История одного знакомства

Весна. В городе уже почти нет снега, асфальт подсыхает, и если долго идти в одном направлении, то солнце здорово греет спину.
Я — семнадцати летний мальчишка, спешу в гости к своей любимой девушке. В том, что это любовь, нет ни капли сомнений, сколько бы у меня не было девчонок, каждый раз я был уверен, что это навсегда. И вот сегодня, меня впервые пригласили официально. Это значит, что я наконец-то познакомлюсь с ее отцом. Это событие здорово щекочет мои нервы, но как не странно, я почти не боюсь, в глубине души я уверен в своей неотразимости и просто не могу поверить, что способен кому-то не понравится. А еще эту веру подкрепляет — блок болгарских сигарет «Стюардесса» под мышкой, который я купил по случаю, и несу теперь в подарок Марининому отцу, как величайшую драгоценность. Иду я быстро и легко, размахивая букетиком невзрачных мимоз и стараюсь не выронить свои сигареты.

Я испытываю странное чувство от внимания встречных прохожих, это и робость и смущение и блаженство одновременно, ведь так много незнакомых, взрослых людей сегодня заметило, что я существую! Почти все поворачивают головы, провожают глазами, и улыбаются мне в след. Все это так ново, ярко и необычно, что у меня не хватает слов, что бы все это описать… Даже само время начинает вести себя странно. Я лечу как на крыльях, и все вокруг меня мелькает словно в огромном калейдоскопе, но останавливаясь, что-бы успокоить своё безумно бьющееся сердце, вдруг понимаю, что часы словно замерли, и до цели моего путешествия еще очень далеко.

С Мариной, мы встречались, или как тогда говорили: «ходили», уже около полугода, а это очень долго — особенно, если тебе шестнадцать. Во времена нашей молодости, дружить с девочками — значило очень много. Очень часто, познакомившись в школе, люди навсегда связывали свои жизни, и это считалось нормой. И если парень начинал встречаться с девушкой, а потом она ему вдруг переставала нравиться, и он находил другую, его тут же записывали в бабники и проходимцы. Ну а если себе такое себе позволяла девочка… Эпитеты для нее находили посильнее.

Ну вот и ее дом, вот подъезд, любимая лавочка, на которой впервые признался в своих чувствах.
Я посмотрел на часы фирмы «Луч», которые совсем недавно подарили родители на день рожденья. Было еще слишком рано. И я растянулся на деревянной лавке, нагретой весенним солнцем. Но чем ближе подходил назначенный час, тем тревожнее было на душе, и когда осталось пять минут до часа икс, я уже готов был все бросить и сбежать. И сигареты мне стали казаться совсем не уместными, и цветы — каким-то засушенным веником, да и сам я представлялся себе наглым мальчишкой. С каждой секундой мои сомнения усиливались, и не знаю чем бы закончилось мое ожидание, если бы не моя любимая. Она словно почувствовав мои терзания, решила выйти из дома, под предлогом отсутствия хлеба. Марина выпорхнула из подъезда, критически окинула меня взглядом, словно заботливая мама первоклашку, перед первой школьной линейкой. Я видимо не смог скрыть от нее своих демонов, и она строго спросила:
— Боишься? — ее вопрос был беспощадным, в своей прямоте.
— Нет. С чего ты взяла? — в том возрасте, для меня признать собственный страх было равнозначно смерти.
— Ну хорошо, пойдем за хлебом сходим, а то я позабыла купить. — продолжила она после некоторого молчания

И мы направляемся с ней в огромный гастроном, расположенный неподалеку. Он совершенно пустой, и хлебный отдел расположен почти в самом конце. Нам приходится проходить сквозь ряды пустых прилавков и накрытых клеёнками совершенно пустых витрин. И только центральные холодильники забиты майонезом в маленьких баночках, и банками с баклажанной икрой. Мы с Мариной счастливы, я стою и смотрю, как она деловито тыкает в буханки белого и ржаного хлеба огромной, никелированной вилкой. Мне это кажется очень забавным, и я глупо ухмыляюсь.
— Чего-ты? — спрашивает она оборачиваясь.
— Чего ты смеешься-то? Ну, что смешного? — она хмурила свои брови, и становилась очень похожа на свою маму, и это смешит меня еще больше.
— Да ни чего, представил, как мы будем вместе ходить по магазинам когда поженимся. — ответил первое, что взбрело в голову.
Лицо Марины вспыхнуло, но скорее от удовольствия. Она наконец-то решилась с выбором хлеба, и мы отправились на кассу.

Вырвавшись из строгости гастронома, где нас буравили недовольными взглядами целомудренные советские продавщицы, я начал свой обычный, бесконечный разговор ни о чем. То ли весна на меня так действовала, то ли я от природы был таким болтуном, но оставшись наедине с девушкой, или даже женщиной старше себя я мог вести непринужденную беседу бесконечно долго. Говорил о чем угодно, изображал манеру говорить и походку общих знакомых, рассказывал анекдоты, сочинял небылицы, иногда даже ходил на руках. Я только сейчас понимаю, что это было вдохновение, момент творчества. И если кто-то мог красиво рисовать, кто-то писать стихи. То я однозначно умел вызывать женский интерес. При чем, совсем не обязательно, что всем я нравился, но вот рассмешить я мог любую.

Мы подошли к подъезду. Марина, резко оборвав меня, вдруг заявила:
— Ты должен понравиться папе. Это очень важно.
Ее голос был таким озабоченным, а взгляд таким серьезным, что вся моя решительность — растаяла как утренний туман…
— Я постараюсь… — все что я смог из себя выдавить, хотя меня и несколько кольнула ее неуверенность, в моей профпригодности.

И вот открылась заветная дверь, за которой я надо сказать уже частенько бывал, но только в отсутствии папы. С мамой мы были очень даже хорошо знакомы, но как я понял мамино отношение ко мне, пока не сформировалось. Она ждала вердикта Андрюши, так она называла мужа, гожусь я в женихи, или нет.

И вот и произошло такое волнительное долгожданное событие, её отец неожиданно появился в дверном проеме, при этом загородив почти весь свет, шедший от окна в комнате. В прихожей, как и в моей душе воцарился полумрак. Андрей Александрович, был высок ростом, широк в плечах, но не богатырского сложения, скорее поджарый. Ходил он слегка ссутулившись, не спеша, но во всей его фигуре угадывалась скрытая сила. Черты его лица были правильными, и он даже мог бы называться красавцем, если бы не высокомерно-презрительный взгляд, на все вокруг.
— Ну здорово, зятек! — произнес он насмешливо, и протянул мне руку.
— Здравствуйте — ответил, я как можно более бодро, но получилось видимо не очень.
— Вот папа, Вася тебе сигареты принес, которые ты любишь, болгарские. — это уже Марина вступила в разговор, видя мое полное замешательство.
— Сигареты? А где ты деньги-то на них взял? — вопрос поставил меня в тупик, и я готов был провалиться сквозь землю. Ну не мог же я ему сказать, что я на школьных обедах сэкономил…
— А он вагоны с мукой ходил выгружать, заработал — снова спасла меня Маринка.
— А, ну если вагоны… Спасибо тебе. — он даже не пытался прикрыть своего сомнения в источнике моих доходов.
— Ну проходи, гостем будешь! — произнес он так же, насмешливо-снисходительно.

Мы прошли на кухню, где уже суетилась Маринина мама, накрывая на стол.

— Ну-с, молодой человек, и чем ты собираешься заниматься после школы? -спросил, он после того как мы втроем уселись за стол. Тут мне стало окончательно ясно, что Андрюша, любил брать быка за рога…
— Не знаю, пока еще не решил… — промямлил было я, но получив чувствительный пинок под столом, добавил:
— В военное училище собираюсь. — и сам удивился собственной наглости, ни в какое училище я не собирался.
Мой ответ, даже Маринку застал врасплох, и она не удержалась, и выдохнула:
— Как?! В какое? — я видимо соврал так убедительно, что даже она поверила.
— В танковое! В Казани! — раз совравши, решил гнуть эту линию до конца, не смотря на гневные взгляды моей любимой.
— В танковое? Смотри-ка, там ведь физика с математикой нужна, у тебя как с этим в школе? — тон папы несколько помягчел, видимо у него появилась надежда, что если мне удастся поступить, то я уеду, и оставлю его дочку в покое.
— Четверки с пятерками! — Маринка, сделала такие круглые глаза, что я понял, что перегнул, и добавил:
— Ну это, за последнее полугодие… — эти слова, я произнес уткнув свой взгляд в тарелку со свеклой под майонезом.

Майонез, для меня в то время был чем-то экзотическим, заморским продуктом, наподобие лягушачих лапок. В нашей семье его не употребляли ни в каком виде. Да и вообще наш рацион нельзя было назвать разнообразным. Картошка жаренная, картошка вареная, молоко из бидонов разливное, да куриная лапша. Вот по моему и все не хитрые явства моего детства. В семье у Марины все было несколько по другому. Многие продукты они покупали на рынке, и некоторые блюда, я впервые попробовал именно за их столом. Родители Марины, были зажиточными по советским меркам. У них были «Жигули» одиннадцатой модели, и даже дачный участок с домиком неподалеку от города. Это я понимаю только сейчас, тогда же такие мелочи меня мало интересовали.

Пока я ковыряюсь в своей тарелке со свеклой, мы перебрасываемся с Мариной, через стол взглядами. Я пытаюсь понять, как мне вести себя дальше, и что бы такое сказать, что бы понравиться будущему тестю. Но так и не поняв сигналов своей девушки, решаю что лучше помолчать.
— Ну что, сейчас завтракаем, и на дачу! — нарушает молчание отец.
— Вася, с нами? — добавляет он. Этот вопрос был обращен скорее к его домочадцам, чем ко мне. Они все трое переглядываются, и я чувствую себя еще более чужим, несмотря на ободрительные улыбки.

Мы усаживаемся в почти новые «Жигули», надраенные до зеркального блеска. Я до сих пор помню атмосферу этой машины: смесь запахов бензина, пластмассы, и сигаретного дыма. Ехать не далеко, и дорога завораживает. Мы с Мариной устроились на заднем сиденье, и держим руки так, что бы хотя бы чуть-чуть, касаться друг друга. Водительская форточка открыта, дует довольно холодный весенний ветер, но нам он совершенно не мешает, наши глаза иногда встречаются, и обжигающая волна тепла пробегает по всему телу. Андрей Александрович, весел, шутит о чем-то, балагурит, нам не все слышно, сквозь шум мотора и ветра, но мы дружно хохочем, и все действительно очень счастливы в эти минуты.

Вскоре мы подъехали к дачам. Асфальт закончился, началась раскисшая грунтовка. И вот совсем не далеко от дач, перед нами показалась огромная лужа. Мы остановились.

— Ну вот, похоже приехали… — раздался озабоченный голос Марининого папы.
— Андрюша, тут не глубоко, я на автобусе в прошлый раз проезжала...- вступила, чуть ли не в первый раз в разговор Маринина мама.
— Ну ты сравнила, автобус и «Жигули» — не говори глупостей пожалуйста! — голос будущего тестя стал очень раздраженным.
— Иди, лучше глубину проверь! — не попросил, а именно приказал он своей жене.
Она тут же вышла из машины, и не успел я опомниться, разулась и босиком побрела по колее по щиколотку утопая в ледяной жиже. Дойдя до середины, она махнула нам рукой, и как мне показалось даже весело крикнула:
— Я же говорила мелко, поезжай!
Пока мы медленно переезжали лужу, она отошла в сторонку, что бы не мешать. Я пребывал в шоковом состоянии, был совершенно растерян, и не знал как реагировать. Марина же напротив продолжала себя вести так словно ничего не произошло. Я оглянулся, и увидел ее маму, босиком идущую за нами с сапогами в руках.
— Ничего, тут не далеко — дойдет… — сказал ее отец, словно почувствовав, повисший в воздухе вопрос.

После такого происшествия я пребывал в довольно странном состоянии. Я должен был понравиться человеку, который вдруг стал мне глубоко противен. Мы разговаривали, он продолжал смешить нас разными историями. Я слушал, где надо смеялся, где надо поддакивал. Но мой взгляд на моего будущего родственника стал совсем другим. Во время обеда, он ел старательно пережевывая пищу. Закончив брезгливо отталкивал тарелку, от себя с таким видом: «Господи и мне приходится есть это...» За весь вечер, я не разу не слышал от него слово:«спасибо» Откидывается в кресле и ждет следующее блюдо. Закончив трапезу, не говоря не слова, смачно рыгая, заваливается спать. Пока он «отдыхает», семейство ходит на цыпочках, не понятно зачем. Он храпит так, что птицы в саду, не могут найти себе места — постоянно перелетают с ветки на ветку.

Мы же оставшись наконец-то одни с Мариной, быстренько перебрасываемся парой фраз.
— Ты молодец! — услышал я совершенно неожиданно для себя.
— Ты ему, точно понравился, я вижу! — Маринины глаза сияли от счастья, но мне оно почему-то не передавалось…

Как и чем закончился тот вечер, я совершенно не помню. Да и Марина меня вскоре бросила. Не сложилось у нас с ней.

И вот спустя много лет, я случайно увидел ссутулившуюся высокую фигуру в супермаркете. Марину, я почти не помнил, и наверное встретив — не узнал бы, а вот его по чему-то не забыл. Они были вместе. Маринины родители. Я наблюдал издалека, не рискуя быть узнанным, да и вряд ли они вспомнили бы неудавшегося жениха собственной дочери, спустя столько лет.

— Мама, ну не ужели ты не видишь, что эти бананы с пятнами? — голос был почти прежним, властный, раздраженный, только слегка надтреснутый.
— Да? Ой, Андрюша, сейчас, сейчас, я другие найду… — услышал я в ответ, и почувствовал нестерпимую жалость, к этим любящим друг друга, и уже прожившим большую часть жизни людям.

Конец.