Весной не убивают

Он почти не отстреливался. Убитая кошка у окна отвлекала, мешала сосредоточиться. Уж очень похожа на его кота Мурзика. Жалко животное. С той стороны палили много и бестолково. Припасов не жалели – кому надо, поставят с лихвой. И не спешили на штурм, хотели взять живьем, когда у него патроны кончатся. Если доберутся и начнут выбивать дверь, то дернет за шнур. Все продумано. Другого пути нет. Не будет шагать под чужими ухмылками.
В своей стране они изгои. А сама страна? За океаном говорят, что развивающиеся демократия. И советуют искоренить их, чтобы не мешали процессу, и больше пространства стало кому-то. Они хорошо знают там для чего и как поступить. Европа тоже. Эти погибнут, земля достанется тем. Тогда поможет весь мир. Оружием и жратвой, чтобы мочили других, когда надо.
Хрен им там и здесь. Он нырнет в подвал сейчас. Оттуда есть выход. Но сначала запустит устройство. Через полчаса рванет, мало не покажется. Кошку тоже с собой прихватит, похоронит в земле, на которой погибла от дурной пули. Она не провинилась ни в чем, как и хозяин, впрочем. Просто угодили под чужую циничную раздачу.
Кто же знал, что им уже доложили добрые люди о потайном ходе, встретили, как подобает. Пацан с чубом с удовольствием огрел прикладом по голове. Свет померк моментально.
– Что ты с ним вошкаешься! Отрежь конец, враз заговорит!
Подвал. Руки стянуты веревкой за спиной. Полумрак, и двое рядом спорят. Как больнее сделать. Они не дрогнут, обучены новой властью. А он? Нужно терпеть! Расскажешь, все равно убьют здесь же в подвале. Вон, один из таких лежит уже в углу чистенький, без синяков, счастливец ждет, когда отдадут родне или земле. Не расскажешь – тоже грохнут. В первом случае – без мук отправят на тот свет, во втором – сначала отбивную сделают, потом шлепнут в какой-нибудь грязной канаве или дальнем овраге, чтобы концы спрятать. Только, как быть с совестью? От нее тоже не меньшие угрызения. И им тоже. Совесть не прикроешь лозунгами и не затопчешь в патриотическом экстазе. Не может ее не быть у всех на той стороне.
Он любит этот овраг. Это его земля. Здесь родился и играл в войну в детстве. Овраг вырыли давно, когда строили железную дорогу. В последнюю бойню с фашистами здесь землянки были. Со временем все заросло, обвалилось, и только местные пацаны знали о разных лазейках.
Теперь снова пригодились. К счастью, те двое привели его именно сюда, когда устали бить. Но решили отлить. Житейское дело. Они пристроились у куста, спиной к нему, чтобы не мельтешить перед его разбитым в хлам лицом. Понятно, что европейские ценности и культуру показывали «нелюду». И большое спасибо им, что отвернулись и руки развязали, чтобы покурил перед смертью, пока сливают вонючую жидкость. Все люди одинаково поступают иногда.
До смерти метров пять оставалось, не больше. Даже для его избитого тела – раз плюнуть, и летит уже по склону оврага. Но в том-то и трюк, что не нужно на дно приземляться. На середине нужно изловчиться, ухватиться за кустик и поднырнуть в едва заметную щель, протиснуться в замшелую землянку. Жить захочется, не такое выкинешь.
Когда струя прет, как из брандспойта, то не так легко ее остановить. Потом секунда, чтобы заправить на место все. А жертвы нет. Слышно было, как с руганью они кубарем слетели вниз и понеслись, как петлюровские кони, по оврагу. Сразу видно, что чужие на этой земле. Иначе, не рванули бы вдаль. Но он не против, потому что опять не убили. Хорошо снега почти не было этой зимой. Отлежится, ночью выберется к своим. Танюшку увидит, может. Она тоже «недочеловек», как те говорят, в госпитале трудится, не уехала подальше от войны. Кто-то должен лечить тут. Когда стреляют, не только убивают, калечат тоже. Вот Танюшка ухаживает за такими. Он и она со школы вместе. Свадьбу сыграть хотели. Теперь не до веселья. И видятся не часто, ничего не поделаешь, пришли лихие времена. Каждый воюет на своем посту, чтобы не допустить их сюда. Предки отогнали же нечисть. Чем они хуже?
Когда очередное перемирие объявили. Никто не поверил. Значит, плохи там дела были. Запад предложил опять поберечь тех. Не этих, конечно. Хотят мира там, здесь готовься к войне. Но меньше убивали теперь. И его к Танюшке отпустили.
В автобусе много ехало народа. Разговоры разные велись. Все больше о свободе. Все ждали ее, но не очень надеялись. Никому нет дела до них. Словно, вычеркнули из списка живых. Те остались, а этих списали в расход. Поэтому мина угодила в середину. Он не помнил дальше. Надолго выбыл из реальности.
В себя пришел неожиданно. Словно, кто в бок толкнул. Не увидел, а почувствовал бурную жизнь, вернее, сначала услышал птичий щебет за окном. Не забыл еще, как птички поют, строят гнездышки. Потом унюхал запах молодой зелени. Незабываемый. Весна подсказала, чтобы радовался, что опять не убили. Нужно взглянуть на нее, красавицу, но что-то не получается. Вроде глаза открыты, а темно вокруг. Рук-ног не пошевельнуть.
Дверь скрипнула, зашел кто-то. Тотчас убежал поспешно. Правильно, сейчас не до приема. Пока нужно сообразить, что с ним, где лежит. Но точно не в плену. Значит, бить и убивать не будут пока.
– Тебя, парень, осколками сильно поранило, думали не выживешь, – прибежал врач, сообщил радостно.
– Где я?
– Сюда доставили срочно. У нас нет войны.
– Глаза целы?
– Левым будешь видеть, процентов пятьдесят.
– Руки?
– Обе кисти оторвало.
– Ноги?
– Левой ступни нет. Крепко досталось тебе, но теперь угрозы жизни нет. Потихоньку на ноги поставим.
– Лицо?
– Шрамы украшают мужчину. Извини за банальность!
Нельзя сказать, что они не готовились к худшему, когда брали в руки оружие. Но каждый надеется, что не с ним случится. А вот произошло. Ему уже не стать таким, как раньше. Что делать? А ничего не исправишь уже! Не по дурости пострадал. Хоть малость, но помог общему делу. Теперь главное, чтобы Татьяна не узнала об этом. Ну пропал без вести и пропал. Зачем ей молодость с инвалидом связывать. Хорошо документы сгорели.
А, если с ней такое, не дай Бог, конечно. Он как? Это другое дело, парни крепче, и он, пожалуй, не бросил бы. Но не стал травить душу долго. Живи, любимая! Хотя, как хотелось обнять, уткнуться в шелковистые волосы. Но лучше не думать. Нет его больше для нее. Маме потом сообщит тайком, она поймет его поступок.
– Фамилию помнишь?
– Нет!
– Откуда родом?
– Думаю, как и все, оттуда, но конкретно не могу сказать.
– Хорошо, потом разберемся. Не грусти очень. Скоро в столицу отправим долечиваться, протезы, то-сё. Одним словом, дальше жить нужно.
– Ну и ладно, раз так. Ничего не имею против.
Однажды весенним утром появилась она. На грудь кинулась. Теплом повеяло, земляникой пахнуло. В горле запершило сильно.
– Как ты узнала?
– Фото показывали по телику тех, кто пострадал. Я сразу узнала.
– Может, не надо, потом жалеть будешь.
– Даже не мечтай, дурачок. Теперь заживем, свадьбу сыграем, как хотели.
– Трудно будет тебе.
– Мы, женщины, сильнее мужчин, не думай об этом. Там мама ждет за дверью. Я уговорила ее, чтобы первой войти. Очень хотела сказать, что люблю по-прежнему. Трудности одолеем вдвоем. Поверь мне.
Она, пожалуй, права. Вдвоем легче, и родня поддержит. Все не один. Он же видит, как Татьяна рада, что не убили его. Скоро станет на протезы, рядом пойдут. Солнышко ласково греет. Все цветет на их земле, обновляется. И им пора подумать о будущем. Очень похоже, что пришла настоящая весна.