Как ангел (Глава 3)

Дневник, 11 сентября:
«Наташ, нет слов, чтобы описать то свое состояние. Помню жгучее чувство вины перед Сергеем и какое-то особое ощущение полной своей ничтожности. А потом я почувствовал… радость, что ли, когда брат сказал, что ту девочку еще не поздно спасти. Я не знаю, как объяснить, откуда я точно знал, где она живет, когда выходил из здания хосписа. Сергей мне вроде бы не говорил. Как не говорил и о том, что обращение «мелкий ублюдок» обязательно подействует на ее отчима. Это было что-то из его детства, какая-то травма. Я до сих пор сомневаюсь, сказал ли мне об этом Сергей или я сам это понял. Но настроен я был решительно…»

Влад стоял перед открытой дверью подъезда. Кто-то сломал доводчик, и теперь этот подъезд, похоже, стал пристанищем для замерзших бомжей — иначе почему внутри так воняет? Он поднялся по лестнице на третий этаж и долго не отпускал кнопку звонка. Послышался тяжелый бас — за дверью матерился тот, к кому он пришел.
Дверь открылась, на пороге возник двухметровый амбал с широченными покатыми плечами, густо поросшими черными волосами. На нем была белая майка и трико. Он, наверное, был очень зол. Влад еще некоторое время жал на кнопку звонка, глядя верзиле прямо в глаза. Это его обескуражило, еще буквально секунду назад он хотел что-то сказать, но слова застряли у него в горле.
— Ну здравствуй, мелкий ублюдок, — Влад только сейчас убрал палец с кнопки.
Глаза верзилы забегали, он попытался что-то сказать, но его трясущиеся губы не смогли произнести ни слова. Он изо всех сил вжался спиной в стену прихожей, его дрожащие ноги подкосились в коленях, и он из огромного и сильного мужчины в расцвете лет на глазах превратился в маленького испуганного мальчика. Глядя снизу на Влада, он наконец выдавил из себя:
— Папа?
Влад зашел в квартиру и закрыл за собой дверь. Склонившись над испуганным мужичком, он сильно замахнулся и ударил его ладонью по небритой щеке. Тот даже не попытался защититься, глядя на Влада глазами, полными ужаса.
— Ну а кто же еще? — Влад словно заранее знал, как нужно действовать, хотя, когда он шел сюда, никакого, даже примерного, плана у него не было. — Ты, говорят, снова плохо себя ведешь?
Он снова хотел дать мужику пощечину, но тот в самый последний момент повернул голову, и удар пришелся по носу. Алая кровь моментально залила белую майку.
Краем глаза Влад заметил силуэт в коридоре и, повернувшись, сразу же узнал ее. Он именно такой ее себе и представлял: рост выше среднего, черные волосы собраны в хвост, глаза карие, выразительные. На вид никак не дашь ей четырнадцать — вполне взрослая, хорошо сложенная девушка. Она испуганно смотрела на него, не произнеся ни слова.
Влад снова повернулся к ее отчиму.
— Ну и что молчишь, мелкий ублюдок? Быстро отвечай!
Он снова занес ладонь над его лицом, спрятанным за растопыренными пальцами, но бить не стал.
— Я… Я… Я Лорке говорил: зачем ты ей ногти красишь? А та, сука, как специально! Это она виновата! Она!
Мужик наконец полностью сел на пол, вытянув перед собой ноги, и громко, по-детски заплакал.
— Я ей говорил, много раз говорил: не крась ей ногти, маленькая она еще! — он продолжал говорить сквозь слезы. — А она разве слушала меня? Тварь такая! А у нее ручки-то какие… маленькие… на моем-то… А ногти как у взрослой… Ты ведь должен меня понять! Ты же меня понимаешь?!
Влад выпрямился и, глядя в глаза Илоне, обратился к нему:
— Говори, ублюдок, что было дальше.
Мужик расплакался еще сильнее, размазывая слезы и кровь по лицу и чуть слышно бормоча:
— Она ей еще и губы красила, а сама на работу в ночную свалит — мне что было делать? Ну, потихоньку стал прибалтывать… за конфеты там… игрушки. Она вроде как маленькая, а вроде и нет. Быстро училась… Ну а потом… Кто-то ведь все равно был бы первым, ну почему не я? Я же аккуратно все сделал… У меня член-то — сам знаешь… Ну а потом понеслось само как-то… Она вроде против, конечно, а мне-то надо, я ж мужик… Лорка, сука, Лорка во всем виновата, мразь! Не следила за собой, свинота, у меня на нее и стоять-то давно перестал! А мне надо, понимаешь ты, надо! Надо! Надо! Надо!
Он в порыве эмоций убрал руки от лица и, вытянувшись к Владу, гневно несколько раз выкрикнул: «Надо!» Влад быстро прекратил эту истерику коротким и сильным ударом коленом в лицо. Мужик завалился набок, закрыв голову руками, и громко, задыхаясь, рыдал. Дождавшись, пока он успокоится, Влад сел на корточки рядом и, наклонившись, тихо сказал:
— Если еще раз прикоснешься, я приду за тобой. Понял меня?
Мужик на секунду затих и, не отрывая рук от головы, энергично закивал. Влад еще некоторое время смотрел на него. Затем поднялся и еще раз взглянул на Илону. Та стояла в немом ступоре, приоткрыв рот.
— Он больше тебя не тронет, — Влад повернулся к двери и вышел.
Выйдя из подъезда, он достал сигареты и закурил. На улице было довольно холодно, а Влад, выбегая из номера, не надел шапку. Он бы мог вызвать такси, но телефон тоже остался в гостинице. Удивительно, но он плохо помнил, как добрался сюда от хосписа. Кажется, поймал попутку. Да, точно. Или нет?
— Извините.
Он вздрогнул и оглянулся. Перед ним стояла Илона в наспех накинутом пуховике и домашних тапочках. Она внимательно рассматривала его — видимо, все еще пыталась узнать. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, и вдруг она сделала шаг к нему и неожиданно обняла. Влад несколько опешил от такой нежности. Девушка, тихо всхлипывая, заплакала.
— Ну-ну, все… — он не знал, как ему поступить: то ли дать ей выплакаться, то ли попытаться успокоить. — Он тебя больше не обидит, и ты, смотри, не делай глупостей. Жизнь — это подарок, самая большая ценность, слышишь?
Она нехотя опустила руки и отступила от Влада. Почему-то не смотрела ему в глаза, словно стеснялась чего-то. Ей — это точно — было стыдно.
— Кто ты?
Ему было приятно, что она обратилась к нему так просто, на «ты».
— Я Влад, — он выкинул потухшую сигарету, достал новую и прикурил.
— Можно? — она нерешительно протянула руку.
Он уж точно не собирался читать такой взрослой девочке нотации о вреде курения, просто протянул открытую пачку. Она достала сигарету, он чиркнул зажигалкой.
— Нет-нет! — она улыбнулась. — Я не курю, это так… на память.
— Сигарета? Давай-ка ее обратно, я тебе на память вот что лучше подарю, — он достал из внутреннего кармана сложенный рисунок Сергея. — Здесь ты.
— Серьезно? — она всматривалась в рисунок, подставив его под свет уличного фонаря.
— Переверни.
Он сказал это так же не глядя, как и Сергей. Как будто знал.
— А! — девочка удивленно рассматривала рисунок. — Точно! Это я? Ты следил за мной?
— Нет. Я… — Влад понятия не имел, как объяснить ей, откуда он ее знает. — Я… В общем, это дело случая… Я просто должен был тебе помочь.
— Как ангел? — она смотрела на него широко открытыми глазами. Она наверняка поверит.
— Как ангел… — он стыдливо потушил окурок. — Ну, я побежал, другим тоже нужна помощь. А ты возвращайся домой, замерзла совсем — в тапочках-то…
Он смотрит на нее с виноватой улыбкой.
«Какое же ты ничтожество, Владик. Нич-то-жес-тво!»
Он ушел не оборачиваясь, но затылком чувствуя ее взгляд. Завернув за угол здания, вздохнул с облегчением. Как-то глупо получилось. Надо было ей какую-нибудь речь сказать мотивирующую. Или номер оставить, вдруг эта падаль опять к ней полезет. С другой стороны, у этой девочки, по сути, никого нет, она названивала бы каждый день — как бы он объяснил это Наташе? Надо ли ей вообще рассказывать обо всем этом? Он подул в замерзшие ладони. То, что ему действительно надо сделать, — поехать в гостиницу и хорошенько выспаться. А завтра он расспросит у Сергея, откуда тот мог все это знать. Действительно, откуда?
Он зашел в номер, снял пальто и сел на кровать. Взял забытый им телефон: девять пропущенных и несколько сообщений от Наташи. Он ответил сообщением, что с ним все в порядке и он позвонит завтра. Голова гудела, он чувствовал сильную усталость.
Завтра. Он все узнает завтра.

***
Сергей слушал его внимательно, не перебивая.
— Я думаю, негоже оставлять в память о себе сигарету, — подарил ей тот твой рисунок. Она, как и я тогда, была, мягко говоря, удивлена.
— А потом что?
— Ну что… Постояли, пообнимались. Она поплакала, я ей сказал, чтоб не делала глупостей и берегла себя. Ну и ушел.
Сергей утвердительно кивнул и отвел взгляд в потолок.
— Ясно. Спасибо тебе, Влад. Теперь я спокоен.
Влад через паузу спросил:
— Слушай… я уже голову сломал… Откуда ты узнал про это?
— Я сам не знаю. Мне и раньше эти сны снились. Все совпадало.
— Сны? — Влад видел, что брат очень слаб, и не хотел напрягать его расспросами, но он очень хотел знать подробности. — Какие сны? Ты ведь даже знал, как надо его назвать.
Сергей вопросительно вскинул брови.
— Разве? И как?
— «Мелкий ублюдок». Это ведь… — Влад только сейчас засомневался, что ему об этом сообщил Сергей. — Это ведь ты мне сказал? И адрес, и… ты же мне сказал?
— А… Я не помню, Влад. У меня совсем плохо стало с памятью. Да и вообще со всем…
Сергей действительно сильно сдал за эти два дня. Он уже был не в силах не то что сидеть, даже поднять голову. Влад, проглотив тяжелый ком, произнес ровным тоном:
— Серег, я сегодня уезжаю.
Сергей некоторое время молчал, словно не услышал. Влад уже хотел было повторить, как вдруг он ответил слабым голосом:
— Поцелуй от меня Лизу. И… Я бы хотел, конечно, сам, но уже не успею… У Наташи попроси прощения за меня.
— Хорошо.
Они долго смотрели друг другу в глаза. Каждый хотел сказать что-то важное, но оба ждали, что другой начнет первым.
— Ты же… — наконец нарушил молчание Влад. — Ты же тогда все придумал?
— Конечно, — Сергей с трудом растянул губы в подобие улыбки. — Я тогда очень неудачно пошутил. Прости меня, пожалуйста.
Влад тоже улыбнулся. Слезы все-таки проступили, но он и не собирался их скрывать. Он понял, что все это время не переставал любить брата.
— Ты тоже меня прости, — его голос охрип. — И знаешь… Ты никогда не умел врать.
Сергей смотрел на него с виноватой улыбкой. В его глазах тоже блестели слезы. Влад наклонился и поцеловал брата в лоб.
— Мне пора. Самолет, сам понимаешь.
— Да, конечно. Очень рад был тебя видеть.
Влад вышел из палаты и, проходя по прохладному коридору, не выдержал — прислонился к стене и, упершись в нее лбом, беззвучно зарыдал от осознания того, что больше никогда не увидит Сергея.

***
Он отпер входную дверь ключом и удивился, почему в квартире не горит свет. Неужели они еще не приехали? И почему так холодно? Тревога где-то в груди за доли секунды переросла в панику. Что случилось? Где все?
— Наташ!
Он, не разуваясь, прошел в спальню — никого. Тут же метнулся в детскую — пусто. Где они могут быть? Он достал телефон и хотел было набрать номер жены, как услышал какой-то странный звук из кухни. Он замер. Звук повторился. Какой-то щелчок. Прошел на кухню и облегченно выдохнул. За столом в полумраке сидела Наташа и курила сигарету. Влад прислонился спиной к дверному косяку.
— И что это значит?
Он вспоминал, как давно Наташа бросила курить. Лизе одиннадцать — значит, как минимум лет двенадцать она не курила. А тот звук был щелчком пьезоэлемента.
Наташа даже не повернулась к нему. Сидела молча и продолжала курить.
— Где Лиза?
— У мамы.
— А ты что тут устроила?
— А что? — она выпустила облако дыма и наконец посмотрела на него. — Нельзя?
Влад подавил в себе порыв гнева. Как же глупо Наташа ведет себя сейчас. Глупо и нелепо.
— Простился с братом? — она с досадой хмыкнула. — Исповедался тебе, небось?
Влад ничего не отвечал.
— Даже трубку не стал брать. Ненавидишь меня, да?
— Нет, — он ответил спокойным тоном. — Люблю.
Подошел к столу, сел рядом, забрал из рук жены сигарету и потушил в пепельнице.
— Есть что поесть? Ты обещала приготовить что-то вкусное, — он говорил так, словно ничего не произошло.
Наташа неожиданно и громко разрыдалась. Он встал, наклонился и обнял ее трясущиеся плечи. Она обняла его в ответ. Он дал ей выплакаться, и еще несколько минут они обнимались в полной тишине.
— Я так люблю тебя… — прошептала она чуть слышно.
— Я тоже тебя люблю, — ответил он ей так же шепотом. — Ты только не кури больше в доме, а то запах как у каких-то бичей.
Она чуть слышно засмеялась, а он мучительно пытался убедить себя, что не соврал ей. Что он любит ее все так же сильно. Что он ее любит.

Дневник, 14 сентября:
«Я тогда не стал ничего тебе рассказывать. Думал, что ты не поверишь. Я и сам себе не до конца верил, это было что-то необъяснимое и в то же время что-то очень личное. То, что должно было остаться со мной, в подсознании.
Первый сон, если это можно назвать сном, был зимой, перед новогодними. Больше всего на свете я боялся, что схожу с ума, и в то же время я многое понял: слова Сергея «Я был им» — это самое точное определение. Я был им, Наташа, я был им…»