Камертон души

-Сашка, куда пойдешь на обед?- Григорий перегнулся через бортик, разделяющий сотрудников, и уставился на молодого человека тридцати лет в темно-синем костюме с белой рубашкой. Александр перевел глаза на часы, выключил монитор и, прислонившись к спинке кресла, раскинул руки.
-Не знаю пока, — ответил он, потягиваясь.
-Небось, опять на крышу? — спросил ухмыляющийся коллега. — И чё тебя туда носит, ни черта же не прижилось?
-Ты давно там был-то?
— А..., — отмахнулся Григорий. — Еще там меня не хватало. Ну смотри, догоняй, если что. Я в столовке, среди пирожных. Григорий небрежно отпихнул зелёную папку на край стола и, схватив под локоток миловидную секретаршу Галю, увлек ее к двери. По дороге они о чем-то перешептывались и Александр, услышав «милашка» и «очаровашка», подумал, что Гришка не изменяет себе и клеится к очередной новенькой. Стрела ревности кольнула в самое сердце. Репертуар съема у Гришки был невелик, красотулечки, дорогулечки и прочая уменьшительно-ласкательная фигня, но на удивление Александра, эта слабо интеллектуальная пурга лихо ловила в сети и брюнеток, и блондинок. Александр проводил парочку взглядом и заранее посочувствовал Гале, что Гришка ее поматросит, да бросит, хорошо, если без ребёнка.
Один за другим на обед удалились предпенсионный Иван Петрович, больной и брюзжащий ландшафтный дизайнер, пышнотелый Семен Аркадьевич, за глаза Щеки, начальник отдела озеленения, и Олечка-кадровичка, местная рыжая достопримечательность, получившая славу благодаря мёртвой хватке и способности отсуживать у бывших мужей миллионы.
Офис “Зеленого мира” опустел. Александр окинул взором молчаливые стены, сплошь увешанные картинами с проросшими зернами, кустистыми деревьями, разноцветными осенними аллеями, и в медленно плывущем потоке мыслей нашел полное несоответствие девиза компании “Каждому человеку — сад мечты” и стремлений сотрудников. Он почувствовал себя дубом на вырубленной поляне и, прикрыв глаза, увидел, что стоит под открытым небом, раскинув ветви, и на него смотрят звезды, запутавшиеся в паутине млечного пути и луна, оставляющая за собой следы времени…
Крик сирены на улице прервал его видения. Александр достал наушники из ящика стола и поднялся на пятнадцатый этаж, на крышу.
Марево влажного воздуха приняло Александра в сказочное торжество: справа у колонны опустил мужественные лапы можжевельник, рядом трогательная спирея облачилась в белую фату, пышным покрывалом у стены волновался девичий виноград и у скамейки рассыпанными леденцами блестели бутоны роз.
Александр отряхнул спрятанную под ящиком с лавандой деревянную дощечку и сел на нее под крышей беседки. Включив релакс-медитацию на телефоне, он вставил наушники.
Камертон души зазвенел покоем. Александр сделал глубокий вдох и представил, как из самого центра земли к нему устремляется луч энергии, переливающийся всеми цветами радуги, а энергия солнца золотистым светом снисходит к голове и через макушку проникает в сердце. Он, чувствуя, как замирает мир, услышал его пронзительную пустоту, дребезжащую на кончике вселенной и, когда тело лишилось привычной тяжести, вообразил, что сидит в самолёте на месте пилота. Он полетел над тонущими в темноте горами, над светящейся паутиной ночных городов и блестящими в лунном свете озерами в райское утро, где кошачьими лапками к нему прикоснулась нежность и крылышки бабочек смахнули с лица пыль суеты.
Несколько вдохов и солнце растеклось над опушкой, на которой оказался Александр. Нос защекотал аромат луговых трав и уши заполнило монотонное жужжание мохнатого шмеля, зависшего над клевером. Взгляд Александра остановился на барашковом ручейке, пробивающемся в траве. Он подошел к нему, зачерпнул горсть и выпил. Сердце затрепетало. На языке разорвались блаженством приятной сладости хрустальные сахаринки и пришли вспоминания бабушкиного клубничного сиропа и белоснежных кружевных занавесок в распахнутых окнах, за которыми на ветке сидела желто — серая иволга. Птичка, не отрывая бусинных глаз, разглядывала Александра и, когда тот протянул к ней руку, чтобы погладить, вспорхнула, оставив после себя серое перышко. Осторожными руками Александр убрал его в нагрудный карман.
На воображаемой опушке было радостно: чистый, прозрачный воздух, наполненный миллионами святящихся искр опускался на округу; маленькие блики и вспышки танцевали вальс божественного умиротворения; сахарный мираж соприкасался с кожей Александра и он чувствовал, как молекулы наслаждения просачиваются сквозь поры тела и заполоняют его с ног до головы. Он дышал глубоко, освобождая себя от разочарования в друге Викторе; болезненных воспоминаний о погибших родителях; боли в ноге, сломанной в аварии; от страхов и тревог о Гале… Ему стало легко и свободно. Он почувствовал себя кристальным существом и готов был взорваться от счастья…
Он открыл глаза. Убрал дощечку под ящик с лавандой и спустился в офис.
За столами сидели пообедавшие: сытые, лоснящиеся, довольные. Пенсионер, Щеки и Кадровичка болтали о погоде. Григорий, не обращая внимания на остальных, обсасывал зубочистку. Галя, на тайную радость Александра, свела бровки домиком и, насупившись, перебирала бумаги на столе.
-Ну чё, так и остался не жрамши? -цыкнул сквозь зубочистку Григорий. -Чё-то ты все голодаешь, смотри опухнешь. Организму требуется пища...,- вещал он, всматриваясь в Александра. — Чё молчишь?
Александр улыбнулся.
— Странный ты какой-то, Сашок, опять на крышу ходил? Выглядишь как блаженный на паперти. Мне, что ль туда заглянуть, — хохотнул Григорий.
-Блаженны алчущие, — ответил Александр.
Григорий округлил глаза, почесал затылок:
— Ничё не понял и ладно, — и развернулся к спящему компьютеру.
Александр, вытащив из нагрудного кармана серое перышко, крутанул в пальцах и шагнул к Гале.