лето как осень

Она обнимает меня крепче и говорит мне на ухо «моя бусинка». Это её любимая фраза, особенно когда бусинка выше её самой на пол головы. Мы стоим у самой воды и долго-долго обнимаемся. Море на прощанье спокойное и прозрачное, солнце ещё не сильно печёт и хочется, чтоб этот момент длился вечно, особенно когда понимаешь, что он, возможно, последний.
— это есть одно из самых теплых воспоминаний и один из самых грустных концов моей молодогвардейской истории по совместительству.
Теперь мне даже нравится вспоминать, как оно всё было в самом начале. Эти мысли навивают лёгкую грусть и ощущение времени, которое так безостановочно летит. Помню, как только зашла на территорию огромного и какого-то пустого лагеря. Подошла к серому и, естественно, на первый взгляд неприветливому зданию, в котором мне предстояло прожить отдельную маленькую жизнь. Впервые вышла на пляж, увидела море. Даже море в тот момент было другое. Всё оно было тогда незнакомо и от этого в какой-то мере неприятно. Повсюду витало одно-единственное чувство, что всё мне здесь не родное. Наверное, с каждым так происходило. К новому месту нужно привыкнуть, поэтому первые несколько дней ты очень остро воспринимаешь всё вокруг себя. Но меня всегда мучал вопрос, зачем так сильно привыкать, если потом всё равно придётся расставаться?? И я сейчас не только о местности. Тут мы не в силах что-либо изменить. Остаётся только наблюдать, как в конце судьба раскидывает самых близких людей по самым отдаленным закоулкам Украины, как-бы не дальше.
… Как только мы заехали в лагерь (заметьте, я говорю «в лагерь», что значит, что нам пришлось постоять под корпусом пару часиков), мы увидели маленького бельчонка. Мы, уставшая не выспавшаяся кучка детей, сонно рассматривали маленькое пушистое существо. Которое в ответ вильнуло хвостиком и ускакало встречать других заезжающих. Позже к нам подошёл вожатый и сказал, что проведёт до нашего этажа. Видели бы вы наши лица, когда мы узнали, что он будет 4-ым. Но я больше ни разу не пожалела об этом, потому что могла каждое утро любоваться блестящим морем и каждую ночь – могущественной луной над ним. Кто видел наши лица, так это вожатый. Он усмехнулся нам, и в этой улыбке я умудрилась найти нотку снисходительства. Поэтому на его предложение помочь донести мне сумку я ответила, что я самостоятельная и независимая и потелепалась с этой неподъёмной ношей на 4 этаж сама. Он только улыбался и припоминал мне этот случай до конца смены.
Что уж говорить, лагерь подарил мне сотни и сотни приятных, весёлых воспоминаний. Не буду вдаваться в подробности, отчасти потому что я глубоко уверена, что каждый ребёнок должен побывать в летнем лагере, пару раз так точно. И потом только говорить, если хватит смелости, «лагеря это не моё». Отчасти потому что, к моему великому сожалению, буквами на бумаге мои дни в лагере выглядят совсем на такими, какими они были на самом деле.
21 день пролетели слишком уж мимолётно. И на фоне всех каверзных, смешных, забавных и приятных ситуаций чётко вырисовывается день отъезда. Уффф, стыдно и признаться, как я ревела тогда. Чтоб вы понимали, ни одна душа ещё не видела как я плачу. Моё отучение от слёз началось ещё в глубоком детстве, когда я бегала по улицам с мячом. Тогда у меня было два лучших друга, я с ними проводила всё время, разделяла моменты горя и радости, если таковые вообще имелись на момент моих юных, едва осознанных лет. Короче говоря, тогда я брала пример с них, и когда сдирала коленку, изо всех сил пыталась не плакать. А ещё, они меня просили не плакать, ибо совсем не знали, как же мне помочь в такой момент. Такие ситуации просто вводили их в ступор и превращали двух «парней» в одно беспомощное сожаление. Потом я подросла и решила, как и подобает каждой девочке, что больше никто не увидит мою слабость. Это решение было пронизано девичьей гордостью и чувством благоговения перед моей детской дружбой, там, где я могла ещё плакать, видя, что жаль не только мне. Сколько лет мы уже не виделись, а я в память о нашей дружбе всё ещё не плачу, слышите?) Но в лагере, чёрт побери, нашлись люди, которые напомнили мне как сильно можно дорожить дружбой с ними. Вообще, с моими друзьями детства связано очень много историй, таких нелепых, что и не расскажешь, и таких приятных, что слова их только исковеркают. И если бы мы в третьем классе не вынуждены были расстаться, под конец школы я бы уже написала цикл о наших приключениях. Но, увы, опять случилось не так, как хотелось. Ещё год с тех пор мы звонили друг другу. Забавно выглядело наверняка. Дети, а уже грустили по телефону, жаловались, что так далеко друг от друга. А потом оно всё как-то само развалилось, понимаете, да? Помню, как славно мы отпраздновали последний звонок – «выпуск из третьего класса». Было всё в тумане радости и точно как в американских фильмах. Мы съездили в парк аттракционов, а на обратном пути заехали в магазин с игрушками. Нам сказали: «выбирайте что хотите!». Потом мы весь вечер просидели у них дома, игрались «обновками», а наши родители на улице, в беседке, отмечали.
И так, о чём это я? Ах да, последний день в лагере. Ну и паршивым же он был, с самого утра. Знаете, все открыли глаза уже с осознанием того, что это своего рода конец. В тот день мы даже не опоздали на завтрак. Немного траурное настроение очень хорошо поддерживало дисциплину. Потом мы поплелись на пляж, тоже, как не удивительно, в последний раз. Я плевать хотела на всё и пошла купаться в той одежде, что подготовила для поездки. Вышли из воды по свистку, как обычно. Щурюсь на солнце, пытаясь понять кто же сегодня дежурит на пляже. О, наша плаврук, замечательная девушка. Как же я рада, что смогу с ней попрощаться. Торопливым шагом иду по мокрому песку, чтоб обнять её. Тороплюсь, чтоб сама не высохла. Знаете, у каждой смены должно быть что-то отличное от других. У нас вот вошло в привычку обнимать всех пока мы мокрые. Поначалу это делалось как-бы назло, вожатые убегали, ругались. Понимаю их, не очень-то приятно, когда ты в сухих чистых вещах, а на тебя бежит орава мокрых смеющихся детей. Ещё и каждому хочется быть первым, если не единственным. Ну а потом, когда мы все начали понимать, что не так уж и много времени осталось, чтоб злится на такие глупые проявления любви, вожатые смирились. Пока я тут всё это рассказываю, мы уже минуты две стоим и обнимаемся. «Мне будет вас не хватать» — единственное, что мне удалось выдавить из себя.
Тик-так и мы уже собираемся на обед. Говорят брать с собой сумки. Ну вот, теперь точно всё. Еда не лезет в глотку. Хотя кормили там очень сносно. Мама всё волновалась, как-бы не похудела, хотя мы обе знали, что я не против этого. С прошлого лагеря я вернулась легче на 3 кг, но тогда мне было как-то параллельно. А сейчас я надеялась похудеть, хотя сильно и не парилась на этот счёт. Был в том лагере один фетиш, картофельный… Никто не знал в чём дело, но ни одного дня мы не жили без картошки. Нам подавали её во всех видах, не буду даже перечислять. Один раз, разве что, подали картошку по-домашнему, с маслецом, с укропом, аж домом запахло. Но отнюдь туда не захотелось. Короче, картошкой мы были сыты по горло. Одни смельчаки даже пробрались вечером в столовую, и в меню, которое видит весь корпус, а это 18 отрядов, вместо «котлета с пюре» написали «пюре с котлетой». «Хотели, мол, подчеркнуть, как важно правильно расставлять приоритеты» — смеялись они. Ну и шуму же тогда было. Покушали с горем пополам. В холле, что сразу возле столовой, куча народу – все отряды вышли провожать своих. Что меня страшно раздражало, так это то, что уезжали мы все в разное время на протяжении дня – по областям. Кто-то уехал еще утром, представляю как это обидно, когда остаются все кроме тебя; кто-то – после обеда, как я, а кому-то пришлось сидеть до вечера в опустевшем здании. Не нравилось мне всё это. Но тогда мне было не до этого. Я стояла подле сумок, в страшном гуле от всех расстающихся детей. Я о чём-то задумалась и не поднимала глаз, меня даже немного раздражало, что они создают столько звука на ровном месте. Но тут я обвела взглядом толпу и увидела, что ко мне идёт моя вожатая, такая же прелестная девушка, как и наша плаврук. Они, кстати, очень хорошо общались между собой, и правильно, хорошие люди должны держаться вместе, чтоб давать отпор всяким жизненным пакостям. Смею сказать, что хорошо общалась вожатая и со мной. Наверное, мы и впрямь подружились за это время, по крайней мере, мне очень хочется в это верить. Эх, сколько раз я в памяти себе вырезала мудрые слова из маленького принца, но в конечном итоге я очень привязалась к ней. Так, что когда увидела её, поняла, что у меня из глаз катятся слёзы. Много ещё времени прошло, хотя тогда его категорически не хватало, а мы всё стояли, с нами уже были остальные вожатые и пару человек с отряда. Слёзы безостановочно катились, мы улыбались, когда смотрели друг на друга, эти заплаканные глаза — так глупо, и обнимались, опять и опять. И знаете что? Когда ты в последний раз обнимаешь человека, ты плачешь не от того, что представляешь свою жизнь без него или ещё что-то. На это просто не остаётся времени или сил. Ты прижимаешь его к себе и стараешься запомнить этот миг навсегда, потому что где-то глубоко уже заложено понимание того, что это больше не повторится. И ты не думаешь ни о чём, ты просто чувствуешь разлуку.
В общем, как-то так, наплакалась я тогда изрядно. Мне было очень грустно, а со временем, когда я успокоилась, мне стало немного приятно, что она тоже за мной плакала. Забавная картина случилась позже, мне, правда, тогда было совсем не смешно. Стояли возле корпуса две кучки людей. Собственно мы, кто отчаливал сейчас и не минутой позже и вожатые тех детей, которые отчаливали. На нас уже накричали какие-то люди, чтоб мы отошли от вожатых и нас могли нормально сосчитать. И мы, словно малые дети, стояли и плакали, без возможности вернутся к мамочкам. Вожатые в свою очередь не отрывали от нас своих взглядов, так и стояли с красными, заплаканными глазами. И вот, какой-то мужчина махнул рукой нашей толпе детей, что значило, что у нас не осталось больше ни секунды. Отвратительный момент. Нужно было повернуться спиной ко всему и всем и уходить, надеясь, что тебя провожают взглядом.
Теперь нужно сказать, что лагерь устроен так, что для того чтоб попасть на автобусы нам пришлось идти на нехилую гору. То есть, наш корпус, да и все здания, в которых мы бывали, находились на самом берегу, а вход в лагерь с вывеской «Молодая Гвардия Лучший детский лагерь Украины» был в противоположной стороне, наверху какого-то холма. И представьте себе такую картину: в знойный день, где жара поглощает все звуки и мысли, по склонной дорогое идёт кучка детей. С громадными рюкзаками и сумками. А теперь нам выдали сух пойки, и пришлось находить руки, чтоб нести воду и пакет еды. Итак, тащатся на гору плачущие дети, согнувшись в три погибели под тяжестью сумок, то и дело, останавливаясь чтоб глянуть на то, что осталось позади. Ей богу, очень уж забавно всё это выглядело со стороны, особенно если знать что эти дети всего -на-всего уезжают из лагеря, а не отправляются в детдом. Думаю, директрисе бы очень понравилась такая картина, она бы даже велела повесить такую у себя в кабинете, где, по её рассказам, живёт ещё попугай и черепаха. Просто, ей должно было понравиться, что дети так привязались. Хотя она была очень уж странная женщина преклонных лет. Мне она не очень-то нравилась. Несколько раз она проводила нам собрания в киноконцертном зале, где часами читала нам морали. Мега нудно. Пару раз она запералась в нашу комнату после отбоя. Такая вот она важная особа. Зайдёт, включит свет и горлопанит на всю глотку, что у девочки печенье на полочке лежит. Причём доставалось всем — и нам, и вожатым. И не уходила же пока не уберёшь всё начисто, и неважно было, что уже двенадцатый час. Как-то раз нам сказали, что она запретила вожатым обниматься подолгу с детьми. Чёрт её знает, что она себе там надумала тогда. Но вожатым она объяснила это как то, что дети могут это неправильно понять. Эх, была бы у меня возможность сказать ей своё мнение по этому поводу, я бы сказала, что мы в Европе и боятся нечего. Я так говорю во всех непонятных случаях, и знаете, очень хорошо разряжает обстановку. Но такой возможности у меня не было, и лишь потому, что она не спрашивала моего мнения, а видела я её каждый день. Она выходила на пляж, ставила свой раскладной стульчик и следила за бедными вожатыми как стервятник, — всё ждала, что кто-то где-то обложается. Вожатые от неё получали изрядно. Но на этот запрет они отреагировали, как и мы. Короче, первый раз ей не удалось на нас повлиять. Странная женщина, как ни крути, странная…
И так, мы уже покидали свои чемоданы и зашли в автобусы. Никто ни на кого не смотрел: кто уставился в окно, кто сверлил бездумным взглядом потолок или сиденье соседа спереди. В такой мрачной тишине мы доехали до поезда. Кто-то всё ещё тихо всхлипывал. Мы ехали тем же составом, что и в лагерь, так что можно было увидеть знакомые лица, да и в лагере пересекались не раз. Была там девочка, совсем маленькая и хрупкая. Когда мы ехали только туда, она всю дорогу плакала, потому что хотела к маме. И не мудрено – совсем же малое дитя ещё. Как мы её только не пытались успокоить, и сколько глупостей наговорили, пытаясь её переубедить – хотели вдолбить, что в лагере будет очень хорошо. Так она помимо всего вообще не ела и не разговаривала, и никак на нас не реагировала. Страшновато. Заметила я её на обратном пути уже в поезде. Решила подойти, обрадовать – сказать, что скора маму увидит, смотрю – а она опять плачет. «Что же это такое? Кто обидел мою маленькую принцесску?» — с притворным гневом спрашиваю я и оглядываюсь в поисках обидчика. Потом опять смотрю на неё – молчит. От девочек постарше узнала, что теперь она не хотела уезжать из лагеря. И опять всю дорогу дитя в трауре. Ну и смеялась же я тогда. Больно уж странные существа эти маленькие дети.
В поезде всех немного «попустило» и хоть мы все и были с разных отрядов, принялись обсуждать былые деньки, потому что понимали, что такой возможности уже не представится. Все равно будем в разных городках, хоть и близко, а больше родственных душ не будет рядом. У меня было что рассказать, да и слушатели были. В лагере я зря времени не теряла, успела запереть одну из моих вожатых на балконе вместе с мальчиком из соседнего отряда. Он был головы на две выше неё, да и вширь тоже ничего и как-бы умственно отсталый. Да. Некрасиво так говорить, но он держал в ужасе и отвращении весь этаж не исключая вожатых. Такой себе тупой бугай. Это была последняя дискотека, которую мы устроили в своём холле у себя на этаже. Вообще это запрещено, но тогда на 4 отряда осталась одна вожатая и у неё не было особого выбора. В общем, произошло всё быстро: раз и она заперта на балконе с тем мальчиком. А у него ещё была такая манера, до отвратительности странная. Свои вещи, которые он якобы стирал (на самом деле он просто их мочил), он, не выжимая нёс на балкон, причём не на свой (у нас в каждой комнате был балкон), а на вожатский, там, где холл. И в тот день фортуна повернулась к моей вожатой, и он вышел на балкон вместе с мокрющими вещами. А вместо того чтобы повесить их, он начал их вытряхивать, да так, что брызги летели во все стороны на 3 км. Вожатая сползла по стеклу с видом человека, который потерял всю надежду и сказала, что ненавидит меня. Не подумайте что я совсем обезбашенная, я понимала, какая ответственность на ней лежит и уже хотела было открыть дверь. Но я была не одна. Дверь подпирал мой друг, а в холле громко играла музыка. И не успела я попросить его уйти, как вижу, что она уже перелазит на соседний балкон. Это означало лишь то, что через минуту она выйдет из соседней комнаты в холл, и мы получим по первое число…
Она злилась на меня весь следующий день, но я заобнимала её и в итоге она просто махнула рукой на это всё. Я боялась, что она не придёт меня провожать, но она первая побежала ко мне обниматься. Так что эту историю, я считаю вполне удачной.
— Ахахах, ну ты молодееец, что сказать.
— Та да, весело.
— Хмм, может, ещё чего расскажешь?
— Та ну, народ, не поздно уже, а? – я посмотрела в окно, где от заката осталась только оранжевая полоса на горизонте, выше небо уже было темно синее и виднелись первые звёзды, — Ладно, что уж терять. Откройте только форточку кто-нибудь – жарко.
Вы, должно быть, знаете, как устроены наши поезда. Это прям как игра на выживание. Мы ехали в плацкарте в конце июня, было жарко, было невыносимо душно. Ещё и на одном квадратном метре собралось около 10 человек. Кто-то подошёл к окну, если такое выражение здесь уместно, стоять было очень неудобно, как минимум потому, что твоя голова находилась на уровне вторых полок и ты должен был лицезреть чей-то зад, и с усилием потянул за ручку вниз. Ага, не тут-то было. Ещё пару человек присоединились, и окно со скрипом съехало вниз. Но как только свежий ветерок дохнул нам в лица, окно с тем же омерзительным звуком начало закрываться. Пришлось всунуть туда полную бутылку колы, пустую оно бы просто сдавило как профессиональный пресс. Вроде разобрались, главное теперь чтоб бутылка не выпала наружу – поезд очень трясло. Все замолчали и уставились на меня.
— Да я и не припомню сейчас что-нибудь смешное, — как-бы оправдываюсь я, — разве что, вы видели на пляже столпотворение детей, которые стояли и обнимали друг друга?
— Я видела, — восторженно говорит девочка из 6 отряда, как-бы радуясь, что она наконец тоже в деле, — так это были вы??
Дааа, это был один очень мрачный день. Тут тебе и тучи и ветер холодный, но мы всё равно купались. А как вылезешь из воды, мурашки пробирают. Бр-р-р. Так и стояли бы мы по одному, закутавшись в полотенца, и тряслись бы как осиновые листочки на ветру, если бы мне не взбрело в голову сказать что-то вроде: « а давайте как пингвины кучьковаться, так же теплее! ». В центре оказались наша вожатая и плаврук. Выглядело всё довольно странно: у всех на плечах остались полотенца, так что, обняв друг друга и сделавшись плотной кучкой, мы ещё и укрылись от ветра расправив полотенца. Попробуйте представить в общем, зато нам реально стало тепло. Интересно то, что все события крутились вокруг моей вожатой и плаврука, замечательные люди, что сказать. Без них эта смена для меня потеряла бы всякую ценность.
— Сейчас мы могли бы быть на дискотеке.
— Или на огоньке.
— Интересно, а что сейчас делают наши вожатые?..
Дальше я не слушала. Людей поубавилось – младшие уже пошли спать. Все кто остались умолки – видимо начали скучать или вспоминать что-то очень приятное, но некоторое время мы провели в молчаливом понимании друг друга. Я взяла блокнот и ручку – у меня часто появляются идеи что написать, чаще всего это маленькие рассказики, основанные на чувствах.
«Вот серое от пыли окно, обрамленное старым деревом. Поезд мчится без остановок, пошатываясь из стороны в сторону, будто хочет поскорее увезти нас как можно дальше от всего такого родного и любимого. Душно. То ли от того, что лето, то ли от того, что в горле застрял ком плача и слёзы наворачиваются на глаза. Не знаю. Но от этой духоты страшно путаются мысли. За окном закат окрашивает небо в кровавые цвета. Мелькают одинокие деревья, золотистые поля – всё как полагается. Мелькают перед глазами воспоминания. И опять становится душно. Всё что недавно было твоей, теперь только воспоминания. Ты ещё помнишь, как обнимал дорогих тебе людей… и смотрел в их заплаканные глаза в последний раз.»
Перечитала ещё раз – терпимо думаю я и откладываю блокнот с чувством облегчения.
— Эй, ты там что-то написала, дай почитать, пожалуйста.
Немного подумав, протягиваю ему блокнот.
— Читай вслух, нам тоже интересно.
Окей, кажется, им нравится. Они листают блокнот и по очереди взахлёб читают мои записки. Не буду скрывать, это приятно смотреть на их живой интерес. Правда, я всегда боялась, что люди делают это из вежливости.
Свет в вагоне уже давно потушили, но спалось, знаете ли, ужасно. Точнее вообще не спалось. Девочка, что спала на соседней полке, засунула под подушку фотографию отряда. Мило конечно, но я на такое не решилась бы. Сто процентов там бы моё фото и осталось. Я уже переделала все, что только можно сделать в кромешной тьме, в вечно трясущемся жарком поезде. Хотя, ночью жара начала спадать. Я посмотрела на время – час ночи. Ещё чуть-чуть и утренний сладкий сон захватит и моё сознание. А пока мне тоже очень захотелось посмотреть хоть на какие-то фотки. Фотографии, думала я, — единственное доказательство того, что это всё мне не приснилось. Людям очень нужно быть уверенными, что хорошие моменты в их жизни были, а соответственно — и будут. Кто-то родился с осознанием того, что это – простая истина, кому-то нужно об этом напоминать. И благо, что для напоминания таких простых, но жизненно важных вещей человечество изобрело телефоны и фотокамеры. Всё это пронеслось в моей голове, и я хотела было черкнуть что-нибудь в блокнот. Но вместо него я нащупала телефон, и поток фотографий, а с ними и воспоминаний, полностью поглотил моё внимание. Похолодало прилично. Откладываю телефон и наконец закрываю глаза. Нервный смешок вырывается из груди. Нет-нет-нет, я не буду грустить по всему случившемуся со мной за эти 3 недели. Это же глупо. Лишь одно воспоминание, самое дорогое и я усну…
Да, конечно, я помню этот вечер. Если убрать стаи голодных комаров, то я без сомнения назову его волшебным. Нет, ну честно. Мы возвращались с вечернего огонька и тьма была непросветная. По крайней мере, у нас, внизу, под кронами мирно дремлющих деревьев. Тишину и мрак, так прелестно сочетающихся, можно было пощупать и непременно ощутить. Если поднять голову, то звёзды светят так ярко, что хочется протянуть к ним руки. А над морем висела кровавая луна необъятных размеров. И по чёрному морю к ней шла бледная тропинка, как-бы маня за собой. Все притихли. Природа оказала чудодейственное влияние на людей. Все разбились по кампаниям и парам, дело было уже под конец смены и каждый прекрасно знал с кем бы он хотел очутиться в этот волшебный миг. Интрига-а-а-а. Конечно же, я шла одна. Меня это ничуть не смущало. Я лишь не могла оторвать взгляд от луны, всё думала, неужели она так близко? Мы уже приблизились к корпусу. Огромное, внушающее 4-ёхэтажное здание, и каждое окно светится огоньком. Чудесное зрелище. Видно было только силуэты, и я с интересом рассматривала кто и с кем, пока мы медленно шагали по тротуару. Я задержала взгляд на парне, с которым очень хорошо общалась последнее время. Он шёл за руку с моей соседкой по комнате. «Больно надо» — насмешливо фыркнул голос в моей голове и я согласилась. Немного очнувшись от мыслей, я поняла, что ко мне кто-то приближается. Оууу, это была моя вожатая. Сейчас опять начнёт говорить, что мне обидно из-за этого парня. Честное слово, я несколько недель боролась с ней и теперь нам нужно будет ещё раз непременно встретиться, чтоб я доказала обратное) Но она просто взяла меня за руку. Теперь я шла уже не одна. Не то чтобы я была против одиночества, но на этот раз появился слишком весомый противовес. Каждая молчала о своём и наблюдала за этим сумеречным и сонным карнавалом природы. Тогда, наверное, я и поверила в волшебство.
У каждого человека в жизни случаются такие моменты, когда он понимает, чувствует нутром, что он жив. И для каждого они свои. Проблема лишь в том, что люди перестают чувствовать это с возрастом. На работе, на кухне с горой немытой посуды сложно поймать это осознание. А вот нам, подросткам, гораздо легче. Разве что нам нужны люди для этого. Жизнь будет идти своим чередом. Но в какой-то определенный момент все обстоятельства сложатся как кусочки пазла – люди вокруг тебя, место, где ты есть, да и кто ты есть в этом месте, обществе. Всё это совпадёт и запустит механизм в твоей грудной клетке, там зародиться чувство, что ты живёшь, что ты проживаешь именно эти секунды. Потом это чувство разольётся по всему телу, и ты поймёшь, что ты счастлив.
В моей жизни было всего несколько таких моментов. Первый, который я помню – как мы с моей лучшей, на то время, подругой ходили на Донец. Солнце было беспощадное. Мы решили пойти к Донцу в самый разгар лета, а идти надо бы около часа. Путь наш лежал вдоль дороги, я бы даже сказала по обочине, где не было ни единого кустика или деревца. Купальников мы с собой не брали, да и вообще поход этот был не запланированный. Я проклинала всё на свете, когда мы, изнеможённые, вернулись в город. Мы сидели на лавочке в густой тени, и я разминала онемевшие от усталости ноги. Тогда она была рядом, такая же уставшая. Но она не злилась, она вообще редко воспринимала неприятности всерьёз – замечательная черта характера. Тогда я почувствовала что живу, проживаю эту жизнь с тобой. Это была одна из тех сложностей, которые мы преодолели вместе. Жаль, что ты это не прочитаешь. Вредная. Спасибо за всё и прости за это же.
Второй раз я была уже совсем в другой кампании. Это были самые первые дни весны. В затемненных местах можно было найти последний снег. Но солнце уже пригревало, так приятно. Мы всего лишь сидели на лавочке в парке. Прижались все друг к другу, чтоб было теплее, и щурились, улыбаясь солнцу. Это собственно всё. Мне больше ничего не понадобилось, чтоб это чувство пришло. Ощущение что я живу. Только люди. В конечном итоге от нас ничего не осталось. Они сделали мне очень больно, но я пытаюсь быть благодарной, что смогла с ними почувствовать это.
Ну и третий раз я уже описала, насколько можно красноречивее, насколько хватило сил. Интересно подметить, что ни одного человека, который дарил мне этот кусочек счастья, понимание, что я жива, не осталось со мной. Значит, можно предположить, что я морально мертва… Ох и получу же я от Ди, когда она это прочитает.

— Подъём, сони! Поезд через 15 минут прибывает, чтоб через 10 стояли мне все как солдатики готовые!
Интересный факт, что голос, которым тебя будят, будет казаться неприятным, даже если это сама Пенелопа Крус, что уж говорить про нашу сопровождающую в леопардовой майке. Мда. О дальнейшей моей части путешествия я сочту нужным промолчать. Добирания до автовокзала в 5 утра. Едва живая общественная междугородняя маршрутка. Ещё и наушники поломались. В критические моменты, такие например как, когда бабка в маршрутке начинала кричать, что я неправильно сижу на купленном мною месте и мешаю ей дышать, я закрывала глаза и повторяла себе: «оно того стоило». И в этом я была права.
Когда я наконец, вышла в своём «любимом» городе, мне показалось, что эти два дня по мне топталось стадо слонов. Вызвала такси и уже через 15 минут была дома – не то чтобы я была очень рада, но отдохнуть хотелось смертельно. Зашла в комнату, и спать перехотелось – каждая чертова вещица стояла на другом месте. Сколько споров я переспорила с родителями, чтоб они не вторгались в мою комнату и не устраивали там разгром, как сумасшедшие викинги. В каждом справочнике добросовестного родителя пишут, что подростку нужно личное пространство, и появляться там нужно как можно реже и как можно более учтиво относительно нас. Видимо, моя мама читала какие-то другие справочники, если вообще читала. Но каждый раз, когда она входит в комнату, она будто делает всё возможное, чтоб я на неё сорвалась. К счастью, за долгие годы сноровки я научилась сдерживаться. Но зачем, скажите мне, зачем она каждый раз переставляет рамку, открывает шторы или делает ещё что-то максимально мне отвратительное? Такова родительская натура, и злится на них за это, конечно же, нельзя.
Короче, первые несколько часов дома я убиралась в комнате. Странно, не так ли? Но зато потом, в моей комнате, где всё было так, как мне этого хотелось, я достала из рабочего стола пустые рамки, вставила в них распечатанные по дороге фотки с лагеря, и рамки заняли почетное место на полочке, вместо телевизора. Я прилегла на кровать и была довольна тем, что их видно и оттуда. Проснулась я от того, что кто-то гремел посудой на кухне. По словам мамы, она пыталась делать это как можно тише. Каждый раз я возвращаюсь из лагерей в прескверном настроении, мама это уже запомнила и сильно не докучала мне вопросами. Жаль только, что она даже не пыталась понять почему. В общем, она налила мне холодной окрошки и сказала, что через два дня мы уезжаем на море с бабушкой и дедушкой. Хм, ну ладно, что мне терять. Я могла бы спешить к друзьям, но теперь такой надобности нет, как и друзей, так что, я не возражала.
В Бердянске, куда мы поехали, очень хорошо, так, что душа радуется. Не знаю в чём дело, но в этом месте я могу найти себя. Тут мы отдыхаем уже 10 лет подряд. Вы только вдумайтесь, десять! И каждый раз мы едем на косу – самая отдалённая точка городка, снимаем домик в частном секторе и наслаждаемся жизнью. Это почти как ехать в село к бабушке, только тут ещё море и никаких обязанностей. Место, где мы жили, для меня с каждым годом становится всё более магическим, наверное, потому что я уже давно изменилась, а оно – нет. Всё те же громадные морские булыжники, раньше я просила папу подсадить меня, а в этот раз все вечера просиживала на них совсем одна. Тропинка между полевыми травами и через пять минут ты на пляже. В этих двух местах – теплые от летнего солнца булыжники и тёмный безлюдный пляж, я проводила каждый вечер. Сколько дум я успела передумать. Помню, как раньше мама вечером посылала меня на улицу с кем-нибудь знакомиться, детей тогда было гораздо больше, чем сейчас, чтоб я не жаловалась, что мне скучно. Иногда мы выезжали на набережную. В детстве я без всяких сомнений сравнила бы её с Диснейлендом. Я обожала сувенирные лавки там, да и сейчас я всё время замедляю ход, когда иду мимо них. Столько интересных штуковин. Правда, продавцы на меня искоса смотрят – там всё для детей. Тогда я зову маму и говорю, так чтоб они слышали: «смотри, мне кажется, сестричке это можно было бы купить». Тогда мама смотрит на меня так странно, и мы идём дальше. Наверное, дело в том, что я единственный ребёнок в семье. Но, моё любимое место на набережной – кресло желаний. Из года в год я загадывала раньше одно и то же желание, такое глупое и по-детски искреннее. В конце концов, оно сбылось. Без понятия как так могло получиться. Но… чёрт бы побрал мои желания. В этом году я загадала ещё одно. Наверняка тоже глупое и образованное лишь на эмоциях. Но почему-то я уверена, что в жизни только одна мечта может сбыться по щелчку пальцев. На вторую мне, как и всем, кто истратил свою первую на какой-то бред, не стоит полагать особых надежд. В общем как-то так. Неделя наедине с родственниками, после лагеря – очень яркий контраст.
А потом началось то лето, которого я боялась больше всего. За один прекрасный месяц пришлось расплатиться одним, настолько же отвратительным. Дни тянулись необычайно нудно. Лишь изредка городской шум и жара уступали летнему дождю. Один скучный, одинокий день сменял другой, а я выходила из комнаты только чтоб помочь маме донести сумки с магазина. Так прошёл 31 день. Я просто сидела в своей комнате, прочла много книг, даже написала одну «книгу», повторяла английский, изредка, и рисовала. Не получила ни одного сообщения от друзей, точнее уже знакомых. Я всё мечтала вернуться в то место, где мне казалось, что у меня есть друзья – в лагерь. Потому что, не отрицайте, там всё так искусно подделано, что и правда веришь в эту иллюзию.
Но, как ни крути, лето пять прошло очень быстро. Это парадокс на долгие века. Каждый из нас жалуется на быстроту течения времени летом. А ты попробуй наполни это быстролётное лето такими событиями, чтоб в памяти они остались на долго. Чтоб однажды зимним холодным вечером ты наткнулся на воспоминания, обличённые в фотографии, сумасшедшие видео и браслетики на память. И тогда подумал, да, это лето воистину было, короткое или долгое, но я помню насколько яркое. Потом ты схватишься за карандаш, а под рукой окажется только упаковочная бумага со снеговиками. И на ней, неровными буквами ты запишешь всё то, что сделаешь следующим летом. Туда ты впишешь то, что вспомнил из прошлого лета и ещё немного из будущего…
Я вам написала про своё лето, чтоб вы поняли, что не всё оно было идеальным. Это — моя летняя история. Вам же советую взять её на заметку, приправить по вкусу и взорвать следующее лето, хотя, время ещё есть и на это. Уже через две недели я отправлюсь с родителями в отпуск. Там меня ждут горы и прозрачная морская вода, а ещё фьорды и конечно же дьюти фри. Это лето не было идеальным, но если собрать всё хорошее, то зимним вечером мне будет что вспомнить. Я как-нибудь буду пить какао, и где-то в памяти, далеко-далеко, услышу лагерную песню и шум дружеских голосов на огоньке, потом несомненно увижу и услышу море, оно будет разное, то, где я с друзьями, то, где я уже 10 лет подряд и то, которое мне пришлось увидеть впервые. Всё это будет в памяти, и мне придётся поверить, что оно было на самом деле. И я буду благодарна людям, из-за которых я помню именно это лето и подвергаю сомнению самые счастливые моменты моей ничем не примечательной жизни.