дед пословицей.
Мама всегда жалела их и решила, что не стоит обременять стариков, не хотела быть обузой, поэтому мы остались в своем доме.
Теперь все домашние хлопоты легли на мои плечи. Мама уходила рано и возвращалась поздно. Я присматривал за сестренкой и за хозяйством. Правда, помогали соседи. Тетя Катипа не работала и, когда я уходил в школу, то оставлял Галайым у них.
Всегда красивая, нарядная тетя Катипа содержала дом в идеальном порядке, у них всегда было чисто и уютно. Я никогда не видел ее в халате, она даже дома в будние дни выглядела как женщины из журналов. И откуда только у нее были такие наряды? Тетя Катипа и детей одевала хорошо. Откуда- то доставала импортные вещи. Они были всегда одеты, как говорится, с иголочки. Хозяйством занимался отец, он так любил ее, что не позволял делать никакую тяжелую работу, все успевал сам. Вставал спозоранку, чтобы приглядеть за скотом и другой живностью, а тетя Катипа готовила вкусные обеды и ужины, на столе у них всегда были горячие баурсаки, булочки, разные конфеты и пряники. Она прибирала в доме и ухаживала за детьми; их у наших соседей было двое: Нурым, и его сестренка Гулим. Наши соседи были прекрасные душевные люди, всегда готовые помочь нам во всем и были хорошей поддержкой в самые трудные минуты.

7
Вот и настал мой черед идти в школу. Это было знаменательное событие для нашей семьи. Мама сказала, что в конце месяца будет зарплата, и мы поедем в совхоз, где мне купят школьную форму, портфель, учебники и тетради. Я с нетерпеним ждал этого дня. Нурым тоже собирался в первый класс. Ему родители заранее все уже купили, но он никому ничего не сказал. Обычно такие новости быстро раслетались по нашему селению, но Нурым скромно молчал, а может просто не придавал этому значения. Я бы на его месте сразу же похвастался перед ребятами. А он лишь мне сказал, что ездил с родителями в райцентр. На мой вопрос: «Где ты был?» он скромно ответил: «Ездили покупать мне форму и портфель». Сказал тихо, без хвастовства.
Когда же мы вернулись с покупками домой, я кичился перед мальчиками своими обновками, гордился тем, что уже вырос и иду в школу вместе со всеми. А также рассказывал о том, что мы там ели мороженое и пили лимонад, ходили в кино и гостили у дедушки.
Первого сентября в полдень, одетый в красивую белую рубашку, в новых блестящих туфлях и с кожаным черным протфелем я зашел к Нурыму. Он тоже был готов. На нем была красивая форма, рубашка с двойным рядом пуговиц особенно была ему к лицу, но, увидев мой восхищенный взгляд, он, как всегда, скромно отвел глаза.
Мы пошли на остановку, которая находилась на окраине нашего поселка. Ее было видно издалека. Четыре толстые железные столбы подпирали немного покатую крышу из белого шифера. Маленькая скамейка из узких реек находилась прямо посреди остановки. Она всегда была грязной, так как крыша была высокой и не спасала ни от дождя, ни от ветра. Как взрослые так и дети не пользовались ею по прямому назначению.
Когда мы подошли, нас встретили ребята постарше, среди них был Сабит. Он подошел ко мне, обнял за плечи и сказал:
В школе никого не бойся, знай, я своих в обиду не дам.
Ладно,- буркнул я в ответ.
Мы стояли долго, играть не хотелось, все боялись запачкать свои новые вещи. Автобус не приехал, и мы решили идти пешком.
Еще время есть, не опоздаем. Только нужно идти быстро, — сказал один из наших попутчиков.
И мы быстрым шагом, весело смеясь, поднимая дорожную пыль, отправились в путь.
Так началась моя школьная жизнь.

8
Как- то раз, помню, морозным январским вечером к нам постучался Хамит ага. Мать поспешно открыла дверь, всплеснула руками:
Ойбой, не болды (что случилось)? Да Вы руки застудили! Вам нужно в больницу.
Нет, нет, нет, — повторял ага,- дай горячего чая и что-нибудь поесть.
Он постоял над печью, грея и потирая раскрасневшие и немного припухшие руки, затем скинул с себя овечий тулуп, суровую телогрейку.
Хамит ага жил в другом конце поселка. У него год назад умерла жена, и на его попечении осталось пятеро детей. Осенью он привез из соседнего поселка новую жену, красивую, работящую, казалось жизнь заладилась, но неприятности случаются у каждого и часто оттуда, откуда не ждешь.
Два дня назад у него пропало несколько овец. Пастух сказал, что не знает, куда они делись. Хамит ага кричал на пастуха: «У меня утром было двенадцать, куда делись четыре овцы».
Пастух извинялся, чертыхался, говорил, что недоглядел.
А всему виной эта чертова волчица, она, видимо, утащила их,- сказал пастух.- Надо завтра выехать в горы и поискать всем вместе. Я один боюсь.
На следующий день спозоранку двинулись в путь. Но нигде следов овец не было.
Что будем делать?- злился Хамит ага.
Не знаю, завтра снова поедем,- сказал пастух.
Но на другой день пастух заболел и слег: то ли от усталости, то ли от расстройства, то ли от простуды. И Хамит ага один поскакал в горы искать свою пропажу.
С наступлением сумерек он, можно сказать, ворвался в наш дом. Немного успокоившись, согревшись у печки, он сел за стол. Мама поставила перед ним тарелку с горячим супом «кеспе», сделала бутерброд с маслом, налила горячего чая. Хамит ага жадно ел. Лицо его зарделось, он, насытившись, стал рассказывать о своих злоключениях.
Почти с самого утра я искал своих овец, даже не заметил, что отъехал слишком далеко, начал он,- нигде не видно никаких следов. Потом я увидел кровь на снегу. Подъехав ближе, я нашел остатки от моих баранов. Их съели проклятые волки. Очень жалко было мне их. Ты же знаешь, Салтанат, у меня пятеро детей и жена не работает, хозяйство небольшое, а тут еще эти волки.
Кобыла моя устала, два дня поиска вымотали ее, бедную. Я спрыгнул с лошади и стал есть снег, очень уж хотелось пить. Вдруг кобыла зафыркала и стала бить копытами землю. Я оглянулся: кругом ни души.
Хамит ага замолчал.
Мы с сестрой слушали его, не отрывая от него взгляда.
И что?- нетерпеливо спросила мама.
В душе у меня все застыло. Никогда не думал, что средь бела дня тишина и одиночество могут привести в такой ужас. Я поспешно вскочил на лошадь и поскакал. Не представляете, я спиной чувствовал погоню. Буквально через несколько минут до меня донесся негромкий, но очень протяжный, тонкий резкий и пронизывающий звук, словно неосязаемый ветер. Я оглянулся; над сопкой увидел колыхающуюся волной фигуру. Это была она- огромная голубая волчица. Я не верил роскозням наших мужчин о том, что у нас завелась стая волков с вожаком- волчицей, думал- они преувеличивают. А теперь точно знаю, она действительно есть, это не зверь, это сам дьявол. Ведь никогда не было такого, чтобы волчица была вожаком стаи, это что-то совсем необычное, ее надо изловить и убить, иначе всем будет худо. Она еще и коварная. Знаешь, она не бежала за нами, она обходила нас со стороны. Я вовремя понял ее хитроумную тактику. Волчица хотела появиться неожиданно, прямо перед нами,- Хамит ага говорил громко, возбужденно, размахивал руками и качал головой.
Обычно волки выслеживают свою добычу и сутками могут гоняться за своей жертвой, пока не настигнут. Я понимал- они не отстанут. Надо постараться поскорее добраться до поселка. Но как? Если она со своей стаей появится впереди, путь домой будет отрезан, но моя кобыла тоже, видимо, это поняла. Она сделала обратный круг, а затем по их же следам поскакала в сторону поселка. Волчица, оглянулась, увидела нас и замешкалась. Кобыла воспользовалась этим моментом, сделала резкий рывок в сторону, затем вираж, выбрала параллельный с волчицей путь и понеслась. Я отпустил вожжи и дал ей волю… «Моя жизнь зависит от моей умницы, кобылки»,- думал я. Зажмурившись, я вцепился в ее гриву и молился, молился, молился. Внезапно я почувствовал запах дыма. Дом рядом.Я обернулся. На горе стояла она- голубая волчица. Вокруг нее суетились серые и черные волки. Они тянули морды к небу и выли, и лишь одна она стояла и смотрела мне вслед- гордая и невозмутимая.Она исполняла тонким, высоким голосом свою звериную песню. Ее не слышишь, ее чувствуешь всем своим нутром, и тогда сердце опускается куда-то вниз, и кажется, его нет у тебя вовсе, как будто все твое тело опустошено.
Құдай сақтасың (Боже упаси),- сказала мама и посмотрела в нашу сторону, она только сейчас заметила, что мы с Галайым сидим с ними за столом и слышим все.
Не нужно было при детях рассказывать,- спохватилась она, — теперь они будут бояться одни оставаться дома.
Ничего, вон у тебя какой джигит растет, настоящий батыр.
Он потрепал меня по голове и, поблагодарив маму, вышел на улицу.

9
Был сухой трескучий мороз.
На остановке нас собралось семеро. Мы с Нурымом запаздывали. Пришлось бежать до самой остановки, чтобы не опоздать на автобус.
А зачем торопиться, — как всегда меланхолично спокойно сказал Нурым,- автобуса все равно не будет. Уже две недели нет никакого автобуса. Так что и сегодня не жди, скорее всего, пойдем пешком.
Давай, побыстрее одевайся!- торопил я своего друга, стоя у двери,- все уйдут без нас.
На остановке было пятеро детей: Сабит, двое мальчиков- близнецов, еще один наш односельчанин и девочка. Кроме Сабита, все были наши одноклассники.
Сегодня нас мало, — заметил Сабит,- мороз, поэтому многие остались дома, ну ладно, мы уже опаздываем. Больше никого ждать не будем, идем.
И мы тронулись. Всю дорогу все бесились: смеялись, дразнили друг дружку. Один из близнецов был весельчаком, шутки придумывал на ходу, сочинял про каждого складные строки и хохотал без умолку. Я обратил внимание на то, что Нурым был не в настроении.
Ты что, заболел?- спросил я.
Он, наверное, хочет к мамочке...- начал было наш шутник, но грозный вид Нурыма остановил его. Он осекся и отошел в сторону. Серое и безжизненное лицо Нурыма оттолкнуло и меня, я присоединился к ребятам, а он шел в стороне от всех, угрюмый и странный. Но наша милашка — девочка подошла к нему и стала тихонько что-то спрашивать, он в ответ отмалчивался или кивком головы соглашался или отрицал.
Это была суббота, и именно, в субботу у нас было много уроков. Сабит вышел из класса пораньше и устроился в коридоре ждать нас. Наконец, мы собрались все вместе и пошли в сторону остановки, в надежде увидеть долгожданный наш транспорт, но чуда не произошло. Простояв добрых полчаса, промерзнув до костей, мы решили идти пешком. Нас было уже шестеро. Одного из мальчишек забрали родственники.
Мы молча пошли по дороге к окраине совхоза. Там по привычному маршруту направились домой.
Скоро начнет темнеть, нужно идти быстро, да еще согреемся от быстрой ходьбы,- сказал я.
В этот раз никто не шутил, все были голодны, всем хотелось поскорее добраться до теплого дома.
«Мама сегодня не работает, значит она натопила печь, что-то вкусное приготовила, может картошку пожарила. Ох, как я люблю жареную картошку, скорее бы дойти до поселка»,- думал я, быстро перебирая ногами по хрустящему снегу.
Сабит шел впереди всех и подбадривал остальных:
Быстро, быстро идем, осталось немного. Вон видна крыша нашей остановки.
Тихо,- внезапно закричал Нурым и остановился.
Все замерли. И вот, эта песня, похожая на тонкий пронзительный свист.
Буря начинается?- шепотом спросил мальчик- близнец.
Нет,- едва дрожащим тихим голосом сказал я,- это она- волчица.
Какая волчица?- спросила девчонка.
Голубая, эта ее песня,- сказал я.
Бежим!- крикнул Сабит.
Мы никогда не видели этих волков, но то, что это они, никто не сомневался. Теперь к песне волчицы добавился жгучий, тоскливый вой всей стаи. Они выли наперебой, все громче и громче.
Впереди бежал Сабит. Я не видел никого и ничего кроме спины моего спасителя. Мне хотелось догнать его, видимо инстинктивно, по привычке, видя в нем защиту, надеясь на него, но он бежал быстро, без оглядки, от страха забыв обо всех.
И вдруг, прямо перед ним появилась она- вожак стаи, волчица, неестественно огромная, грозная. Было ощущение, что Сабит несется прямо на нее, а она стоит и ждет свою первую жертву- спокойная и безжалостная. Я повернул налево и побежал в сторону. Теперь моя цель была остановка, не Сабит, интуиция мне подсказывала, что Сабит не может быть в этой ситуации защитником. Так как Сабит был все еще перед моим взором, я видел, как волчица вцепилась ему в правое плечо. Он истошно закричал. Несколько мгновений они застыли в смертельном танце. Затем Сабит стал отбиваться от нее левой рукой. Портфель выскользнул у него из рук, не удержавшись под тяжелым натиском здорового зверя, он грохнулся на землю.
От ужаса я не чуял ног под собой.
Остановка была уже рядом. За спиной я слышал стоны, крики моих спутников и грозные рычанья волков.
У одного из железных столбов, подпирающих высокую крышу остановки, стоял Нурым.
Лезь быстрее наверх, — крикнул я ему.
Но он стоял, стоял и ждал меня. Я подлетел к нему.
Ну ты чего стоишь, лезь быстрей,- еле переведя дух, скороговоркой выпалил я ему.
А он схватил меня за шиворот и подтолкнул кверху.
Лезь, я тебя ждал, я потом за тобой полезу,- глухим, странно скрипучим голосом произнес Нурым.
Спорить было некогда. Я быстро стал карабкаться наверх. Когда я уже был на крыше, посмотрел вниз, затем протянул правую руку Нурыму, чтобы помочь. Столб был очень высоким, Нурым поднялся метра на два, моя рука не доставала до него. Вдруг, я скорее услышал и только потом увидел, как в нашу сторону бежит голубая волчица. Она несколькими прыжками настигла пытающегося взоброться по столбу Нурыма. Перед моим взором мелькнула окраваленная морда, длинные и острые клыки и загнутые когти. Она вцепилась в ноги моего друга мертвой хваткой, а сама смотрела прямо мне в глаза. Я кричал и плакал, но ничем не мог помочь ему. Я в кровь искусал свою левую руку.
Я видел горящие, налитые кровью глаза обезумевшего зверя, и дикие от ужаса и боли глаза моего родного соседа, лучшего друга, моего настоящего спасителя, ждавшего меня на остановке, чтобы спасти от мучительной смерти.
Я не знаю, когда и как все закончилось. Может под звуки начинающегося урагана, под звуки песни волчицы, а может от постигшего меня ужаса или стресса, я упал в забытье.
Я падал в черную бездну, тихо, медленно, беззвучно, меня сопровождал этот высокий монотонный свист в исполнении волчицы- людоеда, он пронизывал меня с головы до ног, и внутри моего тела не было ничего, только одна ледяная струя.

10
Родители, не дождавшись своих детей, собрались в доме Нурыма.
О Боже, что же делать? Где их искать?- спрашивали они друг у друга. Ночь надвигается, но что делать?
Как вспоминали потом односельчане, моя мама держалась молодцом.
Она не стала паниковать и плакать. Оставив Галайым в доме Нурыма, она вместе с его родителями и другими взрослыми направилась в дом председателя (телефон был только у него). Они позвонили в школу, сторож ответил, что все дети давно ушли домой. Тогда они вызвали директора школы и наших классных руководителей. Выяснилось, что нас видели другие дети. Они- то и сказали, что мы пошли домой пешком.
У родителей было несколько версий: нас по дороге мог забрать запоздавший автобус или кто-то проезжал на грузовой и подобрал нас (так частенько бывало), а потом сломался и на время забрал к себе.
Но мама сказала, что не нужно строить догадки, надо звонить в милицию и самому председателю, и директору школы тоже. Пусть срочно начнут поиски, пока совсем не стемнело и не началась пурга.
Милиция на двух «пазиках», сам председатель, директор школы и кассные руководители на двух легковушках выехали в сторону нашего поселка.
Но родители решили не ждать. Собрав как можно больше людей, вооружившись ружьями, вилами, топорами, взяв фонарики, отправились навстречу выехавшим из совхоза. Так как белый снег отражал лунный свет, все хорошо было видно.
Процессия подошла к остановке. Увиденное шокировало всех настолько, что все замерли.
Кругом была кровь, всюду были разбросаны портфели, порванные вещи. Когда немного пришли в себя начался последующий кошмар. Все кричали, причитали, отовсюду слышался плач. Многие кинулись искать своих детей. Моя мама бегала по кругу.
Где мой сыночек, где мой голубочек,- повторяла она.- Құлыным! Құлыным,- звала она меня.
Тут подъехали из совхоза. Увиденное потрясло всех.
Моего сына нет нигде, слышишь, нет, — трясла она одного из милиционеров.
Не паникуйте, посмотрите, может в стороне где-то?!
Вокруг были волчьи следы…
Мама попросила позвонить дедушке в совхоз, в надежде, что я остался у него.
Прямо из машина милиционеров позвонили в совхоз, попросили сходить к деду и узнать, там ли я. Но узнав, что меня там нет, стали в недоумении спрашивать: « Куда же я мог деться?».
А может он залез на крышу остановки,- преположил один из милиционеров.
Как это возможно,- возразил другой,- там же высокие железные столбы, к тому же мерзлые, это абсолютно невозможно, исключено.
Мама затрясла милиционера:
Давай, лезь,- скомандовала она.
Пришло сообщени из совхоза о том, что меня видели вместе со всеми детьми.
Лезь!- закричала мама.
Два милиционера кинулись к столбу, они пробовали залезть, но у них ничего не получалось. Тогда председатель предложил:
Давайте машину поставим поближе, подсадите друг друга.
Так и сделали.
Там что- то есть!- закричал милиционер сверху,- да, здесь ребенок, но я не знаю, живой ли он?
Потом мама вспоминала «Я молилась, все время молилась, забыв обо всем на свете. Эти минуты были для меня как вечность. «Аллах, Всемогущий, Всесильный, помоги!!!».
Кажется живой,- услышала она слова сверху.
Она говорила, что эти слова были для нее как подарок «свыше».
«Я плакала и смеялась, что-то говорила, не помню, что именно».
Приехала скорая помошь, и мама вместе со мной поехала в больницу. Почти полтора месяца я лежал в районной больнице с воспалением легких. Шрамы на левой руке от моих зубов так и остались.
Первые несколько дней мама была со мной, но когда я окончательно пришел в себя, она вернулась домой.
Она приезжала ко мне очень часто, и дедушка с бабушкой, и мои двоюродные братья и сестра, но я ждал совсем другого человека. Однажды я спросил у мамы:
Мама, а Нурым когда придет ко мне?
Она молча опустила глаза:
Потом, сыночек мой, потом, жеребеночек.
Но он так и не пришел.
Лишь через несколько лет, когда я немного подрос, мне сказали, что все погибли, все, кроме меня.
За то время, что я лежал в больнице, мама с сестренкой переехали в совхоз. Меня отдали в другую школу, и я несколько лет не видел своих прежних одноклассников и односельчан.
Мама устроилась в эту же школу уборшицей; место библиотекаря было занято. Как и прежде, она, не желала стеснять дедушку с бабушкой, и мы поселились в маленькой комнатушке бывшей котельни.

11
Как- то раз мама пришла домой вся в слезах. Она плакала весь вечер, а потом рассказала нам о том, что звонила ее мама, бабушка Айша.
Мы с ней разговаривали целый час, так стыдно было долго занимать телефон школы, но директор сказала, что ничего постыдного в этом нет. Какие все-таки хорошие люди, сердечные, — говорила мама.
Оказывается дед- мамин отец- умер несколько лет назад и бабушка Айша осталась одна. Она позвонила в совхоз и узнала, где нас можно найти, там ей и дали номер телефона школы.
Через месяц мы уже жили в доме дедушки с бабушкой, которые были очень рады за нас. Они собирали гостинцы, подарки для нашей городской бабушки. Поехали мы в Алма-Ату не одни. Бабушка с дедушкой сопровождали нас (по просьбе маминой мамы бабушки Айши). У нее в городе была большая трехкомнатная квартира. «Так что места хватит всем»,- сказала бабушка Айша.
Родители наших родителей увиделись впервые, нас встретили очень радушно. Бабушка с дедом уехали обратно в совхоз через несколько дней, а мы остались жить в Алма- Ате. Мама устроилась на работу в библиотеку института, гда и был когда- то ректором ее отец.

12
Казалось бы, ну что еще надо, ведь все хорошо закончилось. Это верно, но есть одно «но».
Я не сделал главного.
Говорят в том селении до сих пор живет мать Нурыма. Ее младшая дочь Гулим- в городе, зовет ее к себе, но она наотрез отказывается. Говорят, что она почти все время сидит у окна и ждет Нурыма из школы.
Мне надо поехать к ней, возможно встреча со мной всколыхнет ее память, она вспомнит все и сможет принять реальность, отпустит своего сына и продолжит жить. Возможно, именно я смогу уговорить ее переехать в город. Я готов стать ей сыном, пусть живет с нами, мои родные будут только рады этому и поймут меня и ее тоже, смогут посочувствовать и помочь ей обрести себя. Я должен поехать, но горечь того дня не отпускает меня, пугает то обстоятельство, что вновь я попаду в те самые места, и этому противится все мое естестство, как будто, попади я туда снова, и все повторится вновь. Страх, поселившийся в моем сердце, незатихающая песня голубой волчицы преследует меня всю жизнь и живет во мне, тихо, где-то в глубине души, иногда просыпаясь, внезапно нарастает, как буран, заунывно, протяжно- это та самая песня; затем утихает, но я знаю, что она никуда не ушла, что она здесь, во мне.
«Но жизнь продолжается»,- говорю я себе и тому мальчику, что отдал свою жизнь, и я должен жить дальше, вопреки всему, и я живу…