Любовь и подруги. Часть 2.

А письма приходили. Но Грета договорилась, что бы вахтёр ей отдавала. И хотя письма были адресованы Наде, но вахтёр знала, что они подруги и не видела в этом ничего плохого. Так, Грета перехватывала письма и отвечала, что Надя даже не хочет их читать. Теперь он стал писать ей. Завязалась активная переписка, о которой Надя и не подозревала. И мы – тоже, иначе бы мы навели в этой области порядок. Но Грете удалось всё это скрыть, а в дальнейшем она ходила на почту, ибо теперь он писал ей на… «до востребования».
Толик писал ей, что через три месяца выговор сняли, и ему предложили вступить в партию, пока кандидатом, так как он исполнял обязанности политрука. Он не уставал благодарить Грету за то, что она так внимательна к нему, за то, что она направила его в правильное русло. Служба идёт замечательно. Он участвует в ансамбле песни и пляски: и пляшет, и поёт, и играет на баяне в оркестре.

Только очень скучает по Наде, по ребятам. Сначала просил поговорить с Надей, сказать, что он не в обиде, и всё простил. Потом, велел просить у Нади прощения от его имени. «Пусть она хоть пару словечек напишет» — просил он. Но по этому вопросу всё было глухо. Грета делала вид, что этого не читала. И Толик перестал этой темы касаться.
Надя тоже потихоньку оттаивала. Вот и последний курс. Комнату расселили по маленьким комнаткам, и Грете с Надюшкой удалось поселиться вместе. Потом к ним присоединилась и я.

Прошла зима. Снова весна! Весна 1956 года! Получены дипломы. Закончились банкеты.
Радостная и грустная пора – всё впереди и всё позади! Радость окончания ВУЗа и горечь разлук! Встретимся ли когда – нибудь? Мы-то с Гретой едем в свой Таджикистан. Я ещё и мужа туда везу. Он из их группы. Нас будет в Сталинабаде трое близких людей.
Надю с Люсей направили в г. Горький. Тоже неплохо – вдвоём. Но через полгода Люся вернулась в Ленинград. Там у неё оставался жених. Теперь они поженились, и Люся в Горький уже не вернулась. Надюшка осталась одна в чужом городе. На неё нахлынули воспоминания – она вспомнила Толю, их любовь, суд и ужаснулась, что она натворила. Заговорила и совесть.

Началась депрессия. Спасала только работа и письма от Люси. И вот в такие минуты за ней стал ухаживать Лёня – студент из нашей группы. Он женился, ещё учась на 5-ом курсе, на девушке с сантехнического факультета курсом старше. И вот теперь, встретив где-то Надю, он влюбился в неё и буквально стал преследовать, досаждая ей своим вниманием. Он встречал её после работы с букетом цветов. Провожал до дому и долго ходил вокруг дома, то и дело, поглядывая на её окна.

Постепенно, она стала к нему привыкать. Уже не швыряла букет на асфальт, уже стали завязываться беседы. Она ему сразу сказала, что у него нет и не должно быть никаких видов на неё, так как он – женат. Но это его не остановило. Женщины делятся на два вида. Первые — влюбляются в тех, кто оказывает им внимание. Вторые – любят тех, кто не обращает на них внимания. Это – борцы. А те, первые, мягкие, не умеющие отказывать.
Вот к таким относилась и Надя. Лёня стал нравиться ей всё больше и больше, и она уже почти в него влюбилась. Останавливало, то, что она не может, не должна разрушать семью. В ней началась борьба двух начал: желания и совестливости. Примешивалось и отчаяние от одиночества. Начались и страдания.

Как раз в это время мы с мужем проводили отпуск в Евпатории. А, надо сказать, мы в Надюшей всё это время переписывались. И теперь получили письмо, что они с Люсей по тур путёвке будут в Адлере, и хорошо бы нам встретиться. Мы с мужем долго не раздумывая, берём сынишку и… в Адлер. Там, Надюша, выбрав время, когда Люся была занята воспоминаниями с моим мужем, поделилась со мной своей проблемой. Дело в том, что с Люсей, лучшей подругой, она стеснялась говорить на душевные темы. И вот она что мне поведала.
Как-то она разговаривала с кем-то из сотрудниц по телефону-автомату. Подошла молодая женщина. Надя закончила разговор, считая, что женщине нужно позвонить. Но, женщина представилась:
— Марина – жена Лёни Трофимова. Надя, нам надо с тобой поговорить.
Надя хотела уж оправдываться, что, дескать, не давала Лёне никакого повода. Марина перебила её.
— Скажи, только честно. Ты его любишь? Он тебе нравится?
— Если честно? То я ещё сама не разобралась. Но я сказала ему, что ….
— Постой, постой. Я знаю, что ты ему сказала. Иначе я бы к тебе и не подошла. Ты подумай и разберись в себе сама. И, если окажется, что он тебе нравится, и ты не против связать с ним свою судьбу, то так и поступай.
Надя хотела что-то возразить, но Марина остановила её.

— Подожди, выслушай. Я с ним в любом случае жить не буду. Я от него устала. Мы уже давно не живём нормально. Это всё из-за его пристрастия к водке. Моё дело тебя честно предупредить. А там, решай сама. С тех пор, как он в тебя влюбился и стал ухаживать, он почти перестал пить. Я подумала, что со мной он запьёт ещё хуже. Жаль – хороший был человек. А с тобой, может, остепенится. Он тебя очень любит. И, если ты надумаешь связать с ним свою судьбу, то сразу же поставь ему условие и не сдавайся. Смотришь, снова человеком станет. А обо мне не беспокойся. Сама такого выбрала и распустила. Это первый и последний наш с тобой разговор. Пока!
И она ушла, оставив Надю в недоумении. Но теперь у неё развязаны руки. И совесть не запятнана. Теперь решение вопроса зависит только от неё. Ох, как тяжело на что-то решиться.
— Кларочка! Я никак не могу на что-нибудь решиться. Тут и одиночество и, знаешь, я всё о Толике думаю. Где он? Что с ним? А вдруг встретимся? Что я скажу? Я виновата перед ним. Предала. Запуталась совсем! Измучилась. А Лёня такой внимательный, такой заботливый. Что делать?
Я ничего не могла ей посоветовать. Растерялась. Хорошо, как раз подошли Люся с Алексеем.

Ну, как вы понимаете, они поженились. Лёня обещал: «ни грамма». Иногда он всё же выпивал, но — только по выходным. Перешёл работать на стройку. Там его выдвигают в начальство, но для этого надо вступить в ряды КПСС. Он вступает в партию!
Надя рада его успехам. Теперь больше шансов, что он не начнёт выпивать. Однако выходные он частенько использовал именно для этого «хобби». Надя сразу не проявила жёсткость, теперь приходится мириться. Рождается сынок. Очаровательный малыш. Переезжают в Горький родители с младшим братом Валерой. Всё семейство в сборе. Надя просто расцвела.
Прервёмся не надолго. Мы забыли о Грете и Анатолии. Как сложилась их дальнейшая судьба? Говорят: «Человек сам кузнец своего счастья». Может, оно и так. Но, с моей точки зрения, так это то, что ковать надо его, счастье то есть, не используя счастье других в качестве исходного материала.

Грета продолжала переписываться с Толей и после того, как его демобилизовали. Она знала, что он восстановился в институте, успешно защитил диплом и…пока на распутье. Диплом ему выдали свободный, то есть надо самому искать работу. Грета поехала в отпуск, конечно в Ленинград. Она ведь соскучилась по подругам, по сокурсникам и сокурсницам.
Многих навестила. Само собой разумеется, что как-то «случайно» узнала, где живёт Толя, и «совершенно случайно» с ним встретилась. Разговоры, воспоминания, прогулки по Ленинграду. Перед разлукой она пригласила его в Таджикистан, к себе в гости. Романтика! Знакомство с другим миром, горами и прочими прелестями Средней Азии. Возвратившись из отпуска, Грета пришла к нам в гости. Рассказала о встречах с друзьями, передала от всех привет.

Потом сообщила о приглашении Толика и его согласии. Но теперь у неё возникла некая проблема, связанная с определёнными неудобствами. То есть: она не может поселить у себя Толика, как с этической точки зрения, так и с материальной. И просила нас приютить его у себя. Мы не возражали: места хватит — друг ведь!
И Толя приехал. Но когда? Мы не были осведомлены. Всё как-то было у них странно. Приехать должен был просто друг, товарищ, сокурсник, а получилось, вроде как — жених. Шутка! Ну, шутка и шутка. Только он всё живёт и живёт себе у Греты. Вот уж и на работу стал устраиваться. Мы, самые близкие друзья Греты, да и Толи, в прошлом, не понимали, почему он у них прописался? Ему, как молодому специалисту могли бы дать квартиру вне очереди. И потом, Грета же договаривалась с нами о его проживании у нас, «так как неприлично молодому, холостому проживать с молодой, холостой в одной квартире». Оказывается, ничего, вполне прилично. Как-то: не по-людски, не по-товарищески.

Анатолий Иванович быстро стал подниматься по карьерной лестнице. Вот он уже парторг проектного института. Ценный сотрудник – специалист и, в то же время партийный. Как известно, служащих, то есть интеллигенцию в партию принимали неохотно. Вот он уже в правительстве, в строительном отделе. Вот и квартиру дали, хоть и в старом доме, но большую, светлую со всеми удобствами.
Жили они большой семьёй, то есть с родителями. Грета очень похудела после окончания института. Результаты обследования показали, что у неё проблемы с желудком, ну, и с кишечником. Однако, лечение не помогало. Зинаида Ивановна — их хорошая знакомая, врач – гинеколог, изучив анализы и посмотрев Грету, сказала, что ей надо срочно рожать. Роды – омолаживание организма. Так, много позже, объяснила мне всё произошедшее тогда сама Грета.

Она поделилась своей бедой с Толей, и тот, как настоящий мужчина, пошёл ей навстречу. Они расписались. Свадьбы никакой не было, и мы даже не догадывались, что Толик живёт у них на правах мужа. Муж! Действительно, не рожать же внебрачного ребёнка. Грета родила первенца – мальчика.
Стала чувствовать себя много лучше. Набрала прежний вес, прежнюю стать, окрепла. Чтоб закрепить достигнутые успехи, родили ещё одного сына. Теперь Грета чувствовала себя замечательно: хороший муж, здоровенькие симпатичные сынишки. Вот оно — женское счастье!
Толик — хороший отец, очень много внимания уделяющий ребятам. Всегда что-то придумывал: игры, шутки, загадки, задачки, конструирования. Со старшим он стал заниматься музыкой, учил его играть на баяне, а потом — на аккордеоне. Очень гордился своим первенцем — красавцем, отличником.
С теплотой относился к тестю с тёщей и, соответственно, пользовался их огромным уважением. Был послушным мужем. Исполнял все прихоти и требования жены: сооружал полочки, стеллажи для книг и прочее. Но тут он угодить Грете никак не мог. Делал он всё добротно, но грубовато, чем её сильно раздражал. Она постоянно упрекала его тем, что вот Алексей — мой муж делает всё аккуратно, интеллигентно, а не дубово. Действительно, мой муж всегда очень долго возился с теми же полочками. Он бесчисленное количество раз их шкурил, покрывал лаком, снова шкурил, пока не добивался идеальной лакированной поверхности. Просто, у него такой характер, а у Толи — другой…
Я удивлялась её придирчивости. И как-то сказала ей об этом.

— Гретик! Ты своими придирками убиваешь в Толике всякую охоту что-то делать по дому. Алексей мой уже полгода делает лесенку для кровати. Скоро сынишке не надо будет лезть на второй этаж (у нас была двух-ярусная детская кровать), вырастет, а он всё вылизывает и вылизывает. Побереги и его и свои нервы. Толик — идеальный муж! Другого такого, наверно, и на свете-то нет.
Не скрою, говорила я так от чистого сердца, но глубоко в душе мне было очень жаль Толика. Меня мучил вопрос, как и почему он с Гретой, а не с Надюшкой. Я знала, что она всё это подстроила, женила на себе Толика, разлучив их с Надей, а теперь ещё и выпендривается. Она подруга, да, но и Надя подруга. Да! Он женился на Грете, когда Надюша вышла замуж. А где он был раньше? После института, он со своими однокурсниками, с теми, что отчислили его, не общался. Но общался с Гретой и мог узнать, где Надюша. В конце концов, ничего не стоило поговорить с Люсенькой. Он знал, где она живёт. Если бы любил по настоящему, нашёл бы Надю, встретились бы, поговорили, разобрались, и были бы вместе, как было назначено Богом.
Но, этого не произошло. И по моему мнению, ни один из них по-настоящему счастлив быть не может. Я сочувствовала Толику и потому рискнула заступиться за него. И тут произошло нечто, повергшее меня в шок. Грета неожиданно зарыдала. Не заплакала, а горько — горько зарыдала. Я растерялась. Неужели эта «железная леди» способна плакать? Рыдать!? Почти истерика! Что же это такое?

— Грета! Что с тобой? Я тебя обидела? Ну, прости, прости, пожалуйста. Я хотела, как лучше! Успокойся, прошу тебя! Прости!
Грета начала потихоньку успокаиваться. Всхлипнув ещё несколько раз, она смогла заговорить.
— Прости ты меня. Это — нервы! Нервы сдают, вот я и бешусь, не выдерживаю. — Она опять захлюпала, но теперь тише, спокойнее. — Ты думаешь, я счастливая? Это всё показуха. Я самая несчастная. Помнишь, я тебе как-то рассказывала про свою юношескую любовь? Я была влюблена безумно. Мне так хотелось почувствовать себя девушкой. Мне так надоело играть роль сильной, мужественной. А хотелось быть женственной, слабой, любимой. Я до сих пор хожу периодически на ту скамейку, где мы с ним сиживали долгими вечерами. Мне так хотелось объятий, поцелуев, шёпота на ушко. Но получала я только дружеский поцелуй в щёчку при расставании. Как-то я не выдержала и уж хотела сама, как Татьяна Ларина объясниться ему в любви и потребовать соответствующего отношения к себе. Я решительно начала было произносить подготовленную фразу, но он перебил меня.
— Гретик, родная моя, помоги мне. Я безумно влюбился. Понимаешь? Безумно!
Я напряглась. «Ну, наконец-то, — подумала я». Щёки мои полыхнули ярким пламенем.
— Понимаю, — прошептала я и попыталась прижаться к нему.

Он крепко обнял меня, потом отодвинул и посмотрел в глаза.
— Я знал, что ты настоящий друг и поймёшь меня. Родная моя! Я умираю, я не могу без НЕЁ жить, а она меня не замечает. А я — такой сильный, здоровый, боюсь ЕЁ. Помоги мне! Галя — твоя лучшая подруга. Она прислушается к тебе. Только на тебя надежда!
Он обнял меня. Потом снова отодвинул. Опять посмотрел в глаза.
Поможешь? Я же тебя так люблю, больше чем любил бы сестрёнку. Мы же с тобой родные брат и сестра.
Что было дальше, я плохо помнила, плохо соображала, но сказала о своей любви к нему. От отчаяния и страх ушёл куда-то. Помню долгое, тягостное молчание. Моё раздвоенное чувство: стыд и какая -то радость. «Теперь он всё знает, — думала я, — теперь он по-другому посмотрит на меня, поймёт, что я любящая его девушка и полюбит меня». Но он как-то потихоньку отодвинулся от меня и… ушёл. Я несколько дней ходила к нашей скамеечке. Сидела там часами, но он не приходил. Наконец, я его дождалась. Он был очень серьёзен. Он сказал, что всё обдумал, взвесил и принял решение: больше не встречаться. Извинился, попросил прощения и ушёл навсегда. А я с этим горьким чувством жила столько лет. И вот оно меня опять долбануло. Знаешь, при своей мужской внешности, я в душе очень женственная. Я создана дарить любовь безудержно и получать то же в ответ. Хочу любить и быть любимой. Это любвеобилие просто прёт из меня. А как я мечтаю о мужской ласке! Почему, почему мне этого не дано?

И она снова заплакала. Я молчала, гладила её руки, голову.
— Грета! Но Толик же ласковый! К тебе хорошо относится. Слушается беспрекословно…
— Эх! Подружка моя дорогая! С тех пор, как я забеременела вторым сыном, мы больше вместе не спали. Вот так вот!
— Как это? Что ты такое говоришь?
— Да, я однажды не выдержала. У меня началась истерика. Обычно, я плакала тихо, просила его быть ко мне внимательнее, подарить мне хоть немного ласки: ведь я же женщина. Он отмалчивался. А, когда у меня началась истерика, он подошёл ко мне и сказал: «Ты была больна и просила о помощи. Я тебе её оказал. Я сделал всё, что от меня зависело. Я тогда тебе сказал, чтобы на бОльшее ты не рассчитывала». Вот и всё.
Вот такое у меня женское счастье.

Я не знала, что ответить. Мы посидели молча. Потом Грета пошла в ванну, умылась, и пригла сила меня на кухню пить чай. Больше мы этой темы не касались несколько лет. К стыду своему должна признаться, что поначалу я испытала некое удовлетворение. «Так тебе и надо, разлучница. Теперь вот «ни сам не гам, ни другому не дам». Что заслужила, то и получила».

Прошло много лет. Дети выросли. Семья Греты со стороны казалась идеальной. Да, собственно, так оно и было. Мы стали дружнее. Часто ходили друг к другу в гости. Все праздники, как правило, отмечали вместе. У нас появились общие друзья. Грета была всегда гостеприимной, весёлой. Толик тоже. Когда они встречали гостей, он брал кухню в свои руки и готовил всё сам, каждый раз стараясь удивить каким-нибудь новым блюдом. Обстановка за столом была свободной, весёлой, благодаря Толикиным рассказам о каких-нибудь приключениях, что случались, когда он с правительством выезжали на охоту или рыбалку. А рассказывать он был мастер, облекая что-то обычное в необычную форму. Как был, так и остался фантазёром. Грета подыгрывала ему.

Как — то, оставшись с ней наедине после весёлого застолья я спросила её:
— Грет, мне показалось, что у тебя с Толиком всё наладилось? Ты счастлива?
Грета сразу стала серьёзной.
— Да, нет! Всё по-прежнему!
— Что? Неужели он к тебе не приходит? Он же мужчина! Как же без женщины? Ведь мужчины в этом плане менее терпеливы. Может у него на стороне кто-то есть? Это — естественно!
— Нет, — резко ответила Грета. — Нет у него никого на стороне. Он — другой!
Значит, он — импотент!?

Грета невесело рассмеялась.
— Нет, и с этим у него всё в порядке.
— А как ты можешь об этом судить?
— Очень просто! Я иной раз не выдерживаю, вернее, он моих слёз иногда не выдерживает и, пусть сухо, но выполняет свой долг мужа. Редко, очень редко и, как бы из жалости. Так вот и живём! Ну, хватит об этом. Всё нормально!

Теперь я на Грету смотрела другими глазами. Теперь жалость смешалась с восхищением. Я восхищалась её выдержкой, её умением владеть собой. И теперь, когда она изредка срывалась на Толика, я её не осуждала. Я восхищалась и Толиком. Эта пара стоила друг друга. Он тоже держался так, как будто у них в семье рай. Ну, прямо, Отец Сергий Л. Н. Толстого.