Когда воздух становится зеленым

Это случалось каждый раз, когда Анна шла домой после десяти, когда ночь уже вполне покрывает мир видимый, однако свет еще не сдался окончательно, и последний лучик словно растворен в воздухе. Впрочем, там, где Город не спит, эта грань между днем сегодняшним и кромешной тьмой «завтра» может длиться часами.

Реальность становится многозначительной, таинственной, заманчивой. Ночные тени сплетают лапы в зловещем танце, черно-золотые деревья перешептываются на незнакомом языке, обсуждая настороженные фигурки пробегающих людей.

В воздух словно попадает неучтенная химиками субстанция, и если замедлиться и дышать, можно наглотаться ее ненароком с неизвестными для организма последствиями.

Все, что попадало в поле зрения, просилось в Главные Герои Великого Ненаписанного Шедевра.

Грузовичок с надписью «сварка металла» наводил на мысль о водителе, ведущем двойную жизнь — сварщике днем и неистовом экспериментаторе в молекулярной кухне по ночам (не исключено, что прямо в грузовичке).

Единственная бледная звездочка жасмина становилась ядовитым цветком папоротника, указывающем, как известно, на несметные богатства, зарытые прямо у подъезда многоэтажки.

Ветер имел зеленый оттенок и кружил явственные восьмерки безо всяких листьев, пока никто не видит. Подлетал ближе, ластился, словно дружелюбный соседский пес.

Фонарь рассказывал свою историю любви, гогоча, наливаясь румянцем, смакуя подробности.
Молодой березке, вынужденной слушать, явно было неловко, а вот кружевная занавеска на третьем этаже вся аж высунулась наружу, чтобы ничего не пропустить.

Мрачная компания, курящая у подъезда, оборвала разговор, когда Анна проходила мимо (и, вероятно, невольно стала свидетелем исторического события). Именно так зародится заговор Невыразительных Угрюмцев, который приведет к уничтожению плотной многоэтажной застройки на всей планете.

Анна наполнялась силой, суперсилой, пальцам было горячо, а сердцу радостно.

Внутри расправлялось Нечто, похожее на черный плащ или зонтик, хранившийся скомканным и потихоньку усыхавший в душе. Суперзрение открывало ей мир заново, таким, какой он и должен быть у Автора — страстным, трепещущем в своей непознанности, сочным и стесняющимся. Ей ясно открывалось свое Предназначение — поименовать все заново, как первому человеку, описать, как первооткрывателю, обнажить, найти магию, домыслить…

Анна, словно впиваясь в добычу, хваталась за это ощущение Смысла Ее Жизни, и бежала, что было сил, чтобы быстрее добраться до дома, где она непременно запишет эти Гениальные Идеи, и она обязательно сумеет передать все оттенки чувств, охватывающих сейчас все ее естество.

Но ничего так и не случалось. Дома ждали неотложные дела и отложенные заботы, и вместо еще теплого, хрипящего, истекающего сладкой кровью вдохновения ей не оставалось даже его сухой крысиной шкурки.

Память о Суперсиле Автора таяла, стоило включить свет в коридоре.

Прошли и грусть, и опустошение, притупилась злость, прошло и время.

Вот если бы у нее действительно был Настоящий Талант, он наверняка мог бы смести мусор домашней суеты с того Настоящего, что иногда искрилось в ее душе. Хотя возможно, ее коротило потому, что просто отошли контакты.

На встречу с Писательницей Анна попала, подписывая книгу по просьбе подруги. Встретившись взглядом с Автором, Анна не удержалась: «Откуда Вы берете идеи для Ваших историй?».

« Я люблю гулять на самом краю ночи, когда в воздухе словно растворен последний солнечный луч, и ветер становится зеленым.»

На Анну смотрела Ночь.