Старуха в чёрном кимоно (Глава 8)

Борис житель большого города и самое любимое его увлечение – общаться с женщинами и девушками. Особенно Борис любил, подрабатывая в разных университетах лаборантом заводить общение с практикантками. Общался с девчонками он очень осторожно и ничего предосудительного за ним никем замечено не было. Мать его была добрая и хозяйственная женщина с правильными чертами лица, имеющая в доме определённую власть. Она умела всё и по ремонту, и по малярному труду, помимо тривиальной женской способности убираться – весь дом держался на ней. Отец был мёртв. Как сын своей матери, Борис был хорошим помощником и работником в доме. Правда, он избегал мужской труд и всегда предпочитал что-нибудь матери помогать оттирать губками или тряпками. Вот таких бы, как этот Борис, побольше всем женщинам!
Был у Бориса друг, который ничего для него никогда не делал, — Булат. Булат ничего не делал для Бориса, но многое делал, чтобы приумножать собственные деньги. Иногда какой-то страх ответственности за все свои земные дела начинал точить его самооценку, и его всё более начинал раздражать Борис, найденный за кружкой свежего пива, — своей фамильярностью по пьяни, проявлениями вседозволенности и особенно уверенностью в незыблемости завтрашнего дня, эгоизмом до такой степени, что казалось вся жизнь движется для него. Булату постоянно доводилось знакомиться с женщинами уже сломленными какими-либо личными несчастьями и имеющими за своими спинами груз тяжёлой памяти. Булат сам наблюдал, как такие женщины появляются, а также часто слушал их исповедь, снимая их депрессии бесплатно. Просто всякие проходимцы снимали с ним личину гордости вместе с одеждой и капелькой чести, одаряя взамен своей внешностью их глаза; внешностью, напоминающую неведомый вид чудовищ. Булат и сам не был неписанным красавцем, но почему вся женская страсть и любовь достаётся вообще отборному Адаму, который уже и знать не мог, какая Ева нагрянула к нему этим вечером. Булат в беседе с Борисом долго рассуждал об этом. Обычный вечер двух друзей.
Простой камень лежал на асфальте. Два друга наступили на него по очереди, шагая по улице вперёд. Земля являла им свой огромный разум, проявляя все окружающие движения своим вращением, и они совсем не замечали, но заметили, что наступили на этот камень. Этот камень можно было спутать с насекомым, так как его форма с дальнего обзора сверху напоминала таракана до такой степени, что Борис вернулся раздавить насекомое. Сквозь этот камень Земля явила ему своё слово в виде обыденного, но устрашающего разум человека звука, слышимого только ему. Никому об этом Борис не сказал и причины его молчания очевидно ясны каждому, как день. Что же сказала ему сама Земля? «Уходи отсюда, глупое человеческое существо и начинай уже искать себе материалы, чтобы строить кров на зиму, бездельник! У тебя всё равно среди своих нет собственного жилья!» — Борис не понимал и не хотел это понимать в своём крахе верующего во Христа человека. Этот крах нормален, когда органы начинают постигать могущество окружающей природы, ведя человека к пониманию своих слабостей, но Борис не мог понять, что это планета с ним общается и ощущал, что сходит с ума. Борис быстро побежал следом за отдаляющимся от него Булатом.
Булат же с вопросами постижения религий и церковными наставлениями, обрядами был связан кровно. Его близкая женщина жила в трёх шагах от одной из городских церквей и часто ездила на кладбище к покойной родне. Булату было чем испугать неверующего.
— Сама бы от нас спряталась беда. Всё подождёт. – Был ответ Булата на беспокойство Бориса по поводу его долгого отсутствия у своей (Булата) женщины дома на выходных. – Да, кстати, Борь, как она тут без меня жила?
— Нормально.
— А этот чёрный её?
Борис вздохнул.
— Тоже.
— Не женился?
— Её у тебя увести хочет.
— Ха! Ну, пусть и уводит!
— А ты не думаешь с ней поближе?
— Пока нет.
Мимо них на быстром шаге проносились высокие здания, дороги, шлагбаумы и редкие деревья. Всё уже никогда не будет как прежде — они скоро уедут вдвоём из своей страны насовсем. Билеты давно оплачены. У Бориса было такое ощущение, что он всё равно не двигается от того в своём нравственном развитии, а его родная страна вообще уезжает сама от него заграницу.
Борис и Булат пришли на поезд в Пекин, перейдя на другие темы разговора. Потом играли в карты. Зачем они туда едут? Они не знали, так как для них было важно только покинуть эту пропащую страну. За игрой в карты обстановка стала комфортнее — оба они были заядлые картёжники и не выносили скуку. В вагоне-ресторане парни на ещё пока присутствующие у них деньги жить в Пекине заказали ужин из жаренной картошки с солёной рыбкой и крепкий кофе. Два часа ночи и Булат зовёт Бориса в своё купе. Борис к нему не пошёл, сказав, что неохота.
Поезд ехал среди прекрасных деревьев и травы, пыхтя радостью Солнцу. Сидевшие в одном купе молодые парни хотели подраться, так как не ведали чем рассчитываться в Пекине за гостиницу, а обратного билета у них нет. Обстановка от их друг с другом ругани ощущалась агрессивная, из их купе доносилось много шума.
Они в Пекине и не знают, что делать без свободных денег. Жутко было пробираться к храму между могилами и жуткими статуями неизвестной им религии. Какая-то странная птица кричала. Сын своей доброй матери Борис с радостью бы повернул назад, но боялся обнажить свой страх перед Булатом. В Пекинском храме каждый их шаг гулко отдавался эхом в его стенах, и с потолка на них взирал какой-то Бог с облупившимся лицом, даже образ которого не смог, очевидно, вынести осквернения ими чужой святыни! Жуткое ощущение мучало их, что им в спины кто-то бросает пристальный взгляд. Отсыревшие фрески были будто осрамлены небрежностью, промокая от слёз Земли, призывая смотрящего в них научиться у этих Богов полезным качествам и отомстить за всякий ими сохранённый в себе грех. В ночной тишине, казалось, отчётливее проступили чёрные надписи на белых стенах Пекинского храма. И… что это… что это… Перед ними кто-то стоит. Борис и Булат оцепенели. Кто-то к ним идёт. Шаг. Шаг. Шаг. Шаги также гулко отдаются в храме, как их собственные.
Наконец-то Борис решился написать сообщение своей матери, стоя в этом храме… в этой темноте… точка поставлена и кнопка «Отправить» почти нажата… И тут шаги раздаются около него, но он никого не видит рядом, кроме стоящего на месте Булата. В глазах у него потемнело во тьме. От неожиданности он вскрикнул — прямо из темноты раздался звук из воздуха и разбил вдребезги его телефон в руках вибрациями. Борис заорал. Звуки вибраций стали стихать, но шаги раздавались метром дальше от места, где они стоят.
— Что это? Ты слышишь?
— Да.
— Что это?
Вверху что-то пролетает. Ударяется тушей о потолок, а с потолка что-то капает. То ли это густые порывы ветра, то ли летучие мыши-гиганты.
— Птицы или ветер. – Сказал Булат.
— Нет. Шаги.
— Это шаги… пойдём.
«— Там с потолка что-то капает на пол», — сказал Борис в трясучке.
И тут в чёрном кимоно из тьмы к ним устремилась, хромая, толстая фигура пожилой женщины. Завидев что капает с потолка в темноте, старушка завопила по-китайски, видимо, призывая ей помочь. Завидев её, Борис заорал: «Там что-то ещё есть! Убегаем!» Бедные парни выбежали на улицу и принялись ловить такси, оказавшись в городе, — они оставили ждать старушку в храме ждать развязку самостоятельно. Такси они не поймали. Булат предложил попытаться поехать на автобусе, а у них только рубли. Через Vkонакте Булат разменял в обменнике у спекулянтов, и они поехали первым попавшимся маршрутом от этого храма. Пытка полными автобусами оставалась традицией Коммунистического Китая.
Они поворачиваются спинами, и покидают автобус… и сзади них отчётливо слышны шаги и вибрации снова… холодный пот выступает на лице Бориса…
Глаза открыть он не смог. Чугунная голова от страха, муть и дезориентация в голове, а во рту было сухо и на вкус он чувствовал свою кровь. Борис понял — это проклятье.
— Не оглядывайся. Иди. – Сказал ему Булат.
Они остановились в недорогом отеле и нашли здесь подработку. Бориса мучил страх, и он запивал ужас алкоголем, мучаясь всеми брошенный умирать один от этого проклятья в Пекине. Всякая тварь умирает в одиночку, и он не был исключением. Приступы слепости мозга давили на него лютым ужасом постепенного исчезновения из живых. Булат за них ухаживал, но Борис его уже не видел в безумии.
Спокойный негромкий голос Булата. Снова в номере, где они живут уже неделю… Шаги… Шаги провожают их до самого выхода из номера Пекинской гостиницы. Булат понимает неизбежность столкновения их с причиной их страха и с Богданом они едут на местное кладбище. И на кладбище это жуткое ощущение взгляда в спину, пока они не спустились с холма и не перешли дорогу между могилами и зданием администрации кладбища. Спасительная калитка. Лестница.
Еще немного и я смогу это сделать и тогда… Тогда все у меня попляшут, — думал Борис. Молодой мужчина громко расхохотался, но тут же опомнился и, отряхнув толстовку, продолжил стучать в дверь администрации кладбища. Завывание за их спинами. Булат и Борис не оборачивались. Прекратилось.
— Кто это был?.. – задал Булат Борису вопрос.
— Та старуха из храма…
— А почему нельзя оглядываться?..
Борис пожал плечами. Он и сам не мог привыкнуть к ощущению, которое он уже испытал не раз за это время здесь… в Китае…
— Она могла нам что-нибудь сделать?.. – снова спросил Булат.
— Не знаю… нет. Ты был со мной. Мы оба здесь только гости.
— А ты?
— Она меня явно знает. Я жил здесь.
— Когда? – был шокирован Булат.
— До переезда бабушки и деда назад в Россию. Они тут работали.
— А если бы я был один?
— Тогда, может быть… она тебе что-то и сделала бы…
— Но ведь этого не может быть?..
Борис не мог доказать Булату ничего из случившегося только что. Никому не было выгодно признавать живой мёртвую уже старуху. Им было удобнее превращать их страх в простое недоразумение. Это был замкнутый круг смерти от неведения.
Борису оставалось только опять пожать плечами, а потом он сказал: «А Буча ни во что не верит!..» С этой минуты Борис точно решил про себя, что если он доведёт свою задумку этой поездки в Китай до конца, – он обязательно прихватит с собой этого Булата на вершину успеха; создаст ему там такие условия, чтобы девушки видели его преимущества перед конкурентами; и уж если с кем-нибудь заводили романы после триумфа Бориса на вершине славы в Китае, то действительно с Булатом, так как он этого достоин! Но, в конце концов, не испортит ли жизнь и его? И почему именно жизнь?.. Он раздумывал о причинах. Испортить человеку можно просто только его жизнь, так как человек сам форма жизни. Богдан легко разобрался в причинах и пошёл дальше. Может быть, его испортит тот же Булат. Но что ему Булат может испортить? Тоже в итоге любого вреда только жизнь. И вообще… Что за сомнения начали возникать? Разве он уже не развеял в «пух и прах» следящую за ними старуху в чёрном кимоно? И разве не создают ему препятствия преследующие людей ночами здесь демоны? Могли бы и сейчас это обсудить, если бы Булат не был напуган. Всё. Хватит. Пора выбираться из этих трущоб. Помимо всего прочего, есть ещё и работа, и оклад оператора на заводе, и то, что называют в Китае всем, — его мозг загудел… чёрт… Ему прогулов бы не надо… достать бы справку по болезни… но в Китае он по существу никто… Тем не менее, посетовав на чёрта, занёсшего их сюда, — накостылять бы кому, — Богдан предпочёл сидеть в номере, развалившись, когда они с Булатом выбрались с кладбища, и делать вид, что слушает музыку. К ним завалился из соседнего номера отеля китаец, который умел говорить по-русски. Они с Булатом слушали его трепотню о достоинствах и недостатках музыкальных рок-групп России, наплодившихся наподобие тараканов… Однако, сам он, ни к лешему, в них не разбирался…
Борис один на кровати ночью.
Последний вздох.
Тишина.
Только капли снова падают с потолка…
Красные, как лепестки цветов.
Слава Богу, что всё когда-нибудь кончается, и под утро, часа в четыре, попрощавшись со сдержанным, но гостеприимным хозяином отеля, которым и оказался их вчерашний гость номера. Приблудный Житель России Борис двинулся вместе с бродягой Булатом обратно к его предкам на родину. В голове его роились большие планы, а сам он жаждал избавиться от чувства виноватости хотя бы перед этой старушкой в чёрном кимоно в том храме. Ведь, не он же, в конце концов, не осквернял её могилы и всё прочее-прочее, о чём даже не хочется думать. Но почему-то ему, отлично умеющему работать с машинами, грезились прекрасные проекты замков и дворцов у себя на родине, в другом пространстве, чем Китай. Совсем Борису не подумалось об очищении и восстановлении после проклятья. Хотя бы одного этого, встретившегося вплотную ему, храма в Китае было достаточно, чтобы принять такое решение. Божьего благословения он ждал уже в России в церкви после этой поездки. Билеты в Россию куплены. Булат и Борис смотрят Пекин и его рукотворные народные произведения архитектурного искусства китайцев. Что есть в Китае, так это альтернативные художественные течения, свежие для взора и созерцания.
Снова поезд.
Булат жалобно просил еду.
Дружба и труд.
Капли продолжали падать уже в этом поезде.
В доме Бориса ждала мать. Точнее спала, не раздеваясь, на его кровати.
Снова. Он упал на пол около кровати в комнате. Где спит мать. Глаза открыть он не смог. Чугунная голова от страха, муть и дезориентация в голове, а во рту было сухо и на вкус он чувствовал свою кровь. Борис понял — это проклятье. Всё повторилось снова.
— Ты, на диван и дрыхни, — распорядилась мать Борису, послушно присевшему с пола на кончик дивана, — стесняешься что ли меня?
— Да нет. Я сейчас… — Борис погладил себя по голове с обильной для мужчины шевелюрой, и начал неуверенно расстёгивать пуговицы на рубашке. Срываться куда-либо сейчас одному было нереально. Всё-таки усталость брала своё. Хотелось хотя бы ненадолго прилечь телом на диван в положении по горизонтали.

Он услышал лай собак, стук колёс и шелест деревьев за окном. Борис вспоминал, как оказался далеко от дома, но по какой-то причине он снова в России. Булат у себя дома попытался вспомнить, что было вчера и как он оказался в незнакомом месте с Борисом, но в голове была только бутылка дешёвой водки, которую он выпил от страха. Старый бар возле дома и пара друзей которые затеяли эту встречу на следующий день. Борис потянулся к заднему карману джинс:
— Так я и думал — Телефона как не было. Мне не показалось тогда.
Борис встретился с женщиной, которая была студенткой-практиканткой. Они встречались у неё в общаге уже давно. Борис разделся до боксёрок. Начал раздевать Агриппину. Она не сопротивлялась, а только попросила погасить свет, воспринимая секс с ним обыденным явлением. Внезапно его что-то ударило по затылку, и он потерял сознание.
Борис очнулся в неизвестном месте. Он с трудом поднялся и облокотился о кирпичную стену, которая, судя по остаткам штукатурки, когда-то была белой. Его окружали заброшенный двор, серые жилые дома и пыльный пустырь. Единственным живым существом тут был спящий на скамейке мужчина, бездомный, который укрывался курткой Бориса, спасаясь от утреннего холодного ветра.
— О, господи! Опять этот шаблон ситуации долбанный! – проворчал Борис, но свет всё же обратился тьмой вокруг него. (Земля сделала вид, что не услышала его крик своими обилиями веществ). – А ты там, не дрыхни давай, мужик! – прикрикнул он на бездомного, — Чего делать теперь будем? Хорош валяться! Без тебя я не справлюсь! – и в лоб Бориса стукнулась его куртка, брошенная со скамейки. Вслед за подушкой прилетело ободранное покрывало.
— Спокойной ночи вам… — произнёс бомж.
— Первое, что нужно сделать, определить куда меня занесло — подумал Борис, но жажда теснила приходящие в его голову мысли и утолить ее было даже важней, чем все остальное, потому что нехватка живительной влаги в организме вызвала сгущение крови, которая не доносила необходимые молекулы кислорода до мозга и мышление практически остановилось. Скорей всего та стерва над ним подшутила, с которой Борис почти снова переспал. Они с друзьями планировали встречу… его голова была ранена с какой-то, пока неясной целью. — С этим я разберусь позднее. Стоп! А где же Булат и мама?! — Борис присел, опираясь спиной о пыльную стену, и закрыл глаза.
Ему не отвечали ни люди, ни сами обстоятельства на его вопросы, а через некоторое время послышались сдержанные вздохи и шёпот: «Я боялась… думала, что ты уже уехал… но ты ведь, не уедешь так скоро из Китая… правда?»
Сделав последнюю затяжку и кинув окурок «Rothmans» под ноги, Борис проигнорировал старуху рядом с ним, поднялся и снова направился к бездомному.
— Отец, эй, проснись! — он разбудил умершего давно отца своим криком. — Где я?
Бездомный приоткрыл левый глаз, посмотрел на Бориса и тихо произнёс:
— 不知道… [bù zhīdào] (бю жидаёо)
Борис очень устал, а сон не шёл… он не знал, как добраться домой в кровать, но Борис изо всех сил старался дышать ровно и не скрипеть зубами… Недостаток сна полностью перекрывала жажда правды об этом месте.
Борис подошел к незнакомцу и спросил: «Who are you?» Он заметил у того на куртке пятно крови… человеческой крови. Он вскрикнул; незнакомец быстро вытащил окровавленный нож и ударил Бориса в бок. Последний упал ничком, корчась в агонии, а вскоре и вообще перестал двигаться.
— Вот твоя судьба, предатель. — Холодно произнес он на своем языке, выбросив куртку и одев плащ, после чего ушел с места.
Утром Борис проснулся у студентки-практикантки, снабжённый деньгами, взятыми им напрокат у матери. Он отъехал на автобусе домой, вспоминая этот тупой сон. Родимый угол! Мать уговорила Бориса остаться и пока не идти на поиски работы в городе в его состоянии.
Никто не видел… Никто не слышал… Как за их спинами стоит старуха в чёрном кимоно и издаёт ногами… Шаги…