Об Одессе

Гревская площадь

«…Девушка плясала, порхала, кружилась на небрежно брошенном ей под ноги старом персидском ковре, и всякий раз, когда её сияющее лицо возникало перед вами, взгляд её больших черных глаз ослеплял вас, как молнией …». Нет, это была не Гревская площадь … это Одесса. Небольшая группа музыкантов играла на площади между оперным театром и несгибаемым тысячелетия Лаооконом. Середина сентября, днём ещё лето, а к вечеру на весёлые одесские огоньки заглядывает осень и принимается играть с летом. Лето обнимает тёплым дуновением откуда-то с Дерибасовской, но через минуту осень отвечает хулиганской щекоткой с моря.
Музыканты без остановки играют Утёсова, еврейские песни … «Мишка-одессит» и «Хава Нагила», «У чёрного моря» и «Шалом».
Девчонка, лет десяти, не обращая ни малейшего внимания, ни на смеющихся окружающих, ни на чуть смущённых родителей, ни даже на самих музыкантов, выделывается, как только может. Как же она пляшет! Ножками притопывает, плечиками ведёт, а уж как она вихляет бёдрами … куда там до неё незабвенной Людмиле Прокофьевне! Музыканты из «Семь сорок» без перерыва выходят на «Жемчужина у моря». Девчонка, лишь на мгновение остановившись, и бросив на музыкантов недоумённый взгляд, с утроенной энергией пускается в пляс. „Живи моя Одесса, живи и процветай!“. К девчонке выкатывается мальчуган и, приложив растопыренные пятерни к подтяжкам, изо всех сил топает ногой по брусчатке. Такой маленький «Изя Шниперсон». Родители хохочут: «Придётся теперь в хедер переводиться!».
Из-за спин зрителей вылетает подпивший парень с лицом, выражающим полное удовлетворение жизнью: „Що це було?“ Со смехом народ объясняет. Парень, приложившись к пивному горлышку, пытается осмыслить, но тут на него сходит озарение: „А, это гимн Одессы!?“. Девчонка смотрит на него возмущённо и, скорчив ужасающую гримасу, вновь пускается в пляс. Нет, это была не Гревская площадь. Это Одесса.
«Бульвар». Прохладно, но если накинуть плед и заказать горячего чая – уютно. Дневная суматоха у Дюка стихла, и отец-основатель имеет редкую возможность спокойно полюбоваться на морвокзал. Вдруг за спиной какой-то шёпот. Мимо проносят ту самую «Эсмеральду», глубоко спящую на руках у папы, который шёпотом маме: «Завтра пораньше пойдём на Соборку!».
Эх, не знал он, что на Соборке по вечерам играет целый оркестр.

Сэр-капитан

Белгород-Днестровский. Грозная крепость на берегу лимана. Для турок в древние века, румын в Великую Отечественную она становилась „крепким орешком“ в их бесславных военных кампаниях. Да что там турки? Даже волны Днестровского лимана за шесть столетий так и не смогли хоть сколько-нибудь подточить её мощь! Одно слово — Аккерман! Поэт поэтов посвятил ей: «Тогда боялись мы султана. А правил Буджаком паша. С высоких башен Аккермана...». Звучит!
По традиции, в начале осени, в Аккермане проводится финал «Железной лиги» — это, когда взрослые дядьки увешиваются всякими жестянками… простите, заковываются в латы и начинают друг друга лупить по картонным щитам… простите, отстаивать честь ордена. Рыцари! А жестянками или латами — каждый может выбрать для себя. Для тех, кто, «ангиня», лежал в обнимку с аспирином, малиной и Вальтером Скоттом, не щадил коней, чтобы успеть на турнир, дабы возвести на трон королевы любви и красоты Наташку со второй парты (несмотря на то, что она, «язва», не дала списать самостоятельную) — для таких, конечно, второе. 
Как и в старой, доброй Англии, на период турнира, к замку стекаются торговцы всех мастей. Лошадиные сбруи и чехольчики для айфонов, крепчайший эль и «Отвёртка», доспехи, сработанные искусными последователями святого Дунстана и магнитики на холодильник… чего только не предлагают современные купцы. Хотя, чаще лотки напоминают известные «Всё от 10 гривен». Да-да! В Одессе именно так – «от 10-ти».
По тропинке вдоль лотков важно прогуливается современный «лыцарь» в звании капитана милиции. Латы с трудом сходятся на животе, открывая взору «поддоспешник» в виде майки, «шлем» с гербом-кокардой съехал на затылок, резиновый «меч» болтается сзади в районе колен… «без страха и упрёка» одним словом.
Видимо за неимением достойных противников, сэр-капитан и решает прицепиться к одному из торговцев, на предмет торговли алюминиевыми английскими «боевыми» мечами, жестяными янычарскими ятаганами и деревянными гетманскими булавами:
— Дозвіл, щоб зброя ближнього бою? 
— … ???
— Разрешение на холодное оружие есть?
— Нет.
— Як же так?
Продавец, не вполне осознающий, что за разрешение ему необходимо:
— Так это же не оружие. Это сувениры.
— Как не оружие? Мечи, ножи…
— Да Вы посмотрите сами, какой это нож? Колбасы не отрежешь.
Сэр-капитан, скручивая жестяной ятаган в спираль, потягивается грустью и вздохом берётся за булаву.
— О! Почти бейсбольная бита! Так врезать можно!
— Можно и утюгом врезать. Да такие в каждой сувенирной палатке на Дерибасовской продаются.
Совсем скисший «лыцарь» закона цепляется за последнюю надежду — меч:
— Ну это прям настоящее оружие!
— Какое это оружие?
— Как какое? Колюще-режущее!
— Да какое режущее? Он мягкий, как пластилин!
Сэр-капитан, окончательно осознав тщетность своих попыток по наведению порядка, в его разумении, но, тем не менее, желающий сохранить хоть внешний облик стража порядка, закидывает последнюю удочку:
— Всё равно! Колюще-режущее! Вот покажи, как ты с ним обращаешься?
Сметливый продавец, берёт из рук капитана «грозное» оружие предков и начинает размахивать им в стиле ниндзя-двоечника. Наш «лыцарь», в неподдельном испуге отпрянув от продавца, восклицает: «Ну так бы и сказал, что это оружие… махательное!».
И в полнейшем расстройстве, капитан уходит.
Действительно, у любой хозяйки такого «махательного» оружия полная кухня… надо бы подсказать подгулявшим мужичкам, что домой им безопаснее заявляться только в сопровождении такого «лыцаря без страха и упрёка».

Дежурный по «Бульвару»

Ресторан «Бульвар». Рядом с Дюком. Волшебно сидеть в летнее время на улице, в плетёных креслах, слушать музыкальные вариации на одесские темы, которые выдаёт местный виртуоз на пианино и вкушая одесские деликатесы глазеть на суету около Дюка. 
Часов восемь вечера. Ещё достаточно тепло, но женщины уже потихоньку начинают кутаться в пледы, которые им приносят официанты. Что там в меню … так, цимис, уху, жареные барабульки и конечно мороженное. Впереди недельный отдых. Жизнь прекрасна!
Поднося вилку с кусочком рыбы ко рту вздрагиваю от пронзительного мяуканья. У ног сидит толстенный кот (такой, как в «Блудном попугае») и требовательно смотрит на меня. Пытаюсь повторить заход с куском рыбы. Вопль раздаётся снова, причём уже с угрожающими оттенками. Ладно уж … на! Стряхиваю с вилки кусок и беру новый. Кот полностью удовлетворён и, понюхав кусок, переваливаясь, как беременный отходит, не притронувшись к угощению. Вот тебе на! Странно. Ресторан хороший, чтобы кормили испортившейся рыбой, сомнительно, но кошки-то чуют «некондицию» лучше собак. Размышляю, чего делать … От размышлений отвлекает тот же пронзительный вой (мяуканьем этот звук назвать сложно), но теперь объектом попрошайничества является пара, сидящая за соседним столиком. Какое-то мясо едят. Интересно, как у них по части «свежачка». Со смехом мужчина с женщиной угощают кота. Кот уселся на хвост, понюхал и … не притронувшись к мясу, пошёл дальше.
Вот это да! Набрёл на свою голову на общепит. А если у них и салаты и мороженное такое … !?
Полушутя спрашиваю у официантки:
— Что-то кот не жалует вашу кухню. С чего бы это?
Официантка с улыбкой:
— А он уже ходить не может от обжорства, мы его подкармливаем. Но видимо, чтобы форму не терять, он каждый вечер, часам к восьми, приходит сюда и попрошайничает. Но ещё никто не видел, чтобы он выпрошенное ел.
Кот — одессит. «Мама, это я дежурю. Я дежурный … по «Бульвару».

Торопыга

В магазине. В этот день улетаю. Естественно, что-то важное отложено на этот последний день. А как иначе-то? Тратить время не на наслаждение пребыванием? Нет уж! Итак, скаковой лошадью ношусь по городу в поисках художественного магазина. Пролетаю Дерибасовскую, Соборку, Льва Толстого … нет нигде. По Нежинской выруливаю на Преображенскую … вот, «Канцтовари», может там есть … 
Захожу, магазин только проснулся, две сонные продавщицы у кассы что-то лениво обсуждают. Оглядываю ассортимент, есть! Прошу показать. Кого прошу – не понял сам, реакция такая, как если бы я попросил их, сам находясь у Потёмкинской лестницы. Погромче. Не помогает. Что ж, подхожу к ним:
— Девушки, будьте добры!
— Что Вам?
— Покажите …
Одна неохотя идёт. Показывает. Задаю какой-то вопрос о комплектации. Ответа нет. Повторяю настойчивее. Девушка достаёт из под прилавка коробку и начинает рассматривать картинку на ней, на которой нарисовано всё в сборе.
— Вот, видите, есть! Що спрашивайте?
Действительно, чего это я … ведь я обычно хорошо вижу сквозь прилавок.
— Хорошо, упакуйте.
Проходит минут пять, хотя надо, всего-навсего, положить в коробку и закрыть крышку.
— Девушка! Я понимаю, что 11 часов – это раннее утро, но я был бы очень признателен, если бы Вы смогли побыстрее закончить процесс передачи товара покупателю!
— А що такое? Що Ви дёргаетесь?
— Девушка, во-первых, я и так уже провёл у вас довольно много времени, а во-вторых, у меня самолёт через час!
Та, обращаясь ко второй продавщице:
— Нет, ну ты видала, эти москвичи вечно куда-то торопятся!

Трамвай

Еду в машине по Николаевской дороге (та, что в сторону Херсона). В Одессу возвращаюсь. Вокруг благодать. Справа поле, трава по пояс, солнышко пригревает. Настроение великолепное. Дорога не совсем знакомая, поэтому стараюсь не отвлекаться.
Вдруг, чувствую, что-то не так. Боковое зрение зацепило какой-то объект справа. Бросаю мимолётный взгляд и … отвести его не могу. Глаза лезут на лоб. Поле на расстоянии, каких-нибудь 5 метров, высокая трава. И вот по этой траве меня шустро обгоняет трамвай. Самый настоящий, которые раньше были, красный (в Одессе большинство тех трамваев и осталось). Но чтобы в поле!? 
Представьте ощущения – бескрайнее ровное поле, ни намёка на какие-либо строения, если только очень вдалеке и вот по этому пустому полю едет трамвай. Усугубляется эта картина ещё тем обстоятельством, что из-за травы я рельсы не вижу. Вот так в Одессе трамвайные маршруты проложены. Хочешь – в поле, хочешь – в море. 
А может это тот самый путь по которому героиню Елену Соловей в фильме «Раба любви» от белогвардейцев трамвай увозил. «Господа! Вы звери, господа!».

Форшмак

В одесском кафе «Компот». Это такая сеть, в которой фирменным блюдом является компот. На любой вкус – вишнёвый, клубничный, яблочный …. Вкусный! Официант выслушивает пожелания, среди которых «Селёдка под шубой». Уходит. Через некоторое время приносит блюдо:
— Ваш форшмак.
— Я не заказывал форшмак.
— А что?
— Вот видите, записывать проще. Я заказывал селёдку под шубой.
— А точно не форшмак?
— Точно.
Недоумённо смотря на тарелку с форшмаком:
— Странно! В Одессе, и не форшмак ….

Современник Гоголя

В гостинице на стойке лежат карты Одессы, в виде складных книжечек, с указанием основных достопримечальностей. Взял одну книжицу. Наряду с Дюком, Оперным, Потёмкинской лестницей в ней, конечно, присутствует и «Дом с атлантами» на улице Гоголя.
Прошёл по Приморскому бульвару, через Тёщин мост … сворачиваю на Гоголя. Прохожу всю улицу, глазею по сторонам – нет атлантов. Прохожу ещё раз … нет и всё тут. Знаю точно, что должны быть. «Дежа вю» обожаю, пересматриваю и прекрасно помню Ежи Штура на фоне атлантов. Ещё разок, внимательнее … нету!? Закрадывается мысль о «неточности» карты. Ведь на какой улице точно они находятся я не знаю, может где-то рядом. Помянув «добрым» словом хапуг-туроператоров, которые не удосуживаются сделать нормальные карты, решаю начать поиски от памятника основателям Одессы (памятник Екатерине II ). 
Прохожу по Сабанееву мосту, уткнувшись в развёрнутую карту.
— Вам що-то подсказать?
Поднимаю глаза, передо мной маленького роста, лысеющий с кудряшками на темечке, в очках с сильными диоптриями, с каким-то рассыпающимся пакетом одессит. Вид у него весьма колоритный и удивительно рассеянные и, одновременно, озорные глаза.
— Спасибо. Вот, не могу атлантов найти.
— Это каких? А Ви откуда?
— Ну, дом с атлантами … вот, по карте они на улице Гоголя должны быть. Из Москвы.
— Нет тут такой улицы.
— Как нет? Вот же, если судить по карте, вон она перпендикулярно идёт!
— Ви сюда слушайте! Нет такой улицы! Это Надеждинская.
— Хм-м-м … а могли переименовать?
Мужичок очень грустно:
— Могли. Эти всё могли. Но при мне не переименовывали.
Кого он подразумевал под «Этими», неизвестно. Может коммунистов, может современников … В общем атлантов я нашёл … они на реставрации были, поэтому затянуты непрозрачной плёнкой. Посмотрел в дырочку на земную твердь со звёздами на каменных плечах. 
P.S. Улица Гоголя раньше называлась Надеждинской, а в 1902 году, к 50-летию со дня смерти писателя, она была переименована в его честь. А мужичку-то на вид лет 45, не больше. 

Контрольные весы

На «Привозе». Запах рыбы, земляники и разливного вина. Покупаю черешню у настоящей «Тёти Сони», необъятной, крикливой и предельно суровой товарки:
— Мне килограмчик. – взвешивает, то добавляя ягодку, то убирая. Наконец протягивает пакет.
— Всё точно, не ошиблись? – с улыбкой. Настроение прекрасное.
— У мине всё честно всегда! Ви що думаете!? Если ви в Одессе, то вас сразу обдурят!!??
Вон, проверьте на контрольных весах!
Поворачиваюсь в сторону, куда указывает товарка и меня буквально скрючивает от хохота. В торце ряда стоят «Контрольні ваги», а к ним очередь, как в мавзолей.

Зачем английский?

На украинской границе. Заполняя миграционную карточку. Верхние три строчки длинные, на 16 букв – «Ім′я, Прізвище, Громадянство». Машинально заполняю фамилию, имя, отчество и только потом обращаю внимание, что надписи на украинском дублируются на английском – «Name, Last Name, Сitizenship». Терзают «смутные сомнения», что «Сitizenship» переводится, мягко говоря, не совсем как «Отчество». Что ж, делать нечего, вылезаю из машины и, заходя в помещение пограничного поста, с виноватым видом протягиваю заполненную карточку пограничнику. Пока он изучает, нарочито громко сокрушаюсь, как плохо не знать английского. Прочитав моё «творение», пограничник поднимает на меня глаза и искренне недоумевая, произносит: «А зачем тебе английский? Есть же украинский!».

Где эта улица? 

Опять же на границе. Пограничник, спросив куда путь-дорога и как в России обстоят дела с кризисом, прищурившись, спрашивает:
— Сам заполнить сможешь?
— Смогу. Не в первый раз.
— Точно сможешь? Не ошибёшься …?
Понимаю, к чему такой оборот, и с улыбкой:
— Если поможете, буду очень благодарен.
— Давай сюда!
Протягиваю вместе с карточкой пятьсот рублей (Твёрдая такса за быстрый проход, не меняется давно. А говорят инфляция).
— Так, значит едешь в Одессу … какой же адрес написать …? А, напишу Дерибасовская …, — и, обращаясь к напарнику, — в Одессе есть Дерибасовская улица?