По Ричарду Баху

Зима наступила совсем недавно, морозы ещё не вошли в полную силу и не успели охладить своим льдисто-прозрачным дыханием жар его сердца. Он хотел научиться летать и имел большие шансы на это, потому что до самых мельчайших подробностей знал как это делается. Он мог часами говорить о технике взлёта, посадки, о возможностях человеческого тела в воздухе, о максимально развиваемой скорости, кстати, по его утверждениям, максимальной скорости полёта вообще не существует.Он доказывал, что если бы он научился летать, то смог бы передвигаться со скоростью мысли и, если захочет, гораздо быстрее мысли, всё было вопросом техники. Так мы с ним проводили очень многие вечера, а он всё рассказывал и рассказывал, а я слушал и поражался – с какой горячностью и с каким знанием дела он всё это говорит. Однажды я спросил его об этом, и он, ничуть не смутившись, объяснил мне, что у него есть учитель, который преподаёт ему уроки лётного мастерства, его зовут Джонатан Ливингстон и он — чайка.
Он познакомился с ним во сне, на огромном, зелёном-презелёном поле, во время безуспешных попыток оторваться от земли, это увидел Джонатан, почему-то страшно обрадовался, и, мало-помалу, обучил неуклюжего человека всему, что умел сам.
Все оказалось просто, слишком просто для того, чтобы сделать это самому – надо было лишь поверить и захотеть, не надо было даже махать руками, более того, Джонатан говорил, что это глупо и очень вредно и со временем переходит впривычку, от которой впоследствии почти невозможно отучиться, и которая снижает лётные способности каждого существа до минимума – до пределов законов физики. В пример этого он ставил птиц, которые летали только благодаря своим мускулам икрыльям и не способны были развить даже сверхзвуковую скорость, которая по его меркам была в сотни, в тысячи раз ниже черепашьей.
Итак, во сне мой приятель был просто воздушным асом и с каждым днём, вернее скаждой ночью, совершенствовал своё мастерство, оттачивая элементы высшего пилотажа и, всё увеличивая и увеличивая свой предел скорости. Но когда он просыпался, у него ничего не получалось, все его попытки наяву хотя бы оторваться от земли, были тщетны. Он тренировался постоянно, снова и снова вспоминая слова, сказанные его учителем; «Тебе следует понять, что чайка – есть ничем не ограниченная идея свободы, воплощение образа Великой чайки, и всё твоё тело от кончика одного крыла до кончика другого – это только мысль».
Он не мог думать ни о чём кроме полётов, он забывал есть, забывал ходить на работу, ему грозили увольнением, он похудел, его уязвлённая гордость покорителя воздуха требовала возмездия, а Она…… Она просто ушла, и он не винил Её, потомучто понимал как трудно жить с таким как он – все люди, как люди, а он хотел летать. А ещё он хотел узнать, зачем он живёт, он спрашивал людей, зачем живутони, но ни один ответ ему не понравился так, чтобы посвятить себя той же цели, и он продолжал искать. Да, он искал, изводил себя постоянными тренировками днёми только на короткий миг – на ночь, он забывался и брал уроки у самого Джонатана Ливингстона, обучаясь всё новому, в бездонном небе над зелёным-презелёным полем.
Так продолжалось какое-то время – год, секунду, вечность, я не знаю, к его страданиям нельзя было применить человеческое времяисчисление, как нельзя это применить и ко вселенной, которая как жила, так и будет жить по своим, неизвестным никому, законам, она всегда будет выше, восприимчивей и мудрее нашего разума. Он очень похудел, щёки впали, но глаза, теперь его глазаза слоняли собой всё его лицо, они стали бездонными как небо и зелёными, как поле на котором он появлялся каждую ночь. Там, во сне, он стал Мастером и мог идти дальше, оставив свой луг для желторотых юнцов с пылающими сердцами, но здесь, в человеческом мире, он не смог бы оторваться и на сантиметр от земли, не оттолкнувшись от неё ногами. Тело стало для него свинцовой клеткой, в которой билась, в кровь раздирая себе грудь, чайка-душа.
А потом он понял для чего он живёт, и поняв это решил……
Был его день рожденья, он пригласил Её. После ужина при свечах они долго гуляли по ночным улицам и сполохи в их глазах от редких фонарей, одиноко проезжающих машин и прекрасного ужина, кружили в каком-то танце, всё наращивая и наращивая темп, пока совершенно не ослепили одинокую пару. Потом была ночь любви, Они понимали друг друга с полудвижения, с полупозыва, полностью отдавшись охватившему их чувству…
Он летал и не просто летал, а выделывал в воздухе такие чудеса, что сам удивлялся. За этот сон он успел повидать много разных миров, повстречать много старых друзей, долететь до многих солнц и везде он пел, пел о том, что он знает зачем он будет жить, знает, потому что Она – единственная с ним, теперь его не пугает человеческий мир, ведь он и Она вместе, Они научаться в нём летать, ведь Они вместе.
Она не захотела учиться летать, Она захотела поступить на филологический…
Зима наступила совсем недавно, морозы ещё не вошли в полную силу и не успели охладить своим льдисто-прозрачным дыханием жар его сердца. А он не смог отказаться от возможности всё-таки научиться, потому поднялся на крышу своего дома, чему-то улыбнулся, и сделал то, к чему он стремился всю жизнь –полетел…

какие-то 90-е