2. Привет из Питера! (Глава 2)

Ника вздрогнула и открыла глаза. Свет проткнул комнату, выжег сетчатку. Ослепил. У двери послышались нетвёрдые шаги.

Прикрыв лицо рукой, Ника смогла разглядеть силуэт в проёме. Мать стояла на пороге комнаты. Дверной косяк не давал ей упасть. Рука застыла на выключателе, будто забыла, зачем потянулась.

— Где?.. — сиплый голос заклокотал в горле, словно проржавевший механизм.

Ника не двинулась. В груди сжалась знакомая ледяная пружина.

— Где?! — крик рванул воздух. Мать пошатнулась, завалилась назад, но пальцы вцепились в косяк с нечеловеческой силой. Голова описала дугу, подтянулась руками. Глаза медленно моргали — два тусклых фонаря в тумане.

«Как медведь‑шатун…» — мелькнула мысль.

— Ладно… — протянула мать зловеще, и губы искривила ухмылка — слишком широкая, слишком яркая, как нарисованная.

Ника знала этот знак: эмоции матери в таком состоянии всегда выкручены на максимум. Сейчас будет буря.

Мать театрально покачала головой и отцепилась от косяка. Шатко шагнула к комоду. Рука метнулась к ручке — промах. Ещё раз — снова мимо. Ручка словно насмехалась, ускользая между пальцев.

— Я всё равно найду… Лазить по моим вещам… Дрянь… — до Ники долетали части ее причитаний. Мать всегда бормотала себе под нос, когда напивалась.

Девушка села в кровати, провожая её движения скорбным взглядом. Взгляд скользнул к часам на стене. Они умерли. Стрелки застыли в 3:17.

— Дрянь… Что я вырастила, господи‑боже…

Мать продолжила обыск. Рывком выдергивала книги с полок, будто те были виноваты. Нетвёрдые руки задели фигурку рыжего кота.

Ника подалась вперёд, следя за падением.

Кот рухнул вниз.

Он помнился ей с детства. Мать с отцом купили его в отпуске ещё до её рождения — дешёвая керамика, рыжий пухлый кот, сжимающий в лапах сердце. На красном фоне надпись: «Привет из Питера!»

Тогда мать смеялась: «Вот увидишь, мы поедем туда вместе. Ты выберешь себе такого же!»

– Тварь… Ты просто глупая тварь… — вещи разлетались под ее руками.

Теперь кот лежал под шкафом — маленький рыжий комочек в темноте. Как и её мечты.

«Терпи. Просто терпи», — застучало в голове. Глаза застило слезами. Быстрым движением смахнула их краем одеяла. Мать не должна видеть. Не должна понять, что пробила трещину. Иначе — вопьётся в неё пьяными зубами.

Отчаяние подкатывало к горлу, но она сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. «Боль — это якорь. Боль держит меня здесь.»

В комнате пахло потом, перегаром и чем‑то ещё — затхлым, будто время здесь остановилось давно, задолго до этих часов.

Мать встала посреди комнаты. Руки упёрла в бока. Качалась. Глаза моргали медленно, словно пытались сфокусироваться на дочери — и не могли.

— Что смотришь, а?! — язык заплетался, слова слипались в ком. — Думаешь, ты лучше меня?! Думаешь, я не вижу, как ты… как ты…

Голос сорвался. Она замолчала, будто потеряла мысль. На лице промелькнуло что‑то другое — не злость, не ярость, а… растерянность?

На секунду Ника увидела её — ту, прежнюю. Ту, что пела ей колыбельные. Ту, что учила дочь готовить шарлотку. Ту, что обещала поездку в Питер.

Но миг растаял.

— Да и пошла ты… — буркнула мать и, качнувшись, выплыла из комнаты.

Хлопнула дверь.

Тишина.

Ника оглядела разгром: выпотрошенные ящики, вещи, сваленные на полу, книги, разбросанные, как трупы.

Слезы полились сами.