Новый день
Возрастные ограничения 18+
Роман.
Художественная литература.
Жанр: современная проза, психологический роман.
Издательство: Издательские решения, апрель 2021г.
ISBN: 978-5-0053-6129-5
© Лада Любимова, 2016-2024
Буктрейлер можно посмотреть здесь:
https://youtu.be/8_R5g_V6AOE
Глава первая
ВСТУПЛЕНИЕ
– Да это лажа какая-то! – Дейн жевал жвачку. – Фигня полная!
Джеймс больше всего на свете хотел зарядить Дейну правой. А потом выложить начистоту, что ему стало далеко не в кайф играть с занудой, в которого превратился его лучший друг. Но не для того он работал над собой в последнее время.
Просто эмоции. Обычная реакция на усталость и собственную несостоятельность, доведённая придирками Дейна до предела. Потому Джеймс промолчал, уменьшил громкость усилителя и сел в стороне, старательно оттачивая рифф1.
Можно было подумать, что он владеет собой и ситуацией на все сто: сосредоточенное выражение лица, задумчивый взгляд, расслабленные плечи. Эту маску Джеймс научился надевать сразу, как только окружающий мир выводил его расшатанную нервную систему из хрупкого равновесия.
Но Пол знал Джеймса давно. И хорошо. Даже сквозь стекло звукорежиссёрской он видел, как резко обозначились желваки на скулах Джеймса – Джеймс был не в порядке, хотя изображал обратное. Ещё Пол знал, что Джеймс может сколь угодно долго разыгрывать из себя смирного парня и не усложнять обстановку – вот характер!
Дейн не прав. Так все считали. Только никто прямо не говорил. Конечно, они переживают не лучшие времена, а их музыка стала надрывной и слишком злой. Но зато правдивой. Они ведь всегда играли то, что чувствовали. Сейчас они чувствовали, что всё разваливается.
Ен постарался смягчить резкое заявление Дейна:
– Давайте попробуем ещё раз…
– Какой смысл? – нарочито раздражённый Дейн ходил туда-сюда по студии, выражая всем своим видом презрение к тому, что они делали.
Алан отложил бас. Он один был спокойным по-настоящему. Потому что понимал: пока Дейн и Джеймс не выяснят отношения – музыки не будет.
– Пойдём, подышим воздухом, – предложил Ену Алан, направляясь к выходу.
Но дверь отворилась, и в студию стремительно вошла элегантно одетая женщина, на ходу разговаривая по телефону. Она посмотрела на Ена и Алана, лучезарно улыбнулась и сказала:
– Привет, ребята. Подскажите, как я Пола могу найти?
Алан кивнул в направлении звукорежиссёрской.
– Благодарю.
Махнув рукой Дейну, она, не задерживаясь, пошла к Полу.
Какая-то в ней ощущалась сила. Алану эта сила понравилась, и он сразу почувствовал расположение к женщине.
– А кто это? – спросил Ен.
– Не знаю, – Алан пожал плечами, провожая гостью взглядом.
– Джейн Стилл. Она согласилась снимать клип, – Дейн скинул с себя напущенное недовольство и превратился в нормального Дейна, – мы пару дней назад ужинали с ней и Полом.
– Вот как? А нас почему не позвали? – шутливо спросил Алан.
– Не знаю. Пол всем рулил. И неожиданно вышло. Пол мне вечером позвонил, сказал, что не уговорит Стилл снимать. Просил помощи в переговорах за ужином.
– Уговорили?
– Как видишь! Пойду, узнаю, что за дела.
На самом деле Дейн отличный парень, подумалось Алану. У него неплохие дипломатические способности и деловая хватка: не раз на заре их карьеры Дейн представлял и защищал интересы группы, и после; тоже. Он талантливый барабанщик и личность творческая и незаурядная. Но будь оно не ладно, никак Дейн не может применить свои способности договариваться в отношениях с Джеймсом. А тот – скала. Стоит на своём до победного. Но не будь Джеймс таким упёртым, они бы ничего не добились.
И вот на пике славы после семнадцатилетней карьеры они подошли к неразрешимой задаче: творчество застряло на фоне личных разногласий участников группы, особенно этих двоих.
«Нужно время. Или хорошая встряска», – решил Алан, выходя с Еном на улицу.
Несколько месяцев назад Пол, который с незапамятных времён был музыкальным продюсером группы, посвятил парней в идею видео к песне «Без предела» из прошлого альбома. Идея показалась любопытной и выглядела свежо.
Клип к этой песне никто не планировал снимать. О нём и речи не шло. А тут Пол вдруг заговорил о клипе и разложил замысел по полочкам. Всем понравилось.
Пола поздравили с открывшимся даром на новом для него поприще клипмЕйкера2, и решили клип снимать. Такое решение стало единственным за последнее время, когда никаких противоречий не возникло.
Стали соображать, кого позвать режиссёром. Перебрали несколько вариантов: и тех с кем раньше работали – проверенных и известных, и новых – интересных и перспективных, но Пол заявил:
– Ладно, парни, я пошутил.
Джеймс напрягся. Теперь напряжение вызывала любая мелочь. Он этого не показывал, напротив – сдерживался и скрывал чувства. Но тот, кто был очень внимательным, замечал, что взгляд Джеймса становился вовсе не задумчивым, а тяжёлым, а в самых худших случаях Джеймс сжимал и разжимал кулаки, мелко и часто постукивая ими по коленке, как сейчас. Джеймс только прикинул, что можно под предлогом съёмок приостановить запись не клеящегося альбома, переключиться, пообщаться с ребятами без давления. Когда снимаешь клип, ты больше не лидируешь, не отвечаешь за всё подряд – этим занимается режиссёр, а ты просто делаешь свою работу. Может, после такого перерыва они будут ладить лучше.
– Я не про клип пошутил. А про то, что идея видео – моя, – Пол засмеялся. – Захотелось минуту славы снискать, а вы – купились.
– И кого ты этой минуты лишил? – с интересом спросил Дейн.
– Джейн Стилл. Но я думаю, она меня простит.
– Подожди, это та, кто снимает крутую рекламу про тачки? – уточнил Дейн с видом знатока. Он всегда в курсе – интеллектуал и всезнайка команды.
– Точно, – подтвердил Пол, – но она снимает не только рекламу. У неё есть фильмы про разный экстрим. Типа путешествия в труднодоступные точки планеты: альпинисты, лыжники, дайверы и всё такое. Не зря она титул «отважной Джейн» заполучила.
Потом они посмотрели её рекламные ролики и фильмы. Стиль видео был наполнен движением и объёмным сочным видеорядом, который буквально погружал в происходящее на экране. Затягивал ненавязчиво, но сразу. Несмотря на то, что ролики Стилл рекламировали самые дорогие автомобили мира, в них не было ни капли глянцевой вычурности, зато была непосредственная и увлекательная история. Видно было, что Джейн не любила ходового искусства и принятых стандартов.
Но её стиль никак не вязался с тем, что для них снимали раньше: скупые мрачные тона, сухой сюжет, и мало их собственной актёрской игры. Они работали с разными идеями и с разными режиссёрами, но те не выходили за рамки сложившегося порядка.
А здесь столько красок и динамики! Но почему – нет? Новизна и смелость – в их духе.
Выяснили, что Пол познакомился со Стилл случайно: они летели одним рейсом в соседних креслах. Они сдружились, и Пол звонил Джейн иногда. В одном из телефонных разговоров она сказала, что следит за творчеством его подопечных – оно ей нравится, а песня «Без предела» вызывает в её воображении такие вот картинки. Пол заметил, что из этих картинок может получиться настоящий клип. И Джейн в шутку прикинула сценарий.
На том бы всё и кончилось, но идея Пола не отпускала. Он подкинул её ребятам и получил безусловное согласие на съёмку. Осталось уговорить Джейн.
Но Джейн не соглашалась, ссылаясь на занятость и отсутствие опыта работы с подобным материалом. Утверждала, что не работала с музыкантами, и, не смотря на любовь к музыке и интерес к группе, этот сценарий – внезапная фантазия, навеянная хорошим настроением, общением с Полом и качественной музыкой. Фантазия, не более.
Пол не сдавался. Он звонил Джейн восемь раз в неделю. Спрашивал, как дела, интересовался планами и настаивал-настаивал на съёмке. В конце концов, Джейн согласилась написать сценарий и подарить его Полу, лишь бы Пол не приставал к ней с этой темой. Пол подарок принял, но не отстал.
И тут его путь осветила счастливая звезда удачи: Джейн прилетела в Сан-Франциско. Нет, не к нему, конечно, но о приезде своём сообщила и даже приняла приглашение Пола поужинать.
Пол взял с собой Дейна, который мог быть чертовски убедительным, если хотел. Само собой, Дейн был убедителен и безупречно очарователен – Джейн согласилась на съёмки.
Остальным ребятам Пол ничего не сказал. Он хотел сделать сюрприз: им нужен был какой-нибудь неожиданный и приятный сюрприз – взбодриться. Пол планировал собрать всех вместе, пригласить Джейн и объявить об успешном окончании затянувшихся переговоров.
Но Джейн позвонила ему как раз в тот момент, когда Дейн в очередной раз начал изводить Джеймса. Джейн срочно улетала и попросила уделить ей несколько минут, чтобы отдать подписанный контракт и увидеться с группой: вдруг они не понравятся друг другу, и как же работать вместе?
«Она кстати. Разрядит обстановку», – подумал Пол.
Когда все разошлись, Джеймс отложил гитару. По-хорошему, нужно пойти и познакомиться с этой Стилл. Он не разглядел её из угла, в котором сидел, только услышал отчётливо звучащий голос. Судя по нему и твёрдым шагам – уверенная в себе особа.
Выходка Дейна с «полной фигнёй» ещё пульсировала у него в висках, хотя он понимал, что тот устроил представление специально для него. Сейчас Дейн там, с Полом и Джейн, решают, что да как, а он сидит здесь, словно не у дел.
Пойти и присоединиться к разговору? И почему Пол не соизволил познакомить всех со Стилл, почему не предупредил, что она придёт? Всё выходит из-под контроля.
Горячие волны гнева одна за другой окатывали его с головы до ног. Джеймс тяжело дышал, и, поймав себя на этом, подумал, что в его тридцать пять нервы стали совсем ни к чёрту.
«Нужно всё контролировать, – заключил Джеймс, – как бы сложно не было». И решительно направился в звукорежиссёрскую.
Он протянул руку к двери и получил ощутимый толчок: дверь открылась с другой стороны, наградив его лоб шишкой.
– О, простите! – Джейн Стилл улыбалась. – Я не хотела на вас нападать.
«Не хотела нападать… – Джеймс невольно рассмеялся: – Джейн Стилл, да ты просто крошка!»
Он смотрел на неё сверху вниз и не мог сопоставить эту малышку с её прославленными деяниями.
В заминке Пол протиснулся в дверь:
– Джеймс, знакомься – это Джейн Стилл. Она любезно согласилась с нами сотрудничать. Джейн – это Джеймс…
– Мне это давно известно. Стыдно не знать фрОнтмена3 лучшей метАлл-группы4, – Джейн усладила уши Джеймса, но таким тоном, что он почувствовал себя сопливым мальчишкой, однако, чувство это приятно щекотало где-то в солнечном сплетении.
Джейн первой протянула руку для знакомства. Ладонь её была миниатюрной и тёплой, зато рукопожатие – крепким.
Джеймс непроизвольно продлил приветственный жест, удерживая её руку:
– Рад знакомству с именитым режиссёром.
– Ладно, обмен взаимными любезностями, видимо, должен как-то скрасить выдающийся факт начала нашей совместной деятельности, – Джейн кивнула на лоб Джеймса. – Надеюсь, дальше будет интереснее и продуктивнее.
Джеймс сдержанно улыбнулся. Сейчас он производил впечатление воспитанного человека с крепким внутренним стержнем и железобетонными нервами.
Стилл же его притягивала: яркая, не отличающаяся кротким нравом, с чувством юмора. Джеймс понимал, что смотрит на неё слишком внимательно. И это не очень-то уместно.
Вернулись Ен и Алан, и Пол начал знакомить их с Джейн. Джейн поздоровалась с Еном и не преминула сказать ему:
– Ен, я всегда считала вас красивейшим из мужчин. Но реальность превзошла мои смелые ожидания.
Ен чуть не умер. Если бы земля под его ногами разверзлась и приняла его смущённую душу, он рад был бы провалиться.
Он, действительно, был очень красивым парнем. Выточенные, словно из мрамора, очертания благородного лица, раскосые восточные глаза, подтянутая фигура АдОниса5, чёрные блестящие волосы – всё в нём говорило о древней благородной крови Корейского полуострова. Сколь был он красив, столь и скромен. Тушевался от внимания к себе, пасовал перед женским полом, никогда не ввязывался в споры и не навязывал своего мнения. Ен привносил в группу скорее свой талант, чем идеи. Часто соглашался со всеми, был тих, улыбчив и мастерски играл на соло-гитаре. В группе он был самым молодым, и не имел благородных родственников, а точнее, не имел их вовсе.
Джеймс нашёл Ена в баре драящим пол. С юности Джеймс решал неразрешимые проблемы с помощью виски. Не то что бы он любил выпить или делал это часто. Но всё же – делал. В тот вечер он сидел в баре до самого закрытия и болтал с Еном о том, о сём, пока случайно не узнал о страстной любви Ена к гитаре и к тяжёлой музыке.
Тогда они играли с Дейном вдвоём. БасИсты6 и сОло-гитаристы7 менялись чаще, чем лик луны – никто не мог с ними сработаться. Джеймс был строг и напорист, Дейн – умён и дотошен, и играли они вдвоём слаженно и запоем. Репетиции продолжались долгими часами, пока материал не оттачивали до идеала. Никто не выдерживал. И вот Джеймс привёл Ена. Ен подстроился под ритм-гитару8 Джеймса и остался.
А сейчас Ен то краснел, то бледнел от внимания Джейн, смотрел в пол и переминался с ноги на ногу. Алан, тот ещё шутник, подлил кипяточку, хлопнув того по спине:
– Ну, дружище, ты теперь в фаворе – давай, не подкачай.
Отстав от смущённого Ена, Джейн извинилась, что пришла без предупреждения из-за внезапного отъезда. Сообщила, что рада познакомиться с ними, и надеется снять «беспрецедентное видео под шедевральную и ласкающую слух музыку в исполнении самих гуру металла».
– Хорошего настроения и творческих успехов! – пожелала Джейн и укатила на ожидавшем её такси.
Джеймс стоял у двери звукорежиссёрской, спрятав руки в карманах брюк, не проронив ни слова, кроме приветствия. Он стоял и слушал неожиданную внутреннюю тишину, так необходимую ему в последнее время.
– Поиграем? – утвердил он скорее, чем спросил.
К вечеру они записали песню, с которой маялись недели три. На риффы Джеймса прекрасно легли ударные Дейна.
Глава вторая
ВТОРОЙ ТАКТ
Многослойное вступление сменил грохочущий рифф и резко оборвался в полной тишине.
– Вы ещё живы?! Скажите мне: вы ещё живы?! – густой голос Джеймса чистым тембром гремел неумолимо.
Зал взорвался единым «да!» и морем рукоплесканий.
Джеймс спрашивал громко, напористо. И слушал ответ. По нему он судил о качестве работы. Он не помнил уже, когда ответ был тихим. Даже сегодня. Хотя они сыграли всего три разухабистых кАвера9 в камерной обстановке небольшого рок-клуба, в котором праздновали день рождения Fly.
Fly по традиции на день рождения группы приглашали друзей поиграть их музыку. И, предаваясь разгулу, они слушали, как коверкают их песни. Какое-то бесконечное время Fly не нарушали традицию. Да пребудет вечная слава с тем, кто придумал эту традицию, потому что ни разу не случалось дня рождения группы, которое бы участники сего бедлама не вспоминали упоённо в прямом и переносном смысле. И ничего такого заранее не планировали. Собирались, играли, а потом не могли вспомнить – что. Весело. То ли бесшабашный лирический рок-н-ролл Fly тому виной, то ли лёгкая натура самих Fly-евцев, которым уже перевалило за пятьдесят.
В клуб пришли музыканты и самые преданные фаны Fly, выигравшие входные билеты. Джеймс любил такие концерты, с одной стороны, и не любил – с другой. Любил, потому, что любил музыку и тусовку, любил послушать себе подобных и получить опыт. Не любил потому, что играть перед такими же как ты, искушёнными профи, трудно: никаких тебе ошибок, которые фаны могли простить. И зажечь пару сотен зрителей в четырёх стенах гораздо сложнее, чем несколько тысяч на площадке собственного концерта. Все рядом, всех видишь, всех чувствуешь. А Джеймс так давно не выходил на сцену.
И когда Питер из Fly позвонил: «Эй, чувак! Бери своих, приходи – оторвёмся, как следует!» – Джеймс с радостью согласился.
На сцене ему хорошо. Как дома. Концертов они не давали больше года. Ни одного. Раньше такого не случалось. Постоянные турне, съёмки, выступления то там, то сям. Успевали писать альбомы, торчать первыми в топах и жить на полную катушку.
А последний альбом записывали в нерушимом покое студии. Вот и вышел полный покой. Ни вдохновения, ни слаженной работы, никаких тебе «катушек». И «оторвёмся» Питера – то, что нужно.
Однако, перерыв в концертах оказался слишком долгим, и Джеймс накануне, до выхода на сцену, маленькую такую сценку, волновался точно в первый раз. И это он – икона хард-рока!
Но волнение улеглось сразу, как только он взял пару аккордов. Раз, и прыгнул в свою стихию. Отыграв положенных три кавера, Джеймс ещё поболтал с публикой, и получил безотказную просьбу сыграть их собственный сингл10 «Без предела». Правил тут не было, а традиция такого не воспрещала.
А потом вечеринка закрутилась сама собой. Громкая музыка, которую он так любит, старые знакомые…
– Здорово, дружище! – Питер схватил Джеймса в стальные тиски объятий. Не поймёшь: прибить хочет или поздороваться. – Привет, привет, мужики!
По-дружески придушив каждого, фронтмен Fly выливал порцию жизнерадостности на гостей:
– Рад-радёшенек видеть вас в добром здравии! Ну, повеселили-повеселили, мужики! Сроду не получал за раз столько кайфа! Спасибо, что пришли!
Джеймс знал Питера всегда готового позубоскалить над чем угодно. Не то что бы они были приятелями, но приязнь между ними водилась. Случалось вместе не раз выступать на концертах, джемовАть11 на предконцертных репетициях, там же и общаться. Он не помнил Питера грустным, задумчивым или тихим. Если, шурша бородой, его мускулистая фигура почти в два метра высотой и чуть меньше шириной, вторгалась в пространство – всё, считай, покоя не будет. Громогласно оглашая окрестности, Питер шутил без конца и края. И когда молчал, что было не часто, излучал здоровье и радость. Откуда в нём это бралось? Никто не видел, чтобы Питер занимался спортом, например, но здоровяк он был ещё тот. Зато все видели, как Питер глушит пиво мегалитрами, хватает девчонок за что придётся, ржёт как племенной жеребец и наяривает трэш12, не имея себе в том равных.
– Чёт вас давно не слышно, мужики. Говорят, альбом пишете?
– Есть такое дело, – Джеймс постарался сказать об этом как о пустяке. Он шёл сюда и об одном молил всех богов, которых знал: пусть никто не спросит «какие планы, как запись?». А тут Питер…
– Хоро; ш по студиям прятаться! Как мыши в кладовке, чес слово. Вам кочегарить надо! Народ вам радуется!
Ура! Питер не подвёл, не развернул тему.
– А давайте чёнть вместе замутим? Пару-тройку концертов дадим, а? Мы тут накалякали кое-что, поделиться бы надо с миром.
Fly за год записали два успешных альбома. И… по старой доброй традиции, в турне от концерта к концерту звали кого-нибудь с собой. У них получались прямо рок-фестивали.
Джеймс испытал тягостное чувство собственной неполноценности: седеющий Fly пишет альбомы, будто орешки щёлкает, выпускает хиты, ездит в турне и торчит круто. А он в самом расцвете лет боится высунуть нос из дома. Но он испытывал и другое чувство: предвкушение лёгкости и драйва от работы с Питером. Тем более; сейчас, когда нужно учиться выходить на сцену заново.
– Мне нравится предложение, я – за.
– Звони на днях, обсудим. Ну, ладно, мужики, увидимся. Ещё раз спасибо, что пришли. Давайте, развлекайтесь! – и ушёл душить в объятиях кого-то ещё.
– Здорово бы было, да… – мечтательно потянул Ен.
– Пару-тройку концертов можно отыграть, – Алан воодушевился не меньше.
После выступления настроение у ребят было на высоте.
– Нам не с чем ехать! – отрезал вдруг Дейн.
Все на него удивлённо посмотрели.
– Я хочу сказать, что у нас нет ни одной новой путёвой вещи, чтобы ехать с ней в турне, – он закрутил свою любимую пластинку.
– Не в турне. Несколько концертов. Сыграем старое, сыграем, что есть. Пара новых песен вполне сносны, почистим ещё. Ведь не завтра едем, – Джеймсу очень захотелось выступать. До щекотки в ладонях, он даже потёр их друг о друга, готовый действовать.
– Глупая затея, – Дейн изобразил знакомую гримасу пренебрежения и ушёл.
Выступление и атмосфера праздника добавили в кровь Джеймса адреналина. Он чуял, что заводится, и вот-вот стартует.
– Ладно, Джеймс, он оттает, – сказал Алан. – Я бы поехал всё-таки…
– Значит, поедем,; отрезал Джеймс.
Настроение у ребят сникло. Джеймс заметил. Чёрт возьми, а вечер так хорошо начинался.
Если дальше так пойдёт, то против Дейна восстанут Алан и Ен. А такого расклада Джеймс не допускал и в мыслях. Тогда всё – конец. Это означает, что Джеймс не только не состоялся как лидер, а своими руками развалил то, что строил годами. Пора действовать.
Джеймс и Дейн ругались у всех на виду: на репетициях, в студии на записи. Ругались крепко, грубо, хлопали дверями и уходили за них посреди дела. Джеймс не сдерживал ярости. Нервы у него сдавали. А будущее группы летело скоростным фрирАйдом13 по вертикали вниз.
Ен и Алан отмалчивались во время скандалов и делали вид, что ничего не происходит. Джеймс чувствовал себя кретином. Его детище разваливается, а те, кого он ведёт за собой, оказываются сильнее: терпят, поступают благоразумно.
Он остановился. Стал забивать на придирки Дейна, как ребята. Молчал, слушал, силился уяснить причину поведения Дейна. Мог сказать: «Хорошо, я понял». Шумные перепалки прекратились. Открытая вражда превратилась в вооружённое до зубов перемирие, а работа встала.
До того, как всё рассыпалось, Джеймс отличался природной уравновешенностью. Нет, он рад был повеселиться, вплоть до хулиганских выходок. Любил погонять на мотоцикле или на машине, вообще любил скоростной экстрим: то с парашюта прыгнет, то на скейте или сноуборде разъезжает. В контрактах на турне для него отдельно значились пункты, которые запрещали ему заниматься всякими такими штуками, пока турне длится. Джеймс часто их нарушал.
Сцена же его с ума сводила. Он так наслаждался музыкой, он так её любил, что из шкуры готов был выпрыгнуть, лишь бы донести эту любовь до них – до фанов. Когда Джеймс испытывал сильные чувства, он шёл играть, придумывал риффы, выливал мысли в тексты и успокаивался. В музыке он находил самого себя.
Во всех других делах Джеймс не суетился, обстоятельно всё обдумывал и потом принимал решение. Дела вёл с беспрекословной суровостью, но с предельным тактом. Благодаря этому финансовое положение группы было всегда стабильным, а материальные блага приумножались.
Обладая силой духа, а с ростом успешной карьеры и возможностями, защищал слабых, налаживал связи с сильными и не связывался с чокнутыми.
На публике Джеймс вёл себя просто и немного стеснённо, ну, кроме сцены, конечно, – там он отжигал. В жизни он скорее сглаживал слишком выдающиеся неровности, чем шёл на противостояние, но сглаживал со своей твёрдой позиции. Его уважали. Он это знал.
С людьми Джеймс не сближался. Он был вежлив и внимателен, но держался на расстоянии. Лишь с Дейном с юных лет он был открыт. Настолько, насколько умел. Дейна он считал своим лучшим другом. И были времена, когда они шагали в ногу: в музыке, во взглядах, в действиях.
В группе Джеймс лидировал. Во всём. Он задавал тему, ритм, темп. Остальные подстраивались. Что и как делать – решал он. Не то что бы он всеми командовал или не спрашивал мнения. Наоборот, всегда советовался и искал отклика. Но делал по-своему. Никто не возражал: он ведь не ошибался.
Возразить ему мог Дейн. И то потому, что Дейну нравилось показывать свой незаурядный ум. Джеймс Дейна любил и позволял тому критиковать себя. Решение всё равно было за Джеймсом. И решение, и ответственность, которую Джеймс добровольно брал на себя, и честно тащил это бремя.
И Дейн, в конце концов, соглашался с Джеймсом. Соглашался, ведь и сам думал так же.
Но связь оборвалась. Пересохло русло, по которому текло согласие между двумя друзьями. И Дейн стал возражать: открыто, непреклонно, враждебно.
Джеймс опешил. Это как взрыв. Будто пружина раз – и ослабла, разрушив целостную конструкцию. Признаться, пружина начала ослабевать постепенно в последние годы: Дейн женился, у него родился сын, и Джеймс понял, что они уже не единое целое. Может, они стали меньше делиться друг с другом. Он ревновал Дейна немного… Про себя.
На работу семейное положение Дейна не повлияло. Он, как и раньше, проявлял неистощимый интерес к музыке, к делам группы, и времени проводил больше с ними, чем с семьёй. Ничего не изменилось. Вроде бы… Но Дейн стал недоволен результатами сильнее, чем прежде. И так требовательный, впрочем, как и Джеймс, доводил придирки до предела. А главное, не предлагал решений, а предложения Джеймса отвергал с занудным упорством. Это касалось музыки, денег, планов на турне, в общем, всей их деятельности. Договариваться стало труднее и труднее.
Джеймс, как всегда, искал ошибки в себе и списывал всё на свой счёт. Пробовал поговорить с Дейном. Но это не помогло. А однажды не выдержал и наорал на Дейна, потребовал, чтобы тот в случае недовольства предлагал свой вариант, а не ныл и не упрямился. Грубо так наорал. При всех. Заткнул Дейна. Да, он это умеет, если нужно – уложить любого парой слов. Не потому что словом владеет мастерски, а потому что вкладывает в слова всю свою волю.
Пожалел, что сорвался, но дело было сделано. Пружина сломалась окончательно.
Врач этот «душевный», к которому потом ходил Джеймс, поняв, что не может разобраться в жизни сам, объяснил, что статус Дейна изменился, что он теперь – отец, глава семьи. Что они повзрослели и поменяли жизненные ценности, что Дейн – сильная личность и стремится к лидерству, вот и выходит война статусов.
Какие, к чёрту, статусы! Джеймс никогда не считал Дейна соперником. Он нередко отдавал инициативу Дейну, если тот её брал, слушал его здравые предложения и ритм его ударных. Если Дейн и вправду хочет чего-то бо; льшего, пусть скажет об этом. Но Дейн уходил от контакта, покидал студию, отмалчивался, отворачивался. А Джеймс бесился от того.
Глядя на терпеливых Ена и Алана, Джеймс перестал скандалить, учился сдержанности. Но сдержанность вовсе не была похожа на его обычное спокойствие. Она была неестественной и опасной, точно бомба замедленного действия.
Джеймс послушал каверы, побродил по клубу, повидался со знакомыми, разузнал новости. Заметил Дейна у бара. Захотел спросить у Дейна здесь и сейчас: что происходит между ними.
Он подошёл и заказал у бармена виски, хотя был уже в довольно-таки форсированном состоянии, и любимую Дейном «Кровавую Мэри»14.
Дейн сидел с миной не очень-то довольной.
– Дейн, давай обсудим кое-что, – Джеймс чувствовал себя попрошайкой, побитой собакой. Противно до жути.
– Что ты хочешь обсудить?
– Эти заморочки наши… Всё тянется давно… Но если мы не остановимся, мы можем потерять… потерять группу.
– А в чём мы должны остановиться? И кто это – мы?
Вот. Как всегда. Дейн начал ходить кругами.
– Мы – это ты и я, – Джеймс отбросил всякую гордость, – мы должны…
– Знаешь… Я тебе ничего не должен.
Джеймс тяжело вздохнул. Он чувствовал изнуряющую злобу от бессилия втолковать Дейну столь простую идею.
– Хорошо. Я не так выразился. Не знаю, как сказать правильно. Я очень хочу, чтобы мы нашли… нашли общий язык – так что ли это называется.
Дейн молчал и отводил взгляд.
– У меня появилось такое чувство, будто я сильно провинился, – Джеймс спикировал ниже некуда. – Я согласен. Я виноват. Но я хочу исправить ошибки…
– Меня это достало.
– Достало что? Мы не можем поговорить нормально, потому что тебя «это достало». Твердишь одно и то же. И я не знаю, как извлечь тебя из упорного затворничества под названием «это достало».
Дейн вертел в руках стакан с «Мэри», но не пил.
– Ладно… уже много чего произошло. Накопилось, наверное. Может, не стоит копаться в прошлом, а просто договариваться, объяснять друг другу…
– У тебя как-то всё просто, Джеймс.
– Может и не просто, но Алана и Ена это тоже достало, мы их терпение испытывать не можем. Чего ты опять начал про концерты, про «не с чем ехать». Нам нужно работать…
– Нам нужно то, нам нужно это. Знаешь, Джеймс, это тебе – нужно!
Джеймс видел, как Дейн заводится, он и сам был на взводе.
– Ен и Алан хотят…
– Проблема в том, что если тебе «нужно», то все «должны» и даже «хотят»! И плевал ты на то, что твоё «нужно» никому не нужно!
– Вот как?
– Вот так!
– Я не думал, что расклад такой.
– Такой!
– Значит, тебе не нужно. В этом всё дело?
Дейн отвернулся, показывая, что не намерен продолжать разговор.
Всё. Джеймс дошёл до точки кипения и сжимал опустевший стакан так, что тот мог превратиться в осколки на раз-два. Через какое-то время он посмотрел на Дейна. Твёрже и строже. И совсем не дружелюбно.
– Чего ты конкретно хочешь? – он произнёс вопрос медленно, разделяя каждое слово.
На сцене загремел очередной кавер.
– Послушать музыку! – Дейн сказал громко, в ухо Джеймсу, встал и ушёл.
Угасли последние звёзды надежды. Джеймса тошнило. То ли от виски, то ли от унижения. Он заказал ещё виски, и, пропитанный духом уныния, шатался по клубу, безнадёжно погружаясь в потёмки.
Глава третья
СОЛО
Голова Джеймса жила своей собственной, отдельной, пронизываемой болью жизнью в звенящем мареве из обрывков воспоминаний воодушевлённого начала, мерзкой середины и полной черноты конца. Чем закончился концерт, Джеймс не помнил. Истина Питера «если хоть кто-то может вспомнить, что здесь происходило, значит, он здесь не был» работала.
Он перевёл взгляд с потолка в сторону и убедился, что он дома, хотя валялся, раскинувшись, будто морская звезда, на полу прямо в гостиной. Факт того, что он дома положение облегчал, но только не боль, раздирающую виски; и затылок.
К головной боли присоседилась тупая и щемящая где-то в груди, а в мыслях вихрем проносились виде; ния такого содержания, что Джеймс застонал, собирая непослушное тело на ковре из позы звезды в позу её эмбриона. Но обрывки воспоминаний не исчезали, вызывая чувство, похожее на неприязнь к самому себе.
Зато вчера, прежде чем его поглотил чёрный провал беспамятства, он чувствовал очаровательную смесь горечи, смирения, хмельной непринужденности и нахальства, когда садился в машину с тремя до неприличия молоденькими девчонками. О чём он думал!?
Да ни о чём. Ему было настолько скверно, что ни тяжёлые риффы со сцены, ни бессчётные стаканы с виски эту скверность не устраняли. Пока он слонялся по клубу, поклонницы так и льнули к нему гроздьями сочного винограда. И тут бац – его понесло! Его: приличного семьянина, преданного мужа и скромного парня.
Джеймс на брутального мачо похож не был. Высокий, широкий в плечах, голубоглазый и русоволосый – ничем особенным во внешности не отличался. Разве что задумчивым выразительным взглядом, живой мимикой высокого лба и разными бровями, разными – из-за шрама, полученного во времена лихой юности. Он был крепким от природы и тягал гантели только для того, чтобы быть в форме. Потому выглядел спортивным, подтянутым человеком с таким вот простым лицом.
Шрам он заработал в уличной потасовке лет в семнадцать. Они с Дейном шли ночью по улице, точнее, едва тащились с очередной попойки после концерта в заурядном клубе, а трое молодчиков в тёмном переулке прижимали к стене отчаянно сопротивляющуюся девушку.
С девушками Джейм в ту пору был не в ладах: он их стеснялся, боялся, хотя желал страстно. Он не знал, о чём с ними говорить: в его голове роились аккорды, ритмы и яркая мечта о большой сцене. Но он испытывал рыцарскую потребность защищать того, кого боялся. Женщины казались ему опасными и уязвимыми одновременно. И кричащая, терпящая бедствие дева сразу получила защиту Джеймса, который раскидал обидчиков в один миг. Дейн богатырской силой в юности не славился и делал, что мог: стоял в стороне, выхватив пострадавшую из кучи дерущихся парней.
Девушка оказалась странной: от Дейна вырвалась, наградив его нелицеприятными именами, и помогла попинать Джеймса, который, не смотря на врождённую силу и удачное начало драки, совладать с хулиганами не смог. Избили его тогда страшно, досталось и Дейну. Джеймс неделю провалялся в койке. Обошлось без серьёзных последствий, но шрам, рассекающий левую бровь, напоминал ему всю жизнь о доблестном рыцарстве. И пойми этих женщин после такого.
А музыкальная карьера внезапно и круто набрала обороты.
Молодость. Любимое занятие. Разные города. Интересные встречи. Успех. Воплощение мечты. Это было не просто: бесконечные переезды, концерты, многочасовые репетиции. Сумасшедший драйв. А счётчик пофигизма буквально зашкаливал! Девчонки сами бросались на шею. Тогда не приходилось сидеть за тринадцатью кругами охраны в пустыне собственной славы, а можно было затеряться в толпе и упиваться всеми привилегиями молодых, талантливых и амбициозных. Тогда он и перестал девчонок бояться. Но рыцарское к ним отношение сохранил, ещё не раз получая по заслугам от ревнивцев, покинутых ради страстных объятий с вида застенчивого гитариста с бархатным голосом.
Это было весело. Легко и безответственно. Они были молоды, переполнены жизнью и чужды любым условностям. Грешили они тогда все, даже Ен, мужественно преодолевая смущение. Прекратить образ жизни во грехе, разгуле и бесшабашности значило умереть.
Они были группой, которая играла забористую смесь рока, металла и лирики. Музыка их не громыхала: она была мощной, тяжёлой, слаженной, с захватывающими гитарными партиями, где ритм-секции великолепно дополнялись мелодичными линиями. Их обожали. Армия фанатов разрасталась день ото дня.
Творческий дух не отпускал. Музыка и тексты возникали сами собой. Тексты к песням писал Джеймс. Потому что получалось, потому что никто из ребят не выказывал рвения к этому, потому что всем нравилось то, что он делал. Иногда он играл риффы в одиночестве, искал особые линейки мелодий, делал звук чище, глубже, и раз, сам того не замечая, писал текст. Он мог написать его на салфетке за обедом, или в гримёрке перед концертом, или в дневнике, который иногда вёл.
Внешне спокойный, внутри он кипел. Его возмущали ложь и нелепые условности. Он пытался разобраться в себе и в том, что происходит вокруг. По большому счёту его богатый внутренний мир представлял собой крупномасштабную войну между его ценностями и требованиями окружающей действительности и ещё череду мелких стычек между многогранными сторонами его творческой натуры. Битвы эти порождали сначала неуверенность, затем раздражение и досаду, а дальше – гнев и ярость. Ярость, как способ избавится от неуверенности, как способ получить то, что хочешь: всё или ничего.
Открытую агрессию в силу мирного характера он не проявлял, ну, за исключением случаев спасения попавших в беду дев. Но гнев свой выражал в текстах и в музыке. Песни были осмысленными, искренними и часто наполненные протестом. Со временем юношеский нигилизм перерос в поиск смысла происходящего, от того тексты стали поэтичней и убедительней.
Итак, он был предан делу, жаждал признания, славы и богатства. Ему удалось. Им удалось вместе.
Ближе к тридцати Джеймс женился. Семья для него всегда много значила потому, что он не знал, что это такое на самом деле, но узнать хотел. Отца он не помнил толком. Он его видел-то несколько раз. Отец приезжал на огромном грузовике, трепал его по волосам, привозил в подарок игрушечную машинку и уезжал наутро. Как к нему относиться, Джеймс не знал. Он его побаивался. Отец был огромным: Джеймс рядом с ним казался себе ничтожным и незначительным. С мамой отец разговаривал грубо, бывало – кричал на неё, с ним особо ласковым не был, скорее равнодушным. Не брал на руки, не спрашивал как дела. И когда он перестал приезжать совсем, Джеймс забыл, как выглядит его лицо, забыл, как звучит его голос, и ни разу не спросил у мамы, где он и почему не едет.
Мама у него была красивая. Красивая и добрая. И очень сильная. Нет, она была миниатюрной хрупкой женщиной, но заботится о себе и сыне ей приходилось самой, а она кроме красоты и доброты не имела особых талантов, знаний или связей. Они часто переезжали с квартиры на квартиру, питались кое-как. Мама всегда была на работе, но денег всё равно не хватало.
Она приходила с вечной работы, обнимала Джеймса, читала ему книжки, пела колыбельные нежным голосом и говорила, что у них скоро всё наладится – она не унывала. Пока мама работала, Джеймс сидел дома. Один. Он сидел и, чтобы не было страшно, слушал радио – всякую разную музыку. Из-за частых переездов у него не было постоянных друзей. А случайных он не заводил. Он считал, что друг – он один и навсегда. А где его взять, если ты по нескольку раз в год меняешь место жительства и вынужден торчать в четырёх стенах: гулять одному в новом районе в шесть лет ещё страшней, чем сидеть дома, а присматривать за ним было некому. Он сидел, слушал радио и разбирал немногочисленные игрушечные грузовики – отцовские подарки.
Когда ему исполнилось восемь, мама привезла его к своей старшей сестре. Джеймсу нужно было идти в школу, а переезды и недостаток денег этому не способствовали. Тогда мама ему объяснила, что он поживёт у тётки, а она уедет на время, чтобы заработать на лучшую жизнь. Сказала, что будет навещать его, просила слушать тётку и её мужа. Сказала, что они их очень любят и хотят помочь. И что их дети, сын, который был вдвое старше Джеймса, и дочь – вдвое младше, будут ему хорошими друзьями. И что у него будет много новых друзей в школе, много интересных занятий, а ещё любые подарки, которые он пожелает, ведь мама нашла работу на фабрике, где ей будут хорошо платить. Фабрика – далеко, и она сможет приезжать к нему раз в месяц. Она говорила это, стоя перед ним на коленях, и гладила его по лохматой голове. Говорила и вдруг расплакалась. Он впервые видел, как его красивая неунывающая мама плачет. Чтобы скрыть слёзы, она обняла маленького Джеймса, но его было не обмануть. От её тихих всхлипов и слёз, которые текли такими потоками, что намочили его рубашку, он сам хотел разреветься. Но вместо этого он крепко обнимал её и повторял:
– Мама, мамочка, мамулечка…
Это был последний раз, когда он её видел.
На следующий день мамы не стало: автобус, на котором она уехала на ту чёртову фабрику, слетел с трассы в пропасть.
Джеймс молчал три года. Если он открывал рот, чтобы что-то сказать, оттуда вырывалось какое-то бульканье. И он прекратил попытки заговорить.
Тётка здо; рово переживала за него, как и её муж. К нему относились с трогательной заботой, словно к родному сыну – у них была нормальная семья. Повзрослев, Джеймс понял, что в его приёмной семье не то что бы царила любовь, но обитал мир. Простой бытийный мир.
Тётка преподавала в школе математику. Она была строгой, но доброй, как и его мама, – они ведь сёстры. Джеймс молчал, и учёба давалась с трудом. Он всё понимал, был способным учеником, но то, что нужно было произносить словами, ему приходилось писать на бумаге. Его хотели перевести в специальную школу, но тётка не позволила, просила дать ему время. Так; кое-как; он и учился.
И, если предметы ему давались нелегко, то в спортивных играх он был на высоте: в школьную футбольную команду он попал с первого дня. Он играл по правилам, смело, а болтать в игре было лишним. Там он вскоре стал молчаливым лидером по призванию.
После школы он прилежно делал уроки и шёл помогать в автомастерскую тёткиного мужа. Честно говоря, ему очень нравилось, как пахнет в мастерской: мазутом, бензином, железом. Он убирал, подавал инструменты, держал, крутил и изучал, как там всё устроено – в железном нутре машин. Его никто не принуждал, но делать было нечего, а машины были ему по душе. Тёткин муж болтать тоже не любил, он работал усердно: от клиентов не было отбоя, и помощь Джеймса приходилась кстати.
Друзей он в школе не завёл. Кому нужен тип, который всегда молчит и держится особняком. Ребята из футбольной команды тянулись к нему, но вне поля Джеймс был замкнут и всегда спешил домой или в автомастерскую.
Джеймс жил в одной комнате с двоюродным братом, к которому часто наведывались друзья. Они притаскивали старую акустическую гитару и пытались на ней бренчать. Джеймс слушал неумелые арпЕджио15, и его так и подмывало попробовать. Однажды он пришёл со школы – брата дома не оказалось, но оказалась забытая его друзьями гитара. То, что Джеймс испытал, когда взял первый в жизни аккорд, подсмотрев, как это делали старшие, ему не забыть никогда. Тогда ему исполнилось десять.
Он всё ещё молчал. Зато играл на старой акустике – ему её отдали за ненадобностью: ребята играли для баловства, пытаясь привлечь внимание школьных подружек, но, заметив тягу к гитаре у младшего товарища, просто подарили её.
Джеймс попросил у преподавателя музыки самоучитель. Он читал, изучал, играл. Потом сами собой полились мелодии и зазвучали риффы – громкие неумолимые риффы – к ним ещё предстояло привыкнуть домашним обитателям.
Сначала его слушателем была шестилетняя сестричка Мари. Её часто оставляли с Джемсом – он за ней приглядывал. Слушать его игру, виртуозную и чистую, несмотря на самообучение, она напрашивалась сама. Мари брала его за руку, уводила в его комнату, влезала на кровать, садила рядом с собой игрушечного щенка, визжала и хлопала в ладошки:
– Концерт по заявкам зрителей начинается!
Джеймса это вдохновляло безумно. Он так расходился, что придумывал риффы на лету. Приделав верёвку к старой гитаре вместо ремня, вешал гитару на плечо, вставал напротив кровати и бил по струнам что есть мочи. Малютка Мари покатывалась со смеху над его выкрутасами.
В один из таких джем-сЕйшенов16 его застигли врасплох тётка с мужем, которые, придя домой, услышали наверху невесть какие громкие звуки, состоящие из воплей прыгающей по кровати Мари и риффов упавшего в исступлении на колени Джеймса. Они стояли и смотрели, пока сет17 не был окончен. После этого Джеймс получил кОмбик18, не новую, но неплохую электрогитару, и ключ от гаража, чтобы не сводить сума домашних громким музицированием.
В гараж заглядывали друзья брата. Он стал местной звездой и учителем для старшего поколения в игре на гитаре. Как-то один из них притащил с собой двенадцатилетнего мальчишку по имени Дейн. Он учился в той же школе, что и Джеймс. Дейн подошёл к нему и заявил, что он хочет играть в его группе. Джеймс опешил: никакой группы не было, Джеймс и не думал. Но Дейн всё болтал и болтал без умолку про своих рок-кумиров, обещал принести их записи и свой барабан.
Джеймсу он не понравился: слишком много говорил, а Джеймс всё ещё не произнёс ни слова, навязывался со своим барабаном, короче говоря, доставал. Потом Дейн пришёл ещё и ещё раз. Джеймс не знал, как от него отделаться. Но записи, которые приносил Дейн, слушал – они его завораживали: по радио не часто крутили такую увесистую музыку. И Джеймс решил по чисто деловым соображениям следующее: пусть Дейн приходит, приносит записи, за это он потерпит его болтовню и его барабан.
А Дейн припёр в гараж не барабан, а ударную установку, и очень круто отжёг на ней. Оказывается, этот Дейн не только болтать умеет. Дейн, конечно, болтал за двоих, но не попусту. Он рассказывал Джеймсу истории про разные группы, которые им нравились, и посвящал Джеймса в теорию музыки – Дейн учился в музыкалке по классу ударных. В школе Дейн слыл отличником. Нет, не каким-то ботаном, а незаурядным мыслителем. Таким незаурядным, что был вне милости у большинства учителей за излишние вопросы и споры со старшими. Блистательный ум наряду с болтливостью и полным отсутствием стеснения делали его звездой школы. Он был точной противоположностью Джеймса – задумчивому тихоне, вместо слов у которого дело.
Они дополняли друг друга.
Через пару месяцев Дейн понимал Джеймса по взгляду задумчивых глаз. А неприязнь Джеймса к словоохотливому умнику сошла сама собой на нет в благодарность за чуткое понимание и за новизну в его жизни. И какая тут неприязнь, когда риффы Джеймса так славно ложились на ритм ударных Дейна и наоборот.
Как-то в дождливый осенний день Джеймс тихонько наигрывал мелодию одной давно понравившейся песни. В гараже было холодно, на душе – тоскливо, а в доме – пусто. Он сидел в своей комнате, а Мари в унынии слонялась по дому. Она зашла к Джеймсу, потому что услышала кроме перебора струн посторонний, но очень мелодичный звук. Мари тихонько открыла дверь в комнату Джеймса и поняла, что её брат поёт. Она слушала его как заколдованная, а потом попросила спеть его ещё раз, но Джеймс даже не понял, что пел. Это был прорыв!
Когда Джеймс познакомился с Кэтрин, стояла жара. Они давали закрытый концерт в рок-клубе перед турне. Кэт пришла с подругой, дочкой старшего менеджера группы, и застенчиво улыбнулась при встрече. Джеймсу она показалась милой, юной – она на семь лет была его младше, и такой беззащитной, что рядом с ней Джеймс почувствовал себя львом. Кэт была тихая и немногословная – Джеймс рядом с Кэтрин казался Дейном рядом с Джеймсом. После их первой встречи Джеймс уехал в очередное турне, которое, как известно, базировалось на грехе, разгуле и бесшабашности. Но грешить Джеймсу больше не хотелось. Кэт была слишком чистой, чтобы предавать её. Он ведь – рыцарь.
КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА
Полная версия:
https://ridero.ru/books/novyi_den_2
Художественная литература.
Жанр: современная проза, психологический роман.
Издательство: Издательские решения, апрель 2021г.
ISBN: 978-5-0053-6129-5
© Лада Любимова, 2016-2024
Буктрейлер можно посмотреть здесь:
https://youtu.be/8_R5g_V6AOE
Глава первая
ВСТУПЛЕНИЕ
– Да это лажа какая-то! – Дейн жевал жвачку. – Фигня полная!
Джеймс больше всего на свете хотел зарядить Дейну правой. А потом выложить начистоту, что ему стало далеко не в кайф играть с занудой, в которого превратился его лучший друг. Но не для того он работал над собой в последнее время.
Просто эмоции. Обычная реакция на усталость и собственную несостоятельность, доведённая придирками Дейна до предела. Потому Джеймс промолчал, уменьшил громкость усилителя и сел в стороне, старательно оттачивая рифф1.
Можно было подумать, что он владеет собой и ситуацией на все сто: сосредоточенное выражение лица, задумчивый взгляд, расслабленные плечи. Эту маску Джеймс научился надевать сразу, как только окружающий мир выводил его расшатанную нервную систему из хрупкого равновесия.
Но Пол знал Джеймса давно. И хорошо. Даже сквозь стекло звукорежиссёрской он видел, как резко обозначились желваки на скулах Джеймса – Джеймс был не в порядке, хотя изображал обратное. Ещё Пол знал, что Джеймс может сколь угодно долго разыгрывать из себя смирного парня и не усложнять обстановку – вот характер!
Дейн не прав. Так все считали. Только никто прямо не говорил. Конечно, они переживают не лучшие времена, а их музыка стала надрывной и слишком злой. Но зато правдивой. Они ведь всегда играли то, что чувствовали. Сейчас они чувствовали, что всё разваливается.
Ен постарался смягчить резкое заявление Дейна:
– Давайте попробуем ещё раз…
– Какой смысл? – нарочито раздражённый Дейн ходил туда-сюда по студии, выражая всем своим видом презрение к тому, что они делали.
Алан отложил бас. Он один был спокойным по-настоящему. Потому что понимал: пока Дейн и Джеймс не выяснят отношения – музыки не будет.
– Пойдём, подышим воздухом, – предложил Ену Алан, направляясь к выходу.
Но дверь отворилась, и в студию стремительно вошла элегантно одетая женщина, на ходу разговаривая по телефону. Она посмотрела на Ена и Алана, лучезарно улыбнулась и сказала:
– Привет, ребята. Подскажите, как я Пола могу найти?
Алан кивнул в направлении звукорежиссёрской.
– Благодарю.
Махнув рукой Дейну, она, не задерживаясь, пошла к Полу.
Какая-то в ней ощущалась сила. Алану эта сила понравилась, и он сразу почувствовал расположение к женщине.
– А кто это? – спросил Ен.
– Не знаю, – Алан пожал плечами, провожая гостью взглядом.
– Джейн Стилл. Она согласилась снимать клип, – Дейн скинул с себя напущенное недовольство и превратился в нормального Дейна, – мы пару дней назад ужинали с ней и Полом.
– Вот как? А нас почему не позвали? – шутливо спросил Алан.
– Не знаю. Пол всем рулил. И неожиданно вышло. Пол мне вечером позвонил, сказал, что не уговорит Стилл снимать. Просил помощи в переговорах за ужином.
– Уговорили?
– Как видишь! Пойду, узнаю, что за дела.
На самом деле Дейн отличный парень, подумалось Алану. У него неплохие дипломатические способности и деловая хватка: не раз на заре их карьеры Дейн представлял и защищал интересы группы, и после; тоже. Он талантливый барабанщик и личность творческая и незаурядная. Но будь оно не ладно, никак Дейн не может применить свои способности договариваться в отношениях с Джеймсом. А тот – скала. Стоит на своём до победного. Но не будь Джеймс таким упёртым, они бы ничего не добились.
И вот на пике славы после семнадцатилетней карьеры они подошли к неразрешимой задаче: творчество застряло на фоне личных разногласий участников группы, особенно этих двоих.
«Нужно время. Или хорошая встряска», – решил Алан, выходя с Еном на улицу.
Несколько месяцев назад Пол, который с незапамятных времён был музыкальным продюсером группы, посвятил парней в идею видео к песне «Без предела» из прошлого альбома. Идея показалась любопытной и выглядела свежо.
Клип к этой песне никто не планировал снимать. О нём и речи не шло. А тут Пол вдруг заговорил о клипе и разложил замысел по полочкам. Всем понравилось.
Пола поздравили с открывшимся даром на новом для него поприще клипмЕйкера2, и решили клип снимать. Такое решение стало единственным за последнее время, когда никаких противоречий не возникло.
Стали соображать, кого позвать режиссёром. Перебрали несколько вариантов: и тех с кем раньше работали – проверенных и известных, и новых – интересных и перспективных, но Пол заявил:
– Ладно, парни, я пошутил.
Джеймс напрягся. Теперь напряжение вызывала любая мелочь. Он этого не показывал, напротив – сдерживался и скрывал чувства. Но тот, кто был очень внимательным, замечал, что взгляд Джеймса становился вовсе не задумчивым, а тяжёлым, а в самых худших случаях Джеймс сжимал и разжимал кулаки, мелко и часто постукивая ими по коленке, как сейчас. Джеймс только прикинул, что можно под предлогом съёмок приостановить запись не клеящегося альбома, переключиться, пообщаться с ребятами без давления. Когда снимаешь клип, ты больше не лидируешь, не отвечаешь за всё подряд – этим занимается режиссёр, а ты просто делаешь свою работу. Может, после такого перерыва они будут ладить лучше.
– Я не про клип пошутил. А про то, что идея видео – моя, – Пол засмеялся. – Захотелось минуту славы снискать, а вы – купились.
– И кого ты этой минуты лишил? – с интересом спросил Дейн.
– Джейн Стилл. Но я думаю, она меня простит.
– Подожди, это та, кто снимает крутую рекламу про тачки? – уточнил Дейн с видом знатока. Он всегда в курсе – интеллектуал и всезнайка команды.
– Точно, – подтвердил Пол, – но она снимает не только рекламу. У неё есть фильмы про разный экстрим. Типа путешествия в труднодоступные точки планеты: альпинисты, лыжники, дайверы и всё такое. Не зря она титул «отважной Джейн» заполучила.
Потом они посмотрели её рекламные ролики и фильмы. Стиль видео был наполнен движением и объёмным сочным видеорядом, который буквально погружал в происходящее на экране. Затягивал ненавязчиво, но сразу. Несмотря на то, что ролики Стилл рекламировали самые дорогие автомобили мира, в них не было ни капли глянцевой вычурности, зато была непосредственная и увлекательная история. Видно было, что Джейн не любила ходового искусства и принятых стандартов.
Но её стиль никак не вязался с тем, что для них снимали раньше: скупые мрачные тона, сухой сюжет, и мало их собственной актёрской игры. Они работали с разными идеями и с разными режиссёрами, но те не выходили за рамки сложившегося порядка.
А здесь столько красок и динамики! Но почему – нет? Новизна и смелость – в их духе.
Выяснили, что Пол познакомился со Стилл случайно: они летели одним рейсом в соседних креслах. Они сдружились, и Пол звонил Джейн иногда. В одном из телефонных разговоров она сказала, что следит за творчеством его подопечных – оно ей нравится, а песня «Без предела» вызывает в её воображении такие вот картинки. Пол заметил, что из этих картинок может получиться настоящий клип. И Джейн в шутку прикинула сценарий.
На том бы всё и кончилось, но идея Пола не отпускала. Он подкинул её ребятам и получил безусловное согласие на съёмку. Осталось уговорить Джейн.
Но Джейн не соглашалась, ссылаясь на занятость и отсутствие опыта работы с подобным материалом. Утверждала, что не работала с музыкантами, и, не смотря на любовь к музыке и интерес к группе, этот сценарий – внезапная фантазия, навеянная хорошим настроением, общением с Полом и качественной музыкой. Фантазия, не более.
Пол не сдавался. Он звонил Джейн восемь раз в неделю. Спрашивал, как дела, интересовался планами и настаивал-настаивал на съёмке. В конце концов, Джейн согласилась написать сценарий и подарить его Полу, лишь бы Пол не приставал к ней с этой темой. Пол подарок принял, но не отстал.
И тут его путь осветила счастливая звезда удачи: Джейн прилетела в Сан-Франциско. Нет, не к нему, конечно, но о приезде своём сообщила и даже приняла приглашение Пола поужинать.
Пол взял с собой Дейна, который мог быть чертовски убедительным, если хотел. Само собой, Дейн был убедителен и безупречно очарователен – Джейн согласилась на съёмки.
Остальным ребятам Пол ничего не сказал. Он хотел сделать сюрприз: им нужен был какой-нибудь неожиданный и приятный сюрприз – взбодриться. Пол планировал собрать всех вместе, пригласить Джейн и объявить об успешном окончании затянувшихся переговоров.
Но Джейн позвонила ему как раз в тот момент, когда Дейн в очередной раз начал изводить Джеймса. Джейн срочно улетала и попросила уделить ей несколько минут, чтобы отдать подписанный контракт и увидеться с группой: вдруг они не понравятся друг другу, и как же работать вместе?
«Она кстати. Разрядит обстановку», – подумал Пол.
Когда все разошлись, Джеймс отложил гитару. По-хорошему, нужно пойти и познакомиться с этой Стилл. Он не разглядел её из угла, в котором сидел, только услышал отчётливо звучащий голос. Судя по нему и твёрдым шагам – уверенная в себе особа.
Выходка Дейна с «полной фигнёй» ещё пульсировала у него в висках, хотя он понимал, что тот устроил представление специально для него. Сейчас Дейн там, с Полом и Джейн, решают, что да как, а он сидит здесь, словно не у дел.
Пойти и присоединиться к разговору? И почему Пол не соизволил познакомить всех со Стилл, почему не предупредил, что она придёт? Всё выходит из-под контроля.
Горячие волны гнева одна за другой окатывали его с головы до ног. Джеймс тяжело дышал, и, поймав себя на этом, подумал, что в его тридцать пять нервы стали совсем ни к чёрту.
«Нужно всё контролировать, – заключил Джеймс, – как бы сложно не было». И решительно направился в звукорежиссёрскую.
Он протянул руку к двери и получил ощутимый толчок: дверь открылась с другой стороны, наградив его лоб шишкой.
– О, простите! – Джейн Стилл улыбалась. – Я не хотела на вас нападать.
«Не хотела нападать… – Джеймс невольно рассмеялся: – Джейн Стилл, да ты просто крошка!»
Он смотрел на неё сверху вниз и не мог сопоставить эту малышку с её прославленными деяниями.
В заминке Пол протиснулся в дверь:
– Джеймс, знакомься – это Джейн Стилл. Она любезно согласилась с нами сотрудничать. Джейн – это Джеймс…
– Мне это давно известно. Стыдно не знать фрОнтмена3 лучшей метАлл-группы4, – Джейн усладила уши Джеймса, но таким тоном, что он почувствовал себя сопливым мальчишкой, однако, чувство это приятно щекотало где-то в солнечном сплетении.
Джейн первой протянула руку для знакомства. Ладонь её была миниатюрной и тёплой, зато рукопожатие – крепким.
Джеймс непроизвольно продлил приветственный жест, удерживая её руку:
– Рад знакомству с именитым режиссёром.
– Ладно, обмен взаимными любезностями, видимо, должен как-то скрасить выдающийся факт начала нашей совместной деятельности, – Джейн кивнула на лоб Джеймса. – Надеюсь, дальше будет интереснее и продуктивнее.
Джеймс сдержанно улыбнулся. Сейчас он производил впечатление воспитанного человека с крепким внутренним стержнем и железобетонными нервами.
Стилл же его притягивала: яркая, не отличающаяся кротким нравом, с чувством юмора. Джеймс понимал, что смотрит на неё слишком внимательно. И это не очень-то уместно.
Вернулись Ен и Алан, и Пол начал знакомить их с Джейн. Джейн поздоровалась с Еном и не преминула сказать ему:
– Ен, я всегда считала вас красивейшим из мужчин. Но реальность превзошла мои смелые ожидания.
Ен чуть не умер. Если бы земля под его ногами разверзлась и приняла его смущённую душу, он рад был бы провалиться.
Он, действительно, был очень красивым парнем. Выточенные, словно из мрамора, очертания благородного лица, раскосые восточные глаза, подтянутая фигура АдОниса5, чёрные блестящие волосы – всё в нём говорило о древней благородной крови Корейского полуострова. Сколь был он красив, столь и скромен. Тушевался от внимания к себе, пасовал перед женским полом, никогда не ввязывался в споры и не навязывал своего мнения. Ен привносил в группу скорее свой талант, чем идеи. Часто соглашался со всеми, был тих, улыбчив и мастерски играл на соло-гитаре. В группе он был самым молодым, и не имел благородных родственников, а точнее, не имел их вовсе.
Джеймс нашёл Ена в баре драящим пол. С юности Джеймс решал неразрешимые проблемы с помощью виски. Не то что бы он любил выпить или делал это часто. Но всё же – делал. В тот вечер он сидел в баре до самого закрытия и болтал с Еном о том, о сём, пока случайно не узнал о страстной любви Ена к гитаре и к тяжёлой музыке.
Тогда они играли с Дейном вдвоём. БасИсты6 и сОло-гитаристы7 менялись чаще, чем лик луны – никто не мог с ними сработаться. Джеймс был строг и напорист, Дейн – умён и дотошен, и играли они вдвоём слаженно и запоем. Репетиции продолжались долгими часами, пока материал не оттачивали до идеала. Никто не выдерживал. И вот Джеймс привёл Ена. Ен подстроился под ритм-гитару8 Джеймса и остался.
А сейчас Ен то краснел, то бледнел от внимания Джейн, смотрел в пол и переминался с ноги на ногу. Алан, тот ещё шутник, подлил кипяточку, хлопнув того по спине:
– Ну, дружище, ты теперь в фаворе – давай, не подкачай.
Отстав от смущённого Ена, Джейн извинилась, что пришла без предупреждения из-за внезапного отъезда. Сообщила, что рада познакомиться с ними, и надеется снять «беспрецедентное видео под шедевральную и ласкающую слух музыку в исполнении самих гуру металла».
– Хорошего настроения и творческих успехов! – пожелала Джейн и укатила на ожидавшем её такси.
Джеймс стоял у двери звукорежиссёрской, спрятав руки в карманах брюк, не проронив ни слова, кроме приветствия. Он стоял и слушал неожиданную внутреннюю тишину, так необходимую ему в последнее время.
– Поиграем? – утвердил он скорее, чем спросил.
К вечеру они записали песню, с которой маялись недели три. На риффы Джеймса прекрасно легли ударные Дейна.
Глава вторая
ВТОРОЙ ТАКТ
Многослойное вступление сменил грохочущий рифф и резко оборвался в полной тишине.
– Вы ещё живы?! Скажите мне: вы ещё живы?! – густой голос Джеймса чистым тембром гремел неумолимо.
Зал взорвался единым «да!» и морем рукоплесканий.
Джеймс спрашивал громко, напористо. И слушал ответ. По нему он судил о качестве работы. Он не помнил уже, когда ответ был тихим. Даже сегодня. Хотя они сыграли всего три разухабистых кАвера9 в камерной обстановке небольшого рок-клуба, в котором праздновали день рождения Fly.
Fly по традиции на день рождения группы приглашали друзей поиграть их музыку. И, предаваясь разгулу, они слушали, как коверкают их песни. Какое-то бесконечное время Fly не нарушали традицию. Да пребудет вечная слава с тем, кто придумал эту традицию, потому что ни разу не случалось дня рождения группы, которое бы участники сего бедлама не вспоминали упоённо в прямом и переносном смысле. И ничего такого заранее не планировали. Собирались, играли, а потом не могли вспомнить – что. Весело. То ли бесшабашный лирический рок-н-ролл Fly тому виной, то ли лёгкая натура самих Fly-евцев, которым уже перевалило за пятьдесят.
В клуб пришли музыканты и самые преданные фаны Fly, выигравшие входные билеты. Джеймс любил такие концерты, с одной стороны, и не любил – с другой. Любил, потому, что любил музыку и тусовку, любил послушать себе подобных и получить опыт. Не любил потому, что играть перед такими же как ты, искушёнными профи, трудно: никаких тебе ошибок, которые фаны могли простить. И зажечь пару сотен зрителей в четырёх стенах гораздо сложнее, чем несколько тысяч на площадке собственного концерта. Все рядом, всех видишь, всех чувствуешь. А Джеймс так давно не выходил на сцену.
И когда Питер из Fly позвонил: «Эй, чувак! Бери своих, приходи – оторвёмся, как следует!» – Джеймс с радостью согласился.
На сцене ему хорошо. Как дома. Концертов они не давали больше года. Ни одного. Раньше такого не случалось. Постоянные турне, съёмки, выступления то там, то сям. Успевали писать альбомы, торчать первыми в топах и жить на полную катушку.
А последний альбом записывали в нерушимом покое студии. Вот и вышел полный покой. Ни вдохновения, ни слаженной работы, никаких тебе «катушек». И «оторвёмся» Питера – то, что нужно.
Однако, перерыв в концертах оказался слишком долгим, и Джеймс накануне, до выхода на сцену, маленькую такую сценку, волновался точно в первый раз. И это он – икона хард-рока!
Но волнение улеглось сразу, как только он взял пару аккордов. Раз, и прыгнул в свою стихию. Отыграв положенных три кавера, Джеймс ещё поболтал с публикой, и получил безотказную просьбу сыграть их собственный сингл10 «Без предела». Правил тут не было, а традиция такого не воспрещала.
А потом вечеринка закрутилась сама собой. Громкая музыка, которую он так любит, старые знакомые…
– Здорово, дружище! – Питер схватил Джеймса в стальные тиски объятий. Не поймёшь: прибить хочет или поздороваться. – Привет, привет, мужики!
По-дружески придушив каждого, фронтмен Fly выливал порцию жизнерадостности на гостей:
– Рад-радёшенек видеть вас в добром здравии! Ну, повеселили-повеселили, мужики! Сроду не получал за раз столько кайфа! Спасибо, что пришли!
Джеймс знал Питера всегда готового позубоскалить над чем угодно. Не то что бы они были приятелями, но приязнь между ними водилась. Случалось вместе не раз выступать на концертах, джемовАть11 на предконцертных репетициях, там же и общаться. Он не помнил Питера грустным, задумчивым или тихим. Если, шурша бородой, его мускулистая фигура почти в два метра высотой и чуть меньше шириной, вторгалась в пространство – всё, считай, покоя не будет. Громогласно оглашая окрестности, Питер шутил без конца и края. И когда молчал, что было не часто, излучал здоровье и радость. Откуда в нём это бралось? Никто не видел, чтобы Питер занимался спортом, например, но здоровяк он был ещё тот. Зато все видели, как Питер глушит пиво мегалитрами, хватает девчонок за что придётся, ржёт как племенной жеребец и наяривает трэш12, не имея себе в том равных.
– Чёт вас давно не слышно, мужики. Говорят, альбом пишете?
– Есть такое дело, – Джеймс постарался сказать об этом как о пустяке. Он шёл сюда и об одном молил всех богов, которых знал: пусть никто не спросит «какие планы, как запись?». А тут Питер…
– Хоро; ш по студиям прятаться! Как мыши в кладовке, чес слово. Вам кочегарить надо! Народ вам радуется!
Ура! Питер не подвёл, не развернул тему.
– А давайте чёнть вместе замутим? Пару-тройку концертов дадим, а? Мы тут накалякали кое-что, поделиться бы надо с миром.
Fly за год записали два успешных альбома. И… по старой доброй традиции, в турне от концерта к концерту звали кого-нибудь с собой. У них получались прямо рок-фестивали.
Джеймс испытал тягостное чувство собственной неполноценности: седеющий Fly пишет альбомы, будто орешки щёлкает, выпускает хиты, ездит в турне и торчит круто. А он в самом расцвете лет боится высунуть нос из дома. Но он испытывал и другое чувство: предвкушение лёгкости и драйва от работы с Питером. Тем более; сейчас, когда нужно учиться выходить на сцену заново.
– Мне нравится предложение, я – за.
– Звони на днях, обсудим. Ну, ладно, мужики, увидимся. Ещё раз спасибо, что пришли. Давайте, развлекайтесь! – и ушёл душить в объятиях кого-то ещё.
– Здорово бы было, да… – мечтательно потянул Ен.
– Пару-тройку концертов можно отыграть, – Алан воодушевился не меньше.
После выступления настроение у ребят было на высоте.
– Нам не с чем ехать! – отрезал вдруг Дейн.
Все на него удивлённо посмотрели.
– Я хочу сказать, что у нас нет ни одной новой путёвой вещи, чтобы ехать с ней в турне, – он закрутил свою любимую пластинку.
– Не в турне. Несколько концертов. Сыграем старое, сыграем, что есть. Пара новых песен вполне сносны, почистим ещё. Ведь не завтра едем, – Джеймсу очень захотелось выступать. До щекотки в ладонях, он даже потёр их друг о друга, готовый действовать.
– Глупая затея, – Дейн изобразил знакомую гримасу пренебрежения и ушёл.
Выступление и атмосфера праздника добавили в кровь Джеймса адреналина. Он чуял, что заводится, и вот-вот стартует.
– Ладно, Джеймс, он оттает, – сказал Алан. – Я бы поехал всё-таки…
– Значит, поедем,; отрезал Джеймс.
Настроение у ребят сникло. Джеймс заметил. Чёрт возьми, а вечер так хорошо начинался.
Если дальше так пойдёт, то против Дейна восстанут Алан и Ен. А такого расклада Джеймс не допускал и в мыслях. Тогда всё – конец. Это означает, что Джеймс не только не состоялся как лидер, а своими руками развалил то, что строил годами. Пора действовать.
Джеймс и Дейн ругались у всех на виду: на репетициях, в студии на записи. Ругались крепко, грубо, хлопали дверями и уходили за них посреди дела. Джеймс не сдерживал ярости. Нервы у него сдавали. А будущее группы летело скоростным фрирАйдом13 по вертикали вниз.
Ен и Алан отмалчивались во время скандалов и делали вид, что ничего не происходит. Джеймс чувствовал себя кретином. Его детище разваливается, а те, кого он ведёт за собой, оказываются сильнее: терпят, поступают благоразумно.
Он остановился. Стал забивать на придирки Дейна, как ребята. Молчал, слушал, силился уяснить причину поведения Дейна. Мог сказать: «Хорошо, я понял». Шумные перепалки прекратились. Открытая вражда превратилась в вооружённое до зубов перемирие, а работа встала.
До того, как всё рассыпалось, Джеймс отличался природной уравновешенностью. Нет, он рад был повеселиться, вплоть до хулиганских выходок. Любил погонять на мотоцикле или на машине, вообще любил скоростной экстрим: то с парашюта прыгнет, то на скейте или сноуборде разъезжает. В контрактах на турне для него отдельно значились пункты, которые запрещали ему заниматься всякими такими штуками, пока турне длится. Джеймс часто их нарушал.
Сцена же его с ума сводила. Он так наслаждался музыкой, он так её любил, что из шкуры готов был выпрыгнуть, лишь бы донести эту любовь до них – до фанов. Когда Джеймс испытывал сильные чувства, он шёл играть, придумывал риффы, выливал мысли в тексты и успокаивался. В музыке он находил самого себя.
Во всех других делах Джеймс не суетился, обстоятельно всё обдумывал и потом принимал решение. Дела вёл с беспрекословной суровостью, но с предельным тактом. Благодаря этому финансовое положение группы было всегда стабильным, а материальные блага приумножались.
Обладая силой духа, а с ростом успешной карьеры и возможностями, защищал слабых, налаживал связи с сильными и не связывался с чокнутыми.
На публике Джеймс вёл себя просто и немного стеснённо, ну, кроме сцены, конечно, – там он отжигал. В жизни он скорее сглаживал слишком выдающиеся неровности, чем шёл на противостояние, но сглаживал со своей твёрдой позиции. Его уважали. Он это знал.
С людьми Джеймс не сближался. Он был вежлив и внимателен, но держался на расстоянии. Лишь с Дейном с юных лет он был открыт. Настолько, насколько умел. Дейна он считал своим лучшим другом. И были времена, когда они шагали в ногу: в музыке, во взглядах, в действиях.
В группе Джеймс лидировал. Во всём. Он задавал тему, ритм, темп. Остальные подстраивались. Что и как делать – решал он. Не то что бы он всеми командовал или не спрашивал мнения. Наоборот, всегда советовался и искал отклика. Но делал по-своему. Никто не возражал: он ведь не ошибался.
Возразить ему мог Дейн. И то потому, что Дейну нравилось показывать свой незаурядный ум. Джеймс Дейна любил и позволял тому критиковать себя. Решение всё равно было за Джеймсом. И решение, и ответственность, которую Джеймс добровольно брал на себя, и честно тащил это бремя.
И Дейн, в конце концов, соглашался с Джеймсом. Соглашался, ведь и сам думал так же.
Но связь оборвалась. Пересохло русло, по которому текло согласие между двумя друзьями. И Дейн стал возражать: открыто, непреклонно, враждебно.
Джеймс опешил. Это как взрыв. Будто пружина раз – и ослабла, разрушив целостную конструкцию. Признаться, пружина начала ослабевать постепенно в последние годы: Дейн женился, у него родился сын, и Джеймс понял, что они уже не единое целое. Может, они стали меньше делиться друг с другом. Он ревновал Дейна немного… Про себя.
На работу семейное положение Дейна не повлияло. Он, как и раньше, проявлял неистощимый интерес к музыке, к делам группы, и времени проводил больше с ними, чем с семьёй. Ничего не изменилось. Вроде бы… Но Дейн стал недоволен результатами сильнее, чем прежде. И так требовательный, впрочем, как и Джеймс, доводил придирки до предела. А главное, не предлагал решений, а предложения Джеймса отвергал с занудным упорством. Это касалось музыки, денег, планов на турне, в общем, всей их деятельности. Договариваться стало труднее и труднее.
Джеймс, как всегда, искал ошибки в себе и списывал всё на свой счёт. Пробовал поговорить с Дейном. Но это не помогло. А однажды не выдержал и наорал на Дейна, потребовал, чтобы тот в случае недовольства предлагал свой вариант, а не ныл и не упрямился. Грубо так наорал. При всех. Заткнул Дейна. Да, он это умеет, если нужно – уложить любого парой слов. Не потому что словом владеет мастерски, а потому что вкладывает в слова всю свою волю.
Пожалел, что сорвался, но дело было сделано. Пружина сломалась окончательно.
Врач этот «душевный», к которому потом ходил Джеймс, поняв, что не может разобраться в жизни сам, объяснил, что статус Дейна изменился, что он теперь – отец, глава семьи. Что они повзрослели и поменяли жизненные ценности, что Дейн – сильная личность и стремится к лидерству, вот и выходит война статусов.
Какие, к чёрту, статусы! Джеймс никогда не считал Дейна соперником. Он нередко отдавал инициативу Дейну, если тот её брал, слушал его здравые предложения и ритм его ударных. Если Дейн и вправду хочет чего-то бо; льшего, пусть скажет об этом. Но Дейн уходил от контакта, покидал студию, отмалчивался, отворачивался. А Джеймс бесился от того.
Глядя на терпеливых Ена и Алана, Джеймс перестал скандалить, учился сдержанности. Но сдержанность вовсе не была похожа на его обычное спокойствие. Она была неестественной и опасной, точно бомба замедленного действия.
Джеймс послушал каверы, побродил по клубу, повидался со знакомыми, разузнал новости. Заметил Дейна у бара. Захотел спросить у Дейна здесь и сейчас: что происходит между ними.
Он подошёл и заказал у бармена виски, хотя был уже в довольно-таки форсированном состоянии, и любимую Дейном «Кровавую Мэри»14.
Дейн сидел с миной не очень-то довольной.
– Дейн, давай обсудим кое-что, – Джеймс чувствовал себя попрошайкой, побитой собакой. Противно до жути.
– Что ты хочешь обсудить?
– Эти заморочки наши… Всё тянется давно… Но если мы не остановимся, мы можем потерять… потерять группу.
– А в чём мы должны остановиться? И кто это – мы?
Вот. Как всегда. Дейн начал ходить кругами.
– Мы – это ты и я, – Джеймс отбросил всякую гордость, – мы должны…
– Знаешь… Я тебе ничего не должен.
Джеймс тяжело вздохнул. Он чувствовал изнуряющую злобу от бессилия втолковать Дейну столь простую идею.
– Хорошо. Я не так выразился. Не знаю, как сказать правильно. Я очень хочу, чтобы мы нашли… нашли общий язык – так что ли это называется.
Дейн молчал и отводил взгляд.
– У меня появилось такое чувство, будто я сильно провинился, – Джеймс спикировал ниже некуда. – Я согласен. Я виноват. Но я хочу исправить ошибки…
– Меня это достало.
– Достало что? Мы не можем поговорить нормально, потому что тебя «это достало». Твердишь одно и то же. И я не знаю, как извлечь тебя из упорного затворничества под названием «это достало».
Дейн вертел в руках стакан с «Мэри», но не пил.
– Ладно… уже много чего произошло. Накопилось, наверное. Может, не стоит копаться в прошлом, а просто договариваться, объяснять друг другу…
– У тебя как-то всё просто, Джеймс.
– Может и не просто, но Алана и Ена это тоже достало, мы их терпение испытывать не можем. Чего ты опять начал про концерты, про «не с чем ехать». Нам нужно работать…
– Нам нужно то, нам нужно это. Знаешь, Джеймс, это тебе – нужно!
Джеймс видел, как Дейн заводится, он и сам был на взводе.
– Ен и Алан хотят…
– Проблема в том, что если тебе «нужно», то все «должны» и даже «хотят»! И плевал ты на то, что твоё «нужно» никому не нужно!
– Вот как?
– Вот так!
– Я не думал, что расклад такой.
– Такой!
– Значит, тебе не нужно. В этом всё дело?
Дейн отвернулся, показывая, что не намерен продолжать разговор.
Всё. Джеймс дошёл до точки кипения и сжимал опустевший стакан так, что тот мог превратиться в осколки на раз-два. Через какое-то время он посмотрел на Дейна. Твёрже и строже. И совсем не дружелюбно.
– Чего ты конкретно хочешь? – он произнёс вопрос медленно, разделяя каждое слово.
На сцене загремел очередной кавер.
– Послушать музыку! – Дейн сказал громко, в ухо Джеймсу, встал и ушёл.
Угасли последние звёзды надежды. Джеймса тошнило. То ли от виски, то ли от унижения. Он заказал ещё виски, и, пропитанный духом уныния, шатался по клубу, безнадёжно погружаясь в потёмки.
Глава третья
СОЛО
Голова Джеймса жила своей собственной, отдельной, пронизываемой болью жизнью в звенящем мареве из обрывков воспоминаний воодушевлённого начала, мерзкой середины и полной черноты конца. Чем закончился концерт, Джеймс не помнил. Истина Питера «если хоть кто-то может вспомнить, что здесь происходило, значит, он здесь не был» работала.
Он перевёл взгляд с потолка в сторону и убедился, что он дома, хотя валялся, раскинувшись, будто морская звезда, на полу прямо в гостиной. Факт того, что он дома положение облегчал, но только не боль, раздирающую виски; и затылок.
К головной боли присоседилась тупая и щемящая где-то в груди, а в мыслях вихрем проносились виде; ния такого содержания, что Джеймс застонал, собирая непослушное тело на ковре из позы звезды в позу её эмбриона. Но обрывки воспоминаний не исчезали, вызывая чувство, похожее на неприязнь к самому себе.
Зато вчера, прежде чем его поглотил чёрный провал беспамятства, он чувствовал очаровательную смесь горечи, смирения, хмельной непринужденности и нахальства, когда садился в машину с тремя до неприличия молоденькими девчонками. О чём он думал!?
Да ни о чём. Ему было настолько скверно, что ни тяжёлые риффы со сцены, ни бессчётные стаканы с виски эту скверность не устраняли. Пока он слонялся по клубу, поклонницы так и льнули к нему гроздьями сочного винограда. И тут бац – его понесло! Его: приличного семьянина, преданного мужа и скромного парня.
Джеймс на брутального мачо похож не был. Высокий, широкий в плечах, голубоглазый и русоволосый – ничем особенным во внешности не отличался. Разве что задумчивым выразительным взглядом, живой мимикой высокого лба и разными бровями, разными – из-за шрама, полученного во времена лихой юности. Он был крепким от природы и тягал гантели только для того, чтобы быть в форме. Потому выглядел спортивным, подтянутым человеком с таким вот простым лицом.
Шрам он заработал в уличной потасовке лет в семнадцать. Они с Дейном шли ночью по улице, точнее, едва тащились с очередной попойки после концерта в заурядном клубе, а трое молодчиков в тёмном переулке прижимали к стене отчаянно сопротивляющуюся девушку.
С девушками Джейм в ту пору был не в ладах: он их стеснялся, боялся, хотя желал страстно. Он не знал, о чём с ними говорить: в его голове роились аккорды, ритмы и яркая мечта о большой сцене. Но он испытывал рыцарскую потребность защищать того, кого боялся. Женщины казались ему опасными и уязвимыми одновременно. И кричащая, терпящая бедствие дева сразу получила защиту Джеймса, который раскидал обидчиков в один миг. Дейн богатырской силой в юности не славился и делал, что мог: стоял в стороне, выхватив пострадавшую из кучи дерущихся парней.
Девушка оказалась странной: от Дейна вырвалась, наградив его нелицеприятными именами, и помогла попинать Джеймса, который, не смотря на врождённую силу и удачное начало драки, совладать с хулиганами не смог. Избили его тогда страшно, досталось и Дейну. Джеймс неделю провалялся в койке. Обошлось без серьёзных последствий, но шрам, рассекающий левую бровь, напоминал ему всю жизнь о доблестном рыцарстве. И пойми этих женщин после такого.
А музыкальная карьера внезапно и круто набрала обороты.
Молодость. Любимое занятие. Разные города. Интересные встречи. Успех. Воплощение мечты. Это было не просто: бесконечные переезды, концерты, многочасовые репетиции. Сумасшедший драйв. А счётчик пофигизма буквально зашкаливал! Девчонки сами бросались на шею. Тогда не приходилось сидеть за тринадцатью кругами охраны в пустыне собственной славы, а можно было затеряться в толпе и упиваться всеми привилегиями молодых, талантливых и амбициозных. Тогда он и перестал девчонок бояться. Но рыцарское к ним отношение сохранил, ещё не раз получая по заслугам от ревнивцев, покинутых ради страстных объятий с вида застенчивого гитариста с бархатным голосом.
Это было весело. Легко и безответственно. Они были молоды, переполнены жизнью и чужды любым условностям. Грешили они тогда все, даже Ен, мужественно преодолевая смущение. Прекратить образ жизни во грехе, разгуле и бесшабашности значило умереть.
Они были группой, которая играла забористую смесь рока, металла и лирики. Музыка их не громыхала: она была мощной, тяжёлой, слаженной, с захватывающими гитарными партиями, где ритм-секции великолепно дополнялись мелодичными линиями. Их обожали. Армия фанатов разрасталась день ото дня.
Творческий дух не отпускал. Музыка и тексты возникали сами собой. Тексты к песням писал Джеймс. Потому что получалось, потому что никто из ребят не выказывал рвения к этому, потому что всем нравилось то, что он делал. Иногда он играл риффы в одиночестве, искал особые линейки мелодий, делал звук чище, глубже, и раз, сам того не замечая, писал текст. Он мог написать его на салфетке за обедом, или в гримёрке перед концертом, или в дневнике, который иногда вёл.
Внешне спокойный, внутри он кипел. Его возмущали ложь и нелепые условности. Он пытался разобраться в себе и в том, что происходит вокруг. По большому счёту его богатый внутренний мир представлял собой крупномасштабную войну между его ценностями и требованиями окружающей действительности и ещё череду мелких стычек между многогранными сторонами его творческой натуры. Битвы эти порождали сначала неуверенность, затем раздражение и досаду, а дальше – гнев и ярость. Ярость, как способ избавится от неуверенности, как способ получить то, что хочешь: всё или ничего.
Открытую агрессию в силу мирного характера он не проявлял, ну, за исключением случаев спасения попавших в беду дев. Но гнев свой выражал в текстах и в музыке. Песни были осмысленными, искренними и часто наполненные протестом. Со временем юношеский нигилизм перерос в поиск смысла происходящего, от того тексты стали поэтичней и убедительней.
Итак, он был предан делу, жаждал признания, славы и богатства. Ему удалось. Им удалось вместе.
Ближе к тридцати Джеймс женился. Семья для него всегда много значила потому, что он не знал, что это такое на самом деле, но узнать хотел. Отца он не помнил толком. Он его видел-то несколько раз. Отец приезжал на огромном грузовике, трепал его по волосам, привозил в подарок игрушечную машинку и уезжал наутро. Как к нему относиться, Джеймс не знал. Он его побаивался. Отец был огромным: Джеймс рядом с ним казался себе ничтожным и незначительным. С мамой отец разговаривал грубо, бывало – кричал на неё, с ним особо ласковым не был, скорее равнодушным. Не брал на руки, не спрашивал как дела. И когда он перестал приезжать совсем, Джеймс забыл, как выглядит его лицо, забыл, как звучит его голос, и ни разу не спросил у мамы, где он и почему не едет.
Мама у него была красивая. Красивая и добрая. И очень сильная. Нет, она была миниатюрной хрупкой женщиной, но заботится о себе и сыне ей приходилось самой, а она кроме красоты и доброты не имела особых талантов, знаний или связей. Они часто переезжали с квартиры на квартиру, питались кое-как. Мама всегда была на работе, но денег всё равно не хватало.
Она приходила с вечной работы, обнимала Джеймса, читала ему книжки, пела колыбельные нежным голосом и говорила, что у них скоро всё наладится – она не унывала. Пока мама работала, Джеймс сидел дома. Один. Он сидел и, чтобы не было страшно, слушал радио – всякую разную музыку. Из-за частых переездов у него не было постоянных друзей. А случайных он не заводил. Он считал, что друг – он один и навсегда. А где его взять, если ты по нескольку раз в год меняешь место жительства и вынужден торчать в четырёх стенах: гулять одному в новом районе в шесть лет ещё страшней, чем сидеть дома, а присматривать за ним было некому. Он сидел, слушал радио и разбирал немногочисленные игрушечные грузовики – отцовские подарки.
Когда ему исполнилось восемь, мама привезла его к своей старшей сестре. Джеймсу нужно было идти в школу, а переезды и недостаток денег этому не способствовали. Тогда мама ему объяснила, что он поживёт у тётки, а она уедет на время, чтобы заработать на лучшую жизнь. Сказала, что будет навещать его, просила слушать тётку и её мужа. Сказала, что они их очень любят и хотят помочь. И что их дети, сын, который был вдвое старше Джеймса, и дочь – вдвое младше, будут ему хорошими друзьями. И что у него будет много новых друзей в школе, много интересных занятий, а ещё любые подарки, которые он пожелает, ведь мама нашла работу на фабрике, где ей будут хорошо платить. Фабрика – далеко, и она сможет приезжать к нему раз в месяц. Она говорила это, стоя перед ним на коленях, и гладила его по лохматой голове. Говорила и вдруг расплакалась. Он впервые видел, как его красивая неунывающая мама плачет. Чтобы скрыть слёзы, она обняла маленького Джеймса, но его было не обмануть. От её тихих всхлипов и слёз, которые текли такими потоками, что намочили его рубашку, он сам хотел разреветься. Но вместо этого он крепко обнимал её и повторял:
– Мама, мамочка, мамулечка…
Это был последний раз, когда он её видел.
На следующий день мамы не стало: автобус, на котором она уехала на ту чёртову фабрику, слетел с трассы в пропасть.
Джеймс молчал три года. Если он открывал рот, чтобы что-то сказать, оттуда вырывалось какое-то бульканье. И он прекратил попытки заговорить.
Тётка здо; рово переживала за него, как и её муж. К нему относились с трогательной заботой, словно к родному сыну – у них была нормальная семья. Повзрослев, Джеймс понял, что в его приёмной семье не то что бы царила любовь, но обитал мир. Простой бытийный мир.
Тётка преподавала в школе математику. Она была строгой, но доброй, как и его мама, – они ведь сёстры. Джеймс молчал, и учёба давалась с трудом. Он всё понимал, был способным учеником, но то, что нужно было произносить словами, ему приходилось писать на бумаге. Его хотели перевести в специальную школу, но тётка не позволила, просила дать ему время. Так; кое-как; он и учился.
И, если предметы ему давались нелегко, то в спортивных играх он был на высоте: в школьную футбольную команду он попал с первого дня. Он играл по правилам, смело, а болтать в игре было лишним. Там он вскоре стал молчаливым лидером по призванию.
После школы он прилежно делал уроки и шёл помогать в автомастерскую тёткиного мужа. Честно говоря, ему очень нравилось, как пахнет в мастерской: мазутом, бензином, железом. Он убирал, подавал инструменты, держал, крутил и изучал, как там всё устроено – в железном нутре машин. Его никто не принуждал, но делать было нечего, а машины были ему по душе. Тёткин муж болтать тоже не любил, он работал усердно: от клиентов не было отбоя, и помощь Джеймса приходилась кстати.
Друзей он в школе не завёл. Кому нужен тип, который всегда молчит и держится особняком. Ребята из футбольной команды тянулись к нему, но вне поля Джеймс был замкнут и всегда спешил домой или в автомастерскую.
Джеймс жил в одной комнате с двоюродным братом, к которому часто наведывались друзья. Они притаскивали старую акустическую гитару и пытались на ней бренчать. Джеймс слушал неумелые арпЕджио15, и его так и подмывало попробовать. Однажды он пришёл со школы – брата дома не оказалось, но оказалась забытая его друзьями гитара. То, что Джеймс испытал, когда взял первый в жизни аккорд, подсмотрев, как это делали старшие, ему не забыть никогда. Тогда ему исполнилось десять.
Он всё ещё молчал. Зато играл на старой акустике – ему её отдали за ненадобностью: ребята играли для баловства, пытаясь привлечь внимание школьных подружек, но, заметив тягу к гитаре у младшего товарища, просто подарили её.
Джеймс попросил у преподавателя музыки самоучитель. Он читал, изучал, играл. Потом сами собой полились мелодии и зазвучали риффы – громкие неумолимые риффы – к ним ещё предстояло привыкнуть домашним обитателям.
Сначала его слушателем была шестилетняя сестричка Мари. Её часто оставляли с Джемсом – он за ней приглядывал. Слушать его игру, виртуозную и чистую, несмотря на самообучение, она напрашивалась сама. Мари брала его за руку, уводила в его комнату, влезала на кровать, садила рядом с собой игрушечного щенка, визжала и хлопала в ладошки:
– Концерт по заявкам зрителей начинается!
Джеймса это вдохновляло безумно. Он так расходился, что придумывал риффы на лету. Приделав верёвку к старой гитаре вместо ремня, вешал гитару на плечо, вставал напротив кровати и бил по струнам что есть мочи. Малютка Мари покатывалась со смеху над его выкрутасами.
В один из таких джем-сЕйшенов16 его застигли врасплох тётка с мужем, которые, придя домой, услышали наверху невесть какие громкие звуки, состоящие из воплей прыгающей по кровати Мари и риффов упавшего в исступлении на колени Джеймса. Они стояли и смотрели, пока сет17 не был окончен. После этого Джеймс получил кОмбик18, не новую, но неплохую электрогитару, и ключ от гаража, чтобы не сводить сума домашних громким музицированием.
В гараж заглядывали друзья брата. Он стал местной звездой и учителем для старшего поколения в игре на гитаре. Как-то один из них притащил с собой двенадцатилетнего мальчишку по имени Дейн. Он учился в той же школе, что и Джеймс. Дейн подошёл к нему и заявил, что он хочет играть в его группе. Джеймс опешил: никакой группы не было, Джеймс и не думал. Но Дейн всё болтал и болтал без умолку про своих рок-кумиров, обещал принести их записи и свой барабан.
Джеймсу он не понравился: слишком много говорил, а Джеймс всё ещё не произнёс ни слова, навязывался со своим барабаном, короче говоря, доставал. Потом Дейн пришёл ещё и ещё раз. Джеймс не знал, как от него отделаться. Но записи, которые приносил Дейн, слушал – они его завораживали: по радио не часто крутили такую увесистую музыку. И Джеймс решил по чисто деловым соображениям следующее: пусть Дейн приходит, приносит записи, за это он потерпит его болтовню и его барабан.
А Дейн припёр в гараж не барабан, а ударную установку, и очень круто отжёг на ней. Оказывается, этот Дейн не только болтать умеет. Дейн, конечно, болтал за двоих, но не попусту. Он рассказывал Джеймсу истории про разные группы, которые им нравились, и посвящал Джеймса в теорию музыки – Дейн учился в музыкалке по классу ударных. В школе Дейн слыл отличником. Нет, не каким-то ботаном, а незаурядным мыслителем. Таким незаурядным, что был вне милости у большинства учителей за излишние вопросы и споры со старшими. Блистательный ум наряду с болтливостью и полным отсутствием стеснения делали его звездой школы. Он был точной противоположностью Джеймса – задумчивому тихоне, вместо слов у которого дело.
Они дополняли друг друга.
Через пару месяцев Дейн понимал Джеймса по взгляду задумчивых глаз. А неприязнь Джеймса к словоохотливому умнику сошла сама собой на нет в благодарность за чуткое понимание и за новизну в его жизни. И какая тут неприязнь, когда риффы Джеймса так славно ложились на ритм ударных Дейна и наоборот.
Как-то в дождливый осенний день Джеймс тихонько наигрывал мелодию одной давно понравившейся песни. В гараже было холодно, на душе – тоскливо, а в доме – пусто. Он сидел в своей комнате, а Мари в унынии слонялась по дому. Она зашла к Джеймсу, потому что услышала кроме перебора струн посторонний, но очень мелодичный звук. Мари тихонько открыла дверь в комнату Джеймса и поняла, что её брат поёт. Она слушала его как заколдованная, а потом попросила спеть его ещё раз, но Джеймс даже не понял, что пел. Это был прорыв!
Когда Джеймс познакомился с Кэтрин, стояла жара. Они давали закрытый концерт в рок-клубе перед турне. Кэт пришла с подругой, дочкой старшего менеджера группы, и застенчиво улыбнулась при встрече. Джеймсу она показалась милой, юной – она на семь лет была его младше, и такой беззащитной, что рядом с ней Джеймс почувствовал себя львом. Кэт была тихая и немногословная – Джеймс рядом с Кэтрин казался Дейном рядом с Джеймсом. После их первой встречи Джеймс уехал в очередное турне, которое, как известно, базировалось на грехе, разгуле и бесшабашности. Но грешить Джеймсу больше не хотелось. Кэт была слишком чистой, чтобы предавать её. Он ведь – рыцарь.
КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА
Полная версия:
https://ridero.ru/books/novyi_den_2
Свидетельство о публикации (PSBN) 782
Все права на произведение принадлежат автору. Опубликовано 04 Июня 2016 года
Автор
Автор книг (художественная литература).
Все права защищены.
© Лада Любимова, 2016-2024
Жанры:
► современная проза;
► психологический роман;
►..
Рецензии и комментарии 0