Фата-моргана

1
Яна

Сказать, что я был изумлён, — не сказать ничего. Шок не шок, но мозгам вдруг стало не очень уютно в привычных хоромах из розово-голубых загогулин. Виртуальный мир, в котором я давно уже развлекался в самодовольстве и неге выплеснул на меня реальную жизнь. Она приехала в гости. Просто села в поезд и оказалась уже не за экраном монитора. Теперь нас отделяли друг от друга всего два квартала, десять минут ходьбы.
Мы знакомы с полгода. В общем, не долго, и шапочно. На уровне общих фраз. И встреча — экспромт. Её экспромт. Иду и волнуюсь, точно актёр на первом своём бенефисе. Живи мы в одном городе, всё было бы, хоть в этом, не так заковыристо. Но она отмахала тысячу вёрст. Как ни крути, а это всё же Поступок!
«Я очень скучаю без тебя…».
Это сообщение я заметил, просматривая электронную почту. И ёкнуло, засвербило внутри. Свинья я, свинья…
Мы не общались с зимы. То был уже мой экспромт. Похоже, совсем не удачный. Я оставил ту, которая, в общем, мне очень понравилась.
—Прости, — промямлил потерянно в телефонную трубку.
И сбивчиво пустился в оправдания.
А оправдание было всего одно — расстояние. Те самые тысяча вёрст. Они мне казались стеной, пропастью без дна. Я просто не хотел морочить голову этой трогательно милой женщине.
Администратор на ресепшене, услышав вопрос, улыбается:
—Да, да, Яна Ивановна здесь.
В глазах не очень пожилой ещё дамы заговорщицкий огонёк, словно она в курсе всего, что снова меж нами началось.
А что началось? А уже наступило лето. Сошли снега и кое-какие недомолвки. Разговоры в ожившей переписке (а позже — и в скайпе) стали куда более откровенными.
Она, конечно, изменилась. Покладистая когда-то, потерянная, теперь она уже смотрелась иной. Более уверенной и где-то даже циничной.
—Вы мужчины, как общественный транспорт. Все ждешь и ждешь нужного маршрута… А он не едет. Тогда это быстро надоедает, и начинаешь добираться с пересадками…
—Прости меня…
—За что?
—Мне показалось тогда, что так будет честней. Не от тебя я ушел, а просто хотелось, чтобы у тебя был реальный спутник.
—Прощать мне не за что тебя. Ты поступил, как поступил. А спутник… Он был и ласков и сексуален, а я себе опять твердила: не моё это… Он, кстати, сделал мне предложение недавно…
—Зачем ты мне это рассказываешь?
—Я свободная женщина.
—И?
—Хочу — по душе. А так… зачем? Уже проходили. А вообще, настоящий мужчина — это тот, с кем не задаешься вопросом: а не слишком ли рано я ему дала?
—Вы нравитесь мне все больше и больше…
—Ты мне — тоже. Но это ни о чем не говорит. Я кошка, Алёша, и гуляю сама по себе.
Я засыпал ее вопросами. Где живет, какие любит цветы, что нравится ей в мужчинах?
—Ты еще лампу поставь. И — чтобы в глаза. Для надежности. Как следователь!
—Смотрите — какая…
—А то!
—А как же еще мне узнать, как вести себя дальше?
—Дальше чего?
—Тех ступеней, что уже пройдены.
—Мы что-то прошли?
—Уже две ступени. Переписку и скайп. По логике, следует третья…
—Ты очень, Алёша, самоуверен. Как мне кажется. Мы ж разбежались. Вот в чем суть. А снова воссоединиться — уже не получится. Нет доверия!
Но, помолчав:
—А хотелось бы. Хотелось бы, конечно… Можно все… Но вот получится ли… Наши желания соизмеримы с нашими возможностями. А впрочем, не слушай меня. Я шучу. Особенно в последнее время. Знаешь, если твой собеседник не обижается на твою шутку — значит, у него есть чувство юмора. А если обижается, значит, он понял её смысл.
И вот я стучусь в её номер.
За дверью знакомый уже по скайпу голос, мягкий и очень радушный:
— Входите! Не заперто.

2
Занавес!

Конечно, я узнал её сразу. Более того, примерно такой и представлял. Это вовсе не трудно, оказывается, после общения в скайпе. Самое главное — ни малейшего разочарования. А ведь случалось и так. И как-то совсем просто (как будто давно уже были близки) обнял её за мягкие, округлые плечики и прикоснулся к губам…
Пусть вежливый, но первый поцелуй!
Ну, и, понятно, розы. Я знал, что она любит беж. У меня были, правда, красные.
—Извини, других не нашёл…
Не мне одному — всем интересно: а как это? Вот этот переход в реальную жизнь из того виртуала, который порой даже и не воспринимаешь всерьёз. Перед тобой уже не картинка с экрана монитора, а осязаемый вполне человек. Ты можешь его не только увидеть и что-то сказать, но и просто присесть с ним рядом, коснуться рукой, ощутить аромат волос. Оценить не только лицо, но и вообще всё. Оно перед тобой. И никуда не исчезнет просто так, по мановению электронного щелчка компьютерной мышки.
—Чай? — предложила она.
—А есть минералка?
Жара. Август вырывал из себя последние волосы. Резвился вовсю, как молодящийся в осень старичок.
—Может быть, съешь чего-нибудь?
—Нет, спасибо. Просто хочу пить.
Она достала из холодильника полуторалитровый пластик с водой. С полки рядом появился чистый стакан.
Мы уселись в креслах, напротив друг друга. Теперь между нами — только журнальный столик. Два, в общем, знакомых человека. Но каждый, наверное, задавался вопросом: а то ли это? И сравнивал с прежними, виртуальными, впечатлениями. По глазам я пытался понять, что она думает. Говорил, рассказывал что-то, и всё время всматривался в эти таинственные, тёмные камертоны в щелочках чуть лукавого прищура. Когда попадал в тон, она улыбалась. Одними глазами. Они искрились, как бенгальский огонь.
—С тобой тепло. Ты такая домашняя…
Мне действительно с ней было приятно.
—Ты просто мало знаешь меня.
Она склонила головку. Чёрные, прямые волосы легли на плечо, чуть прикрытое лёгким ситцем. И опять улыбнулась, смягчая возникшую паузу.
—А можно я закурю?
—Закуривай.
Всё ж чувствовалась какая-то стенка. Вроде и освоился уже немного, но поле этих отношений, мужчины и женщины, всегда минное. Без карты и миноискателя было всё ёще как-то не очень.
Вечером гуляли по окрестностям.
Дома бардак. Я просто поэтому не приглашал её к себе. Всё произошло так стремительно, что ни на что не хватило времени. Единственное, что успел сделать днём, покинув её на время, — взял отпуск за свой счёт до понедельника и отремонтировал в шиномонтаже спускавшее заднее правое колесо.
Я говорил, она чаще молчала. Лишь изредка, замечая среди обычных спальных многоэтажек и магазинчиков что-то особенное для себя, оживала:
—Забавно…
Мне это вообразить было трудно. Я сам долго прожил в Москве, но, как бы ни ставил себя на её место, не видел вокруг ничего, кроме серости и скуки.
О чём она думает, бродя по незнакомому городу, такому далёкому от её дома, и, в общем-то, чёрт знает с кем? Какой же надо быть авантюристкой, какой сильной натурой, чтобы решиться на это! Она нравилась мне, даже очень нравилась, но так вот, очертя голову… Во имя чего? Неужели я такой уж неотразимый? Не замечал за собой. Впрочем, город ей я ещё покажу. Много здесь и просто чудесных мест. Лето же — есть где развернуться!
Потом, уже в гостинице, пили вино. По телевизору шёл Петросян. Я сидел на диване, она — в пододвинутом кресле, положив мне на колени свои тёплые, обнажённые ножки. Мне совершенно не интересен был ни телевизор, ни, тем более, Петросян. Смотрела она. Мой взгляд блуждал между её усталым, иногда улыбающимся лицом и потолком с низко опущенной люстрой.
Как всё по-семейному — простенько, мило, уютно.
Забытая нега холостяка…
Я уже ни о чём таком не думал, — просто было хорошо.
—Поздно уже, Алёша. Давай спать…
Минут через несколько она вышла из душа. На ней — ничего, кроме широкого махрового полотенца. Кивнула на приоткрытую дверь ванной:
—Теперь ты.
Лукаво прищурилась:
—Я люблю чистых мужчин!
Это была точная цитата из одной моей повести. Я понимал, что произнесла она её специально. Ситуация теперь один в один.
Улыбнулась и деловито добавила:
—Твоё полотенце на крючке.

3
Ступени

Ночь уже давно растворилась в рассвете. Красивая, страстная ночь. Её обаяние и лёгкость, правда, ещё не выветрились и по-прежнему держали воображение в медовом плену. Та, которая это устроила с такой непринуждённостью и изяществом, восхищала. Условности вовсе не засоряли общение. Ничто не казалось чрезмерным и пошлым.
—Мужчина в постели хозяин! — журчала она постоянно и ласково.
И, уж не знаю, настолько я соответствовал в глазах её этому смелому образу, но мои фантазии она не стесняла ни в чём. Таких раскрепощённых в постели женщин я просто ещё не встречал. И меня она уже не считала застенчивым, как вчера вечером. Хотя, по сравнению с ней, я, пожалуй, таким и был.
Утро. Часов десять. Скучаю на диване в гостиной. Пульт телевизора — просто бессмысленная игрушка. Всё равно не вижу экрана. Напротив, в спальной, усевшись на краешке уже заправленной двуспальной кровати, колдует она. На коленях — расшитая бисером косметичка. Портрет Яны и без того впечатляющ, но, как и всякая уважающая себя дама, она всё равно вела его к совершенству. Взгляд её иногда соскальзывал с зеркальца. Если мне удавалось его перехватить, улыбка была неизбежной. Она действительно хороша.
Солнышко меж тем, словно разделяя мою увлечённость, так и норовило согрешить и подсмотреть за барышней из-за шторы. День спешил в апогей. Это чувствовалось даже через только слегка приоткрытое окно, в которое я иногда высовывался со своей сигаретой. Машина моя стояла у подъезда гостиницы. Ушёл за ней, когда Яна ещё спала, попутно накормив дома кота. Вчера ж обещал показать город. Ох, жарко сегодня будет нам. Прогноз по ТВ +33…
—Ну, вот вроде всё.
—Поехали?
—Я пяточки ещё почищу, не против?
Из чёрной сумочки, лежащей с ней рядом, вынырнул симпатичный скребочек.
—Не долго…
Смотрит просяще, но, как обычно, с лукавцей. Вот как возразишь?
—Не спеши.
И опять то же чувство семейной идиллии. Будто снова женат. И никаких проблем между нами. А ведь сначала напрягло, что я все эти дни должен оставаться у неё. Привык быть один! В общем, холостяк пал, как снежная крепость весной. Не много, оказывается, для этого нужно.
—Ну всё, я готова. Поехали?
Она — в проёме спальни. Смотрит на меня. И та вроде, что и вчера, когда её впервые увидел, но как будто и нет. Цветущая, роскошная, сияющая…
—Вот видишь, Алёша, — улыбнулась она, — жизнь всё-таки движется! Когда-то была у нас с тобой первая ступень — мы просто переписывались. Потом — вторая. Скайп. Всего лишь картинка.
Она положила ладошку на своё сокровище примерно четвёртого размера, обнажённое в меру вырезом декольте:
—Вот третья ступень. Я здесь. Никакого виртуала.
И уж совсем с торжеством указала пальцем на постель:
—А там — четвёртая!
Оставалось только добавить — и всё это я придумала сама! Но она промолчала. Да и смысл был какой говорить, — это и так было написано в её торжествующем взгляде.
Она не актриса, но, если бы эта сцена разыгралась не в гостиничном номере, а на подмостках театра, зритель остался бы, чувствую, тоже под большим впечатлением. И, уж конечно, куда менее безучастными и пессимистичными стали бы те, кто знакомятся на сайтах знакомств. Она доказала и показала, что можно всё. Если действительно очень хочется.
Ну, а я… а что я мог сказать ей в ответ? Да ничего соответствующего.

4
Экскурсия

Похоже, до поездки Яна неплохо изучила город, да вообще, всё продумала. Репертуар поэтому я знал заранее. У меня даже возникло ощущение, что турист не она, а я.
Интернет — великая вещь. Не выходя из квартиры, можно узнать почти обо всём на свете! Она и гостиницу подобрала рядом совсем с моим домом. Могло же быть всякое. И дочь уже позвонила ей…
—Нет, всё хорошо, — успокоила мама.
Мы катили в музей. Можно было придумать и что-то другое, просто она хотела увидеть памятник собаке, а это как раз по дороге.
Наверное, правильно, что этот памятник пользуется такой большой популярностью. Верность — вот что нас всех привлекает.
Я помню этого пса. Он долго сидел на перекрестке с магистральным шоссе. Хозяин его погиб в аварии, но пёс никак не хотел с этим смириться. Его не смущали ни дождь, ни ветер. Он просто сидел и ждал. Ждал несмотря ни на что.
Потом кто-то из друзей погибшего (а может быть, просто таких же, как я, проезжающих мимо) решил оставить о нём память. Не берусь судить об архитектуре, но символика — да. Не случайно здесь после регистрации всегда останавливаются молодожены.
Яна молчала. Смотрела на собаку. О чём она думала, не знаю. Возможно, о своём ушедшем из жизни муже, любимом, по её же словам. Но, как бы там ни было, глаза её плыли, сузились в щёлочки. Она втянула ноздрями воздух (может быть, успокаивая себя) и тихо спросила:
—Поехали?
Это был военный музей. Самый большой, говорят, музей под открытым небом у нас в стране. Площади действительно огромные. Пока пройдешься из одного края в другой, не раз пожалеешь о комфорте, которого здесь, как ни бывало. Ни одной лавочки! Деревьев тоже почти нет. В жару это деталь вовсе не лишняя. Протягиваю ей бутылку минералки, прихваченную из машины. Качает головой.
—Холодная!
—Мне нельзя много пить.
—?
—Почки. Одной нет. Доченька болела. Пришлось отдать…
Вспомнился шрам у неё под правым подреберьем. Рубец, совсем не похожий на случайную царапину. Из деликатности я никогда бы не поинтересовался, откуда это? Попробовал примерить на себя подобную ситуацию. Жутковато стало. И ещё более понято, какой сильный, решительный и самоотверженный человек передо мной.
Нет, как все-таки любопытна она и въедлива! Я бы быстро пробежался по верхам, и дело с концом. Но Яна вникала в каждую мелочь. Ее интересовали и танки, и пушки, и самолеты, даже простые грузовики, на которые я даже внимания не обращал.
Женщины — гении мелочей. Бусинка к бусинке терпеливо и неустанно, как муравьи, собирают они в причудливые коллажи свои и окружающие их жизни. Именно им дал Господь такую способность — терпеть и собирать. Мы, мужики, предпочитаем всё и сразу. В сущности, и жена у меня была, наверное, такой же. Но почему я в браке этого не замечал? Привычка, наверное, глупость и усталость от времени. Они заиливают взгляд. Жена и любовница — вовсе не разные женщины, а просто разные роли.
Народу не много. Молодежь в основном и дети. Эти с радостью ложатся на травку и палят в белый свет холостыми из популярного в Отечественную пулемёта Дегтярева.
Меня больше позабавила барышня, свидетельница с закатившей сюда свадьбы. Юная совсем, с красной, широкой лентой через плечо, она уселась на донную мину и стала позировать такому же юному свидетелю. Мина — совершенно невзрачная, просто железная болванка, а она… Ей под сиренью бы сфотографироваться или у цветочной клумбы.
—Глупенькая ещё, — благодушно улыбнулась Яна.
У неё собственная — почти такая же. Живая, здоровая, образованная. Благодаря…
Жарко. Нет, просто жара. Солнце мастерски выжигает всё любопытство. Даже моя любимая (не лучшая давно, конечно) ракета комплекса С-200 не сильно подстёгивает вдохновение. Рассказываю и вижу: устала и моя спутница. Рядом — С-75, прославившаяся в Египте и во Вьетнаме, а особенно под Свердловском, где сбили Пауэрса. Там — подобная сцена. Такой же, как я, ветеран ЗРВ объясняет своим дамам особенности комплекса, на котором он служил. Мы раз перехлестнулись взглядами и понятливо улыбнулись.
—Не искупаться ли нам?
Ещё утром предупредил, чтобы взяла купальник. Километров десять вдоль побережья, и мы на пляже.
Яхты, катера. На той стороне моря — горы. Романтичное очень местечко.
Но по дороге задели всё-таки ещё и церковь.
Маленькая, симпатичная в гуще сосен. Тихо вокруг и очень благопристойно. Чистенькая дорожка из асфальта. На лавочке у входа — несколько мужичков. Вид вполне светский, лишь по лицам, спокойным, незлобным, можно догадаться, что это не обычные граждане. Не зеваки, как я. Яна накинула, как полагается, косынку на голову. Перекрестилась трижды. Я сделал это, только столкнувшись с взглядами местных граждан, следивших за мной с явным неодобрением. Не очень, видимо, я походил на церковного человека.
Деревянные ступени, высокое крыльцо. Двери храма нараспашку, но внутри прохладно. Он небольшой, с однокомнатную квартиру. Красота повсюду. Всё из дерева. Пахнет смолой и лаком. По стенам много старинных икон. Яна обходила по кругу всё помещение и словно залипала у каждой. Останавливалась и долго гладила её нежно-нежно по нижнему правому краю. Впрочем, может, и не долго, а может, и не гладила, а просто касалась ладошкой. Я изнывал от нетерпения. Хотелось поскорее уйти.
Не понимал я — Что она делает. Я вообще много чего не понимал, особенно в этих ритуалах. Они, как и многое в моей подружке, для меня были загадкой. Позже она объяснила: так просят. Что она просила у всех этих Святых я так и не узнал. Не сказала. Мог лишь догадываться. Да что я о ней знал? Немногое, в общем. Двигался рядом просто по какой-то необъяснимой инерции, словно на сеансе гипноза. А может быть, это просто женское обаяние? Не задумывался я об этом. Просто старался делать то, что ей хотелось. Мне это нравилось всё больше.
Но вот, наконец, и пляж. Ловит мой вопросительный взгляд (я уже в плавках):
—Я не умею плавать.
—Тут мелко.
Зашла по грудь и долго смотрела куда-то вдаль. В глазах — умиление и грусть. В моих — тоже. Только она смотрела на море и горы, ну, а я — в основном на неё, ловя себя на мысли, что без одежды она мне нравится больше, чем в красивом платье.
Близость всегда упрощает отношения. Одновременно делая их всё более и более запутанными. Надежда уже не проблёскивает, а кажется очень зримой. Но ящик Пандоры всё там же. Он — вокруг. Прозрачность стенок — не факт их отсутствия. Но кто может убедить в этом тех, в ком проснулась хоть чуточка Веры!
—Может, пойдём?
Обернулась. Рассеянный взгляд. Не знаю, что в нём. И не хочу ломать голову. Пусть всё идёт, как идёт.
—Ты ж в монастырь ещё хотела…
Головка — на бок. Глазки сузились, заблестели в излюбленной хитреце. Она и не упрекала, а как-то, нежно очень, ласкала упрёком:
—Не кричи на меня, Алёша, пожалуйста…
Я не кричал, но всё равно был во всём с ней согласен.

Мужской монастырь. Он рядом, метрах в трехстах от пляжа. Когда-то здесь был диспансер для детей, больных туберкулёзом. Ничего от него не осталось, кроме памяти. Ну, и природы, конечно. Она шикарна вокруг. Скромность сейчас не в чести. Даже в церковных обителях…
—А нас пустят?
Без понятия. Не был здесь никогда.
—Попробуем!
Женщин, правда, могли и не впускать.
Территория монастыря довольно обширна, ухожена, но я не сказал бы, чтоб очень красива. Возможно, всё впереди, стройка — вовсю. Не везде даже асфальт положен. Пока же архитектуры особой никакой. Просто серия довольно примитивных, аккуратненьких бараков. Что видела она, сказать трудно. Я в последнее время пытался на всё смотреть её, московскими, глазами. То есть пристрастно. Видел вокруг только лето, зелень и горы, а больше особенного ничего. Ну, не Золотое это Кольцо!
Первым, с кем мы столкнулись, оказался сам настоятель. Черная ряса до пят, архимандритский высокий колпак. Седая борода, усы. К нам он отнёсся вполне благосклонно. Я, впрочем, в основном помалкивал. Зато Яну интересовало, как и в музее, всё.
—А можно мне туда зайти?
Кивнула на г-образный одноэтажный барак, куда один за одним заходили молодые послушники. Настоятель благодушно улыбается:
—Сейчас служба начнётся. Но, если на вас есть крестик, заходите…
Она охотно продемонстрировала свой золотой крестик, нацепила ситцевый платочек подобающего цвета и ушла.
На мне крестика нет. Не было и желания здесь на что-то смотреть, кроме как на саму туристку. Её не было всего несколько минут, а уже скучал. Мы остались с настоятелем наедине.
Разговор не очень-то клеился.
—А почему у вас нет крестика? — спросил он, наконец. — Что-то принципиальное?
—Нет. Я крещёный, вообще-то. Просто не ношу.
Умные глаза его сжимаются в сочувственные щёлочки:
—Не верите в Бога…
—Почему ж? Верю. Просто у меня он свой. Может быть, это прозвучит кощунственно, но мой бог — это время. Только оно всё расставляет по полочкам.
Еще мне хотелось сказать про женщин, красоту и любовь, которые иногда очень здОрово помогают в жизни. Но этого я не сказал. Да и что мог сказать, в чём убедить человека, который долгую уже жизнь проповедует настоящую Веру, нетленную в веках?
Да и Яна уже появилась. Когда она вышла и двинулась к звоннице, по обыкновению, неспешно, вальяжно и плавно, как лебедица, настоятель лукаво чуть улыбнулся и, кивнув на неё, по-отечески посоветовал:
—Следуйте за ней!
Простые слова. Но сколько в них было глубокого смысла…

5
Крестик

Ей уезжать уже завтра.
—С чего мы начнём? — спросил с утра, запуская движок.
Махнула рукой (бесшабашно так):
—А-а… С начала!
Сначала уселись пить кофе. Выставленные на улице столики под зонтиками. Не так уж и много машин. Прохладно ещё и относительно тихо. Поэтому очень уютно. Лишь музыка с её телефона, положенного ей на стол рядом со своей чашкой, звучала как-то уж совсем грустно.
—Знаешь, чем мужской эгоизм отличается от женского? — спросила она вдруг?
—Может, и знаю. Но догадываюсь и — кто ты. Не очень ты предсказуема…
—Хорошо, я отвечу сама.
Ложечкой она слегка подцепила пенку со своего капучино.
—Мужчина хочет жить для себя.
Взглянула на меня, чуть прищурясь.
—А женщина хочет, чтобы мужчина жил для неё.
И только тут улыбнулась:
—Вот в этом вся и суть…
Как быстро бежит время… Чем меньше его остаётся, тем острее ощущение безысходности. Ещё ничего не решено, но жизнь — это тот спорт, где финиш совсем не радует.
Мы стояли в воде и прижимались друг к другу. Вода, вчера ещё прозрачная, как слеза, была зеленой-презелёной. И я разгонял ладонями мелкую водоросль, что бы уж не совсем в грязи. Никто, кроме нас, и не лез. Только детишки беззаботно копошились на срезе воды и берега, сооружая недолговечные песочные замки. Я чувствовал её мягкое тело. Мы уже инстинктивно, по привычке, ласкались. Наверное, ей просто хотелось проститься с Волгой. А мне это проститься теснило горло. Я уже почти ничего не говорил, а только улыбался, безоружно и, видимо, очень глупо.
Потом была служба в Преображенском соборе.
—Хочу посмотреть, — попросила она.
Чего меня было просить? Её хочу для меня уже становилось законом.
Красавец, громадина. Самый большой в городе. Золочёные купола слепят взгляд, словно действительно смотришь на Бога.
—Я не долго…
Опять виноватый взгляд. Меня это убивало. Да сколько угодно!
—Я подожду! Позвони, когда вернёшься.
Машина у храма, на солнцепеке. Тень — только на другой стороне улицы, в гуще акаций. Купил минералки, сел на лавочку в холодке и стал ждать звонка.
Какая странная история, думалось мне. Всего три дня. А я уже изменился полностью. Ощутимо, во всяком случае. И всё благодаря одному, неожиданно как свалившемуся на меня человеку. Женщине, показавшей себя в таком блеске, что я усомнился даже: а жил ли я вообще до этого?
Ну, та, с которой я прожил так долго, меня никогда не любила. Понятно. А эта? С чего это всё? Такая головокружительная и самозабвенная отдача! Всего с пару месяцев разговоров на сайте знакомств, и что? Голова уже кругом! Женщины, которые нас любят, хотят замуж, а те, кто уже замужем, любят кого угодно, но только не своих мужей. Так что же такое счастье? Выходит, то, чего нет.
Но, если честно, не сильно меня это грузило. Мы не виделись всего минут двадцать, ну, полчаса, а мне уже было неуютно, тоскливо без неё. Я просто покорно и терпеливо ждал, иногда охлаждая нутро ледяной водой.
Не помню, сколько прошло, но, устав высиживать, двинулся восвояси. Она уже стояла возле машины, на испепеляющей жаре.
—Почему не позвонила?
Улыбается. Нет, никогда не поймём мы женщин. У них другая логика. Может быть, единственно правильная.
Протянул минералку. Не отказалась. Достала и её, наконец, похоже, погода. Сделала маленький глоточек.
—На тебе персики.
Их тоже купил.
—Не хочу.
—Один хотя бы…
Ополоснули водой. В глазах — умиление. Подошла ко мне.
—Наклонись.
И нацепила на шею серебряный крестик на цепочке. То ли вспомнив вчерашний день, когда меня не пустили в монастыре в молельный дом. То ли просто в благодарность за что-то.
Я никогда не носил крестик. Даже кольцо обручальное надевал только раз, в загсе. По глупости или из принципа — сказать трудно. Может быть, просто подражал ещё с юности Гиляровскому. Да и вообще, как-то всё это смешалось: Москва, москвичи…
—Спасибо.
Я никогда не венчался. Но чувство такое возникло. Трепетное, тёплое, завораживающее.

6
Момент истины

Тяжелые, серые облака дрейфуют над вершинами гор. Раскачиваются на деревьях голые, сирые ветки. Все в лужах и холоде.
Мы сидели в машине на набережной и ждали поезда на Москву. Оставалось часа два. До вокзала подать рукой, так что времени было выше любой крыши.
Накрапывал дождь. Город стучал зубами, как будто только что вылез из проруби. Повсюду стремительно угасали последние краски недавнего лета. Рыжие пряди листвы клочьями выпадали из шевелюр тополей и берез. Ветер лохматил их, швырял на тротуары и в лужи. Капельки дождя устраивали на их темных, холодных гладях микроскопические шторма. Лилипуточные волны набрасывались на лилипуточные корабли из скукоженных листьев, гоняя их от берега к берегу. Кто-то держался, другие ложились на дно, покорные судьбе. Философия житейского противоборства и здесь разыгрывались бесхитростной рукою Природы. От вчерашней жары ни следа. Уже прохладно. Погода будто бы плакала в унисон нашим чувствам.
—А хочешь правду? — спросила она, глядя на меня в упор.
Недобрым был взгляд, я даже не знал, что ответить.
—Помнишь, когда мы познакомились?
Да, это была зима.
—И что ты сделал тогда?
Я вздохнул. Тогда я бросил её. Просто не хотел врать. Она ещё не знала, что мы в разных городах. Зато я знал, что встретиться запросто с ней не смогу. А уже чувствовал (тогда ещё) — это душа. Нежная, тонкая. Морочить ей голову и дальше? Это было бы уже подло.
—А ведь мне было очень тяжело и одиноко…
Не осознавал я этого тогда. В анкете было указано — вдова. Откуда ж мне было знать, что вдовой она стала совсем недавно. Причем венчанной, любящей и любимой!
—Очень! Ты понимаешь?
Ох, как было нелегко это слушать.
—А знаешь, для чего я приехала на самом деле?
Я молчал.
—Отомстить! Показать тебе класс — и исчезнуть. Чтобы ты понял, что такое настоящая боль!
Сказать было нечего. Но я отчетливо ощущал, что, если она это сделает на самом деле, мне будет очень и очень… Не хотелось даже думать об этом. Со мной рядом сидела не просто женщина (мало ли с кем я знакомился). Это была та, о которой я, казалось, всегда и мечтал.
А как это происходит? Что тут играет главную роль? Красота? Ум? Обаяние? Секс? Что-то ещё? Не знаю!
Вокзал. Холодно. А она в легком платьишке. До последнего сидим в машине. Минут лишь за десять, чтобы сократить её общение с погодой, выходим на перрон. Обнимаю, пытаюсь как-то согреть. Но вот всё. Вагон, чемодан, купе. Еще минут пять стоим на перроне. Целуемся. Снова объятия. Не просто страсть, — не хочу, чтобы ей было холодно. Но разве надышишься перед смертью…
—Иди! Замерзнешь.
Она смотрит в мои мутнеющие глаза.
—А у Вас молоко убежало…
Ну да, ну да… Но как-то не получается спокойней.
Она в дверях вагона, я метрах в двух ста на автостоянке. Мы всё ещё смотрим друг на друга. Машем на прощанье руками.
Я за рулём. Всё. История закончилась. Было и нет. Поезд ещё стоит, но я уже еду. Еду в своё недавнее прошлое. Ну, мало ли было разных историй. Порой интригующих, страстных. Они начинались и заканчивались. По разным причинам, отнюдь не всегда зависящим от меня. Жажда вечности идет от привычки жить. Ощущение конца лишь обостряет желания. Время бежит! Не успев родиться, мгновение уже становится прошлым. Цепляешься за него: за одно, за другое. Ностальгические перегрузки давят на грудь. Голова в седине, но ты еще надеешься откопать хоть что-нибудь стоящее в своей уже кончающейся биографии. Неужели там нет ничего стоящего? Чтобы хоть чем-нибудь зацепиться за эту землю! И жить! Жить красиво и долго. Пусть это очень, очень непросто. Как канатоходец, уже ступивший на свою трепетную, вознесенную к небу, стезю, ты уже готов поставить на карту все. Риск есть, но что делать? Каждое мгновение крадет у тебя последние шансы на Вечность.
Красный. Я проехал всего метров сто. Стою. Смс. Под жёлтый уже успеваю прочесть: «Я тебя очень люблю»! На ходу, за светофором, думаю: и хорошо. Не без самодовольства. Потом (Дон Жуан!) решил: дома, отвечу. Успею же. Но тут неведомая сила прижимает меня к обочине. Какое там «потом»… Пишу. Ни о чём не раздумывая. Подчиняясь не ведомо чему:
«Я тебя — тоже»!
И это абсолютная правда.
И сразу перехватывает дыхание. Слезы туманят глаза. А в ушах — слова настоятеля монастыря: «Следуйте за ней!»
Следуйте.
Следуй…
Не знаю.
Да и чего мы знаем о нашем будущем…