На теплоходе музыка играла
Возрастные ограничения 0+
Реки, речки, речушки… Их много и они все разные, у каждой из них есть своё неповторимое и незабываемое лицо. У каждой есть свой характер, свои привычки, если так можно сказать, у каждой из них есть свои секреты. Но все их объединяет наличие течения. Течение это их жизнь, загадочная, таинственная и одновременно прекрасная. И их жизнь очень похожа на нашу. Они текут в одну сторону, по разному, своеобразно. Кто-то из них стремительно и быстро, кто-то широко и спокойно, кто-то из них перегорожен плотинами. Через все из них наведены мосты и этим они тоже напоминают нашу жизнь. Ведь живём мы точно также, как текут реки — кто-то стремительно и быстро, неся своими потоками камни и разрушая на своём пути неожиданные преграды, кто-то широко и спокойно, делясь с теми, кто находится на берегах всем тем, что имеет. Чья-то жизнь напоминает реку, которую перегородили плотиной и пытаются взять с него по максимуму. А чья-то жизнь похожа на высохшее русло, которое наполняется время от времени, в сезон, что бы потом снова высохнуть и лишь создавать препятствия для движения другим.
С реками во все времена очень плотно была связана жизнь тех, кто селился на их берегах. Реки поили, кормили во все времена. И сейчас кормят. Реки всегда связывали между собой тех, кто живёт на их берегах. Они всегда были дорогами, летом по ним ходят суда, сплавляют плоты, возят товары и ездят сами.
В некоторых местах и зимой на них не прекращается движение. Лёд тоже связывает людей, делает их ближе, и никакие телефоны или соцсети никогда не смогут сделать то, что доступно рекам.
Лето на реке это что-то особенное. Это совсем другая жизнь, наполненная умиротворением, степенностью, красотой и неповторимостью. Каждый рассвет и каждый закат это неповторимое зрелище, каждый день на реке это день особенный, и любая поездка на лодке или теплоходе это наглядный пример того, что жизнь течёт точно так же как и река. Это пример того, что преодолеть течение на реке трудно, а в жизни невозможно. На реке оно ускоряет судно, идущее вниз по течению, и служит препятствием для тех, кто движется против него.
Когда-то по рекам ходили пароходы, дымили своими чёрными трубами, коптили небо, таскали за собой баржи и возили грузы и пассажиров. Они были колёсными, тихоходными и неуклюжими. Со временем они стали пережиткам прошлого и в нём же остались, напоминая о себе лишь со старых чёрно-белых фотографий. Они уступили место прогрессивным теплоходам, которые стали быстрее, грузоподъёмней, экономичней и неприхотливей. И даже гудят они по другому. В жизни то же самое. Одно поколение уступает место другому, которое живёт уже на другой, более быстрой скорости, пользуется совсем другими технологиями и даже разговаривает по другому.
Пассажирские речные теплоходы это отдельная семья. В отличии от тружеников буксиров и толкачей они оделись в белое и на них очень часто звучит музыка. Они как бы предупреждают тех, кто стоит и ждёт их на пристани, что приближается не просто судно, приближается что-то похожее на праздник. Маленький самодостаточный мирок, не связанный с берегом и зависящий лишь от опыта команды и запасов горючего в баках — вот что такое пассажирский теплоход. Несколько часов на таком теплоходе могут показать жизнь с совершенно непривычной стороны, о которой мало кто вспоминает и ещё меньше тех, кто об этом задумывается. А особенно если теплоход идёт в это время вверх по течению, против него, медленно, преодолевая могучий напор, он словно провоцирует на мысли о прожитом, об оставшемся в прошлом. Но у теплохода получается вернуться туда, откуда он вышел, у человека такой возможности не предусмотрено. Но есть возможность вспомнить как было десять лет назад, двадцать, а то и гораздо больше.
Белый пассажирский теплоход, идущий против течения может быть для кого-то даже машиной времени, ненадолго и почти не по настоящему. И сама атмосфера реки, умиротворённая, расслабленная, неторопливая, но в тоже время мощная и безкомпромиссная этому лишь способствует.
А если приходится добираться на таком теплоходе несколько часов, например с дачи, расположенной ниже по течению, или из деревни, в которой бывал в детстве, здесь магия временного возвращения в прошлое почти неизбежна. Особенно если есть что вспомнить и обстановка этому будет только способствовать.
***
С теплохода, почти весь день простоявшего уткнувшись носом в берег наконец-то спустили трап. Толпа пассажиров, с нетерпением ждавших этого момента, прячась от летнего солнца под соснами, начала спускаться вниз. Они поднимались на борт по одному и по двое, рассаживались в салоне, кто-то находил себе место на верхней палубе.
Теплоход назывался «Москва» и имел свой порядковый номер. Таких в своё время было построено множество, они ходили и до сих пор ходят по разным рекам. Кто-то из них со временем утратил своё первоначальное имя, получил другое. Словно женщина вышла замуж и взяла фамилию мужа. Кто-то из них превратился в плавучее кафе или казино, кто-то стал банкетоходом. Одни из них так и продолжали отражаться белым в речных волнах, чья-то краска потускнела и облезла. Кому-то из них повезло и того меньше, их списали и разрезали на металлолом. В жизни людей такое тоже часто случается. Кто-то, кто приносит прибыль, выглядит как новый, а обычные труженики, выполняющие рутинную и однообразную работу, превращаются в часть однообразной массы с унылыми выражениями лиц. Ну да ладно.
Этот теплоход так же и остался «Москвой», возил летом дачников и на плаву держался.
Три подруги, чуть за сорок, чья юность пришлась на лихие девяностые, Диана, Марина и Светлана, возвращались с дачи родителей Светланы. Два дня без детей, забот и хлопот, пролетели как одно мгновение. Свежий воздух, запах сосен, шум леса, пение птиц и жаркое летнее солнце превратили выходные в незабываемую вспышку эмоций, которых так не хватает в пыльном и душном городе, наполненном суетой, скоростью, машинами, экранами, рекламами, шумом, гамом и иногда полным непониманием зачем он этим наполнен. После бани вечером и посиделками на свежем, до незаметности прозрачном воздухе почти до утра, под яркими звёздами, которые в городе кто-то стёр с ночного неба прожекторами, фонарями, фарами и рекламами, спится легко. Здесь сон совершенно другой, без тревожных дум и долгих ворочаний, без неудобств, без претензий к себе и постели, какой бы она не была. Летом вдали от города, в совершенно другом мире всё кажется совершенно другим, ненужным, лишним, меняются ценности, разговоры становятся откровеннее, перспективы светлее, а жизнь радостнее и беззаботнее. Но выходные заканчиваются, и город, как огромный магнит металлические опилки в школьном эксперименте, притягивает к себе горожан и горожанок. Что бы потом долго-долго не отпускать и постоянно придумывает для этого новые причины.
Диана, Марина и Светлана заняли места на верхней палубе, что бы надышаться по пути в город речным воздухом, быть напоследок обласканными речным ветром, и мало ли, что ещё может случиться за несколько часов…
Последними на теплоход поднялись две женщины небольшого роста и мужчина, которому они были по плечо. Они вышли из-под сосен одновременно, будто ждали сигнала, молча, словно не были знакомы друг с другом. Рассчитывались в кассе, расположенной в буфете каждый сам за себя. Одна из женщин, брюнетка, одетая в чёрное, заняла место на верхней палубе за рубкой, вторая подсела на скамейку напротив одной из тех, на которых расположились подруги, она была блондинкой и одета во всё белое. Мужчина в камуфлированных штанах, кедах и завязанной на животе синей рубахе, лысый, как бильярдный шар, расположился позади подруг.
Теплоход, постояв у берега ещё несколько минут но никого больше так и не дождавшись, начал отходить от берега. Раньше в таких дачных посёлках были пристани, их приводили сюда весной и до самого окончания навигации они встречали и провожали пассажиров теплоходов. Теперь же они встречаются далеко не везде. Дачники обзавелись автомобилями, обособились, подняли повыше заборы и теплоходы не обезлюдели, но немного опустели, и тому количеству пассажиров, которые остались верны речному транспорту пристани стали не положены. Обойдутся, видимо кто-то решил за них, по трапу выйдут-зайдут, не принцы с принцессами. А вот музыка на теплоходах осталась. Она стала таким же элементом теплохода, как рокот его дизелей, как капитанская фуражка на голове толстопузого товарища, который отвечает за всех, кого везёт, как рыжие спасательные круги, развешанные тут и там, как течение реки, от которого никуда не деться, потому что оно вечно и ему нет никакого дела до тех, кого с нетерпением ждёт душный и пыльный город.
До первой остановки добрались быстро, хоть и против течения, она находилась недалеко, такая же деревня на берегу реки, с годами обросшая со всех сторон дачными обществами, товариществами и другими некоммерческими организациями. Само собой, выходить никто не стал, теплоход лишь подобрал тех, кто собирался вернуться в город. Через несколько минут в рубку ворвалась кассирша Нина, она же буфетчица.
— Сергеич, давай музыку включим?- с порога заверещала она,- тоскливо что-то без неё.
— Ты чего это?- капитан Сергеич, возрастом чуть за пятьдесят, обернулся в полоборота,- с телефона послушай, если совсем невмоготу.
— Не работает он, батарейка сядет, а домой я когда ещё попаду?
— Придумаем что-нибудь, Ваську позови, он включит, я в ваших современных премудростях разбираться не собираюсь.
Нинка убежала, Васька явился через пару минут.
— Сергеич, звал?- окликнул он капитана.
— Звал,- согласился Сергеич,- музыку настрой, пожалуйста, Нинка просила.
— Сейчас попробую,- ответил Васька,- только у нас же пригородный маршрут, оборудования подходящего нет, вот если бы экскурсии возили или банкеты…
— Вот поэтому-то я здесь,- вздохнул Сергеич, глядя вперёд,- а не среди того балагана с пьяными рылами.
— Не прогрессивный ты, Сергеич,- лицо Васьки расплылось в улыбке,- у тебя даже телефон кнопочный.
— А мне зачем другой?- усмехнулся в ответ Сергеич,- как вы, пялиться в него сутками напролёт? Мне река показывает больше, чем все ваши интернеты вместе взятые.
— Сергеич, а как твоя ламповая аппаратура вообще вне музея сохранилась?- Васька продолжал глумиться над командиром.
Сам он только пару лет назад закончил училище, год отслужил в армии и теперь первый сезон ходил с Сергеичем помощником, матросом, курьером, специалистом по особым поручениям и занимал все остальные второстепенные должности, даже не предусмотренные штатным расписанием. Парнем он был рукастым и головастым, не подводил, поэтому Сергеич его уважал и доверял гораздо больше, чем предыдущим членам экипажа, которых множество сменилось на судне Сергеича.
— Вот достали вы меня все, современные,- усмехнулся Сергеич,- нормальная аппаратура, проверенная, как будто в первый раз её видишь.
— Так к ней же ничего подключить нельзя,- удивлялся Васька,- прошлый век, да и только. Сейчас бы раз, шнурок в телефон вставил и всё, ни забот ни хлопот никаких, или флешку.
— Ой, отстань, не зли лучше,- лицо Сергеича на самом деле сияло, все прекрасно знали его отношение к современной музыке, аппаратуре и ко всему, что не интересовало его самого.
Сергеич нашёл на флоте свою нишу на пригородных маршрутах, много лет возил дачников, с утра заспанных и ещё не совсем проснувшихся, вечером уставших от отдыха или от тяпок и лопат, в зависимости от сезона. Но на таких маршрутах ему нравилось, и хоть работа его больше походила на работу водителя автобуса, он не жаловался, день за днём совершая одни и те же поездки, или как там они называются на флоте.
— Тебе же весной хотели обновить здесь всё, Сергеич,- не унимался Васька,- колонки новые, влагозащищённые, а не эти фанерные ящики, усилитель с многополосным эквалайзером, а у тебя автомобильный магнитофон «Былина» до сих пор стоит.
— Пойдёт,- хихикнул Сергеич,- «Былина» самое то.
Васька, до сих пор не обращавший на магнитофон никакого внимания, зная отношение Сергеича, почесал затылок, хлопая глазами.
— Сергеич,- позвал он,- так ведь и правда кассетная «Былина». Другой же был, в который флешка втыкалась. Сергеич повернул голову в сторону правого пульта, тоже удивился.
— Может в порту вчера подменили?- предположил он.
— Кто? Рубка закрыта была,- Васька ничего не понимая, таращился в «Былину». Где кассеты-то на неё брать теперь?
— А я откуда знаю?- спросил Сергеич,- вы, молодёжь, чудите сами, а на меня потом списываете, может быть специально подменили, что бы надо мной поржать. Всё вам хиханьки да хаханьки.
— Сергеич, да точно никто сюда не поднимался,- Васька продолжал стоять на своём,- может это ты решил совсем концы обрубить и сам подменил?
— Ага, а оно мне надо? У меня и в машине такого барахла нет, и даже колонок нет.
— Ну да,- согласился Васька,- и как быть-то теперь?
— В рундуке покопайся,- предложил Сергеич,- там мешок с каким-то барахлом валяется, может чего и отыщешь, если не выбросили.
Васька вытащил мешок, вытряхнул содержимое на рундук и начал ревизию. Среди перегоревших лампочек, запасных стёклышек для приборов, двух вольтметров, проводков, мотков изоленты, и прочего хлама отыскалась одна единственная аудиокассета, обшарпанная и чудом сохранившаяся до наших дней.
— Сергеич, а у них есть срок годности?- спросил Васька, складывая барахло обратно в мешок.
— У чего?
— У кассет,- уточнил Васька.
— Они тебе что, пельмени?- усмехнулся Сергеич,- или колбаса?
— Я то их не захватил,- продолжил Васька,- но отец рассказывал, что плёнка на них осыпалась от времени.
— Бывало такое,- согласился Сергеич,- солнца они тоже не любили, воды, перепада температур. Чего там хоть написано-то?
— Каролина какая-то,- Васька разобрал размазавшиеся и расплывшиеся от времени буквы,- а кто это? Или что?
— Да я то откуда знаю,- снова усмехнулся Сергеич,- оно мне одинаково вообще, что есть музыка, что нету, но лучше, что бы не было, так спокойнее.
— Вот твоих рук дело, Сергеич,- хихикнул Васька,- чувствуется рука мастера,- сам всё организовал, а теперь издеваешься.
Дверь в рубку открылась, на пороге появилась Нинка.
— Ну скоро, нет?- спросила она,- пассажиры одолели, музыку просят.
— Сейчас сделаем,- ответил Васька,- минуточку ещё.
— Нате вот вам флешку,- Нинка протянула руку,- пассажирка одна попросила поставить.
— А кассеты у неё, случайно, нет?- заржал Васька,- или лучше пластинки.
— Какой ещё кассеты?- психанула Нинка,- вы сговорились что-ли все?
Сергеич тоже смеялся, не отрываясь от реки и штурвала, представлявшего собой рычаг, торчащий из панели. Что произошло с магнитолой он не знал, подозревал, что это шутки молодёжи. Васька подозревал самого Сергеича, решившего покончить раз и на весь остаток сезона с тем, что он не любил — лишними звуками, мешающими ему всю жизнь. Нинка просто ничего не понимала, она не первый сезон ходила на теплоходе кассиром и буфетчицей. Ей было тридцать с хвостиком, жить летом на реке ей нравилось.
Нинка развернулась и убежала к себе на кассу, флешку она положила рядом с магнитофоном, особо не вникая в технические тонкости.
— Сергеич, а как она включается?- поинтересовался Васька,- «Былина» твоя ламповая?
— Сам ты ламповый,- рассмеялся Сергеич,- там перемотка вообще работает?
— Какая ещё перемотка?- удивился Васька.
— Обычная, сейчас разберусь.
Сергеич понажимал кнопки на магнитофоне и резюмировал.
— Вытаскивай кассету, бери ручку и перематывай.
— Какую ещё ручку?
— Шариковую!- Сергеич смеялся во весь голос,- обычную шариковую ручку, или карандаш. Отсталая молодёжь пошла! Давай покажу.
Васька вытащил из-под солнцезащитного козырька над головой Сергеича прозрачную дешёвенькую шариковую ручку и подал ему кассету.
Сергеич не забывая поглядывать вперёд и контролировать обстановку, вставил ручку в кассету и подал всё это своему помощнику.
— Мотай,- скомандовал капитан,- и заметь, как чётко одно подходит к другому. Это наследие нашей цивилизации. Вам до такого не додуматься ни в жисть.
Васька начал пальцами вращать ручку.
— Ты чего делаешь?- продолжил капитан, заметив, что дела у Васьки продвигаются не очень быстро,- ты до вечера так мотать будешь. Дай сюда.
Васька подал капитану кассету.
— Учитесь, прогрессивные, у отсталых,- Сергеич расплылся в улыбке.
Он взял в руку ручку, на которой болталась кассета и начал вращать всё целиком. Кассета шелестела и шебуршала, наматывая круги. Лента шустро перематывалась на одну из маленьких катушечек внутри неё.
— Знал бы ты, Васька, сколько мы их в своё перемотали… Песня просто. Вечер, тишина, скамейка у подъезда, сидим компанией и кто-нибудь кассету обязательно мотает на карандаше или просто на веточке.
— А зачем?- Васька от удивления перестал соображать и хлопал глазами.
— Как это зачем? Чтоб батарейки в магнитофоне не садить. На, дальше сам мотай.
Васька принял у капитана кассету и начал мотать сам. Поначалу получалось не особо уверенно, но скоро он овладел почти утраченным секретом добывания музыки, почти допотопным и доисторическим.
— Это вам не спиннеры,- продолжил Сергеич,- кассеты мотали с пользой, это искусство особое. Можно было на глаз на начало любой песни перемотать. А сейчас вы об этом даже и не знаете. Отсталые…
Васька промолчал, конечно он мог ответить, но не стал. Как-то пару раз ему приходилось видеть на картинках изображение карандаша и кассеты, но как они между собой связаны он и не подозревал, думал что это какая-то старая и забытая шутка. Кассета перемоталась на начало.
— Теперь в другую сторону перемотай,- скомандовал Сергеич,- а потом обратно.
— Зачем?- спросил Васька,- чтоб плёнка разлипла, если вдруг слиплась?
— Нет,- заржал Сергеич,- мне этот звук с детства нравится.
Васька снова промолчал, видя как сияет лицо капитана.
— Вставляй давай, хватит уже, послушаем что на ней.
Васька вставил кассету.
— А дальше что?
— Ааа, бестолочи,- Сергеич не переставал сиять,- садись за штурвал, сам разберусь. Тряхну стариной.
Васька сел на капитанское кресло. Сергеич встал рядом и начал колдовать над магнитофоном. Спустя несколько секунд из колонок на обоих палубах послышалось знакомое, но подзабытое потрескивание. Женщина в чёрном, сидевшая возле рубки, чуть улыбнулась, уголками рта. Женщина в белом, блондинка, сидевшая напротив подруг Дианы, Марины и Светланы, не подала вида. Мужчина, сидевший позади них, расплылся улыбнулся во всю ширину лица. Пассажиры, услышавшие знакомые звуки, оживились. Эти забытые уже звуки как привет из прошлого, от которого почти ничего не осталось, порой магически действуют на тех, у кого с ними связаны какие-то воспоминания.
***
Музыка девяностых это особое явление. Даже электронная, сделанная не всегда профессионалами, простая и незамысловатая по сегодняшним меркам, с наивными текстами, была настоящей. Она делалась с душой, с отдачей. И играла она с кассет, с очень примитивных по сегодняшним меркам носителей. Одна кассета, размером с небольшой современный смартфон — всего час-полтора звучания. И она сближала, она действительно сближала. Это сейчас всё есть в интернете, и скачивание всего, что угодно, занимает считанные секунды. Раньше нужно было идти к счастливому обладателю новинки со своим магнитофоном, шнурами, пустыми кассетами. И переписывание кассеты превращалось в таинство, это было событием с посиделками, разговорами, наивными мечтами о будущем, планами, перспективами. Сейчас оно уже наступило, но очень отличается от того, о чём тогда мечталось. И музыка теперь совсем другая…
С потрескиванием и шипением из фанерных колонок, как обозвал их Васька, поплыли звуки. Да, именно те, далёкие и забытые песни девяностых. Сама музыка первой песни не являлась шедевром, звучала как и большинство песен тех лет, простенкая и незатейливая.
Ещё весню встечались мы с тобой Как быстро лето пролетело И осень с проливным дождём- зазвучали слова песни.
— Девочки! Старьё-то какое,- обрадовалась Светлана,- она первой вспомнила свою юность,- нам сколько лет-то тогда было?
— Светка, и не говори,- обернулась сидевшая впереди Диана,- лет по пятнадцать — шестнадцать?
— Примерно так...- согласилась Марина,- это сколько лет-то прошло уже?
— Лучше не напоминай,- Светлана ткнула локтем в бок свою соседку,- а то за борт выкинем.
Все трое громко рассмеялись, тем временем из колонок уже звенел припев.
Но у любви
Есть счастливые дни
Нам повстречаются они
Не надо слёз
Теперь всё будет всерьёз
Во власти солнечных грёз.
— А помните, как на дискотеках под эту песню дрыгались?- напомнила Марина.
— А то нет, конечно помним,- согласилась Диана,- они же везде тогда звучали.
— А эти были, как их там, забыла,- Светлана несколько раз щёлкнула перед лицом пальцами, вспоминая давно забытые подробности,- точно! Киоски везде стояли, «звукозапись» назывались.
— Да, да, да! Как сейчас их вижу, на каждом углу стояли,- уточнила Диана.
— Это в городе они стояли,- усмехнулась Марина,- а ты в деревню ездила в то время хоть раз?
— Нет, у меня же в городе все живут,- удивлённо ответила Диана,- а что там было то?
— Да ничего там не было, помню едешь летом к тётке, у меня там две двоюродных сестры и брат были, и полсумки кассет с собой везёшь,- начала рассказывать Марина,- ну и само собой, половину из них я там и оставляла.
— Такты считай с детства просветительской деятельностью занялась,- рассмеялась Диана,- поэтому в культпросвет свой пошла?
— Дианка, ты вот как была с детства гангреной, так ей и осталась,- Светлана тоже расхохоталась,- это ж надо так вывести.
— В культпросвет я пошла, потому что поняла вовремя, что торгашки из меня не получится,- посерьёзнела Марина.
— Как это?- удивилась Диана,- ты же столько лет за прилавком потом простояла?
— От безысходности,- вздохнула Марина,- закончить то закончила его, а кто бы меня на работу взял? всех сокращали как раз. Вот и стояла за прилавком, торговала.
Подруги промолчали, конечно им было что добавить из своей жизни и другие примеры могли привести, но нет.
Мы позабыли наш звёздный вечер Мы потеряли нашу любовь
Из колонок звучал уже припев следующей порядком подзабытой песни.
— Тоже песня старая,- перевела разговор на другую тему Марина,- как сейчас её помню.
— Да у них наверное всего одна кассета,- предположила Диана,- да и теплоход с тех не красился ни разу наверное.
Подруги снова рассмеялись.
А я вот почему-то в педагогику пошла,- предалась воспоминаниям Диана,- и ведь никого учителей не было, ни среди родственников, не среди знакомых. Пошла и всё.
— На пустом месте ничего не происходит,- усмехнулась Светлана,- что-то же ты думала, когда туда документы подавала.
— Думала, что закончу пед., выйду замуж за офицера и уеду куда его отправят,- вздохнула Диана,- там же всегда совместные дискотеки с военным училищем проходили.
Светлана и Марина немного напряглись.
— Ты что сейчас сказала?- уточнила Светлана,- из-за военных туда пошла?
— Ну да,- согласилась Диана,- а что тут такого?
Музыка звучала из колонок, никто её не выключал и не собирался этого делать, просто смех Марины и Светланы так громко раскатился по верхней палубе, что её не было слышно некоторое время. На смеющихся подруг начали оборачиваться, посматривать и тоже посмеиваться. Подняли ли они своим смехом в небо чаек, точно не установлено, но вполне возможно. Сидевшая напротив них блондинка улыбнулась уголками рта, но не обернулась. Брюнетка, сидевшая перед рубкой, тоже не оборачивалась, но улыбалась гораздо эмоциональней. Лысый мужчина, сидевший позади подруг смеялся, но беззвучно.
— Вот можешь ты, Дианка, ломать нам стереотипы,- сквозь слёзы от смеха сказала Марина,- мы же понять никогда не могли, как вот ты, такая боевая, смелая, напористая и в педагогику, тебе же все пути были открыты, а ты в школу.
— И не говори,- сквозь смех согласилась Светлана,- напористой и боевой, оказывается, педагогика вместе со школой это только один шаг в её многоходовочке.
— Ничего вы не понимаете,- ответила Диана,- да там наверное треть таких как я училась, если не половина, а то и больше, какое может быть призвание, если перспектив нет никаких, кроме как замуж за офицера и уехать куда подальше? Я, может быть, генеральшей стать хотела.
— Ой не смеши, остановись,- Светлана привстала и обняла подругу сзади,- какая же из тебя генеральша? Ты даже за лейтенанта замуж выйти не сумела.
— Даже прапорщик от неё сбежал,- в истерике смеялась Марина, стуча по спинке сиденья ладошкой. Пассажиры, не перестающие следить и оборачиваться на развеселившихся женщин тоже посмеивались, вслушиваясь в их разговор. Диана веселилась вместе со всеми, тоже смеялась от души.
— Ну было и было, чего теперь вспоминать то?- согласилась Диана,- мой Вова только с зеками строгий был, когда их охранял сутки через трое.
— Вот эти три выходных подряд психику ему и подорвали,- Светлана почти плакала, смех душил её и мешал дышать,- у него на работе был выходной, там спокойнее, в преступной среде, знаешь хоть, чего ожидать можно.
— Да успокоились бы уже, а?- предложила сквозь смех Диана,- сами святые как-будто. Ты вот, Светка, чего в свой технарь учиться пошла?
— Ну как это чего? Там же Петя учился…
Ты будешь мой Тыбудешь мой
Меня забыть не сможешь не пытайся
Ты будешь мой Со мной одной
Я очень жду Ты слышишь возвращайся.
Это сквозь смех на верхнюю палубу прорвался припев очередной забытой песни.
— Какой такой Петя?- поинтересовалась Марина,- Свет, мы чего-то не знаем, да?
— Так я вам и не рассказывала никогда,- погрустнела Светлана,- была у меня в юности любовь неразделённая, и как раз вот эта песня тогда звучала. Это по моему в школе ещё было, он на два года старше учился, потом в техникум пошёл, а я следом за ним. Песню сейчас как вспомнила эту, да вот только что, и всё в голове сразу восстановилось. Зря они её включили, ой зря…
— Да чего ты,- Марина обняла подругу за плечё,- ты только расплакаться не вздумай сейчас.
— А ведь примета верная,- заметила сидящая в полоборота Диана,- если ржёшь как лошадь, это к слезам.
— Свет, ты же за Генку замуж выходила,- попробовала уточнить Марина,- Петя-то откуда взялся?
— Откуда-откуда? На заводе мы с ним познакомились, я же после техникума на заводе работала лет пять, всё ждала его, а он так и не вернулся, а тут Генка.
Ты будешь мой Со мной одной Ты будешь мой Ты слышишь возвращайся.
Следующим припевом песня голосила на теплоходе.
— Да выключите вы её наконец-то!- разрыдалась Светлана на плече Марины,- и так тошно, и она ещё воет, ладно бы хорошее чего включили, тоже мне нашли шедевр.
— Тихо, тихо, успокойся,- Марина в полном недоумении гладила плачущую Светлану по голове и вопросительно смотрела на Диану.
Диана лишь пожимала плечами и удивлялась не меньше, сказать ей было нечего.
— С Генкой-то понятно,- заговорила Диана,- Петя то куда делся?
— Куда, куда,- вытирая слёзы ответила Светлана,- ясно дело куда, в армию его забрали, он там и остался, может быть на пенсии уже, может быть нет, я не знаю.
— Так и с Генкой ты вроде недолго совсем прожила,- неуверенно продолжила разговор Марина.
— А как ты долго проживёшь, если эта дрянь в голове лет десять подряд подряд верещала?- Светлана снова уронила голову на плечё Марины,- ты будешь мой, ты будешь мой. Кое как от неё же отвязалась. И как заголосит — завоет она, вот он Петя является. Мы же три года с ним переписывались, два, пока он в армии служил, и потом год когда в контрактники подался. А потом женился он, на местной какой-то. Писать перестал.
Светлана закатилась в истерике, долго не могла успокоиться, а старые песни, словно понявшие асфальт корни старого дерева распространились по теплоходу, среди пассажиров, чья молодость или юность пришлась на девяностые, прокатилась волна воспоминаний. И только трое оставались невозмутимыми и спокойными, брюнетка в чёрном, сидевшая за рубкой, блондинка в белом, сидевшая напротив разрыдавшейся Светланы и лысый мужчина в очках, сидевший сзади неё, он уже просмеялся, как все, и теперь его лицо ничего не выражало.
— Да твоюж мать-то!- Диана встала и отправилась к рубке, что бы пресечь это музыкальное издевательство, но не дойдя несколько метров вернулась обратно и села на место,- Твою ж мать, говорю! У меня ведь всё тоже самое! Ты, Свет, поплачь, тебе легче станет, поплачь поплачь…
На теплоходе все перестали обращать внимание на музыку, те, кто ехал в одиночку — молчали, те, кто группами и компаниями разговаривали в полголоса или шептались. Оказалось, что на эту или похожую тему всем было что вспомнить, к каждому в какое-то время привязывалась какая-то занудная песня, и как сейчас принято говорить — выносила мозг. Обычно никто на это не обращал внимания, это не принято, никто не делал из этого никаких выводов, потому что засмеют, никто ни с кем не делился своими наблюдениями, потому что одни этого просто не замечают, другие же, замечают, но молчат.
Несколько долгих минут прошли в относительной тишине и вдруг Диана подпрыгнула на скамейке.
— Вот она, дождались! Какой дьявол составлял этот чёртов сборник, на нём ведь одно и то же!- почти закричала она,- вот она! Она мне жизнь портила не меньше твоего, Светка, ты только послушай.
Всё это было, всё это было
Но безвозвратно умчались наши года
Были любимы были любимы
Но не осталось даже следа
Голосила с теплохода песня юности над рекой.
— Вы послушайте только! Послушайте!- кричала Диана на всю палубу,- какой-то козёл к нас с Вовкой на свадьбе эту тварь гонял весь день! На свадьбе! Вы представляете, на свадьбе! Мы позабыли наш звёздный вечер, мы потеряли нашу любовь! Это каким уродом и козлом надо быть, что бы на свадьбе такое крутить весь вечер?
Диана села на скамейку, сбросив стоящие сумки на палубу, облокотилась на борт и плечи её затряслись т рыданий. Марина протянула руку к подруге, но она отбросила её.
— Отстаньте все от меня!- Дина разрыдалась не на шутку, она подняла голову и обратилась ко всем пассажирам верней палубы,- как ты долго проживёшь с человеком, который тебя любит, если постоянно, как только увидишь свадебную фотографию, тут же хреновина эта звучать начинает? Как, вот скажите мне, пожалуйста? Чайник, на свадьбу подаренный закипает, и она тут же поёт, позабыли наш звёздный вечер! Да что за твари-то их выдумывают, и на свадьбах какие козлы включают?
Пассажиры верхней палубы умолкли совсем, пассажиры нижнего салона, хоть и были не в курсе того, что происходило наверху, тоже почти не разговаривали, тоскливое настроение передалось и им. В нижнем салоне музыка лишь негромко бухтела, но тоже никого не радовала.
Когда на не второй и даже третий раз зазвучала песня, как заледенело сердце, Нинка не выдержала и решила сходить в рубку, узнать что к чему. Она закрыла свою кассу и по совместительству буфет, заглянула в салон, убедилась что там всё спокойно до поминальной тоскливости, и пошла наверх через кормовой трап. Картина, которую она там увидела показалась ей нереальной и чем-то даже фантастической, с тем, что она увидела в нижнем салоне она не контрастировала, наоборот, лишь дополняла и усугубляла её. Пассажиры молчали, их лица были тревожными и сосредоточенными.
Не надо слёз Теперь всё будет всерьёз Во власти солнечных грёз
Лился беззаботный голос на незатейливую музыку из фанерных колонок.
Две женщины, сидящие на скамейках по левому борту плакали навзрыд, третья, а это была Марина, стояла между ними и вся в слезах, с потёкшей по лицу тушью рассазывала остальным.
— И ведь всю жизнь эти чёртовы солнечные грёзы меня преследуют! Всю жизнь! А я ведь даже замужем толком не была. Три раза была, но недолго! Только осень приходит, всё! Как подменяют меня! Не верю мужу и всё тут. В нём ничего не меняется, любит меня, заботой окружает, лаской, а я не верю! Мне солнечные грёзы подавай! Мне что-то абстрактное надо, как в песне! Счастливые дни мне нужны! Так вот они, каждый день, но я не верю! И потом развод и через год другой всё сначала. Поплясала в молодости на дискотеках. Разрази этих идиотов, кто их там крутил, точно козлы!
— И не говорите,- встала со скамейки пожилая женщина, видимо пенсионерка, возвращающаяся с дачи,- у меня дочь хоть вас и постарше, но тоже допелась! Точно сейчас не скажу, какую песню, но сошлось всё, будто бы её кто заговорил. Хорошая ведь девчонка была, училась хорошо, но нет. Как песню дурацкую запоёт, у неё тут же жизнь наперекосяк.
— А вы послушайте, чем сейчас молодёжь себе мозги засоряет,- решил помитинговать пенсионер, сидящий неподалёку от предыдущей ораторши,- я к сыну как-то приехал, к внуку в комнату зашёл, мать моя женщина! Да как им жить-то с таким багажом? Там только про кровь, наркотики, бухло и обман!
Буфетчица Нинка потихоньку, практически на цыпочках прошла по верхней палубе к рубке. Осторожно постучалась и открыла дверь. За штурвалом сидел Васька, улыбался все лицом, слушая, как сидящий в углу Сергеич травит ему свои нескончаемые байки.
— И не поверишь, Васька, я ему по радио говорю, дебилу этому с земснаряда, троса у тебя с какой стороны? А он невменяемый какой-то… Ни петь, ни рисовать. Не земснаряд, а летучий голландец. И казалось бы, трудно запомнить, что ли? А он говорит, сейчас выгляну, посмотрю. И где только таких отлавливают? О! Нина, а ты чего, соскучилась?
— У вас что тут творится вообще?- строго спросила Нинка.
— В город идём, чего тут может твориться?- удивился Сергеич,- я вот Ваське про жизнь на флоте рассказываю, опытом делюсь, как я по молодости на самоходках пару навигаций ходил.
— Да ты выгляни, Сергеич, посмотри…
Сергеич появился на пороге рубки, оглядел траурный митинг, рыдающих женщин и закрыл двери.
— Что с ними?- испуганно спросил он у Нинки.
— А я откуда знаю?- недоумённо спросила она,- внизу сидят, как воды в рот набрали, здесь рыдают, не теплоход, а катафалк какой-то. Думала ты знаешь.
— Да я понятия не имею,- пожала плечами Нинка.
— Может им сказать чего-нибудь?- Сергеич протянул руку к микрофону.
— Ага, и мы тут же в корабль призрак превратимся,- испугалась Нинка,- с пассажирами, но без экипажа. Там про музыку разговор идёт, недовольные все какие-то. Может выключим её?
— Ага, Нин, сейчас,- Сергеич протянул руку к магнитоле, кассета тут же выглянула наружу и застряла.
— Так понадёжней будет,- кивнула Нинка.
Из-за железной двери рубки доносились глухие голоса.
— Так они же, уроды, этой поганой чертовщиной нами и управляют!- рычал мужской голос,- они же, подонки эти образы нам и подсаживают.
— И музыка-то какая, весёленькая и незатейливая,- вторил мужскому голосу визгливый женский,- для праздника самое то, а текст вон какой, если задуматься!
— Да чего там музыка! Вы кино посмотрите современное! Его же только по приговору смотреть можно,- появился другой мужской голос,- полгода, год посмотрел повнимательнее и подох от безысходности, которую там показывают, даже на пулю тратиться не надо, приговор приведён в исполнение.
— Или от соплей захлебнёшься,- кричала знакомая уже пенсионерка,- у меня вторая дочь, младшая, дюже любит смотреть эту пакость, там насмотрится как страдают, и сама, сядет и сидит, печальная вся, то любовь ждёт, то о принцах мечтает…
— Сергеич, минут через двадцать аквапарк будет, может того?- робко предложил Васька.
— Чего того?- недопонял Сергеич.
— Причалим, может выйдет кто, всё спокойнее будет,- пояснил Васька.
— А ты голова,- Сергеич потрепал Ваську по голове,- да и хрен с ним, что у нас остановки там нет. Оборотов только добавь, чтоб идти пошустрее.
— Я здесь, с вами останусь,- заявила перепуганная Нинка.
— Да не вопрос,- ответил Сергеич и обнял её за плечи.
— Сергеич, а ты кино смотришь?- спросил Васька.
— Нет, и сериалы тоже,- усмехнулся Сергеич,- и вам не советую.
***
— Когда теплоход причаливал возле аквапарка, лысый мужчина вытащил из бокового кармана камуфлированных штанов толстую синюю записную книжку и карандаш. Листая её он то и дело делал в ней пометки, находя немигающим взглядом в толпе самых активных. Блондинка с брюнеткой, в митинге не участвовавшие и сидевшие всё время спокойно, не сговариваясь встали и пошли к переднему трапу в салон. Лысый спустился чуть позже по кормовому трапу и присоединился к ним возле выхода.
***
Сергеич причаливал сам, Васька занимался тросами или канатами, флотские поймут, а сухопутные особо в такие тонкости не вникают. На аквапарке вышли всего три вышеупомянутых пассажира, остальные за полчаса хода до речного вокзала понемногу успокоились, слёзы прослезившихся высохли, нервы разнервничавшихся тоже пришли в норму. Почти ничего не напоминало о произошедшем, лишь одна гражданка, встретившая Нинку на переднем трапе, спросила.
— А почему вы мою флешку не включили, там повеселее музыка была и репертуар поразнообразнее. Кстати, где она?
— Ой, извините, сейчас принесу.
Нинка вернулась в рубку и увидела Сергеича, открыв рот он смотрел на панель, из которой торчала современная, привычнее некуда магнитола, которая читает всё, кроме устаревших и почти исчезнувших из нашей жизни кассет. Рядом лежали флешка и настолько древняя и мутная кассета с запутавшайся в бороду плёнкой, что использовать её было невозможно. Никак невозможно.
Нинка не стала ничего выяснять, она женщина понятливая, она хорошо запомнила трёх молчаливых пассажиров, с которыми и связала всё, что произошло в этом рейсе.
С реками во все времена очень плотно была связана жизнь тех, кто селился на их берегах. Реки поили, кормили во все времена. И сейчас кормят. Реки всегда связывали между собой тех, кто живёт на их берегах. Они всегда были дорогами, летом по ним ходят суда, сплавляют плоты, возят товары и ездят сами.
В некоторых местах и зимой на них не прекращается движение. Лёд тоже связывает людей, делает их ближе, и никакие телефоны или соцсети никогда не смогут сделать то, что доступно рекам.
Лето на реке это что-то особенное. Это совсем другая жизнь, наполненная умиротворением, степенностью, красотой и неповторимостью. Каждый рассвет и каждый закат это неповторимое зрелище, каждый день на реке это день особенный, и любая поездка на лодке или теплоходе это наглядный пример того, что жизнь течёт точно так же как и река. Это пример того, что преодолеть течение на реке трудно, а в жизни невозможно. На реке оно ускоряет судно, идущее вниз по течению, и служит препятствием для тех, кто движется против него.
Когда-то по рекам ходили пароходы, дымили своими чёрными трубами, коптили небо, таскали за собой баржи и возили грузы и пассажиров. Они были колёсными, тихоходными и неуклюжими. Со временем они стали пережиткам прошлого и в нём же остались, напоминая о себе лишь со старых чёрно-белых фотографий. Они уступили место прогрессивным теплоходам, которые стали быстрее, грузоподъёмней, экономичней и неприхотливей. И даже гудят они по другому. В жизни то же самое. Одно поколение уступает место другому, которое живёт уже на другой, более быстрой скорости, пользуется совсем другими технологиями и даже разговаривает по другому.
Пассажирские речные теплоходы это отдельная семья. В отличии от тружеников буксиров и толкачей они оделись в белое и на них очень часто звучит музыка. Они как бы предупреждают тех, кто стоит и ждёт их на пристани, что приближается не просто судно, приближается что-то похожее на праздник. Маленький самодостаточный мирок, не связанный с берегом и зависящий лишь от опыта команды и запасов горючего в баках — вот что такое пассажирский теплоход. Несколько часов на таком теплоходе могут показать жизнь с совершенно непривычной стороны, о которой мало кто вспоминает и ещё меньше тех, кто об этом задумывается. А особенно если теплоход идёт в это время вверх по течению, против него, медленно, преодолевая могучий напор, он словно провоцирует на мысли о прожитом, об оставшемся в прошлом. Но у теплохода получается вернуться туда, откуда он вышел, у человека такой возможности не предусмотрено. Но есть возможность вспомнить как было десять лет назад, двадцать, а то и гораздо больше.
Белый пассажирский теплоход, идущий против течения может быть для кого-то даже машиной времени, ненадолго и почти не по настоящему. И сама атмосфера реки, умиротворённая, расслабленная, неторопливая, но в тоже время мощная и безкомпромиссная этому лишь способствует.
А если приходится добираться на таком теплоходе несколько часов, например с дачи, расположенной ниже по течению, или из деревни, в которой бывал в детстве, здесь магия временного возвращения в прошлое почти неизбежна. Особенно если есть что вспомнить и обстановка этому будет только способствовать.
***
С теплохода, почти весь день простоявшего уткнувшись носом в берег наконец-то спустили трап. Толпа пассажиров, с нетерпением ждавших этого момента, прячась от летнего солнца под соснами, начала спускаться вниз. Они поднимались на борт по одному и по двое, рассаживались в салоне, кто-то находил себе место на верхней палубе.
Теплоход назывался «Москва» и имел свой порядковый номер. Таких в своё время было построено множество, они ходили и до сих пор ходят по разным рекам. Кто-то из них со временем утратил своё первоначальное имя, получил другое. Словно женщина вышла замуж и взяла фамилию мужа. Кто-то из них превратился в плавучее кафе или казино, кто-то стал банкетоходом. Одни из них так и продолжали отражаться белым в речных волнах, чья-то краска потускнела и облезла. Кому-то из них повезло и того меньше, их списали и разрезали на металлолом. В жизни людей такое тоже часто случается. Кто-то, кто приносит прибыль, выглядит как новый, а обычные труженики, выполняющие рутинную и однообразную работу, превращаются в часть однообразной массы с унылыми выражениями лиц. Ну да ладно.
Этот теплоход так же и остался «Москвой», возил летом дачников и на плаву держался.
Три подруги, чуть за сорок, чья юность пришлась на лихие девяностые, Диана, Марина и Светлана, возвращались с дачи родителей Светланы. Два дня без детей, забот и хлопот, пролетели как одно мгновение. Свежий воздух, запах сосен, шум леса, пение птиц и жаркое летнее солнце превратили выходные в незабываемую вспышку эмоций, которых так не хватает в пыльном и душном городе, наполненном суетой, скоростью, машинами, экранами, рекламами, шумом, гамом и иногда полным непониманием зачем он этим наполнен. После бани вечером и посиделками на свежем, до незаметности прозрачном воздухе почти до утра, под яркими звёздами, которые в городе кто-то стёр с ночного неба прожекторами, фонарями, фарами и рекламами, спится легко. Здесь сон совершенно другой, без тревожных дум и долгих ворочаний, без неудобств, без претензий к себе и постели, какой бы она не была. Летом вдали от города, в совершенно другом мире всё кажется совершенно другим, ненужным, лишним, меняются ценности, разговоры становятся откровеннее, перспективы светлее, а жизнь радостнее и беззаботнее. Но выходные заканчиваются, и город, как огромный магнит металлические опилки в школьном эксперименте, притягивает к себе горожан и горожанок. Что бы потом долго-долго не отпускать и постоянно придумывает для этого новые причины.
Диана, Марина и Светлана заняли места на верхней палубе, что бы надышаться по пути в город речным воздухом, быть напоследок обласканными речным ветром, и мало ли, что ещё может случиться за несколько часов…
Последними на теплоход поднялись две женщины небольшого роста и мужчина, которому они были по плечо. Они вышли из-под сосен одновременно, будто ждали сигнала, молча, словно не были знакомы друг с другом. Рассчитывались в кассе, расположенной в буфете каждый сам за себя. Одна из женщин, брюнетка, одетая в чёрное, заняла место на верхней палубе за рубкой, вторая подсела на скамейку напротив одной из тех, на которых расположились подруги, она была блондинкой и одета во всё белое. Мужчина в камуфлированных штанах, кедах и завязанной на животе синей рубахе, лысый, как бильярдный шар, расположился позади подруг.
Теплоход, постояв у берега ещё несколько минут но никого больше так и не дождавшись, начал отходить от берега. Раньше в таких дачных посёлках были пристани, их приводили сюда весной и до самого окончания навигации они встречали и провожали пассажиров теплоходов. Теперь же они встречаются далеко не везде. Дачники обзавелись автомобилями, обособились, подняли повыше заборы и теплоходы не обезлюдели, но немного опустели, и тому количеству пассажиров, которые остались верны речному транспорту пристани стали не положены. Обойдутся, видимо кто-то решил за них, по трапу выйдут-зайдут, не принцы с принцессами. А вот музыка на теплоходах осталась. Она стала таким же элементом теплохода, как рокот его дизелей, как капитанская фуражка на голове толстопузого товарища, который отвечает за всех, кого везёт, как рыжие спасательные круги, развешанные тут и там, как течение реки, от которого никуда не деться, потому что оно вечно и ему нет никакого дела до тех, кого с нетерпением ждёт душный и пыльный город.
До первой остановки добрались быстро, хоть и против течения, она находилась недалеко, такая же деревня на берегу реки, с годами обросшая со всех сторон дачными обществами, товариществами и другими некоммерческими организациями. Само собой, выходить никто не стал, теплоход лишь подобрал тех, кто собирался вернуться в город. Через несколько минут в рубку ворвалась кассирша Нина, она же буфетчица.
— Сергеич, давай музыку включим?- с порога заверещала она,- тоскливо что-то без неё.
— Ты чего это?- капитан Сергеич, возрастом чуть за пятьдесят, обернулся в полоборота,- с телефона послушай, если совсем невмоготу.
— Не работает он, батарейка сядет, а домой я когда ещё попаду?
— Придумаем что-нибудь, Ваську позови, он включит, я в ваших современных премудростях разбираться не собираюсь.
Нинка убежала, Васька явился через пару минут.
— Сергеич, звал?- окликнул он капитана.
— Звал,- согласился Сергеич,- музыку настрой, пожалуйста, Нинка просила.
— Сейчас попробую,- ответил Васька,- только у нас же пригородный маршрут, оборудования подходящего нет, вот если бы экскурсии возили или банкеты…
— Вот поэтому-то я здесь,- вздохнул Сергеич, глядя вперёд,- а не среди того балагана с пьяными рылами.
— Не прогрессивный ты, Сергеич,- лицо Васьки расплылось в улыбке,- у тебя даже телефон кнопочный.
— А мне зачем другой?- усмехнулся в ответ Сергеич,- как вы, пялиться в него сутками напролёт? Мне река показывает больше, чем все ваши интернеты вместе взятые.
— Сергеич, а как твоя ламповая аппаратура вообще вне музея сохранилась?- Васька продолжал глумиться над командиром.
Сам он только пару лет назад закончил училище, год отслужил в армии и теперь первый сезон ходил с Сергеичем помощником, матросом, курьером, специалистом по особым поручениям и занимал все остальные второстепенные должности, даже не предусмотренные штатным расписанием. Парнем он был рукастым и головастым, не подводил, поэтому Сергеич его уважал и доверял гораздо больше, чем предыдущим членам экипажа, которых множество сменилось на судне Сергеича.
— Вот достали вы меня все, современные,- усмехнулся Сергеич,- нормальная аппаратура, проверенная, как будто в первый раз её видишь.
— Так к ней же ничего подключить нельзя,- удивлялся Васька,- прошлый век, да и только. Сейчас бы раз, шнурок в телефон вставил и всё, ни забот ни хлопот никаких, или флешку.
— Ой, отстань, не зли лучше,- лицо Сергеича на самом деле сияло, все прекрасно знали его отношение к современной музыке, аппаратуре и ко всему, что не интересовало его самого.
Сергеич нашёл на флоте свою нишу на пригородных маршрутах, много лет возил дачников, с утра заспанных и ещё не совсем проснувшихся, вечером уставших от отдыха или от тяпок и лопат, в зависимости от сезона. Но на таких маршрутах ему нравилось, и хоть работа его больше походила на работу водителя автобуса, он не жаловался, день за днём совершая одни и те же поездки, или как там они называются на флоте.
— Тебе же весной хотели обновить здесь всё, Сергеич,- не унимался Васька,- колонки новые, влагозащищённые, а не эти фанерные ящики, усилитель с многополосным эквалайзером, а у тебя автомобильный магнитофон «Былина» до сих пор стоит.
— Пойдёт,- хихикнул Сергеич,- «Былина» самое то.
Васька, до сих пор не обращавший на магнитофон никакого внимания, зная отношение Сергеича, почесал затылок, хлопая глазами.
— Сергеич,- позвал он,- так ведь и правда кассетная «Былина». Другой же был, в который флешка втыкалась. Сергеич повернул голову в сторону правого пульта, тоже удивился.
— Может в порту вчера подменили?- предположил он.
— Кто? Рубка закрыта была,- Васька ничего не понимая, таращился в «Былину». Где кассеты-то на неё брать теперь?
— А я откуда знаю?- спросил Сергеич,- вы, молодёжь, чудите сами, а на меня потом списываете, может быть специально подменили, что бы надо мной поржать. Всё вам хиханьки да хаханьки.
— Сергеич, да точно никто сюда не поднимался,- Васька продолжал стоять на своём,- может это ты решил совсем концы обрубить и сам подменил?
— Ага, а оно мне надо? У меня и в машине такого барахла нет, и даже колонок нет.
— Ну да,- согласился Васька,- и как быть-то теперь?
— В рундуке покопайся,- предложил Сергеич,- там мешок с каким-то барахлом валяется, может чего и отыщешь, если не выбросили.
Васька вытащил мешок, вытряхнул содержимое на рундук и начал ревизию. Среди перегоревших лампочек, запасных стёклышек для приборов, двух вольтметров, проводков, мотков изоленты, и прочего хлама отыскалась одна единственная аудиокассета, обшарпанная и чудом сохранившаяся до наших дней.
— Сергеич, а у них есть срок годности?- спросил Васька, складывая барахло обратно в мешок.
— У чего?
— У кассет,- уточнил Васька.
— Они тебе что, пельмени?- усмехнулся Сергеич,- или колбаса?
— Я то их не захватил,- продолжил Васька,- но отец рассказывал, что плёнка на них осыпалась от времени.
— Бывало такое,- согласился Сергеич,- солнца они тоже не любили, воды, перепада температур. Чего там хоть написано-то?
— Каролина какая-то,- Васька разобрал размазавшиеся и расплывшиеся от времени буквы,- а кто это? Или что?
— Да я то откуда знаю,- снова усмехнулся Сергеич,- оно мне одинаково вообще, что есть музыка, что нету, но лучше, что бы не было, так спокойнее.
— Вот твоих рук дело, Сергеич,- хихикнул Васька,- чувствуется рука мастера,- сам всё организовал, а теперь издеваешься.
Дверь в рубку открылась, на пороге появилась Нинка.
— Ну скоро, нет?- спросила она,- пассажиры одолели, музыку просят.
— Сейчас сделаем,- ответил Васька,- минуточку ещё.
— Нате вот вам флешку,- Нинка протянула руку,- пассажирка одна попросила поставить.
— А кассеты у неё, случайно, нет?- заржал Васька,- или лучше пластинки.
— Какой ещё кассеты?- психанула Нинка,- вы сговорились что-ли все?
Сергеич тоже смеялся, не отрываясь от реки и штурвала, представлявшего собой рычаг, торчащий из панели. Что произошло с магнитолой он не знал, подозревал, что это шутки молодёжи. Васька подозревал самого Сергеича, решившего покончить раз и на весь остаток сезона с тем, что он не любил — лишними звуками, мешающими ему всю жизнь. Нинка просто ничего не понимала, она не первый сезон ходила на теплоходе кассиром и буфетчицей. Ей было тридцать с хвостиком, жить летом на реке ей нравилось.
Нинка развернулась и убежала к себе на кассу, флешку она положила рядом с магнитофоном, особо не вникая в технические тонкости.
— Сергеич, а как она включается?- поинтересовался Васька,- «Былина» твоя ламповая?
— Сам ты ламповый,- рассмеялся Сергеич,- там перемотка вообще работает?
— Какая ещё перемотка?- удивился Васька.
— Обычная, сейчас разберусь.
Сергеич понажимал кнопки на магнитофоне и резюмировал.
— Вытаскивай кассету, бери ручку и перематывай.
— Какую ещё ручку?
— Шариковую!- Сергеич смеялся во весь голос,- обычную шариковую ручку, или карандаш. Отсталая молодёжь пошла! Давай покажу.
Васька вытащил из-под солнцезащитного козырька над головой Сергеича прозрачную дешёвенькую шариковую ручку и подал ему кассету.
Сергеич не забывая поглядывать вперёд и контролировать обстановку, вставил ручку в кассету и подал всё это своему помощнику.
— Мотай,- скомандовал капитан,- и заметь, как чётко одно подходит к другому. Это наследие нашей цивилизации. Вам до такого не додуматься ни в жисть.
Васька начал пальцами вращать ручку.
— Ты чего делаешь?- продолжил капитан, заметив, что дела у Васьки продвигаются не очень быстро,- ты до вечера так мотать будешь. Дай сюда.
Васька подал капитану кассету.
— Учитесь, прогрессивные, у отсталых,- Сергеич расплылся в улыбке.
Он взял в руку ручку, на которой болталась кассета и начал вращать всё целиком. Кассета шелестела и шебуршала, наматывая круги. Лента шустро перематывалась на одну из маленьких катушечек внутри неё.
— Знал бы ты, Васька, сколько мы их в своё перемотали… Песня просто. Вечер, тишина, скамейка у подъезда, сидим компанией и кто-нибудь кассету обязательно мотает на карандаше или просто на веточке.
— А зачем?- Васька от удивления перестал соображать и хлопал глазами.
— Как это зачем? Чтоб батарейки в магнитофоне не садить. На, дальше сам мотай.
Васька принял у капитана кассету и начал мотать сам. Поначалу получалось не особо уверенно, но скоро он овладел почти утраченным секретом добывания музыки, почти допотопным и доисторическим.
— Это вам не спиннеры,- продолжил Сергеич,- кассеты мотали с пользой, это искусство особое. Можно было на глаз на начало любой песни перемотать. А сейчас вы об этом даже и не знаете. Отсталые…
Васька промолчал, конечно он мог ответить, но не стал. Как-то пару раз ему приходилось видеть на картинках изображение карандаша и кассеты, но как они между собой связаны он и не подозревал, думал что это какая-то старая и забытая шутка. Кассета перемоталась на начало.
— Теперь в другую сторону перемотай,- скомандовал Сергеич,- а потом обратно.
— Зачем?- спросил Васька,- чтоб плёнка разлипла, если вдруг слиплась?
— Нет,- заржал Сергеич,- мне этот звук с детства нравится.
Васька снова промолчал, видя как сияет лицо капитана.
— Вставляй давай, хватит уже, послушаем что на ней.
Васька вставил кассету.
— А дальше что?
— Ааа, бестолочи,- Сергеич не переставал сиять,- садись за штурвал, сам разберусь. Тряхну стариной.
Васька сел на капитанское кресло. Сергеич встал рядом и начал колдовать над магнитофоном. Спустя несколько секунд из колонок на обоих палубах послышалось знакомое, но подзабытое потрескивание. Женщина в чёрном, сидевшая возле рубки, чуть улыбнулась, уголками рта. Женщина в белом, блондинка, сидевшая напротив подруг Дианы, Марины и Светланы, не подала вида. Мужчина, сидевший позади них, расплылся улыбнулся во всю ширину лица. Пассажиры, услышавшие знакомые звуки, оживились. Эти забытые уже звуки как привет из прошлого, от которого почти ничего не осталось, порой магически действуют на тех, у кого с ними связаны какие-то воспоминания.
***
Музыка девяностых это особое явление. Даже электронная, сделанная не всегда профессионалами, простая и незамысловатая по сегодняшним меркам, с наивными текстами, была настоящей. Она делалась с душой, с отдачей. И играла она с кассет, с очень примитивных по сегодняшним меркам носителей. Одна кассета, размером с небольшой современный смартфон — всего час-полтора звучания. И она сближала, она действительно сближала. Это сейчас всё есть в интернете, и скачивание всего, что угодно, занимает считанные секунды. Раньше нужно было идти к счастливому обладателю новинки со своим магнитофоном, шнурами, пустыми кассетами. И переписывание кассеты превращалось в таинство, это было событием с посиделками, разговорами, наивными мечтами о будущем, планами, перспективами. Сейчас оно уже наступило, но очень отличается от того, о чём тогда мечталось. И музыка теперь совсем другая…
С потрескиванием и шипением из фанерных колонок, как обозвал их Васька, поплыли звуки. Да, именно те, далёкие и забытые песни девяностых. Сама музыка первой песни не являлась шедевром, звучала как и большинство песен тех лет, простенкая и незатейливая.
Ещё весню встечались мы с тобой Как быстро лето пролетело И осень с проливным дождём- зазвучали слова песни.
— Девочки! Старьё-то какое,- обрадовалась Светлана,- она первой вспомнила свою юность,- нам сколько лет-то тогда было?
— Светка, и не говори,- обернулась сидевшая впереди Диана,- лет по пятнадцать — шестнадцать?
— Примерно так...- согласилась Марина,- это сколько лет-то прошло уже?
— Лучше не напоминай,- Светлана ткнула локтем в бок свою соседку,- а то за борт выкинем.
Все трое громко рассмеялись, тем временем из колонок уже звенел припев.
Но у любви
Есть счастливые дни
Нам повстречаются они
Не надо слёз
Теперь всё будет всерьёз
Во власти солнечных грёз.
— А помните, как на дискотеках под эту песню дрыгались?- напомнила Марина.
— А то нет, конечно помним,- согласилась Диана,- они же везде тогда звучали.
— А эти были, как их там, забыла,- Светлана несколько раз щёлкнула перед лицом пальцами, вспоминая давно забытые подробности,- точно! Киоски везде стояли, «звукозапись» назывались.
— Да, да, да! Как сейчас их вижу, на каждом углу стояли,- уточнила Диана.
— Это в городе они стояли,- усмехнулась Марина,- а ты в деревню ездила в то время хоть раз?
— Нет, у меня же в городе все живут,- удивлённо ответила Диана,- а что там было то?
— Да ничего там не было, помню едешь летом к тётке, у меня там две двоюродных сестры и брат были, и полсумки кассет с собой везёшь,- начала рассказывать Марина,- ну и само собой, половину из них я там и оставляла.
— Такты считай с детства просветительской деятельностью занялась,- рассмеялась Диана,- поэтому в культпросвет свой пошла?
— Дианка, ты вот как была с детства гангреной, так ей и осталась,- Светлана тоже расхохоталась,- это ж надо так вывести.
— В культпросвет я пошла, потому что поняла вовремя, что торгашки из меня не получится,- посерьёзнела Марина.
— Как это?- удивилась Диана,- ты же столько лет за прилавком потом простояла?
— От безысходности,- вздохнула Марина,- закончить то закончила его, а кто бы меня на работу взял? всех сокращали как раз. Вот и стояла за прилавком, торговала.
Подруги промолчали, конечно им было что добавить из своей жизни и другие примеры могли привести, но нет.
Мы позабыли наш звёздный вечер Мы потеряли нашу любовь
Из колонок звучал уже припев следующей порядком подзабытой песни.
— Тоже песня старая,- перевела разговор на другую тему Марина,- как сейчас её помню.
— Да у них наверное всего одна кассета,- предположила Диана,- да и теплоход с тех не красился ни разу наверное.
Подруги снова рассмеялись.
А я вот почему-то в педагогику пошла,- предалась воспоминаниям Диана,- и ведь никого учителей не было, ни среди родственников, не среди знакомых. Пошла и всё.
— На пустом месте ничего не происходит,- усмехнулась Светлана,- что-то же ты думала, когда туда документы подавала.
— Думала, что закончу пед., выйду замуж за офицера и уеду куда его отправят,- вздохнула Диана,- там же всегда совместные дискотеки с военным училищем проходили.
Светлана и Марина немного напряглись.
— Ты что сейчас сказала?- уточнила Светлана,- из-за военных туда пошла?
— Ну да,- согласилась Диана,- а что тут такого?
Музыка звучала из колонок, никто её не выключал и не собирался этого делать, просто смех Марины и Светланы так громко раскатился по верхней палубе, что её не было слышно некоторое время. На смеющихся подруг начали оборачиваться, посматривать и тоже посмеиваться. Подняли ли они своим смехом в небо чаек, точно не установлено, но вполне возможно. Сидевшая напротив них блондинка улыбнулась уголками рта, но не обернулась. Брюнетка, сидевшая перед рубкой, тоже не оборачивалась, но улыбалась гораздо эмоциональней. Лысый мужчина, сидевший позади подруг смеялся, но беззвучно.
— Вот можешь ты, Дианка, ломать нам стереотипы,- сквозь слёзы от смеха сказала Марина,- мы же понять никогда не могли, как вот ты, такая боевая, смелая, напористая и в педагогику, тебе же все пути были открыты, а ты в школу.
— И не говори,- сквозь смех согласилась Светлана,- напористой и боевой, оказывается, педагогика вместе со школой это только один шаг в её многоходовочке.
— Ничего вы не понимаете,- ответила Диана,- да там наверное треть таких как я училась, если не половина, а то и больше, какое может быть призвание, если перспектив нет никаких, кроме как замуж за офицера и уехать куда подальше? Я, может быть, генеральшей стать хотела.
— Ой не смеши, остановись,- Светлана привстала и обняла подругу сзади,- какая же из тебя генеральша? Ты даже за лейтенанта замуж выйти не сумела.
— Даже прапорщик от неё сбежал,- в истерике смеялась Марина, стуча по спинке сиденья ладошкой. Пассажиры, не перестающие следить и оборачиваться на развеселившихся женщин тоже посмеивались, вслушиваясь в их разговор. Диана веселилась вместе со всеми, тоже смеялась от души.
— Ну было и было, чего теперь вспоминать то?- согласилась Диана,- мой Вова только с зеками строгий был, когда их охранял сутки через трое.
— Вот эти три выходных подряд психику ему и подорвали,- Светлана почти плакала, смех душил её и мешал дышать,- у него на работе был выходной, там спокойнее, в преступной среде, знаешь хоть, чего ожидать можно.
— Да успокоились бы уже, а?- предложила сквозь смех Диана,- сами святые как-будто. Ты вот, Светка, чего в свой технарь учиться пошла?
— Ну как это чего? Там же Петя учился…
Ты будешь мой Тыбудешь мой
Меня забыть не сможешь не пытайся
Ты будешь мой Со мной одной
Я очень жду Ты слышишь возвращайся.
Это сквозь смех на верхнюю палубу прорвался припев очередной забытой песни.
— Какой такой Петя?- поинтересовалась Марина,- Свет, мы чего-то не знаем, да?
— Так я вам и не рассказывала никогда,- погрустнела Светлана,- была у меня в юности любовь неразделённая, и как раз вот эта песня тогда звучала. Это по моему в школе ещё было, он на два года старше учился, потом в техникум пошёл, а я следом за ним. Песню сейчас как вспомнила эту, да вот только что, и всё в голове сразу восстановилось. Зря они её включили, ой зря…
— Да чего ты,- Марина обняла подругу за плечё,- ты только расплакаться не вздумай сейчас.
— А ведь примета верная,- заметила сидящая в полоборота Диана,- если ржёшь как лошадь, это к слезам.
— Свет, ты же за Генку замуж выходила,- попробовала уточнить Марина,- Петя-то откуда взялся?
— Откуда-откуда? На заводе мы с ним познакомились, я же после техникума на заводе работала лет пять, всё ждала его, а он так и не вернулся, а тут Генка.
Ты будешь мой Со мной одной Ты будешь мой Ты слышишь возвращайся.
Следующим припевом песня голосила на теплоходе.
— Да выключите вы её наконец-то!- разрыдалась Светлана на плече Марины,- и так тошно, и она ещё воет, ладно бы хорошее чего включили, тоже мне нашли шедевр.
— Тихо, тихо, успокойся,- Марина в полном недоумении гладила плачущую Светлану по голове и вопросительно смотрела на Диану.
Диана лишь пожимала плечами и удивлялась не меньше, сказать ей было нечего.
— С Генкой-то понятно,- заговорила Диана,- Петя то куда делся?
— Куда, куда,- вытирая слёзы ответила Светлана,- ясно дело куда, в армию его забрали, он там и остался, может быть на пенсии уже, может быть нет, я не знаю.
— Так и с Генкой ты вроде недолго совсем прожила,- неуверенно продолжила разговор Марина.
— А как ты долго проживёшь, если эта дрянь в голове лет десять подряд подряд верещала?- Светлана снова уронила голову на плечё Марины,- ты будешь мой, ты будешь мой. Кое как от неё же отвязалась. И как заголосит — завоет она, вот он Петя является. Мы же три года с ним переписывались, два, пока он в армии служил, и потом год когда в контрактники подался. А потом женился он, на местной какой-то. Писать перестал.
Светлана закатилась в истерике, долго не могла успокоиться, а старые песни, словно понявшие асфальт корни старого дерева распространились по теплоходу, среди пассажиров, чья молодость или юность пришлась на девяностые, прокатилась волна воспоминаний. И только трое оставались невозмутимыми и спокойными, брюнетка в чёрном, сидевшая за рубкой, блондинка в белом, сидевшая напротив разрыдавшейся Светланы и лысый мужчина в очках, сидевший сзади неё, он уже просмеялся, как все, и теперь его лицо ничего не выражало.
— Да твоюж мать-то!- Диана встала и отправилась к рубке, что бы пресечь это музыкальное издевательство, но не дойдя несколько метров вернулась обратно и села на место,- Твою ж мать, говорю! У меня ведь всё тоже самое! Ты, Свет, поплачь, тебе легче станет, поплачь поплачь…
На теплоходе все перестали обращать внимание на музыку, те, кто ехал в одиночку — молчали, те, кто группами и компаниями разговаривали в полголоса или шептались. Оказалось, что на эту или похожую тему всем было что вспомнить, к каждому в какое-то время привязывалась какая-то занудная песня, и как сейчас принято говорить — выносила мозг. Обычно никто на это не обращал внимания, это не принято, никто не делал из этого никаких выводов, потому что засмеют, никто ни с кем не делился своими наблюдениями, потому что одни этого просто не замечают, другие же, замечают, но молчат.
Несколько долгих минут прошли в относительной тишине и вдруг Диана подпрыгнула на скамейке.
— Вот она, дождались! Какой дьявол составлял этот чёртов сборник, на нём ведь одно и то же!- почти закричала она,- вот она! Она мне жизнь портила не меньше твоего, Светка, ты только послушай.
Всё это было, всё это было
Но безвозвратно умчались наши года
Были любимы были любимы
Но не осталось даже следа
Голосила с теплохода песня юности над рекой.
— Вы послушайте только! Послушайте!- кричала Диана на всю палубу,- какой-то козёл к нас с Вовкой на свадьбе эту тварь гонял весь день! На свадьбе! Вы представляете, на свадьбе! Мы позабыли наш звёздный вечер, мы потеряли нашу любовь! Это каким уродом и козлом надо быть, что бы на свадьбе такое крутить весь вечер?
Диана села на скамейку, сбросив стоящие сумки на палубу, облокотилась на борт и плечи её затряслись т рыданий. Марина протянула руку к подруге, но она отбросила её.
— Отстаньте все от меня!- Дина разрыдалась не на шутку, она подняла голову и обратилась ко всем пассажирам верней палубы,- как ты долго проживёшь с человеком, который тебя любит, если постоянно, как только увидишь свадебную фотографию, тут же хреновина эта звучать начинает? Как, вот скажите мне, пожалуйста? Чайник, на свадьбу подаренный закипает, и она тут же поёт, позабыли наш звёздный вечер! Да что за твари-то их выдумывают, и на свадьбах какие козлы включают?
Пассажиры верхней палубы умолкли совсем, пассажиры нижнего салона, хоть и были не в курсе того, что происходило наверху, тоже почти не разговаривали, тоскливое настроение передалось и им. В нижнем салоне музыка лишь негромко бухтела, но тоже никого не радовала.
Когда на не второй и даже третий раз зазвучала песня, как заледенело сердце, Нинка не выдержала и решила сходить в рубку, узнать что к чему. Она закрыла свою кассу и по совместительству буфет, заглянула в салон, убедилась что там всё спокойно до поминальной тоскливости, и пошла наверх через кормовой трап. Картина, которую она там увидела показалась ей нереальной и чем-то даже фантастической, с тем, что она увидела в нижнем салоне она не контрастировала, наоборот, лишь дополняла и усугубляла её. Пассажиры молчали, их лица были тревожными и сосредоточенными.
Не надо слёз Теперь всё будет всерьёз Во власти солнечных грёз
Лился беззаботный голос на незатейливую музыку из фанерных колонок.
Две женщины, сидящие на скамейках по левому борту плакали навзрыд, третья, а это была Марина, стояла между ними и вся в слезах, с потёкшей по лицу тушью рассазывала остальным.
— И ведь всю жизнь эти чёртовы солнечные грёзы меня преследуют! Всю жизнь! А я ведь даже замужем толком не была. Три раза была, но недолго! Только осень приходит, всё! Как подменяют меня! Не верю мужу и всё тут. В нём ничего не меняется, любит меня, заботой окружает, лаской, а я не верю! Мне солнечные грёзы подавай! Мне что-то абстрактное надо, как в песне! Счастливые дни мне нужны! Так вот они, каждый день, но я не верю! И потом развод и через год другой всё сначала. Поплясала в молодости на дискотеках. Разрази этих идиотов, кто их там крутил, точно козлы!
— И не говорите,- встала со скамейки пожилая женщина, видимо пенсионерка, возвращающаяся с дачи,- у меня дочь хоть вас и постарше, но тоже допелась! Точно сейчас не скажу, какую песню, но сошлось всё, будто бы её кто заговорил. Хорошая ведь девчонка была, училась хорошо, но нет. Как песню дурацкую запоёт, у неё тут же жизнь наперекосяк.
— А вы послушайте, чем сейчас молодёжь себе мозги засоряет,- решил помитинговать пенсионер, сидящий неподалёку от предыдущей ораторши,- я к сыну как-то приехал, к внуку в комнату зашёл, мать моя женщина! Да как им жить-то с таким багажом? Там только про кровь, наркотики, бухло и обман!
Буфетчица Нинка потихоньку, практически на цыпочках прошла по верхней палубе к рубке. Осторожно постучалась и открыла дверь. За штурвалом сидел Васька, улыбался все лицом, слушая, как сидящий в углу Сергеич травит ему свои нескончаемые байки.
— И не поверишь, Васька, я ему по радио говорю, дебилу этому с земснаряда, троса у тебя с какой стороны? А он невменяемый какой-то… Ни петь, ни рисовать. Не земснаряд, а летучий голландец. И казалось бы, трудно запомнить, что ли? А он говорит, сейчас выгляну, посмотрю. И где только таких отлавливают? О! Нина, а ты чего, соскучилась?
— У вас что тут творится вообще?- строго спросила Нинка.
— В город идём, чего тут может твориться?- удивился Сергеич,- я вот Ваське про жизнь на флоте рассказываю, опытом делюсь, как я по молодости на самоходках пару навигаций ходил.
— Да ты выгляни, Сергеич, посмотри…
Сергеич появился на пороге рубки, оглядел траурный митинг, рыдающих женщин и закрыл двери.
— Что с ними?- испуганно спросил он у Нинки.
— А я откуда знаю?- недоумённо спросила она,- внизу сидят, как воды в рот набрали, здесь рыдают, не теплоход, а катафалк какой-то. Думала ты знаешь.
— Да я понятия не имею,- пожала плечами Нинка.
— Может им сказать чего-нибудь?- Сергеич протянул руку к микрофону.
— Ага, и мы тут же в корабль призрак превратимся,- испугалась Нинка,- с пассажирами, но без экипажа. Там про музыку разговор идёт, недовольные все какие-то. Может выключим её?
— Ага, Нин, сейчас,- Сергеич протянул руку к магнитоле, кассета тут же выглянула наружу и застряла.
— Так понадёжней будет,- кивнула Нинка.
Из-за железной двери рубки доносились глухие голоса.
— Так они же, уроды, этой поганой чертовщиной нами и управляют!- рычал мужской голос,- они же, подонки эти образы нам и подсаживают.
— И музыка-то какая, весёленькая и незатейливая,- вторил мужскому голосу визгливый женский,- для праздника самое то, а текст вон какой, если задуматься!
— Да чего там музыка! Вы кино посмотрите современное! Его же только по приговору смотреть можно,- появился другой мужской голос,- полгода, год посмотрел повнимательнее и подох от безысходности, которую там показывают, даже на пулю тратиться не надо, приговор приведён в исполнение.
— Или от соплей захлебнёшься,- кричала знакомая уже пенсионерка,- у меня вторая дочь, младшая, дюже любит смотреть эту пакость, там насмотрится как страдают, и сама, сядет и сидит, печальная вся, то любовь ждёт, то о принцах мечтает…
— Сергеич, минут через двадцать аквапарк будет, может того?- робко предложил Васька.
— Чего того?- недопонял Сергеич.
— Причалим, может выйдет кто, всё спокойнее будет,- пояснил Васька.
— А ты голова,- Сергеич потрепал Ваську по голове,- да и хрен с ним, что у нас остановки там нет. Оборотов только добавь, чтоб идти пошустрее.
— Я здесь, с вами останусь,- заявила перепуганная Нинка.
— Да не вопрос,- ответил Сергеич и обнял её за плечи.
— Сергеич, а ты кино смотришь?- спросил Васька.
— Нет, и сериалы тоже,- усмехнулся Сергеич,- и вам не советую.
***
— Когда теплоход причаливал возле аквапарка, лысый мужчина вытащил из бокового кармана камуфлированных штанов толстую синюю записную книжку и карандаш. Листая её он то и дело делал в ней пометки, находя немигающим взглядом в толпе самых активных. Блондинка с брюнеткой, в митинге не участвовавшие и сидевшие всё время спокойно, не сговариваясь встали и пошли к переднему трапу в салон. Лысый спустился чуть позже по кормовому трапу и присоединился к ним возле выхода.
***
Сергеич причаливал сам, Васька занимался тросами или канатами, флотские поймут, а сухопутные особо в такие тонкости не вникают. На аквапарке вышли всего три вышеупомянутых пассажира, остальные за полчаса хода до речного вокзала понемногу успокоились, слёзы прослезившихся высохли, нервы разнервничавшихся тоже пришли в норму. Почти ничего не напоминало о произошедшем, лишь одна гражданка, встретившая Нинку на переднем трапе, спросила.
— А почему вы мою флешку не включили, там повеселее музыка была и репертуар поразнообразнее. Кстати, где она?
— Ой, извините, сейчас принесу.
Нинка вернулась в рубку и увидела Сергеича, открыв рот он смотрел на панель, из которой торчала современная, привычнее некуда магнитола, которая читает всё, кроме устаревших и почти исчезнувших из нашей жизни кассет. Рядом лежали флешка и настолько древняя и мутная кассета с запутавшайся в бороду плёнкой, что использовать её было невозможно. Никак невозможно.
Нинка не стала ничего выяснять, она женщина понятливая, она хорошо запомнила трёх молчаливых пассажиров, с которыми и связала всё, что произошло в этом рейсе.
Рецензии и комментарии 0