Нюанс

«Не называй меня ангелом, я же не зову тебя демоном», — вспыхнул Эдя и замолчал на два дня.
*
В Эдуарде Сильвёрстове было больше красивого, нежели миловидного, а самое главное – чувство стиля. Невысокий рост своего плотского и плоского без атлетически-жировых выкрутасов вместилища души ему иногда нравилось обзывать низостью и устанавливать рядом с эротически писаной дылдой чистоплотного качества на модельной комплекции, ибо любая Дэ вовсе не обладательница пятен на солнце-личности, но сойдёт за Главную Героиню, как ни крути её в общих чертах супротив Эталонной тяги. Тогда Эдуардовы, преимущественно тёмные, пиджаки разнообразных кроя и ткани затворялись на пуговки, молнии и прочие соединительные изобретения, чтобы абсолютно везде хозяину смотреться равноудалённым нулевым стартовым шансом, да и вообще образ делают детали. Недавний студент, ныне банковский служащий сорнякового уровня, Сильвёрстов носил короткие черничные волосы поверх солидной лысины громадного отца, устроился в финансовую сферу по родительской претензии на сыновнее благополучие и более не желал отращивать купидоновы златые кудри для пущего родства с мальчиком на фотографии со стола директора, благодетеля и просто обычного папы. Дарина, родительница Эдуарда, в своё время решительно настроилась зачать потомка мужеского пола от противоположности, то есть от мышцастого, грубоватого выделкой лица, кареглазого исполина. Это несложная генная инженерия натурального производства – брать с целью дать организму лучшее с будущим. Однако малыш предпочёл мать подражательным примером, светло-серую радужку глаз, малые угловатые габариты, портретное «женское» сходство, иной тон загара всех щупленьких мест. Он поработает папенькиным сынком и маменькиным любимчиком приблизительно месяцев сколько-нибудь. Финансы не его поле, но проявить себя здесь можно и опыта посещаемости набираясь, во благо благодетельного спокойствия исключив прогулы их пары у сына внутри. Пусть учатся и с красным дипломом покажут, какой с ними вышел на свет интересный предмет. Моделька Нелли слегка наклонилась и поцеловала царевича в мокрые губы, которые тот не успел отереть после долгого глотка минеральной воды из бутылочки обеденного перерыва.
— Я расскажу Касьяну про пирожное у моего рта, — Эдик говорил негромко, ясно, как звук отличной работы важного пользователю механизма, — ты его скушала, приторное, а теперь воды просишь.
**
Эдика Сильвёрстова в школе никто и никогда не обижал. Аура серьёзного молодого господина пыталась повиснуть на нём, словно пьяная тётя на встречном объекте неизвестного роду и племени, потому что падать, по многочисленным свидетельским показаниям, больно. Худенький смуглый мальчонка зачастую совершал толкательные жесты правой ручкой в полнейшем одиночестве. Некто прозрачный и надоедливый вваливался в Эдичью личную площадь, не выдавливал из школяра ни слова, щипал за щёки. Бордовые, они вызывали родителей на бой с угнетателями сына. Таковые отсутствовали, Эдик клялся в безвинности ближнего круга нормальных ребят.
— У моей старой сестры тоже синяки появляются сами собой, — поделился Касьян Костин, мальчишка из параллели, поддерживающим устройством с «битым» на перемене. – Она к врачу ходила, а та её отправила кровь сдавать…
— Ну дальше! – Эдька забежал вперёд и расхохотался при упоминании памятью молочной шоколадки в рюкзаке: если её есть подобным секретным методом, то манжета и уголки рта перепачкаются в жадности не меньше Костяновых. – Рожа, Касьян. Хомячишь, а всё не вырастешь!
— А после крови её направили к психу… — Костин зарядил в голосок шипучие нотки напитка с чрезмерно сильными газами, его двум корефанам-пятиклассникам довелось распить за страшно нудным фильмом о зомбической грызне мертвецки кислых удальцов. – Он прописал ей затворный покой.
***
Нелли откусила половину от ещё одной «Картошки» со сгущённым молоком; вернулась к архиву клиентской базы несколько довольной и прочитала собственные строки с долгожданной очередью ожившего персонажа:
— Рассказывай всё, что посчитаешь нужным. Наш ведспец Касьян что-то засиделся на головной боли с тошнотой, или что ему там доктор дал в совет сказать нам, скинув на больничный? Мне, замужней молодухе, приходится, как миленькой, скрываться, досаждая тебе жениной дружбой вместо него. Сколько вы уже, э-э-э…
Спорт имеет плодожорное свойство постепенного поднятия планки в продолжительности тренировок. Не хочется произносить «Предела нет» и отдаваться превосходному ему. Забивая головокружительными результатами на «Остальное» в ячейке твоей сортировки. Касьян обладал спортивными данными, приподнимал планки и как-то оставил Сильвёрстова без еды в машине, а сам вкушал пышный горячий пирог в опекаемой нимфой пекарне. Над головой склеил тучи апрель. Вечер натужного для любезности вторника гнал по домам унылые моськи трудовых коллективов. Эдик решил сидеть и молчаливо ждать лихастого Костина с развязкой планов на свидание с девицей стольких недвусмысленных надежд…
— Эдя, ты выходил, надеюсь, булки-то размять? – до сего вопросительного предложения Касьян щадяще, но хлопнул дверцей. – Я знал, что тебя разбудит именно голос.
Потом он шаляй-валяй извинялся, напоил пряным глинтвейном, кой сам не допил и был паршиво убедителен в клятве отказаться от пищи ровно на Эдуардово количество безвкусных часов.
Затем ему тюкнуло в свежую от свежести в теле продуктов питания выдержкой, воодушевлением и водой голову вытеснить из неё грузную, жвачную, одномоментную сирую плоть! Не сравнять в жизнеспособности с Духом Внеклеточного Назначения – видоизменить в качество. Дух с качеством тела. Костин ума не лишался вовсе. Себя потеряешь и вылетишь вон из проекта.
Сильвёрстов виделся с ним два дня назад. Зайдя в гости, не пропустил за порог требования, ухищрения за-ради и во имя, пакет с ароматной буханочкой свежего тёплого хлеба. Когда Касьян споткнулся и почти разбил хрустальный фужер с лужицей спирта на дне, дабы подносить к носу и пребывать в отличном расположении стоя, Эдик занервничал. Лёг на маркий кожаный диван, скрестил руки на груди и отвернул физиономию к спинке. Корефан хмыкнул. С нежностью и только узнав мальца Касьянку в бабушкиной квартирке. Запоздалый внучок наотрез отказывался кушать свежие щи, раскапризничался и упал в гнёздышко с чистым, мягким, сладким мыльным покрывалом. «Да будет тебе, ангел, — бабуля шутливо всплеснула кухонным полотенцем и приделала крылышки, — да будет тебе выставляться-то».
— Не печалься, ангел…
Сильвёрстова затрясло. Он зарычал и унёс ноги.
****
День третий, и глубокий вечер чудодейственной пятницы. Эдик готов завыть, будто пёс гонцом предсмертным, потому как дверь не открывали. Нельзя торчать тут и настораживать соседей зряшным звоном в трубу и ворота. Пора опробовать дубликат незатейного ключика, подаренного на всякий задушевный разговор.
В логове горел свет, к шевелению радостной бабочки, в кухне. Туда Сильвёрстов и двинулся с голосовым сигналом о взломе и следовании дальше.
— Фух! – издал признательное послание Эдька времени бережного соучастия. – Жив, да?!
Касьян, сухощавый и цвета здоровой розовой кожи, сидел на тумбе рядом с газовой плитой. На срединном сердцевидном багряном матовом столе фужеры и стопочки расползлись змейкой с пустыми чешуйками. Визитёра приманили кивком подойти и довериться практически прежнему телу. Эдуард Сильвёрстов, будучи в состоянии ужаса, воочию убедился в прохождении части Касьяновой правой руки сквозь стену. Слёзы нашли выход, и крик кинулся за ними.
— Касьян, ты мертвец! Касьян, ты, рожа, умер! Ты призрак! Призрак ты, рваный на тело и душу!..
Костин, в стремлении доказать другу теплоту жизни хотя бы рукопожатием, спрыгнул с невеликой высоты и сломал ногу. Открытый перелом образовал море крови. И Касьян выдыхал уже с пола: «Я справлюсь, Эдик, придумаю, как…»
— Как мы стали работать вместе? Касьян?
— Шоколадками обожра… — ведущего специалиста распирало от смеха и подленькой боли, – обожрались, рожа!