Старое пианино

Стакан, наполненный виски, упал с пианино. Люди с интересом обернулись. Владелец заведения недавно приобрел этот громоздкий инструмент в качестве украшения интерьера, но по какой-то причине никогда не приглашал музыкантов. За клавишами сидел молодой парень с ярко выраженными скулами и истощенным видом. До падения стакана мало бы кто обратил внимание на юношу, но теперь глаза гостей пристально сверлили его взглядом.
Бледные тонкие пальцы аккуратно легли на клавиши, и впервые после открытия заиграла музыка. Это была заупокойная месса Моцарта. В зале было около двадцати человек: близкие друзья хозяина бара, охрана, обслуживающий персонал. Сам же хозяин стоял за барной стойкой и пристально наблюдал за искусной игрой музыканта. Холодный взгляд юноши обратился в толпу. Его пустые глаза по очереди обошли каждого гостя, после чего уголки губ молодого человека слегка приподнялись.
Музыка наполнила сердца каждого из гостей, каждый в помещении думал о чем-то своем: о погибших на войне родственниках, о прогоревшем бизнесе, о горьком любовном опыте, о заработке. Владелец погрузился в свои думы, его сердце сожалело лишь об одном.
Месяц назад на месте этого роскошного помещения стоял приют для сирот, по одной из легенд под приютом должны были быть, захороненные, произведения искусства, которые аристократы решили спасти от войны. Местный владелец преступного синдиката и по совместительству хозяин бара был одержимым коллекционером и его не волновали жизни каких-то детей, оставшихся без родителей. Угрозами, взятками и влиянием он добился того, чтобы приют снесли и начались раскопки, а затем и строительство бара «Шляпа и трость» на месте маленькой сиротской обители. Детей взял под опеку местный священник.
Этот старичок с козлиной бородкой в одеждах священнослужителя часто появлялся на приемах синдиката, по слухам он был близким другом главаря преступной группировки, а еще люди поговаривали о его странном влечении к детям. Бывало, когда к нему на исповедь приводили детей, то его безумный, голодный взгляд бегающий по маленьким ангелам было трудно не заметить, а иногда в городе пропадали дети-беспризорники. Кто-то даже говорил, что порой где-то у церкви по ночам слышали детский плач, но полагали, что это призраки детей-жертв войны. Этот добродетель сегодня был среди гостей владельца бара.
На пропажу детей местные полицейские закрывали глаза, во-первых, никто из местных не писал заявлений о похищениях или пропаже детей, а, во-вторых, совесть сотрудников правоохранительных органов была хорошенько укрыта крупными денежными купюрами. На самом деле, после того как начальником полиции стал толстый, угрюмый мужчина, похожий на огромную, жирную свинью, в городе участились пропажи людей, в частности, молодых девушек. А грабежи и вымогательства
стали для городка нормой. Этот Бравый блюститель порядка допивал эксклюзивный бурбон из личных запасов Хозяина «Шляпы и трости».
За особым столиков зала сидели: пожилая женщина, приятной наружности юноша, а вместе с ними местная знаменитость городка: шеф-повар бара.
Его «изысканные» мясные блюда славились среди аристократов: выполненное на гриле, тушенное с овощами, нарезанное ломтиками, сладкое «мясо» с очень необычным вкусом любила абсолютно вся элита общества, а по праздникам подавали ребрышки, маленькие хрупкие ребрышки с нежным загадочным мясом или мясные пироги, которые обязательно подавались с лучшими сортами вин.
Та пожилая женщина, в тарелке которой лежал сочный стейк прожарки «Medium Rare» была очень влиятельна, кажется, это была местная судья, её справедливый суд и праведные приговоры посадили немало людей, которые задавали много вопросов или пытались изменить местный образ жизни обитателей уютного городка. Увлечение её девятнадцати летнего сына садизмом и охотой на людей помогали вершить суд над людьми максимально эффективно.
Как только месса была сыграна, стрелка часового механизма закончила свой путь и мясо самой разной прожарки с гарниром из произведений искусств, украшавших бар, наполнило улицы маленького уютного городка. В последние минуты своей жизни владелец бара искренне жалел только об одном: о том, что не нанял музыканта раньше.