Часы и диван

Широкий удобный диван, обтянутый флоком цвета «кофе с молоком», не был виноват в том, что пожилой мужчина на дрожащих ногах вошёл в гостиную, тяжело опустился на него, облокотился на мягкий подлокотник и умер. Однако, с той поры вдова, Анна Игнатьевна, милейшая женщина с добрым лицом, не могла смотреть в сторону этого ложа, заходила в гостиную, только, чтобы вытереть пыль и подмести.
Замерли старинные часы с маятником, висящие высоко под потолком. Раньше они отчитывались перед хозяевами о каждой минуте и о каждом часе, громко тикая, хрипло вздыхая перед боем. Их заводил муж, без него женщина не желала их слышать.
Время, в котором активно существовали другие люди, для Анны Игнатьевны остановилось.
Серое лицо со взглядом в никуда. Мысли сделались медлительными и сводились, в основном, к дивану: выбросить на помойку жалко, ещё не старый, да и сил для этого нет, продавать она не умеет, а тратиться на новый не хочет, всё-таки, пенсионерка.
Так два года соседствовали в одной квартире хозяйка и предмет мебели, обидевший её, пока не появились на диван претенденты.
По багажной сумке и рюкзаку Анна Игнатьевна догадалась, что сын заскочил не на пять минут, а, значит, с личной жизнью у её немолодого «мальчика», проблемы.
— Ты намерен спать на диване, на котором умер отец?!
«Черт, — замер Алексей, — как же я не подумал о матери? Хоть на пол ложись… Тот час бежать покупать диван? Нет настроения, да и, наверное, не хватит денег».
Полтора года назад, когда оформляли наследство отца, мать попросила тихим отрешённым голосом:
— Алёша, откажись от недвижимости в мою пользу, целее она будет, ведь у тебя трое ребятишек, а пассии своей об этом не говори.
Невесткой Анна Игнатьевна называла мать внуков, остальных возлюбленных сына — пассиями.
Алёша согласился, хотя и предполагал, чем закончится его брак с молодой, страстной, с взрывным характером женщиной, которая «заводила» его «с пол оборота».
Она узнала об отказе от наследства, разразился скандал, громкий, как салют, и не уступающий ему яркостью. Женщина намеревалась обменять собственную жилплощадь в далёком посёлке и однушку отца Алексея, в которой они ютились, на комфортную квартиру в городе. О том, что Алексей многодетный отец, она, ровесница дочери, слышать не желала, говорила, что сама — ребёнок. Брак ей стал не нужен.
Договорились, что, женщина покинет квартиру, как только арендует подходящее жильё. На это время Алексей уехал жить к матери.
Теперь ему требовалось пережить потерю несравненной партнёрши по сексу, дождаться поступления на карту заработной платы, съездить с матерью в магазин, согласовать и выбрать подходящую модель и, наконец, доставить покупку в квартиру.
В девятнадцать лет Алексей поторопился с женитьбой, с тех пор не любил спешить. Начинал семейную жизнь в небольшой, трёхкомнатной квартире жены и тёщи. С учёбой в ВУЗе пришлось проститься, отправился добывать деньги, занимался спортом, работал инженером, охранником, подрабатывал тренером. Жена поступила на заочное отделение педагогического института и устроилась в детский сад, родилась Машенька.
Сначала он именовал супругу, «аппетитную» блондинку с бархатистой кожей, «Персиком», постепенно фрукт трансформировался в хлебно-булочное изделие под названием «Пончик», а потом и в целый «Каравай». В проёмы малогабаритной квартиры жена и её мама проталкивали свои тела боком, а двери крохотного туалета со скошенной стенкой не закрывались, когда одна из женщин занимала его.
Дважды Алексей уходил из семьи, но возвращался, и через девять месяцев появлялись дети: Гена, на три года младше Маши, и Олежка — через шесть лет после рождения Гены.
Доверив матери хозяйство, жена погружала крупное тело в кресло, а голову в труды по истории и искусству, свысока посматривая на людей, некомпетентных в этих вопросах.
Что касается Алексея, то гора Олимп и имена греческих героев ассоциировались у него с названием соревнований или спортклубов. Стройный, с рельефным торсом, он обожал остроту спортивных игр, держал в памяти фамилии игроков, даты рекордов и прочее, считал жену и тёщу зависимыми от еды, страдающими недугом сродни наркомании.
Наконец, супруги сошлись во мнении: между ними нет ничего общего. Кроме трёх детей. Последнее обстоятельство не стало препятствием для окончательного разрыва.
Алексей часто забирал ребят к себе и к своим родителям, исправно платил алименты, всячески поддерживал.
Маша в восемнадцать лет вышла замуж и уехала к мужу, Гена после окончания лицея устроился в автосервис, начал хорошо зарабатывать, приводить домой девушек и вытолкал младшего брата из их комнаты.
Олежка спал и делал уроки на кухне, в остальное время слонялся по квартире или по двору, потому что в гостиной мама по вечерам писала диссертацию, а бабушка со слуховым аппаратом в ухе смотрела в своей комнатке телевизор, включённый на полную громкость.
Однажды, засидевшись в гостях у одноклассника, Олежка попросил разрешения переночевать, рассказал о том, какое у него положение дома.
Мать приятеля пригласила мальчика жить с ними, тот обрадовался, договорился с родителями, они оба перечисляли деньги этой доброй малоимущей женщине.
Олежка старался хорошо учиться, играл в планшете лишь тогда, когда никто не видит, ночью прятал его под одеялом, за что однажды чуть не был изгнан из гостеприимного дома.
Через четыре года, приёмная семья переехала в Москву. Сначала приятели перезванивались и контактировали в соцсетях, но постепенно общение становилось реже, Олежка почувствовал, что теряет единственного закадычного друга.
Потом случился роман с одноклассницей. Вместе они готовились к ЕГЭ и разучивали танец для выпускного вечера. В школе их сочли самой достойной парой и поручили открывать бал. Неожиданно девочка отказалась от совместного выступления, сказала, что полюбила своего тренера по плаванию тридцати пяти лет и собирается за него замуж, обманывать Олежку с её стороны было бы нечестно.
На последний школьный праздник мальчик не пошёл, что-то разрывало его изнутри, но не разорвало, организм выдержал испытание.
«Облом» случился и с мечтой стать архитектором: на эту специальность нужно было сдавать экзамен по рисунку, а Олежка этого не знал и не готовился, пришлось подать документы на строительный факультет, его приняли.
Умер дед, парень попросил бабушку разрешения поселиться у неё. Она жалела младшего неприкаянного внука, болезненно переживала обидную историю с девушкой, понимала, что из-за сложной жизни мальчик нуждается в психологической помощи. Однако, после трагедии с мужем, какой из неё психотерапевт? Не чувствовала она в себе сил заставлять молодого человека учиться, если он не захочет, терпеть его компании и капризы, разбираться с увлечениями. Пообещала исполнить просьбу, когда перейдёт на третий курс.
Потянулись дни безвременья, похожие один на другой. Миновало два года и звук домофона потревожил застойную тишину квартиры, появился Олежка.
Бабушка ответила «да» потому, что обещала раньше, и закрутилось в голове: не бросит ли парень университет, не добавит ли беспокойства и неприятностей в остаток её печальных дней и где он будет спать? Снова о диване.
Батюшка в церкви объяснил, что спать на нём можно, и медсестра в больнице, где лечился муж, говорила, что на каждой койке кто-нибудь умирал, об этом лучше не думать, однако, Анна Игнатьевна боялась подпускать к страшному ложу близких людей.
Сегодня она ждала Олежку, но неожиданно возник в дверях сынок с багажом и мать подумала:
«Раз уж не сложились у Алёши отношения с новой супругой, пусть поможет мне наладить совместную жизнь с его сыном».
Старушка «выложила», «как на духу», свои тревоги.
Снова звонок домофона, на пороге — Олежка, очень симпатичный парень выше отца, в очках. Папа и сын радостно обнялись.
Тепло и любовь возвратились в квартиру отшельницы. Надолго ли? Пребывая в глубокой депрессии, похожая на монахиню – глаза в пол, Анна Игнатьевна не ждала от жизни приятных сюрпризов и страшилась будущего.
— Идите обедать, — поторопила дорогих мужчин.
— Спасибо. Ба, — бодрый голос внука, — обо мне не беспокойся, сделаю для себя всё сам. В прошлый раз я заметил, ты неправильно готовишь пищу.
У женщины, проведшей у плиты значительную часть жизни, открылся рот, голова наклонилась на бок. Выключив депрессию, она сосредоточенно наблюдала, как Олежка вытаскивает из дорожной сумки плоский электронный прибор, он оказался весами, пакеты с крупами, овощами и прочим, взвешивает продукты или насыпает в мерный стакан.
— Маме я тоже на разрешаю мне готовить, встаю утром раньше неё, — продолжал внук.
— Где же ты научился? – впервые за последние два года в глазах бабушки появилось любопытство.
— В интернете.
— А пустые контейнеры зачем?
— Наполняю их и беру с собой на занятия.
— И ешь всё холодным?! – новое беспокойство.
— Почему? В столовой есть микроволновка.
— Бог мой, во всём университете, наверное, ты один такой?!
— Нет, не один. Обеды там дорогие и не полезные. Ба, стираю и глажу я тоже сам.
«Посмотрим, подпущу ли такую «прачку» к стиральной машине», — сказала себе старушка.
Сели обедать. Аромат борща и тушёная свинина с мастерски пожаренной картошкой, не привлекли Олежку, ограничился рисом с отварной рыбой и салатом из капусты и морковки, который «настрогал» для всех.
Бабушка подивилась скорости и ловкости. Её сынок рос барином, она любила поухаживать за ним и за мужем.
— Редко мы видимся, — начал неторопливую беседу Алексей, — под одной крышей со своими детьми я не ночевал много лет. Наверное, виноват перед вами…
Его мать снова сделалась печальной.
— Не парься из-за этого папа, — сын с аппетитом уминал свою скромную пищу вперемешку с капустой, — мы, дети, понимаем, насколько у нас разные родители, — и снисходительно похлопал отца по плечу.
Бабушка подавилась борщом и закашляла.
— Ну, спасибо, Олежка. Я был у Маши, гулял с близнецами, а Гену не видел давно. Он жениться не собирается?
— Ха! Гена не дурак! Ни одна девушка не будет за ним ухаживать так, как мама и бабушка! Его всё устраивает, на питание им очень хорошие суммы выдаёт.
— Не полнеет?
— Появился небольшой живот, но, пока его работа требует физических затрат, это не страшно.
— Понятно. Ответь честно, сын, ты тройку схватил и стипендию не получаешь из-за того, что занимался на кухне? – перевёл беседу в воспитательное русло отец.
Бабушка затаила дыхание, ожидая ответ на один из ключевых вопросов.
— Всю ночь перед экзаменом играл, — сознался Олежка, — не выспался, это мой косяк.
Старушка огорчённо покачала головой.
— Не собираешься ли бросить строительный факультет? Может быть, хочешь отдохнуть и поступать на архитектурный? – продолжилась «разведка» по следам переживаний матери.
— Для этого, папа, у меня времени не осталось.
— Да что ты говоришь?! Расскажи, куда так торопишься?
— Начать нормально зарабатывать. Потом, может быть, и архитектурный закончу.
Алексей собирался перейти к щекотливой теме, как разместиться им вдвоём на злосчастном диване, но Олежке позвонили на мобильник.
— Сейчас заберут диван. а вечером привезут другой, — объявил он родственникам.
Бабушка и отец перестали есть и смотрели друг на друга, а потом на Олежку с расширенными глазами.
— Ба, — внук заметил удивление, — ты же сказала, что на нём нельзя спать, я его сфоткал, заказал новый такого же цвета, а старый предложил на АВИТО. К сожалению, никто не купил, пришлось отдать даром, зато вывезут бесплатно и не на помойку.
— Откуда же ты деньги взял?!
— Накопил. Работал курьером, папа мне помогает, пока учусь, и мама тоже.
— Олежка, я верну тебе всю сумму за диван, как только зарплата поступит на карту, — растроганный, стыдясь собственной нерешительности, произнёс Алексей.
«Пассия оставила его ни с чем, — констатировала про себя Анна Игнатьевна, — зарабатывает сынок неплохо, но поддерживает Машу, у неё растут близнецы, Олежку и супругу, теперь уже бывшую».
Снова оживил квартиру звук домофона, приехали весёлые молодые люди, вынесли злополучный диван — место гибели мужа. Тяжёлый «камень» спал с души женщины.
Едва она успела подмести и помыть пол, привезли новый, угловой.
Чтобы установить его, пришлось передвигать мебель, гостиная изменилась, это уже не их с мужем комната, где, обнявшись на диване, они смотрели телевизор и говорили о сыне и внуках. Глубокий вздох. Женщина прощалась с прошлым.
Позвала мужчин перекусить.
— Олежка, на лето у тебя какие планы? — поинтересовался отец, вдыхая аромат чая из чашки, сахар в неё положила и размешала мать. Рядом, на тарелочке, лежал большой кусок пирога с капустой.
Проголодавшийся Олежка от сдобы категорически отказался, достал из холодильника творог.
«Габариты мамы и второй бабушки мешают мальчику есть, — посочувствовала старушка, — хотя поправиться ему не мешало бы».
— Сначала с однокурсниками тружусь на стройке, — ответил Олежка, — а потом, если ты деньги за диван дашь, поеду в Карелию.
«Доходы и расходы у внука посчитаны и напрасно он копейки не истратит», -это бабушке понравилось.
— Какие сомнения? Конечно, отдам, я же обещал, — обиделся отец, — с кем поедешь?
— С палаткой. Один.
— А почему без друзей? – удивилось старшее поколение.
— Хочу один, — твёрдый ответ.
Бабушка поняла: нужно много тепла, чтобы мальчик сделался мягче.
Алексей вспомнил ещё проблему, о которой упомянула мать в приватной беседе.
— Кстати о друзьях, шумные компании собирать здесь не нужно, и приглашать девушек тоже, если, только, одну и ты в ней уверен. Они бывают непредсказуемые…
— Не бойся Па, — ответ «пожившего» человека, брови на лице парня образовали угол, — я всё это уже проходил. Пока не планирую заводить друзей и девушек. Сначала заработаю на собственный дом и дорогую машину, потом куплю букет шикарных роз, приеду в парадном костюме, она не откажет и никуда от меня не уйдёт.
Судя по скорости решения вопросов с диваном, обедом и прочим, слова внука не показались Анне Игнатьевне пустой мечтой.
И почувствовала старушка, что внук заполняет в ней душевную пустоту, ту пропасть, которую образовали обстоятельства и собственные чувства. Захотелось встроиться в разноцветный и стремительный мир молодого человека.
— Олежка, позволь мне каждый день стирать и гладить тебе рубашку, чтобы на занятия ходил в чистой, — нежно попросила она.
— Хорошо, Ба, разрешаю, — и внук поцеловал её в, порозовевшую от возбуждения, тёплую морщинистую щёку, — кстати, у тебя часы стоят.
Он легко вскочил на табурет, открыл резную дверцу, подвёл стрелки, вставил в отверстие потемневший ключ, выполненный мастером позапрошлого века, и повернул его несколько раз. Хрипло вздохнув, часы зазвучали, как колокола, нагоняя упущенное время. Стрелки пошли, пошли, не останавливаясь, отсчитывая минуты новой жизни Анны Игнатьевны, наверное, непростой, но не пустой