Вы выходите у Чепка?

Дальний магазин. Идём через плотину, утопая в нежной пыли. Да что там нежной, просто пуховой и, почему-то, дико пахнущей лугом. Всю жизнь удивлялся этому.
У аллеи влюблённых расположился художник. В свитере, бородатый. Их сейчас много, август красок не жалеет. Подойду, посмотрю, что пишет. Подхожу тихонько, вежливо, руки за спину, вытягиваю шею и заглядываю через плечо в мольберт … Ох, что-то мне не хорошо! Наверное, перегрелся. Август, жара, природа безумствует перед осенью. А художник пишет зимний пейзаж … плотина, покрытая снегом, ледяные шапки на старых, ещё Петровских, сваях и голая берёза у будки плотинного сторожа. 
Фуу … кажется, я понимаю, в чём дело … 
«Не в Италии, не в Греции, этот дивный старичок. И в России есть Венеция — город Вышний Волочёк» (Иван Шамов).
«Колыбелью великих вод» называют древнюю Вышневолоцкую землю. Здесь берет начало Тверца – приток Волги и Мста, несущая свои воды в Ильмень-озеро. Но Вышневолоцкая земля – не только русская Венеция. Уже на протяжении двух столетий она является «меккой» для художников, черпающих свое вдохновение среди ее дремучих лесов, многочисленных рек и озер. Репин и Куинджи, Серов и Левитан, Рерих и Васнецов вдохновлялись здесь. 
Здесь – это на Академической даче художников, что в деревеньке, некогда носившей название «Большой Городок», да со временем состарившейся и ставшей просто «Городком».
Вы не были никогда? Ну Вы даёте! Слушайте меня здесь: это рядом с «Козлиной столицей». Да-да … вот там … да … за печкой направо».
Во все времена, и при всех властях, из всех уголков страны стремились на Академичку художники. Да только просто стремиться мало, надо было ещё и стараться, поскольку творческой поездкой на Академичку от Суриковского института награждали только за отличную учёбу.
Художников узнать легко. Обросшие, одичавшие, в бородах запутались паутина и хлебные крошки, детский суровый взгляд и сизые носы – чисто лешие. 
«Мы жили душа в душу, и ссор не было никаких. Если кто-нибудь хотел пить портвейн, он вставал и говорил: «Ребята, я хочу пить портвейн». А все говорили: «Хорошо. Пей портвейн. Мы тоже будем с тобой пить портвейн» (В. Ерофеев).
Командировочные (творческие) у художников заканчивались быстро. А как иначе? Ведь сам восторженный Илья Ефимович Репин воскликнул: «Это же для пейзажиста земля обетованная! Это же сама Россия – вся душа ее, вся прелесть… Это как песня!» Тонкая душа русского художника просто не могла вынести таких красот: озеро Мстино, река Цна, деревеньки Котчище и Подол … А главное – красот животноводческой фермы неподалёку, вернее – красот «животноводок». «На сухую» не могла.
Итак, командировочные закончились, бритва сгорела, муза исчезла вместе с последними тремя рублями …. Да ладно! Кормят бесплатно, грибов, ягод в лесу вдоволь, а в четверг новый заезд, разжиться чуток деньгами можно будет. «Николай Петрович! Займите красненькую, до Москвы!». «Почту за честь, Василий Андреевич!». А муза … куда же она денется, коли творец при деньгах! Вернётся, стерва!
Те, кто помладше пытаются делать какие-то зарисовки. Слабаки! Настоящий художник обладает фотографической памятью и расположение тех семнадцати кувшинок в заводи запомнить, как нечего делать. Тем более, они есть на открытке, что продаётся на вокзале, да только «зараза» в наборе, отдельно не купишь.
Двенадцатичасовой автобус. Труженик ЛиАЗ натужно тащит в горку тела «творцов прекрасного». Пока ещё только тела, ибо душа их оказалась гораздо проворнее телес. Она уже на железном крылечке трёхэтажки, которая у вокзала и известна всему вышневолоцкому району, ибо славилась она разливным портвейном. Называли её в народе «На точке».
Но «чернила» наливают с двух, так что пока – на вокзал! Он построен аж в 1902 году. Кстати, это единственный вокзал на дороге от Москвы до Санкт Петербурга, который строился по индивидуальному проекту.
Долгожданная прохлада, скрип деревянных ступеней и вечный фикус рядом с табличкой «Соблюдайте чистоту». Что вы! Не поднимется рука сорить здесь. Бьёт фонтанчик питьевой воды, и не жестяной, не фарфоровый даже, а настоящий – медный. Кто только не утолял из него жажду по пути из Петербурга в Москву, да из Москвы в Ленинград.
А вот и цель – киоск «Союзпечать». 
— Почём открытки?
— Рубь двадцать.
Дорого, конечно, безумно, но на что не пойдёшь, ради искусства.
— Будьте добры!
Всё, открытки в кармане. 
Теперь долгими осенними вечерами под запахи кухни, где жена готовит борщ или крутит котлеты, под шмыгание сына Петьки, притулившегося с геометрией на тахте, под ксилофон капель по карнизу, будет писать он отчёт о творческой командировке. Да настолько правдиво, что звание живого «классика реализма» ему гарантировано.
Ну а теперь обратно на «точку». Гранёный стакан с «жушкой» примет он всей рукой, но у крылечка, на солнышке будет пить его, изящно держа уже двумя пальцами и игриво оттопырив мизинец. И благосклонно приняв у механизатора Ивана Саватеевича сигаретку «Дымок» будет проникновенно рассказывать, о том, что … де Архип совсем «исписался» и в поисках вдохновения отплыл с учениками на необитаемый остров. 
Неважно, что Куинджи сейчас икает на том свете, неважно, что не за вдохновением отплыл он, а отметить юбилей, неважно, что «необитаем» островок десять на пятнадцать рядом с Академичкой и, даже неважно то, что Саватеич понятия не имеет, кто таков этот Куинджи. Солнце светит, до автобуса ещё два часа, а по приезду в «Чепоке» уже будут продавать …. 
Не знаете, что такое «Чепок»? 
Ладно, расскажу.
Недалеко от Академички, у изгиба дороги притулился маленький сарайчик о двух окнах. Сельпо. Единственный магазин на четыре километра, в одну сторону и на семь в другую. Да! Забыл! Ещё один есть! Совсем рядом! В Желнихе. Одно плохо в нём – на другом берегу он.
Поэтому у художников путь был один – в ближайшее сельпо. Ходил туда и Николай Александрович Сысоев — заслуженный художник РСФСР. И до «Ленина с Крупской» ходил, и после «Ленина на субботнике» ходил, и даже при «Всегда в работе» ходил.
И вот приходил Николай Александрович в сей супермаркет и грозно спрашивал от порога: «Водка есть?». «Нет», — пугаясь, отвечали ему. Сысоев возносил к притолоке глаза и произносил «ЧэПэ». И произносил это настолько неподражаемо, что казалось эхом под низким потолком отзывается: «Воистину ЧэПэ». А идя обратно, обращался к каждому встречному: «Представляете, любезный. Водки-то в сельпо нет. ЧэПэ!». 
Так и прижилось … «Чепок». Кстати, по сей день так остановку называют, сам слышал.
Вы выходите у «Чепка»?