Лето 2022 года (Глава 2)

Лето 2022 года. Было солнечно. +28 °C. Воздух стоял густо, как мёд. Пах липой, которую рвали девчонки с велосипедов, асфальтом, плавящимся под сапогами, и чем-то ещё — тёплым, домашним, словно сам город вспомнил, каково это — быть живым.

Он стоял у ограды парка, в джинсах, закатанных до колен, в старой футболке, на которой ещё читалась надпись — но уже не важно какая. На руке — след от резинки от очков. На плече — припекало. Он не замечал. Он смеялся. Не натянуто. Не вежливо. По-настоящему. Как будто внутри у него что-то играло. Как будто он не думал: а вдруг мне не рады? Как будто он просто был — и этого хватало.

— В такую погоду можно и в речку сходить! — сказал он, глядя на друзей.

Макс уже снимал кроссовки, бросил их на траву — один каблук торчал, как антенна. Лера кричала:
— Только не в этих шортах!
— А что не так с шортиками? — смеялся он.
— Они у тебя с розовыми слониками! — хохотала она.

Данил доставал телефон:
— Сниму, потом посмотрим, кто кого перепрыгнул.

Они пошли. Через поле, где кто-то разбивал палатку, где дети гоняли мяч, где старик с собакой кивнул им, как старым знакомым. Босиком. Смеясь. Спотыкаясь. Толкая друга. Как будто не было работы, не было тревог, не было будущего, которое пугало.

Река была мелкой, прозрачной, с песчаным дном, где видно было каждую ракушку, каждый камешек, каждый след от босой ступни. Он прыгнул первым. Холод обжёг ступни — и он закричал от удовольствия. Не от холода. От того, что он был здесь. С ними. В этом моменте. И знал: его ждут. Его слышат. Его нужны. Он не знал, что это — последний раз.

Потом они сидели на берегу. Сушили ноги. Ели чипсы из пакета, который передавали по кругу. Данил показывал видео: он — в прыжке, с размаху, с криком, словно летит в жизнь, а не в воду. Все смеялись. Он смотрел на экран — и чувствовал: это — я. и меня видят.

Через месяц Макс уехал. Без прощаний. Просто перестал отвечать. Не на звонки. Не на сообщения. Не на стук в дверь. Лера написала:
— Он в депрессии.
— Что случилось?
— Сам не знает.
— А можно помочь?
— Он не пускает.

Через неделю Данил перестал звонить. Потом — удалил аккаунты. Один за другим. Никакого прощания. Только пустота там, где был аватар. Лера осталась. Но стала говорить тише. Стала писать: «у меня всё ок» — и пропадать на недели. Однажды он спросил:
— Мы ещё друзья?

Она ответила:
— Я не знаю. Ты тоже исчезаешь.

И он понял: он не один исчез. Они все стали прозрачными. Только он — остался с памятью, в которой они ещё смеются, в которой он прыгает первым, в которой его зовут.

А он… остался. С этим летом. С этим прыжком в воду. С этим смехом, который больше не повторялся. С видео, которое он смотрел в наушниках, в три часа ночи, когда за окном — только фонарь и дождь. Он не знал, что будет ставить на паузу кадр, где он смеётся, и шептать:
— Кто ты?
— Где ты теперь?
— Почему ты исчез?

Он остался с телефоном, в котором до сих пор лежит чат с ними. Последнее сообщение — его:
«Приходите, сегодня тепло. Можно в речку».
Никто не ответил. Он не удалил.

Он остался с фотографией в кошельке — он, Макс, Данил, Лера. На фоне палатки. С бутылками, шашлыком, и надписью на плакате: «2022. Мы навсегда». Он не выбросил. Носит с собой. Как доказательство: я был. меня любили. я был нужен.

И однажды, в метро, когда кто-то смеялся слишком громко, он поднял глаза — и вдруг понял: он не перестал быть нужным. Он просто перестал верить, что его ждут. Что его смех — не пустота. Что он — не фон.

Он вспомнил, как Макс однажды сказал:
— Ты — тот, кто всех собирает.
Если тебя нет — мы не идём.

А он не пришёл. Один раз. Потом — второй. Потом — перестал даже отвечать. И они… просто перестали звать. Не из злобы. Не из равнодушия. Просто — люди не держатся за дверь, если за ней — тишина.

А потом — сегодня утром — он остановился у ларька. Купил кофе. Ответил на вопрос. И впервые за долгое время не почувствовал, что его нет. Он был. Он остановился. Он ответил. Он остался.

И, может быть, это — начало. Не того, чтобы вернуть тех, кто ушёл. А чтобы поверить: я — всё ещё здесь. и, может быть, кто-то это заметит.