Бекар. Глава 2
Возрастные ограничения
Около шести Марина вошла в комнату, одновременно с этим постучав по двери. Это еще одна из ее дурных привычек. Никогда не ждет, что ей ответят с той стороны, минуя все рамки приличия.
Никита лежал на кровати и смотрел в потолок.
— Чисто для приличия мог бы и позаниматься.
— Кто бы говорил о приличии! Ты что так рано? – спросил парень, посмотрев на часы. Стрелка упорно показывала без пяти шесть.
— Не хами тёте. Раньше идти не имеет смысла. Нам еще Родиона захватить надо, — донесся из коридора голос Марины.
Она заглянула в соседнюю комнату, из которой доносились жалобные звуки.
— Не передувай. Качество звука от силы не зависит. Или у тебя трость тяжелая?
Парнишка обернулся.
— Пошли на ужин, Родион. Слушай, можно я буду звать тебя Родей?
— Можно, — смутившись, сказал Родя.
— Ты мне ничего рассказать не хочешь? – спросил саксофонист, когда трое музыкантов вышли из дома.
— Спрашивай, — вздохнула Марина, понимая неизбежность положения.
— Ты сама как здесь оказалась?
— У меня папа музыкант.
— Тоже дерево? Всё, молчу, — спасовал он перед Марининым взглядом. — Вы здесь весь год живете?
— Летом. Собираемся примерно в это время, за неделю до сентября разъезжаемся. Кто-то приезжает раньше, если дел других нет. В этом году собрались достаточно поздно, сегодня первая репетиция.
Родион покосился на Марину, но девушка промолчала о причинах задержки открытия музыкального лета.
— И чем вы занимаетесь?
— Кто чем. Кто дудит сутки напролет, а потом ходит в «Медпункт», зудя, что у него губы болят; кто на пляже валяется, кто ремонтом занялся так, что от краски до сих пор отстирываемся и так до бесконечности…
— Слушай, а зачем это все?
— Чтоб зимой легче было. Больше двух репетиций в неделю не сделаешь, и при этом обязательно кто-то болеет. За лето успеваем подготовить и отработать репертуар.
— А летом как с концертами?
— Когда как. Это зависит даже от погоды. Чем лучше, тем у нас больше работы.
Подошли к столовой. Внутри стояло четыре стола. Самое интересное, что они все были разной длинны. Ребята направились к самому маленькому. Мало того, он стоял в самом конце зала.
— Нас так мало?
— Да, всего трое, с педагогом. Ой, простите ребята, пятеро. Никак не могу привыкнуть. Приятно аппетита!
Столовая ответила дружным гомоном.
Надя махнула рукой со своего стола.
— Слушай, а почему ее назначили на эту должность? – спросил Никита, помогая Марине поставить скамейку. Родя стоял в сторонке. Марина улыбнулась ему и кивнула головой на стул. Потом посмотрела на стол трубачей. Михаил Иосифович улыбался, смотря в их сторону.
— Не знаю. Она влилась в эту реку раньше меня. Но справляется классно.
— На ней все деньги? – спросил Никита, снимая вторую скамейку.
— И вся база данных.
— В компьютере?
— Угу. Правда, когда в дождливый день нечего делать, она составляет письменный учет. А что?
— Да нет, просто, — отозвался парень, правда, не поднимая глаз. — А где наш педагог?
— Вероятно, очередная глава. О-о, да у нас трубачи эту неделю дежурят!
— А следующий кто? – спросил новый кларнетист.
— Сегодня что? Пятница? С понедельника – мы.
— Всю неделю впятером? – поднял брови саксофонист.
— Вчетвером.
— Почему? – спросил Родя.
— Статистика. Кто-нибудь обязательно линяет. Кстати, а где Денис?
Она не сразу поняла отсутствие товарища. К ним с подносом подошел Вадик.
— Спасибо, — сказала Марина, забирая у него тарелку. — Ты этого строителя не видел?
— Дениску-то? Он дрыхнет. С утра на рыбалке был, так с обеда отсыпается.
— Кстати, познакомься. Никита, саксофонист, с сегодняшнего вечера наш коллега. Родион, кларнетист.
— С сегодняшнего вечера ваш коллега, — сказал Родя, пожимая руку Вадику.
— Рад, — смеясь, сказал трубач. — Ладно, до репетиции.
Трубач удалился.
— А в каком смысле строителя? – спросил Никита.
— Косвенном. У него фамилия Прорабов…
Со столика трубачей на них поглядывали уже без интереса. Марина смутно догадывалась о причине такого затишья по отношению к новенькому лицу в деревне.
— Спорим, сейчас все будут знать, что ты не подставная фигура, — обратилась она к Никите.
— В смысле?
— Все давно решили, что у нас с тобой «лямур» и ты приехал полюбоваться, как я провожу лето.
Никита подавился блинчиком.
— А ты что хотел? Творческие люди!
После ужина Марина забежала к Прорабову. Растолкала и сообщила, что репетиция состоится через полчаса. Тот попытался вскочить, что сразу же отобразилось на его голове. Ну, или на тумбочке рядом с кроватью. Точнее сказать невозможно – Марина была уже за дверью. Потом поднялась к себе на чердак.
Не люблю сообщать того, чего не было. Поэтому не буду говорить, что Марина застыла на пороге, охваченная противоречивыми чувствами. Просто на столике возле окна лежала роза. Темно-красная роза. И все. Ни записки, ни зацепки. Постепенно восторг сменился гневом. Кто-то проник, причем без особого труда, в комнату. На ужине были все. Ну, или все, кто могли это сделать. Все, кроме Прорабова. Но он спал, это точно. Из него актер никудышный. Ладно, роза, не до тебя сейчас.
Повертев цветок в руках, Марина бросила его обратно на стол и вышла.
Репетиции в хорошую погоду проходили на летней сцене. Минут за пятнадцать до начала выносились два чемодана – с альбомами и пюпитрами. У каждого в группе инструментов были свои обязанности. Кто-то следил за тем, чтобы всем хватило места, кто-то раскладывал пюпитр, кто-то искал в общей куче альбом для своей партии.
Марина, зная природную лень Дениски, всегда приносила оба альбома сразу – для первого и второго кларнета. В ответ обычно около ее стула уже стоял разложенный пюпитр. Правда сегодня Денис раскладывал его не сам, а проводил вводный инструктаж для Родиона. Требовался он не для того, чтобы объяснить, как нужно сделать, а для того, чтобы наглядно продемонстрировать как делать не нужно.
Первый ряд состоял из кларнетистов и флейтистов. Девичья группа была самой многочисленной и делилась на три партии. Надя сидела на второй партии с Тоней, которая в зависимости от произведения играла то вторую, то первую, если требовалось помочь Олесе. Олеся, самая старшая в группе, знала наизусть все соляки и в прямом смысле «отдувалась» за всех на концертах. Еще четыре девчонки теснились на третьей партии.
Во втором ряду располагались тромбонисты и «секунда»: три тенориста, два альтиста и валторнист. Тромбонисты сидели с левого края и когда вставали на сольные моменты при игре, водили кулисами возле ушей кларнетовой группы. В такие моменты Марина подавляла в себе желание поступить как Лелик на сцене ресторана «Плакучая Ива» в одном из советских фильмов.
Третий ряд состоял из трубачей и двух туб. Замыкала оркестр барабанная установка.
Никита, наблюдавший за расположением музыкантов, не знал, куда ему садиться. Он подошел к Марине. Та пожала плечами.
— Не знаю. При мне саксофонистов еще не было.
Никита решил, что в первом ряду сидеть не интересно и расположился между тромбонистами и «секундой».
Вадик принес из столовой стол, больше напоминающий парту, стул и поставил их перед оркестром.
Из директорского домика вышел Михаил Иосифович и вальяжной походкой направился в сторону сцены. В руках у педагога были барабанные палочки и партитура. Поднявшись по ступенькам, он осмотрел всех присутствующих и сел за стол, скрестив ноги под стулом. Щелкнул замком наручных часов, снял и положил их рядом с партитурой, вытянув ремешок во всю длину.
— Давайте, до мажор, для разогрева.
Оркестр проиграл гамму по особому упражнению, которое выполнялось всегда вначале репетиции — проигрывания стаккато, легато, терциями, полутонами и скачками от тоники на каждую ступень.
— Плохо! Как валуны перекатываете! Ре мажор!
На середине упражнения педагог начал отстукивать ладонью по столу, выравнивая ритм. Когда оркестр остановился, Михаил махнул рукой в сторону Дениса.
— Дай нотку.
Денис затянул до. К нему присоединилась Марина. Потом Родя. Михаил махнул еще раз и переключился на флейт. Денис продолжал тянуть до. К флейтам тоже претензий не было.
— Эй, тромбонисты! Заснули! Дай ноту! Ну задвинь, не слышишь, что ли, низит. Да не ты задвинь, у тебя нормально было. Никит давай! Что? Ты что взял? До? Зачем ты до взял, у тебя фа! Так, дальше. Хорошо, хорошо. Трубы, давайте хором!
Сзади послышался последний вздох умирающего стада слонов. Михаил стукнул уже палочками по столу и скомандовал:
— Так, давайте по отдельности. Низит. Высит. Сойдет. Ты какую ноту играешь? – обратился педагог к самому молодому трубачу. – До? Нет, ты соль выдыхаешь. Нет, опять соль. Вооот, вот это до. Следующий.
Потом посмотрел на тубиста.
— Андрюша, скажи, — попросил Михаил. Андрюша отозвался пароходным гудком.
— Хорошо сказал, — крякнул педагог и открыл партитуру. – Так, у нас три городских концерта точно. Плюс ярмарка. На ярмарку заказано что-нибудь узнаваемое, танцевальное, русское-народное. Работы много. А годовой отчетный концерт в школе отыграли отвратительно! Трубачи налажали так, что у меня лысина покраснела. Че смеемся, секунда? Вальс кто загнал так, что закончили мы его в два раза быстрее, чем начали? Я ж за вами сижу, стучу, а вы все равно мимо. Ну ка, давайте, вспомним.
Все зашелестели нотами. Михаил Иосифович взглянул на время, встал и, обогнув оркестр, сел за барабаны.
— Так, — послышался сзади его бодрый голос. – Все не будем. Меня интересует конкретный момент. Так что давайте, первую цифру, до «фонаря» и на «фонарь».
И педагог дал отсчет палочками.
После репетиции подруги сидели на балконе. Не скажу, что он очень уж большой, но два уютных кресла и маленький столик влезли.
— Как думаешь, кто?
— Не знаю, — пожала Марина плечами. – Меня больше волнует, как он пробрался на чердак.
— Знаешь, есть такой традиционный способ – через дверь.
— Не язви. Дверь еще нужно найти. Где она, знает только Игнат, ты и я.
— Да ладно тебе. Из старых наверняка кто-то уж догадался.
— Не, ну может конечно. Ладно, подождем, что будет дальше. Не остановится же он на цветке?
— А если остановится?
— А если остановится, то и черт с ним – засмеялась Марина.
— Логично, — вздохнула Надя. — Ты еще не думала, с кем пойдешь на бал?
— Наверное, я вообще не пойду, — сказала кларнетистка, вертя розу в руке.
— Мне тоже не с кем. А что поделаешь, не мы такие…
— Угу, судьба такая, — буркнула Марина, давая щелбан бутону.
Надя ушла. Девушка, не раздеваясь, легла на кровать и закрыла глаза. Ей не хотелось думать о цветке, но где-то в душе ворочался маленький и противненький червячок тревоги. Но постепенно на мягких лапах подкралось безразличие. Замелькали воспоминания, лица родных, по которым Марина соскучилась, друзья, одноклассники… Постепенно мысли улеглись и девушка спокойно уснула.
Никита лежал на кровати и смотрел в потолок.
— Чисто для приличия мог бы и позаниматься.
— Кто бы говорил о приличии! Ты что так рано? – спросил парень, посмотрев на часы. Стрелка упорно показывала без пяти шесть.
— Не хами тёте. Раньше идти не имеет смысла. Нам еще Родиона захватить надо, — донесся из коридора голос Марины.
Она заглянула в соседнюю комнату, из которой доносились жалобные звуки.
— Не передувай. Качество звука от силы не зависит. Или у тебя трость тяжелая?
Парнишка обернулся.
— Пошли на ужин, Родион. Слушай, можно я буду звать тебя Родей?
— Можно, — смутившись, сказал Родя.
— Ты мне ничего рассказать не хочешь? – спросил саксофонист, когда трое музыкантов вышли из дома.
— Спрашивай, — вздохнула Марина, понимая неизбежность положения.
— Ты сама как здесь оказалась?
— У меня папа музыкант.
— Тоже дерево? Всё, молчу, — спасовал он перед Марининым взглядом. — Вы здесь весь год живете?
— Летом. Собираемся примерно в это время, за неделю до сентября разъезжаемся. Кто-то приезжает раньше, если дел других нет. В этом году собрались достаточно поздно, сегодня первая репетиция.
Родион покосился на Марину, но девушка промолчала о причинах задержки открытия музыкального лета.
— И чем вы занимаетесь?
— Кто чем. Кто дудит сутки напролет, а потом ходит в «Медпункт», зудя, что у него губы болят; кто на пляже валяется, кто ремонтом занялся так, что от краски до сих пор отстирываемся и так до бесконечности…
— Слушай, а зачем это все?
— Чтоб зимой легче было. Больше двух репетиций в неделю не сделаешь, и при этом обязательно кто-то болеет. За лето успеваем подготовить и отработать репертуар.
— А летом как с концертами?
— Когда как. Это зависит даже от погоды. Чем лучше, тем у нас больше работы.
Подошли к столовой. Внутри стояло четыре стола. Самое интересное, что они все были разной длинны. Ребята направились к самому маленькому. Мало того, он стоял в самом конце зала.
— Нас так мало?
— Да, всего трое, с педагогом. Ой, простите ребята, пятеро. Никак не могу привыкнуть. Приятно аппетита!
Столовая ответила дружным гомоном.
Надя махнула рукой со своего стола.
— Слушай, а почему ее назначили на эту должность? – спросил Никита, помогая Марине поставить скамейку. Родя стоял в сторонке. Марина улыбнулась ему и кивнула головой на стул. Потом посмотрела на стол трубачей. Михаил Иосифович улыбался, смотря в их сторону.
— Не знаю. Она влилась в эту реку раньше меня. Но справляется классно.
— На ней все деньги? – спросил Никита, снимая вторую скамейку.
— И вся база данных.
— В компьютере?
— Угу. Правда, когда в дождливый день нечего делать, она составляет письменный учет. А что?
— Да нет, просто, — отозвался парень, правда, не поднимая глаз. — А где наш педагог?
— Вероятно, очередная глава. О-о, да у нас трубачи эту неделю дежурят!
— А следующий кто? – спросил новый кларнетист.
— Сегодня что? Пятница? С понедельника – мы.
— Всю неделю впятером? – поднял брови саксофонист.
— Вчетвером.
— Почему? – спросил Родя.
— Статистика. Кто-нибудь обязательно линяет. Кстати, а где Денис?
Она не сразу поняла отсутствие товарища. К ним с подносом подошел Вадик.
— Спасибо, — сказала Марина, забирая у него тарелку. — Ты этого строителя не видел?
— Дениску-то? Он дрыхнет. С утра на рыбалке был, так с обеда отсыпается.
— Кстати, познакомься. Никита, саксофонист, с сегодняшнего вечера наш коллега. Родион, кларнетист.
— С сегодняшнего вечера ваш коллега, — сказал Родя, пожимая руку Вадику.
— Рад, — смеясь, сказал трубач. — Ладно, до репетиции.
Трубач удалился.
— А в каком смысле строителя? – спросил Никита.
— Косвенном. У него фамилия Прорабов…
Со столика трубачей на них поглядывали уже без интереса. Марина смутно догадывалась о причине такого затишья по отношению к новенькому лицу в деревне.
— Спорим, сейчас все будут знать, что ты не подставная фигура, — обратилась она к Никите.
— В смысле?
— Все давно решили, что у нас с тобой «лямур» и ты приехал полюбоваться, как я провожу лето.
Никита подавился блинчиком.
— А ты что хотел? Творческие люди!
После ужина Марина забежала к Прорабову. Растолкала и сообщила, что репетиция состоится через полчаса. Тот попытался вскочить, что сразу же отобразилось на его голове. Ну, или на тумбочке рядом с кроватью. Точнее сказать невозможно – Марина была уже за дверью. Потом поднялась к себе на чердак.
Не люблю сообщать того, чего не было. Поэтому не буду говорить, что Марина застыла на пороге, охваченная противоречивыми чувствами. Просто на столике возле окна лежала роза. Темно-красная роза. И все. Ни записки, ни зацепки. Постепенно восторг сменился гневом. Кто-то проник, причем без особого труда, в комнату. На ужине были все. Ну, или все, кто могли это сделать. Все, кроме Прорабова. Но он спал, это точно. Из него актер никудышный. Ладно, роза, не до тебя сейчас.
Повертев цветок в руках, Марина бросила его обратно на стол и вышла.
Репетиции в хорошую погоду проходили на летней сцене. Минут за пятнадцать до начала выносились два чемодана – с альбомами и пюпитрами. У каждого в группе инструментов были свои обязанности. Кто-то следил за тем, чтобы всем хватило места, кто-то раскладывал пюпитр, кто-то искал в общей куче альбом для своей партии.
Марина, зная природную лень Дениски, всегда приносила оба альбома сразу – для первого и второго кларнета. В ответ обычно около ее стула уже стоял разложенный пюпитр. Правда сегодня Денис раскладывал его не сам, а проводил вводный инструктаж для Родиона. Требовался он не для того, чтобы объяснить, как нужно сделать, а для того, чтобы наглядно продемонстрировать как делать не нужно.
Первый ряд состоял из кларнетистов и флейтистов. Девичья группа была самой многочисленной и делилась на три партии. Надя сидела на второй партии с Тоней, которая в зависимости от произведения играла то вторую, то первую, если требовалось помочь Олесе. Олеся, самая старшая в группе, знала наизусть все соляки и в прямом смысле «отдувалась» за всех на концертах. Еще четыре девчонки теснились на третьей партии.
Во втором ряду располагались тромбонисты и «секунда»: три тенориста, два альтиста и валторнист. Тромбонисты сидели с левого края и когда вставали на сольные моменты при игре, водили кулисами возле ушей кларнетовой группы. В такие моменты Марина подавляла в себе желание поступить как Лелик на сцене ресторана «Плакучая Ива» в одном из советских фильмов.
Третий ряд состоял из трубачей и двух туб. Замыкала оркестр барабанная установка.
Никита, наблюдавший за расположением музыкантов, не знал, куда ему садиться. Он подошел к Марине. Та пожала плечами.
— Не знаю. При мне саксофонистов еще не было.
Никита решил, что в первом ряду сидеть не интересно и расположился между тромбонистами и «секундой».
Вадик принес из столовой стол, больше напоминающий парту, стул и поставил их перед оркестром.
Из директорского домика вышел Михаил Иосифович и вальяжной походкой направился в сторону сцены. В руках у педагога были барабанные палочки и партитура. Поднявшись по ступенькам, он осмотрел всех присутствующих и сел за стол, скрестив ноги под стулом. Щелкнул замком наручных часов, снял и положил их рядом с партитурой, вытянув ремешок во всю длину.
— Давайте, до мажор, для разогрева.
Оркестр проиграл гамму по особому упражнению, которое выполнялось всегда вначале репетиции — проигрывания стаккато, легато, терциями, полутонами и скачками от тоники на каждую ступень.
— Плохо! Как валуны перекатываете! Ре мажор!
На середине упражнения педагог начал отстукивать ладонью по столу, выравнивая ритм. Когда оркестр остановился, Михаил махнул рукой в сторону Дениса.
— Дай нотку.
Денис затянул до. К нему присоединилась Марина. Потом Родя. Михаил махнул еще раз и переключился на флейт. Денис продолжал тянуть до. К флейтам тоже претензий не было.
— Эй, тромбонисты! Заснули! Дай ноту! Ну задвинь, не слышишь, что ли, низит. Да не ты задвинь, у тебя нормально было. Никит давай! Что? Ты что взял? До? Зачем ты до взял, у тебя фа! Так, дальше. Хорошо, хорошо. Трубы, давайте хором!
Сзади послышался последний вздох умирающего стада слонов. Михаил стукнул уже палочками по столу и скомандовал:
— Так, давайте по отдельности. Низит. Высит. Сойдет. Ты какую ноту играешь? – обратился педагог к самому молодому трубачу. – До? Нет, ты соль выдыхаешь. Нет, опять соль. Вооот, вот это до. Следующий.
Потом посмотрел на тубиста.
— Андрюша, скажи, — попросил Михаил. Андрюша отозвался пароходным гудком.
— Хорошо сказал, — крякнул педагог и открыл партитуру. – Так, у нас три городских концерта точно. Плюс ярмарка. На ярмарку заказано что-нибудь узнаваемое, танцевальное, русское-народное. Работы много. А годовой отчетный концерт в школе отыграли отвратительно! Трубачи налажали так, что у меня лысина покраснела. Че смеемся, секунда? Вальс кто загнал так, что закончили мы его в два раза быстрее, чем начали? Я ж за вами сижу, стучу, а вы все равно мимо. Ну ка, давайте, вспомним.
Все зашелестели нотами. Михаил Иосифович взглянул на время, встал и, обогнув оркестр, сел за барабаны.
— Так, — послышался сзади его бодрый голос. – Все не будем. Меня интересует конкретный момент. Так что давайте, первую цифру, до «фонаря» и на «фонарь».
И педагог дал отсчет палочками.
После репетиции подруги сидели на балконе. Не скажу, что он очень уж большой, но два уютных кресла и маленький столик влезли.
— Как думаешь, кто?
— Не знаю, — пожала Марина плечами. – Меня больше волнует, как он пробрался на чердак.
— Знаешь, есть такой традиционный способ – через дверь.
— Не язви. Дверь еще нужно найти. Где она, знает только Игнат, ты и я.
— Да ладно тебе. Из старых наверняка кто-то уж догадался.
— Не, ну может конечно. Ладно, подождем, что будет дальше. Не остановится же он на цветке?
— А если остановится?
— А если остановится, то и черт с ним – засмеялась Марина.
— Логично, — вздохнула Надя. — Ты еще не думала, с кем пойдешь на бал?
— Наверное, я вообще не пойду, — сказала кларнетистка, вертя розу в руке.
— Мне тоже не с кем. А что поделаешь, не мы такие…
— Угу, судьба такая, — буркнула Марина, давая щелбан бутону.
Надя ушла. Девушка, не раздеваясь, легла на кровать и закрыла глаза. Ей не хотелось думать о цветке, но где-то в душе ворочался маленький и противненький червячок тревоги. Но постепенно на мягких лапах подкралось безразличие. Замелькали воспоминания, лица родных, по которым Марина соскучилась, друзья, одноклассники… Постепенно мысли улеглись и девушка спокойно уснула.
Рецензии и комментарии 0