Собачья радость

— Да чтоб тебя, — пробормотал Марк Святославович, переворачиваясь на другой бок. За окном ревет мусоровоз, и уже ясно: утро испорчено безвозвратно.
Консьерж спит или умывается или что там, черт возьми, он делает? Воскресенье.
Январское небо над городом висит низко, тёмное, будто готовое пролиться дождём, и на градуснике, несмотря на крещенскую неделю невероятные +6.
Снег во дворе давно растаял, обнажив грязный асфальт.
«Поспать не удастся», — окончательно смиряется Марк Святославович, уже полчаса, старательно ворочавшийся с боку на бок, цепляясь за ускользающий сон.
Режим берет свое. Если в будние дни встаешь по будильнику в семь, то и в выходные хоть зашей веки нитками, сон не идет.
До выхода на пенсию он работал завлабом в НИИ удобрений и инсектофунгицидов, простым языком – сельскохозяйственных ядов для сорняков и вредителей. Он привык вставать рано, аккуратно одеваться, подбирать контрастный к сорочке галстук.
Он стареет, но держится. Бритва скользит по коже каждое утро, стрижка короткая, вес под контролем. Десять лет, без пропусков, его утро начинается со скандинавской ходьбы в парке. Джоггинг давно стал непосильным, а простая ходьба усыпляет, как железнодорожная колея. Но воздух поутру ещё чист, и вдыхать его — необходимость, почти ритуал.
Марк Святославович любит собак. Он хотел бы завести свою, но детская аллергия на шерсть не отпускает. Поэтому он дружит с чужими собаками. В карманах его спортивного синего комбинезона с большим – во всю спину номером 20 и желтой надписью College на красном кленовом листе — горсточки сухого собачьего корма Purina. В правом кармане — для любимых собак. В левом — для остальных.
В зеркальном лифте с пластиковыми стенами цвета затертой слоновой кости он встречает своего первого друга — французского бульдога Патрика. Чёрный Патрик, несмотря на теплую погоду, одет в тулупчик цвета детского поноса. Его хозяйка, жгучая армянка Наташа, всегда сверкает голыми щиколотками в белоснежных кедах, игнорируя даже двадцатиградусный мороз. Пахнет от неё терпким жасмином и легкой постельной кислинкой.
Патрик страдает биполярным расстройством. Обычно он подставляет ухо Марку Святославовичу для почесывания, сладострастно хрюкая и пуская розовые карамельные сопли. Но, завидев яркие лыжные палки, жмётся подальше в угол, настороженно мерцая исподлобья белками с сине-красными прожилками.
Марк Святославович, выходя на просторную площадь, пересекает игрушечный скверик по серой геометрической брусчатке. БарОчные проржавелые фонари здесь нелепы и одиноки. На обочине припаркован жёлтый Фольксваген «Жук», с мутными стёклами и облезшей краской, ностальгический, будто с обложки пластинки Beatles.
На другой стороне площади, мрачной расплющенной пирамидой Кукулькана высится театр Армии. «Пернатым Змеем» его обвивают полосатые рыже-коричневые ленты с красными пентаклями.
В парке – аккуратный тенистый пруд, по водной глади которого летом ползёт пленка зеленоватой ряски, а зимой покрывает лунный серый снег.
Сейчас по его раскисшему темному льду гуляют апельсиновые, с белыми шеями огари — средиземноморские утки. Они нравятся Марку Святославовичу своей жизнерадостной окраской и миролюбивостью.
Зима аномально теплая. В январе плюс шесть градусов. Ни снежинки, ни сугробчика. Нелепо мерцает голубыми гирляндами изумрудная ёлка напротив понурой деревянной эстрады, украшенной ядовито-красными китайскими фонариками.
Рядом с белокаменной ротондой, в зыбком утреннем свете играют несколько киргизских или таджикских детей в блекло-зеленых потертых комбинезонах. Они приходят в парк пораньше утром вместе с настороженными кареглазыми мамашами, пока московские дети еще спят.
Марк Святославович жалеет, что детям нельзя дать немного корма – он детей тоже любит. Но собак больше.
Хотя не всех. Собака должна быть крупной, быстрой, с выразительными веселыми глазами. Он любит гладить степенную хаски Белку с разными глазами: один карий, другой льдисто-голубой. Белка приходит в парк на поводке с хозяином, потом он отпускает собаку и Белка гуляет одна. Серо-белая волчица, пушистая флегматичная Белка неспешно фланирует по утреннему парку или лежит посреди расчищенных дорожек, не обращая ни на кого внимания.
Иногда Марк Святославович стыдит ее:
— Белка, ну как тебе ни совестно? Три пакета корма скормил, хоть бы встала, подошла, хвостом повиляла!
Белка отрицательно мотает головой.
Издалека он видит шикарного мускулистого Микона, летящего за кислотно-желтым теннисным мячиком. Микон — его кумир, веселый и дружелюбный кобель выжлы — венгерской легавой, цвета молочного шоколада от розового носа до кончика хвоста.
Он любит золотистую ретривершу Зефирку – молодую и игривую. И благородную серую борзую Вирту, двигающуюся стремительно и плавно, как ртуть.
Но есть и те, кого он не любит. Мелких истеричных шпицев, трясущихся чихуахуа, придурковатых йоркширов, жидконогих ливреток, кривоногих плоскомордых мопсов, похожих на бесов. Он даже не различает оттенков их шерсти. Не запоминает имён их хозяев. Если кормит, то из левого кармана.
Иногда владельцы любимых собак рассказывают тревожное. Некоторые псы, гуляющие в парке чем-то заболевают: слабость, одышка, кровавая моча, рвота, понос. У ветеринаров — одна версия: отравление.
Марк Святославович не любит таких натуралистических подробностей. Он чистюля и педант. Его мир должен быть милым и гармоничным.
Когда он выбрасывает упаковки из-под крысиного яда, он всегда тщательно моет руки.