Мышеловка

— Ты очень странный человек — сообщил мне однажды Кот.
Он был всегда чересчур вежлив, но своенравен, а в целом вполне интеллигентный. Странно, что его почему-то в тот вечер прорвало на такую беседу.
— Почему странный? – отозвалась я, запрокидывая голову назад и легонько стукаясь ею об стенку.
Кот посмотрел на меня искоса, но промолчал. Зато заходил-затопал по комнате, так ловко огибая журнальный столик, кресла, цветы на полу, — всё в его движениях было непринужденно.
Я наблюдала за ним.
Затем он одним прыжком оказался на широком подоконнике, и, прижав ноги к груди, отвернулся и стал смотреть в окно.
— Девушки такие болтливые, а ты всё молчишь. Рыба ты что ли? Признавайся.
Я не хотела признаваться. Не рыба я. Просто мне больше нравилось слушать, а не говорить. Ведь когда слушаешь, столько всего можешь услышать. Вчера вот, птицы так звонко щебетали за окном, что я отворила его полностью и долго вслушивалась в их пение, как будто понимая, о чем они поют. Их музыка так завораживала меня, что я не заметила как простудилась.
Кот пришёл меня лечить.
Не врач он вообще.
Но когда он рядом, я чувствую себя намного лучше.
— На комоде валялась тетрадь…, — Кот сказал это как можно небрежней и неопределенно махнул рукой, наверное, указывая направление, — Зачем ты пишешь про Линча и Дали? Где же интимные рассказы о любовных похождениях?
— Там… мой личный дневник?
— Да, и мне совершенно не понятно, чем тебя так обеспокоил Раймонд Луллий и эта женщина с мужским характером – Жанна Д’арк. Может, оставишь их философам?
— Иоанна. Мне больше нравится вариант Шиллера.
— Шиллер? – Кот спрыгнул с подоконника и покачал головой.
Сел рядом.
— Орлеанская дева, — пояснила я, и посмотрела на его лицо, милую мне с давних пор морду.
Пронзительно — серые глаза впивались в меня пытаясь понять. Каштановые, коротко подстриженные волосы, ежиком торчали из его проницательной башки, придавая ему какую-то милую дикость.
Фигура. Строгий костюм, что он натянул на своё спортивно-сложенное тело, был ему не в тягость, наоборот, он его красил, а девушек дразнил и завлекал.
— Я, конечно, подозревал, что ты библиофил, но, признаться, думал, что читаешь вечерами романы.
— Не без них, мой друг. – И я склонила голову так, что расстояние между нами немного сократилось.
Кот сделал тоже самое и замурлыкал. Такое уж у него было замечательное свойство – мурчать.
Я хотела почесать его за ухом, но потянувшись к нему, почти сразу безвольно опустила руку и отвернулась. Тогда он взял мою ладонь и потерся об нее гладковыбритой щекой.
— Помнишь… — Кот поцеловал мою руку и не отпускал. – Это было в аптеке.
— Не начинай. – Я отдернула руку и вдавилась в спинку дивана.
— Да. Кто-то хотел купить сильнодействующее снотворное.
Меня как ошпарило.
Тогда я хотела покончить с собой, навсегда уйти в мир вечных снов и фантазий. Но об этом никто не знал, потому что некому было знать.
Кот стоял в очереди в аптеке прямо за мной. Стоял за валерьяной. Тогда у него шалили нервы – вся его семья: отец, мать, сестры-близнецы – все погибли в авиакатастрофе.
А я, я просто сбилась с пути. И потом долго ругала и корила себя, что, потерявший всё самое дорогое в своей жизни, продолжает жизнь, когда как я, как последний трус сбегаю от неё, прячусь.
Кот спас меня. Он единственный, хоть и посторонний, чужой мне тогда человек, заметил что-то неладное в моём поведении.
Не психолог он.
Но кто как не Кот может меня понять?
Я тоже спасла его, как оказалось. От гнёта и травли одиночества. В итоге мы обрели друг друга. Теперь он всегда приходил ко мне, особенно вечерами. Мне не спалось. Меня с детства мучила бессонница.
Кот рассказывал мне много интересных или не очень интересных историй, много смотрел в окно, будто ждал кого-то, читал мне Бредбэри, Стругацких, Лукодьянова и Войкутинского…иногда баловал Хаггардом и Конан – Дойлем.
О, как я обожала, когда он читал мне!
Такой выразительный и глубокий голос…
Под утро, когда я засыпала уже, он накрывал меня шерстяным пледом и уходил куда-то. Наверное, на работу. Я не знала, где он работает, но судя по всему каким-нибудь юристом или просто клерком. Но я каждый раз ждала его как оставленный один дома больной ребенок – немая, слепая, глупая.
У него были второй комплект ключей от моей маленькой неказистой квартирки и теплая улыбка, которую я боготворила.
Иногда он вывозил меня гулять. И мы без дела шатались по городу, паркам, кафе и барам, глотая без разбору то мороженное, то сухое красное вино.
Порой бывали за пределами большого города, его пылищи и шума, у моей матери. Мне казалось, что она тоже любила Кота, но как-то по-другому, по родительски что ли. А я его просто любила.
Я зарабатывала себе на жизнь тем, что мастерила куколок из ткани, таких, с миловидными личиками, губками-бантиками, ресницами длинными и чернющими, в платьицах мягких, отделанных бусинками и блестками. Мне так жалко было расставаться с ними, хотелось оставить их себе, ведь я тоже хотела бы с ними играть, давать им имена. Меня не покидало ощущение того, что вместе с куклами разбирают по кускам меня саму, мою душу.
Но продажа шла на ура. Кот привозил мне на дом материалы и увозил товар. Говорил, что договорился с кем-то из своих знакомых-бизнесменов. А мне все равно. Денег он привозил достаточно. Мне хватало.
Я не вылезала из своей однокомнатки. Моими верными спутниками стали книги и сериалы.
Кот погладил меня по голове:
— Сегодня Гофман или Азимов?
Мне вдруг захотелось плакать. Я подошла к шкафу, пыталась успокоить себя, перебирая книги, но вышло хуже – я разрыдалась. Кот подхватил меня на руки, донес до кровати, усадил.
Ушёл.
Вернулся с намоченным водой полотенцем.
Я промокнула лицо и судорожно вздохнула. Он расправил постель. Стянул с меня домашний черный халат, и я осталась перед ним в одних трусах в мелкий розовый горошек.
Кот искал пижаму. Найдя её под подушкой, поцеловал меня в лоб и одел меня в мою любимую ночную сорочку. Её мне подарила школьная подруга на день рождения когда-то.
— Спи, мышонок.
Свет погас. Я закрыла глаза и слушала. Вот скрипнула входная — выходная дверь.
Ушёл.
Глаза опять защипало, но теперь слезы бесстыдно катились по щекам ручьями и не хотели останавливаться, потому что им было безразлично всё на свете, даже я.
Кот пришёл утром в 7.
— Одевайся. – Бросил он и залез в мой шкаф.
Я продрала глаза. На тумбе рядом стоял купленный в Макдаке крепкий кофе и испускал ароматный запах.
Кот вытащил чемодан. Когда-то я купила его, огромный такой, чтобы объехать весь мир. Моя мечта была путешествовать и открывать новое, неизведанное. Теперь он в пыли, как и мои мысли.
Почему всё поменялось?
Мне на голову упало платье. Моё единственное вечернее платье. Я приберегала его для особых случаев, но, ни разу не надевала.
— Есть повод? – Поинтересовалась я.
— Хочется, наконец, увидеть его на тебе, — пробормотал Кот, усердно складывая в чемодан мои вещи.
— Дай мне лифчик.
Кот бросил мне и его.
Я оделась, выпила кофе и ускользнула в ванну. Понятия не имею, что происходит, но Кот есть Кот, он непредсказуем.
— Может, сделаешь кое-что для меня? – Услышала я из-за спины.
В ванной комнатке стоял слегка покрасневший Кот. Сегодня он был по-особому хорош в торжественном костюме. Я поправила его темно-синий галстук и кивнула.
Он подошел вплотную ко мне, так, что я почувствовала всё электричество его личности, его натуры, и зашептал на ухо так, что его горячее дыхание приятно щекотало, и я задрожала всем телом.
Когда мы сели в машину, я хотела было протереть глаза, но он с улыбкой остановил меня: «Прости за неудобства».
— Ты тоже сделай кое-что для меня. – Я вгляделась в его глаза. Казалось, в них горела какая-то безумнейшая идея. – Скажи мне, первый раз за все наше время, куда мы едем?
— Ко мне домой.
Я удивилась. Ещё ни разу не была у него дома. Ни разу с нашей встречи. Да и не красилась я никогда до этого дня. Но он ведь попросил…
Ехали долго. Остановились только у высокой новостройки. Кот вытащил мой чемодан из багажника машины, и мы вошли в дом.
В лифте молчали. Даже не взглянули друг на друга.
Последний этаж. Вид из окон меня покорил: я чувствовала себя так, словно вознеслась на небо и теперь смотрю сверху на свое жалкое прозябание там, где-то внизу, в своей уютной берлоге.
Кот втолкнул меня в гостиную, сам отвез куда-то чемодан. Вернулся. Пошарил в нагрудном кармане. Взял мою руку и ловко надел кольцо.
— Тот, кто силён, всего сильней один, не так ли?
И я растерянно кивнула.
— Но в глубине души ты понимаешь, что это неправда. Люди сильны, когда они вместе.
Кот поцеловал меня. Не как обычно на прощание в лоб или в щёку, а по-взрослому – в губы, приветствуя.
— С ума сошёл… — одними губами сказала я.
Он заплакал. Он засмеялся. Прижал меня к себе так сильно, что я услышала как болит его одинокое сердце.
Тогда я стала его целовать: лицо, шею, пока он не успокоился. Потом он поманил меня в одну из комнат его просторной квартиры. Что там дальше? А дальше… там стоял мой чемодан, а в застеклённых шкафах вдоль стен, аккуратными рядочками сидели мои крошки-куколки. Все до одной.
Я посмотрела на Кота. Теперь он держал меня за руку и тепло улыбался. Это было так приятно, будто почувствовать первое прикосновение весеннего солнца на коже.
— Все бумаги оформлены. Одна твоя подпись – формальностям конец. Конец одиночеству.
— Нет.
— Мышонок. – Кот прижал меня к себе. У него всегда был приятный аромат, поэтому я порой нюхала его пиджак, пока он на кухне готовил что-то. – Пора вылезать из своей норки.
— Ты сам сказал, что я странная.
— Я думал, ты поняла…
— Поняла. — Шепнула я, сверкнув счастливыми глазами.
Я зашмыгала и заплакала, но теперь на его груди, ощущая родное тепло, видя незримый свет и чувствуя успокоения, которого так требовала моя заблудившаяся душа. И хоть меня и съел Кот, я дышу и больше никогда не отпускаю его лапу.
Кот весь светился. Мышка ведь попалась на его сыр. Она в его мышеловке, словно в омуте утонула, теперь не уйдет, не спрячется в норе, теперь все хорошо, все хорошо.

КОНЕЦ