Проще простого

== I ==
Голос декана становился всё глуше и глуше, пока совсем стал не слышанным. Впрочем, как и все остальные шумы, наполнявшие аудиторию. И перешептывание девчонок, и шорох тетрадных листов, и, едва уловимые, стуки игральных карт. Всё осталось как будто в ином мире. И в этот вакуум нахлынули тишина и мысли. Совсем не весёлые мысли, которые навевали чистый лист бумаги и «хвостик» Александры Салтыковой, маячащий перед глазами.
«Странно всё в этой жизни. Всё странно. Совпадения, обстоятельства, парадоксы. Жизнь выделывает такие кренделя, что диву дашься. Ещё вчера казалось, что это из области фантастики, а сегодня принимаешь как должное, нормой или просто обыденностью. Серость. Ничто уже не удивляет тебя, и приходит скука. А уж любовный треугольник – низшая форма интриги. Куда круче четырёхугольники, пяти, шести, многогранники» — Степан нарисовал на листе шестигранник, описал его пятигранником, и пока не дошел до классического треугольника. Обозначив его вершины латинскими буквами «А», «S» и «К». Александра, Степан и «крутой». Он так называл парня, ибо не знал ни имени его, ни фамилии. В мыслях он любил разговаривать сам с собой, при этом успешно оспаривал противоположные точки зрения. Вот и сейчас он стал дискутировать:
— Как зацепить девчонку?
— Ей надо понравиться.
— Вот и я спрашиваю: как?
— Во-первых, девушкам нравятся состоятельные упакованные парни, способные купить, даже в лютые морозы, шикарный букет цветов, оплатить ужин в престижном ресторане, прокатить на своём авто.
— Это мне не грозит. Единственная роскошь – это мои часы, подарок родителей, копившие на него несколько лет.
— Тогда, внешность.
— И здесь облом, — Стёпа вздохнул вслух. — Не высокий. Неспортивно сложенный. Не красивый. Близорукий.
— Может быть, тогда красивый поступок?
— Да? Хм! Драться я не умею. Стихи декларировать – талант отсутствует, ди и не знаю ни одного я наизусть. Подвигу, конечно, всегда есть место в жизни. Да только, видимо, не в моей. Я – типичная неприметная личность в серой однотонной толпе.
— Тогда не видать тебе Шурочку.
— Она не любит, когда её так называют.
— Тем более не видать. Ты же сам был свидетелем, кто её встречает после лекций. Иномарка, цветы, сам – с обложки модного журнала. Ты рядом с ним…— Стёпа не нашёл подходящего сравнения, и добавил со злом. – И имя у тебя, скажем так, архи смешное! И фамилия ему под стать!
Оторвал Степана от дальнейших рассуждений звонок. Весь тетрадный лист был разрисован замысловатыми рисунками и орнаментами из геометрических фигур. Он так расстроился, что не пошел сопровождать на почтительном расстоянии Салтыкову. Не хотелось еще раз увидеть парня на иномарке.

== II ==
Степан жил в одной комнате с двумя братьями. Валерий – студент четвёртого курса, и одногруппник Сергей. Оба коренастые, атлетически сложенные выступали в роли полного контраста со Степой. Братья много читали, усердно занимались науками и спорили довольно часто. Споры большей частью носили интеллигентный характер, без взаимных оскорблений и обид. Степан любил такие минуты, слушал внимательно различные точки зрения, не всегда понимая вообще суть разговора. Они заваливали друг друга в качестве аргументов термины и афоризмы философов, поэтов, художников, которые достаточно редко встречались в повседневной жизни. Сегодня спор полился на вполне понятном языке и на тему, так волнующую его самого. Пожалел, что за чтением романа пропустил зарождение разговора. Валера нравоучительно твердил братишке:
— Шопенгауэр говорил, что каждый принимает конец своего кругозора как конец света. Так что, зря ты, Серега, так глубоко увлёкся изучением французской литературы XIX века. Допустим: на протяжение всей своей жизни ты добьёшься своего. Будешь знать об этом всё, абсолютно всё. И поняв это, ты погибнешь, как личность. Надо быть многогранным.
— Знать физику, химию, литературу и прочее, прочее только поверхностно? — возмутился Сергей. — А копнёшь поглубже? Ничтожество! Нет, я не согласен с тобой. Нельзя распыляться.
— Рассмотрим такой вариант. Встречаешься ты с девчонкой. И что? Ты думаешь, что ей будет интересно всю жизнь слушать только о Превере, Готье, Вийоне и Сюлли-Прюдоме? Нет же. От этого можно сойти с ума. Не зря же калейдоскоп постоянно крутят. Вот я совсем другое дело. Сегодня мы разговариваем о поэзии, завтра о звёздах, на очереди искусство, спорт, философия, природа, грибы.
— Охладись, — остановил его пыл Сергей. — Не собираешься ли ты перечислять мне всю энциклопедию? Ты мне лучше скажи, вот Степан. Он много читает. Разнообразную литературу, я наблюдал. Исторические романы и фантастика, проза и поэзия, философия и фольклор. А до сих пор не сумел охмурить ни одну девчонку.
Валера внимательно посмотрел на Степана, словно впервые видел его. Под этим взглядом Степан почувствовал себя неуютно, ладони вмиг стали влажными, и сердце изменило ритм.
— Степан читает много, — согласился Валера. Говорил так, словно тот отсутствовал в комнате. — Но у него ничего не откладывается в голове. Он просто убивает свободное время. Чтение ради самого чтения, а не ради самосовершенствования. Главное слово – убивает!!! А это преступление против себя. Ни роста, ни движения.
В комнате повисла тишина, только покой отсутствовал в ней. Степан мысленно «переварил» сказанное Валерой, и ужаснулся, понимая, что он прав.
— И что делать? — нерешительно спросил он.
— Надо выработать систему, откинуть всё ненужное. Надо укреплять свою память.
— А с девочками? — хитро прищурив глаза, поинтересовался Сергей.
— Привлечь внимание красивым и достойным поступком, — тут же, не задумываясь, ответил старший брат.
— А! — обречённо махнул рукой Степан, не желая больше дискутировать на эту тему.
В дверь постучали. Пришла девушка Валеры, и они ушли в кино. Сергей снова уткнулся в томик поэзии Готье, а у Степана вообще пропало настроение что-либо читать. Он просто лежал, рассматривая паутину трещин на потолке, и ни о чём не думал.

== III ==
Он возвращался с вечернего сеанса, и зашел по пути в небольшой ресторанчик купить сигареты. Он уже отходил от барной стойки, когда его окликнули. Степан обернулся, оглядел зал, и увидел Шурочку. Она помахала ему рукой, приглашая за свой столик. Ноги предательски вдруг сделались ватными и непослушными. Пришлось оставить куртку в гардеробе и пройти в зал.
— Привет.
— Привет. Садись.
Степан сел, чувствуя себя неуютно. Даже очки запотели, хотя в зале была комфортная температура. К ним тут же подскочил официант:
— Ваш кавалер подошел? Можете делать заказ. — И галантно протянул меню
Саша озорно посмотрела на Степу, лукаво улыбнулась, и, не заглядывая в меню, сказала:
— Салат из свежих помидоров, крабовый салат, люля-кебаб, форель под белым вином, «Мартини», «Нарзан», пачку «Marlboro» и на десерт ваш фирменное мороженое.
Официант вновь галантно поклонился, видимо одобрив заказ, и незаметно исчез.
— Я пойду.
— Сиди, — буквально приказала Саша, — на сегодняшний вечер ты будешь моим кавалером.
Первым порывом Степана было просто встать и уйти, желательно с гордо поднятой головой и независимостью в каждом движении. Да вот только Шурочка имела непонятную власть над ним. Тогда он решил принять её правила игры. Он расслабился, откинулся на спинку стула, протёр салфеткой очки.
— Хорошо. На вечер так на вечер. Да и от такого ужина просто грех отказываться. Правда, Шура?
Её глаза потемнели. Лёгкая тень улыбки, до этого касавшаяся губ её, угасла. Бровь элегантно дёрнулась. Степан понял, что девочке не понравилось его панибратство, «Шура» и развязность в поведении. Но она быстро взяла себя в руки, вновь улыбнулась. Принесли заказ, и Саша величаво махнула рукой:
— Командуй, кавалер.
— С удовольствием.
Их словесная, даже не совсем словесная, а какая-то невидимая со стороны, словно на другом уровне, перебранка продолжалась. На протяжении всего ужина. Говорили в основном об однокурсниках, деканах и лекциях. И хотя Степан был полностью согласен с её абсолютно правдивым мнением, упорно продолжал противоречить и доказывать обратное, не думая об абсурдности своих размышлений. Что-что, а это он умел. Подростковый «протест несогласия» не окончательно выветрился ещё. При этом он принципиально называл собеседницу исключительно «Шурочкой» и без разрешения «стрелял» дорогие сигареты. Саша злилась, но держала себя в руках, отвечая не менее колкими уколами.
И наконец, Александра встала. На это у неё было несколько веских причин. Она просто устала, боялась сорваться на наглого собеседника, и, в конце концов, её настоящий кавалер так и не появился в ресторанчике.
— Надеюсь, ты в состоянии расплатится? — и грациозно прошлась между столиками к выходу. Степана словно молния пронзила. Такого коварства он ну ни как не ожидал. Подошел официант:
— Ваш счёт, — протянул он бумагу, на которую Стёпа даже не взглянул.
— Вызывай милицию, — тихо и обречённо сказал он.
— Подставила? — догадался тот и так же тихо добавил. — Бывает.
Они оба немного помолчали, и каждый мысленно искал выход из сложившейся ситуации. Хотя обоим было предельно ясно, что мирно эта задача не решаема.
— Можешь расплатиться часами, — наконец, внёс предложение работник ресторана. Он сразу приметил и оценил дорогую вещь.
Не хотелось связываться с милицией, потом об этом станет известно ректорату института, потом вообще всем студентам. Перспектива – не приятная. Поэтому Степан расстегнул браслет и оставил часы на столике. Прислушался к себе, и поймал себя на мысли, что совсем не обижается на Александру. Удивительно и странно.
Он вышел на свежий воздух, и нос к носу столкнулся с ней. Оказывается, она его ждала! В своей стильной, облегающей, коротенькой куртке, которая подчеркивала идеальные формы, она была ещё более любимой и желанной. Стёпа просто вздохнул, понимая, что пропасть между ними невероятно глубока.
— Ты забыла сигареты, — он протянул ей «Marlboro».
Салтыкова уловила в его голосе перемену. В нем не осталось ни капельки заносчивости и насмешливости. Да только и радости это не доставляло. Даже наоборот. Какая-то непонятная и необоснованная грусть навалилась. Она вплотную подошла к нему, и взглянула прямо в глаза. Словно кто-то или что-то толкнуло в грудь. Нежность и очарование, восторг и любовь излучали эти глаза. Никогда до сей поры, она не встречала столь выразительного взгляда, такую гамму чувств. Она растерялась и никак не могла отвести взгляд от глаз его.
— Твой кавалер приехал, — тихо сказал Степан, возвращая девушку в реальность.
Саша обернулась, и увидела подъезжающую иномарку. Снова взглянула на Степана, и всё же задала вопрос, который весь вечер так и не решилась произнести:
— Говорят, что я тебе нравлюсь.
— Я люблю тебя. — Ответил Степан, и, обернувшись, он пошел прочь, ускоряя шаги. Ему не хотелось встречаться с её суперменом. А зря. Если бы он хотя бы на миг оглянулся, то увидел, что Саша как-то безрадостно приняла букет цветов и отстранилась от поцелуя.

== IV ==
В актовом зале, забитом студентами и гостями, витал хвойный аромат новогоднего праздника. Официальная часть закончилась, и теперь костюмированный бал-маскарад вступил в свои права, грозясь растянуться до самого утра. Мелькали маски, шуршала мишура, взрывались хлопушки, разбрасывая конфетти. Хвойный запах огромной ели смешался с запахами парфюмерии, мандаринов и сгоревших бенгальских огней. Конкурсы сменяли друг друга, не оставляя никого равнодушным. Кто-то из организаторов вспомнили игру в почту. У каждого участника праздника был свой индивидуальный номер, прикрепленный либо на груди, либо вообще написан губной помадой на щеках. При желании можно было отправить адресату открытку или записку, поручив это нескольким «Печкиным», самым знаменитым почтальонам страны.
Степан ничем не выделялся из общего ликования и праздности. Настроение было отличное. С тех пор, как признался Шурочке в любви, он успокоился. Не так болезненно реагировал на прежних переживаниях и комплексах. Своё состояние он определил так: «Ушла влюблённость. Время извержения чувств, когда одновременно поднимается температура, давление, адреналин в крови. Пришла любовь. Спокойная, умеренная, глубокая».
Печкин оторвал его от танца.
— Вам письмо
— Заказное?
— Воздушный поцелуй. — Почтальон был женского пола. Обменялись лишь улыбками и поздравлениями.
Степан развернул лист бумаги и прочитал:
«Жду тебя в бытовке третьего этажа.
В два часа».
Почерк был явно женский, чуть-чуть испорченный конспектами.
— Ни чего себе! — присвистнул Степан. — Неужели кто-то положил на меня глаз, затуманенный шампанским. А может это чей-то розыгрыш?
И тут же отругал себя. Ну, нельзя же, в конце концов, во всём искать пессимистический подтекст. Когда-нибудь ведь должно было закончиться полоса невезения. Так почему это не может произойти в новогоднюю ночь. Ночь, когда исполняются мечты. Ночь романтики и чудесных приключений.
Он открыл дверь в бытовку и после света не сразу заметил в темноте фигуру девушки. Что это была представительница прекрасной половины человечества не вызывало сомнений. Она стояла около окна, и слабый свет уличного фонаря освещал её фигуру. Отражал блики в мишуре, которая была вплетена в волосы девушки. Степан не стал включать свет. Он только мог помешать столь неожиданному романтическому свиданию. Он подошел, и девушка тут же обернулась. Это была она! Шурочка!
— Ты? — и удивлённый, и радостный возглас вырвался у него из груди.
— Я. — тихо ответила Саша.
— Привет, — он растерялся настолько, что кроме приветствия ничего больше не нашел что и сказать.
— Привет.
Они смотрели друг другу в глаза и молчали. Степа ни как не мог поверить своим глазам. Поверить тому, что Саша сама пригласила его сюда.
— Скажи, ты обманул меня тогда? У ресторана? — глаза её были почему-то грустными, грустными.
Он понял сразу, что именно она имеет в виду.
— Почему?
— Ты перестал тайком провожать меня. Перестал на лекциях смотреть мне в затылок. Да и разговоры о твоём увлечении мной перестали бродить по комнатам и коридорам института и общежития. Может, ты обиделся за это? – она протянула ему его же часы, которыми он расплатился за ужин. И вновь она столкнулась с ним взглядом. И вновь его глаза так много говорили и обещали.
А у него в душе вдруг что-то щелкнуло, и разлилось по каждой клеточке. Необычную лёгкость, даже космическую невесомость почувствовал он.
— Слышишь? — тихо прозвучал вопрос.
— Что? — так же тихо задала она встречный.
И Степан начал говорить то, что он сам от себя не ожидал. Даже не подозревал, что способен на это, что-то где-то в подсознании хранились эти слова. Говорил он тихо, делая между предложениями театральные, многозначащие паузы:
— Слышишь, как сверчки стрекочут под плинтусами?
Как жалобно курлычут птицы, покидая свои дома?
Как кузнечики в траве стучат молоточками, куя своё счастье?
Как снежинки, падая на фонарь, испаряются?
Как опавшие листья шепотом рассказывают свои тайны?
Как огонь в камине трещит, словно жалуясь на нашу неблагодарность за теплоту?
Как скрипит перо поэта?
Как сыпется песчинки в часах?
Как лопаются пузырьки шампанского в бокале?
Как журчит речка подо льдом, напоминая о себе?
Как перестукивает весенняя капель?
Как гномики звонят в колокольчики, заблудившиеся в подземелье?
Как волны, разбиваясь об утёс, разлетаются миллионами капелек?
Слышишь? Или думаешь, что я сошел с ума?
— Нет, — тихо и неуверенно ответила ошеломлённая Александра.
— А я всё это отчётливо слышу. Просто я люблю. Люблю самую прекрасную девушку на свете.
Он наклонился, обняв за талию, и прикоснулся к её влажным губам. И Саша ответила на поцелуй, не оттолкнула.

Ни роскошь, ни подвиг, ни красота. Ни что не сравнится с взглядом и словами, наполненными нежностью и любовью. Что может быть проще простого? Лишь сама простота!