Друг

Был у меня друг. Близкий друг. Дима.
Появился он еще когда я в Бугуруслане жил. Дима же был моим соседом через стенку. С детства дружили, короче.
Потом я переехал и где мы только не жили, но на лето я всегда приезжал в гости к бабушке в Бугры. Мы с Димой брали уродские самодельны «телевизоры» и шли рыбачить, играли в ножички в маленьком заросшем дворе или до ночи резались в шахматы по телефону. Были не разлей вода, всюду вместе, всюду рядом.
После школы я поступил в летное училище, а Дима остался в Бугуруслане и пошел работать, чтобы помогать родителям-пенсионерам. Мы с ним не созванивались, но я дорожил нашей дружбой. Если спросите меня сейчас, почему не звонил ему никогда, я отвечу: «Не знаю». А я правда не знаю, как-то не получалось, времени не было.
Одним летом бабушка по телефону сказала мне, что у Димы умер отец. Я приехал в Бугры, на похороны. Дима к тому году уже оставил родное захолустье и перебрался в Москву, открыл там свое дельце, а родителей оставил на малой родине. Я приехал на день раньше друга и следующим вечером встретил его с поезда на машине. Ехали мы молча.
Довез его до дома и, помню, сели на лавочку перед подъездом, прямо как в детстве. Выпили немного, я его по плечу похлопал, и он ушел. Просто закрыл дверь прямо перед моим носом и ушел. А я стоял на улице, глядел в эту дверь как дурак, пока не замерз. Как будто если я отведу взгляд от двери, Дима совсем исчезнет.
После похорон я уехал назад в училище. Дима перевез мать в Москву, развивал свое дело. Я знал это только со слов бабушки. Так мы с ним с того случая и не общались лет пять. Я Олю встретил, семья у меня появилась и как-то не до Димки стало совсем.
Вот однажды обмолвилась бабушка, что у Миша, брат мой двоюродный, в Москву перебрался, а работу найти не может. А у братца-то двое детей и жена беременная. А ты, Коленька, мол, поднапряги друга детства, пусть он Мишу куда-нибудь пристроит.
«Как так-то, — подумал я. – Мы же с ним лет эдак пяток не общались вообще.»
А потом прикинул – а что такого? Все детство ведь как лис и пес бегали, такая дружба не забывается.
Был я проездом в Москве тем летом. Нашел Димкин телефон, звякнул ему, договорился встретится. Об истинной причине встречи не сказал, некрасиво как-то.
Встретились мы прямо перед самым моим отъездом, раньше как-то времени не нашлось. Посидели на скамейке в парке, поговорили. Я про жену рассказал, про работу, про то, что дочка у меня недавно родилась. Он тоже рассказал: про мать, что бизнес растет, что так и не женился.
А я так не хотел с ним про брата говорить, страшно неловко было. Меркантильно как-то. Будто не друг я ему, а сволочь расчетливая.
Он меня до аэропорта решил докинуть.
Едем с ним, темнеет уже. А Москва яркая – точно одна большая лампочка. Тут я подумал, что если сейчас про Мишу не скажу, то уже никогда не смогу.
Выложил ему все, а Димка слушал внимательно, не перебивал. А потом как-то погрустнел, взгляд потускнел и весь он ссутулился, будто в одно мгновение на десяток лет постарел. А я понял, что он просто омосквился. Стал настоящим москвичом. Подумал, наверное, что я в нем только выгоду вижу и никакой я ему уже много лет не друг, и встретился с ним только из-за этого, и за эти пять лет не позвонил ему ни разу и не спросил ничего, не про здоровье, не про мать, не про дело, вообще ничего не спросил. И что я не скучал вовсе.
Он сказал, что подумает и, если что, перезвонит. Я кивнул, настаивать не стал, понял, что не перезвонит.
А он действительно так и не перезвонил. Он вообще больше не звонил, да и я ему тоже. Мы с того случая уже двадцать лет почти не виделись. Как он там, я и не знаю.
Вот такой вот у меня был друг.