«Мужики на рыбалку собираются»

Сашка сладко и глубоко спал. За печкой, у окошка.
За той самой печкой, которую они с дочкой любили топить вечерами. Они садились рядышком, Сашка на стул, а Маруся – на маленький раскладной рыбацкий стульчик из брезента, и оба мечтательно глазели в раскрытую топку.
Сашка особенно любил этот стульчик, он навевал приятные детские воспоминания. Отец с дядькой были заядлыми рыбаками и, разумеется, всеми силами старались зажечь эту страсть в маленьком Сашке. А как иначе? Мужики всегда ловят рыбу летом.
Для того, чтобы считаться настоящим «мужиком», в его детском понимании, необходимо было обладать тремя вещами: офицерским планшетом для поплавков, грузил и лески, перочинным ножиком и рыбацким складным стульчиком.
Первое, второе и третье было неизменным атрибутом ежедневных сборов на рыбалку отца с дядькой. «Мужики на рыбалку собираются», говорила мать, и Сашка ощущал себя полноценным членом взрослого «мужицкого» отряда, несмотря на то что его удочка была сделана из первого колена старого сломанного удилища, леска была толщиной 0,1, а крючки его были лишь на уклейку.
«Мужики» на рыбалку собирались основательно. Приносили удочки, раскладывали снасти. Проверяли, как привязан каждый крючок, остра ли у него «бородка», свободно ли двигается поплавок по леске, не подходят ли к концу запасы тонких резиновых трубочек, которыми поплавки и крепятся к леске … да мало ли чего необходимо проинспектировать.
И вся эта подготовка только к вечерней зорьке. К рыбалке с плотика, на обычную бамбуковую удочку. Уклейки, плотвички, окушки, да ершишки сопливые. А вот если собирались на леща!
Тут уж готовиться начинали с утра. Снасти донок подвергались инспекции в три раза строже. Не разболталась ли катушка, гибок ли «кивок», не сползло ли грузило …
Да! Не забыть проверить одну специальную донку – на сома. Ведь во всем известной яме, у старых петровских свай, жил гигантский сом. Правда сома этого никто никогда не видел, но все знали, что размеров он чудовищных, ест чаек и весь уже покрыт плесенью от старости. И это именно он, а не старые сваи на дне, обрывает у мужиков блесна и грузила.
Да что там мифический сом? Живого-то они видели один раз. Как раз на ночной рыбалке. Пошли, как обычно на леща, сидели в старой плоскодонке, «арендованной» у Филимонова на лето за четверной. Только закурили, вдруг донка, закрепленная концом в щели между бортом и «банкой» (сиденьем) выскочила и плюхнулась в воду. Юрка успел схватить ее, прежде чем лещ уволок ее за собой.
Подтаскивая добычу, Андрей сказал Юрке: «Подсачник давай! Здоровый попался». Юрка привстал наперевес с длинным подсачником, готовый завести кольцо с сеткой под добычу.
Все, леска почти выбрана, за бортом плещется кто-то крупный, силясь уйти обратно в глубину. Юрка завел подсачник под добычу, но никак не мог подцепить рыбину. Чёрт знает, что такое! Наконец, подсачник потяжелел, заходил в руках ходуном, Юрка подтащил добычу к борту плоскодонки, буквально впихнул древко в руки Андрею, а сам схватил фонарик, сгорая от нетерпения скорее посмотреть, что за гиганта они поймали.
Вспыхнул свет алюминиевого фонарика о трех желтых «элементах» и уже заметный рассвет на мгновение вновь превратился в кромешную ночь.
Юрка осветил подсачник с добычей и отпрянул: «Это не рыба!». На него смотрела блестящая плоская голова, с усами и маленькими бычьими глазками по бокам. Соменок!
Но ладно, не отвлекаться! Донки проверены. Теперь надо проверить крепление старого, сломанного половника, прикрученного к длинной палке. Зачем он нужен? А чем прикажете вычерпывать из нужника его содержимое, в поисках опарышей?
Сегодня очередь Андрея добывать их. Уже после, они будут запущены в специально оставленного леща, чтобы очистить их внутренности от человеческого «вторичного продукта».
Да еще предстояло полвечера варить геркулесовую кашу. Крутую, чтобы остывшую ее скатать в шары, размером с бильярдный. Да не просто скатать, а пропитать подсолнечным маслом и аккуратно каждый завернуть потом в газету. Нет лучше прикормки для леща!
К полуночи, обычно управлялись и сразу укладывались спать, с тем, чтобы в три уже встать, а к четырем быть на месте, посередине реки.
И эти «шаманские пляски» повторялись ежедневно, кроме одного дня – когда в город завозили пиво.
Пивной ритуал был не менее приятен, чем подготовка к рыбалке.
Одно портило его – жены.
Они либо начинали прорабатывать мужей за выпивку, либо присоединялись к пивопитию, а потом начинали прорабатывать. Причем делали они это весьма искусно, по очереди. Пока одна отдыхает, вторая чихвостит. Устанет вторая, первая вновь за них принимается. 
Разве могли понять они то наслаждение, с которым пилось закатными вечерами? Да ни за что!
Как прекрасно расположиться за деревянным столиком, у которого ножки были покрыты мхом и который, казалось, был врыт еще в прошлом веке. Солнце, нещадно палившее весь день, еще в полной силе, но уже клонившееся к закату, с трудом пробивалось сквозь гигантские лапы древней ели. Королевы-ели.
Каждая пчела, возвращающаяся в свой улей, на задворках участка, казалась «ШП» — швоим парнем, которая все видит, все знает, но промолчит и лишь тяжелым гудением поприветствует пиволюбов.
Когда вяленой рыбой завален весь стол. Красноглазые крепкие плотвички, темные полосатые окушки, изящные бледные уклейки. На любой вкус. Рассыпанные на газете, заботливо расстеленной на столе, они напоминали кляссер с марками, настолько гармонировала каждая рыбка с соседкой. Казалось, что даже по размеру они были подобраны с умыслом.
А ну-ка, поди сюда ты, вот та плотвичка с краю. Иди, иди. Сейчас у тебя оторвут перышко, положат в угол губ, чтобы тонкий привкус соли начал заполнять рот. А держа его во рту, непременно надо было сказать что-то глубокомыленное, типа: «Нет, все-таки не зря мы в щучей голове опарышей выращиваем. Взяли бы судачью – мелочь одна была бы».
И запить перышко стаканом горького пива, которое они вчера притаранили из города в старом, бездонном рюкзаке. Несли по-очереди, изнемогая под тяжестью трех ящиков. Шли «низом», по тропинке вдоль реки, дабы никто из деревенских мужиков не имел соблазна «случайно» выйти навстречу. Пришлось бы угощать.
А «низом» можно было безопасно идти, делая привалы у графской лестницы, у заводи, у мостка через овраг, у плотика. Разумеется, выпивая на привалах по бутылочке. Юрка ловко прилаживал зазубрины пробки к коре ближайшего дерева, был сверху по пробке кулаком и бутылка с «пшиканием» открывалась.
Эти старые пробки. Раньше, на пробках всегда были выбиты сорт пива, дата, производитель и цена, без стоимости посуды. Например, «Жигулевское, 16-е, ЛПЗ (Лысковский пивоваренный завод), 25 к.б/пос. (25 копеек без стоимости посуды)».
Пробку Юрка всегда вдавливал в ствол дерева, так что постепенно тропинка превратилась в «тропу Нибелунгов», где по пробкам можно было прочесть, когда и какое пиво продавалось в городе.
А ощущать себя героями-добытчиками? Ведь пиво достать было сродни тяжелой экспедиции. Надо было прознать, когда и в какой магазин завезут, на первом автобусе рвануть в город, отстоять гигантскую очередь, дать и забрать залог за ящик, дабы спокойно уложить все в рюкзак … 
Чтобы после всех испытаний, на закате спокойно его пить, зная, что никто не придет и не попросит «поправь». Ходить на пиво считалось в деревне плохим тоном.
Эх … нет, не поймут они.
И мужикам не жалко было угостить своих благоверных бутылочкой пива. В конце концов, не убудет, но ощущения единения с приятелем и природой терялись от женского щебетания, а уж тем более, от последующей «проработки».
Но это все сегодня. А завтра — мужики будут собираться.
«Маруся! Давай, допивай компот и собираемся на рыбалку!».
«Папа! Не забуть мой ыбацкий стулик!»