Солнцем пахнет

«Хорошая у меня квартира», — говорю я. И это звучит как диагноз, как попытка убедить себя, что всё в порядке.

Кто назовёт «хорошей» жильё с ремонтом из прошлого века, с трубами, поющими по ночам, с водой, которая то есть, то нет? Только я. И, как всякий уважающий себя псих, делаю вид, что всё в порядке. Пью чай. Просто дышу.

Гости бурно обсуждают что‑то на кухне — кажется, снова спорят о политике. Меня это не волнует — даже больше, чем обычно. Максим размахивает руками, как всегда, когда горячится, а Лена тихо посмеивается в углу. Их голоса сливаются в фоновый шум, и я отключаюсь. Главное, чтобы обо мне не вспомнили. Спасибо им за это я точно не скажу.

Мне нужно немного: забиться в угол дивана. Спрятаться от собственной жизни. От спектакля нормальности. На полчасика. Я здесь — но будто наполовину.

Сегодня два моих мира смешались. Что, кстати, очень некстати.

После больницы я выкраивал эти часы — с пяти до шести, ровно один час в день — всеми правдами и неправдами. Как по расписанию. Выключить телефон, компьютер, даже почтовых голубей не пускать, если бы появились. Только не закрывать шторы. Нельзя.

Сегодня не вышло — впервые за все время здесь. И вот один мир сидит на кухне другого мира и травит анекдоты. Плохие, конечно.

Оттого и сижу, мучаюсь. Пью эту дубильную бурду, которую почему‑то зовут чаем.

Пытаюсь дышать.

— Эй, да ты бледный весь!

Плохо, видимо, у меня получается.

Все сразу оборачиваются. Уставляют взгляды — удивлённо, испуганно. Думают, небось: «Как это бледный? С ним так не бывает. Он и не болел никогда».

«Никогда не болел».

Ни‑ког‑да.

Вот бы было правдой.

— Душно просто, забей, — вымучиваю улыбку. — Я на балконе, ладно?

Ретируюсь с кухни как можно быстрее. Во‑первых, потому что расспросы для меня — как гвоздь в гроб. Во‑вторых, действительно душно. Как никогда.
Стою в носках на ледяной плитке. Вцепляюсь в перила — костяшки белеют. Смотрю на солнце в тучах. Задыхаюсь.

Чёрт!

Не работает. Только на кухне. Только с пяти до шести. Только в одиночестве.

Отчаянно всплескиваю руками — так сильно, что едва не отрываю доску, в которую вцепился.

«Надежда умирает последней», — говорят. Похоже, она меня всё‑таки переживёт.

А они, мои друзья, сидят на кухне, гогочут. Дышат моей жизнью. Моей!

Чёрт бы вас всех подрал. Врача, больницы, сигареты эти. Солнце, которым пахнет с пяти до шести каждый августовский вечер. Не хочу. Достало.

Усаживаюсь на пол, слегка стукнувшись затылком о стену. Лучше бы вообще не находил эту квартиру. Не находил кухню. Не находил солнце, которое возвращает мне жизнь — или меня в неё возвращает. Лежать бы сейчас в палате, пропахшей лекарствами, и понимать: шансов нет.

Но вот я здесь. В этой квартире. С этим солнцем.

Две недели… Даже не верится. Когда скорая увозила меня, я думал — всё. А теперь сижу на полу, слушаю, как на кухне смеются друзья, и чувствую, как тепло ползёт по пальцам.

А здесь шанс. Крохотный, но появился. И стоит мне его упустить — я впадаю в бешенство.

Чем не наркотик?

«Да, стать наркоманом под конец — об этом ты мечтал?» Но кто бы не повёлся, не подсел, когда, выйдя из пыльной прихожей, будто из всего мира, оказываешься в сплошном солнце? Вдыхаешь свет. Видишь на стене тепло, ползущее пятном. А воздух? Золотой, искрящийся, мягкий. Как пыльца в луче.

Сначала — тепло в кончиках пальцев, будто солнце проросло сквозь кожу. Потом — лёгкость в рёбрах, словно кто‑то снял с них невидимые тиски. Воздух становится гуще, золотистее. И наконец — запах: мёд, нагретый камень, сухая трава. Если вдыхать его ровно семь минут, боль отступает.

Так влюбился в этот свет, что не заметил, как уже раскладывал вещи на той же кухне. И остался тут дольше, чем ожидал. Дольше, чем мне обещали времени.

Так что, дружок, ты уже две недели как нелегально жив. И будь уже благодарен за такой щедрый подарок.

Встаю, разминая затекшие ноги. Смотрю на выглянувшее солнце — и улыбаюсь уже искренне.

И ведь правда — роскошный подарок. Как мило с его стороны.

Пока иду обратно, думаю, как буду объяснять, где пропадал месяц назад, когда скорая умчала меня. Надо срочно придумать отпуск. Скажем, в Италии.

Кухня утопает в сизом дыму сигарет. Друзья болтают и смеются, будто не замечая, как прозрачный яд проникает в них, оседает в лёгких. Хоть бы себя пожалели.

Солнца на всех не хватит. Но сейчас оно — моё. Хотя бы на эти семь минут, пока дым сигарет не поглотил его окончательно.

Я открываю дверь на кухню. Вдыхаю.

«Хорошая у меня квартира», — думаю я. И на этот раз это почти правда.