Полоумная

Из дневника Таисии Лакримовой.

Мысль мечется из угла в угол, не могу ее усмирить.
Помню, еще в детстве мать часто брала меня с собой в лес за грибами и ягодами, из-за чего я по сей день его не переношу. Мне не нравился сам запах леса — хвои, плесени — и его «милые» обитатели: змеи, клещи и комары. Я терялась в однообразных пейзажах. Когда поднимался ветер, он тревожил деревья, и они рождали шум, который очень пугал меня, и я закрывала уши руками, на что мать называла меня полоумной.
В школе меня какое-то время принимали, а дома — никогда. Должно быть, в школе меня плохо знали, вернее, не знали вовсе. Да, я общалась с двумя девочками в классе, но дружбой это назвать не удается, скорее, это было безвыходное общение. Детей с похожими интересами и увлечениями я не находила и не хотела. На перемене я всегда сидела со своей куклой — лысой, с поцарапанным глазом, совершенной уродиной, по мнению матери. В ее резиновой спинке я ножом проделала дыру и складывала туда маленькие бумажные обрывки своих мыслей. Переживала ли я, что кто-нибудь возьмет куклу и прочитает записки? Мой ответ — нет, меня это ни крошечки не волновало. Пусть читают. Почему бы и не прочитать?
В последние числа июля я потеряла свою куклу. Это было удивительно, ибо она практически всегда была со мной. Но тут она исчезла. Думала, может, на лугу потеряла, когда с соседскими ребятами ловила кузнечиков. Мало ли, проглядела… Нет, это бред. На речке?.. Глупость какая.
Мне не нравилось оставаться с отцом в одной комнате, сидеть с ним за одним столом, вместе на диване. Мне не нравилось с ним. Мне не нравился он.
Тогда мне было лет четырнадцать, наверное. На последних тетрадных листах я рисовала застывшие глаза, неизвестные мне лица и немые губы. Учительница, ведшая алгебру, всегда открывала мою тетрадь именно с последней страницы и с большим, поразительным для меня, интересом изучала мои рисунки. Она отмечала мой талант, чего не делали родители.
Детство, отрочество и взросление моей дочери Лены протекали и во мне. Я помню, как мы с ней ходили в церковь. Ох, нет, мне сейчас плохо станет. Это было ужасно. Мне кажется, Лене было тогда между десятью и тринадцатью годами.
На пути нам встретились трое с восковыми, белыми лицами: пожилая горбатая женщина в черном, белобрысый юноша и босой чернявый мальчик. Старушка окинула нас взглядом и что-то пробормотала себе под нос.
В церкви в тот день было много народу. Мне было душно и странно. В этот момент я ощутила на себе пристальный взгляд икон: они смотрели на меня с укором, словно ковыряли во мне дыру. Они знали, что я в них не верю, и только ради Лены я осмелилась перешагнуть порог храма. Лена пребывала в восхищении: ее глаза исследовали библейские сюжеты, жития святых на потолке и стенах. Чьи-то руки были у меня на шее, и они пытались меня умертвить. Странно, но когда я трогала свою шею, никаких рук не было. Кто же желал моей смерти? Там я упала в обморок. Все ошеломлены, царит суматоха, люди думают, что во мне сидит дьявол. И Лена, бедная, перепугана.
Если Бог существует, то он меня ненавидит.
Когда мать теряла нас из виду в собственном доме, отец закрывался со мной в комнате. Мне было девять, когда я организовала собственные похороны. Гостей не было.
Очень люблю сладости: конфеты, пирожные, зефир, торты… Кто-нибудь, свяжите мне руки и заклейте рот…
Всегда можно перетерпеть, не подавая виду. Другому я не научилась. Это не было моим выбором, это было его отсутствием. Я была тем ребенком, с которым такое могло произойти. Все предсказуемо. Это часть меня. Нужно просто смириться с этим. Лучше бы мать меня в лесу потеряла.
Напомню о сбежавшей кукле. Я нашла ее в сарае, в котором за всю жизнь была три или четыре раза. Бедняжка была спрятана под соломой. Раньше я никогда не придавала этому значения, но тут я увидела в ней пародию на человеческого ребенка, и в этот миг во мне проскользнуло чувство, словно я разлюбила ее. Кукла стала мне не нужна.
В школе я ненавидела мальчишек. Меня могли закрыть в мужском туалете и не выпускать до звонка на урок. Однажды в мой портфель подложили мертвую крысу. Глаза животного были открыты, а зрачки расширены и тусклы. Шерсть была сухой и жесткой. Я не удивлюсь, если они ее нарочно для этого убили. После этого случая меня стали называть ведьмой, мол, я провожу ритуалы с трупами зверей. Классная руководительница не поверила, что крысу подсунули именно мне ребята, очевидно ведь, что ни одна девочка не могла такого сделать.
Для матери я пыталась создавать намеки. Я часто говорила, что у меня болит живот, но она меня не понимала и угощала таблетками. Я боялась, что люди заметят во мне уродство, которое раньше было для меня противоестественным. В телесной глубине кто-то меня резал, словно куклу. Простыня вся в багровых пятнах. Я лежу на кровати и путешествую в своем сознании. Кажется, что это длится час или два. Все внутри меня давно изувечено и разрушено. Я была грязной, грязной и такой осталась. Я больше никогда не стану маленькой.
У Лены в детстве было необычное увлечение — гулять по кладбищу. Никакого злого умысла у нее не было, она всего лишь делилась конфетами с усопшими, которых никто не навещал. Я хотела оградить Лену от своих родителей, особенно от отца, поэтому она не знала своих дедушку и бабушку. Лена не была активной школьницей: никакие мероприятия и праздники она не любила, училась удовлетворительно, и в классе ее никто не рассматривал в качестве хорошей собеседницы. Всем этим она пошла в меня.
Меня, как мать, радует, что она не пострадала от людей. Мы разнились только в одном: она в душе была очень смелой и боевой, в отличие от меня. Ее внутренний свет многими был не замечен, но, наверное, в этом и прелесть. Пусть мерцание тихо прорастает, и в один момент оно превратится в дивное, большое пламя. Так всегда бывает.
Мать не понимала, почему я могу лежать в кровати целыми днями. Моя болезнь ей была неизвестна и непонятна. Тогда я не могла ей ясно сформулировать, что происходит со мной, но я очень хотела, чтобы она убила отца.
С наступлением темноты я дрожала, как лист на ветру. Как же я его боялась, как же я его ненавидела! Из-за него я ощущала себя развратницей, порочным ребенком, ребенком-женщиной. Найдутся те, кто скажет: «Ты виновата, ты сама этого хотела». Ведь они даже не догадываются, что из себя может представлять «добрый родитель».
Я никогда не была маленькой.