Хода нет – ходи с бубей!

Пики, крести, бубы, червы …. — Э! Молодой! Не «крести», а «трефы»!
Писатель Александр Никонов, в одном произведении вспоминает: «Я научился играть в преферанс в поезде, 18 лет от роду. Десять лет уже прошло с тех пор! Боже мой! Твою мать! Мне было хорошо в 18 лет. Потому что тогда я научился играть в просиранс. Пики-крести-буби-черви. В поезде. По пути следования со студенческой группой в город Магнитогорск, на ознакомительную практику после первого курса».
Я научился раньше. Преферанс вызывал мой глубочайший интерес с раннего детства основательностью подготовки к игре, таинственностью неведомых скрижалей, почему-то называемых «пулей», в конце концов, присутствием в игре живых денег, пусть и, как правило, невысокого номинала, играют-то свои.
Очень редко, но отец позволял постоять рядом с ним, показывал мне карты и пояснял: «Смотри, мы вот так пойдем. Под вистующего с тузующего. А под игрока – с семака». Какая интересная игра, в отличие от «пьяницы», в которого они играли с бабушкой. Но для детей только иногда «пьяница», поскольку карты вообще – не детское развлечение, а уж преферанс – только для взрослых. Хитрые они, эти взрослые. Играют теми же картами, по тем же правилам (дама бьет семерку), но чтобы не прятаться от детей, придумали всякие непонятные названия: мизер, распасы, ремиз, пуля, трельяж, бомба … какая такая еще бомба? Бомба – в самолете же.
— А вот позвольте Вам, Борис Васильевич, еще «на погоны, паровозом? — отец хлестко, одной за другой, шлепнул оставшимися двумя картами по столу.
Погрустневший Борис Васильевич начал собирать карты. Сейчас «на прикупе» он.
— А ты обманул, папа!
— Что? Я… обманул?! Придержи язык! Как ты смеешь так говорить!
— Пап, но ты неправильно пошел, — сквозь навернувшиеся слезы настаивал я.
— Ха! И как же я по-твоему «неправильно пошел»? — уже спокойнее спросил отец.
— Ты на сердечко бросил карту с крестиком, а должен был тоже сердечко, у тебя еще одна оставалась.
— Все правильно я пошел! Без сопливых обойдемся!
— А мы сейчас проверим, — обрадованный Борис Васильевич еще не начал тасовать карты и взятки лежали в той последовательности, в которой брались в игре. Действительно, среди одной взятки на червах, затесалась трефовая девятка, тогда как взятка, следующая за ней, состояла из одних «сердечек».
— Ничего себе! А откуда ты знаешь правила?
— Да я смотрел и запоминал. Если, например, сердечки козыри, надо считать, сколько вышло вон в ту кучку. А карты надо держать в руках по очереди, по значкам. Крестики к крестикам, сердечки к сердечкам.
— Смотри-ка, верно.
— А у тебя одно сердечко неправильно лежало с ромбиками, поэтому ты перепутал.
— Молодец! Похоже нашего полку прибыло! — смеясь, сказал отец и развернув меня лицом к двери, легонько шлепнул пониже спины, — Марш спать, преферансист!
И хоть «в наш тесный круг не каждый попадал», лет с 14-ти аксакалы меня начали подпускать к игре. Аксакалы, это преферансная компания, которую я с детства помню, как неизменный антураж любой кухни в квартире, где проходили какие-либо семейные торжества. Стоило торжеству чуть перевалить за «зенит», от общего стола отделялась темная группа, под предлогом покурить на кухне. С кухни они уже не возвращались.
Туда вызывалась бабка и ей ставилась задача приготовить стол для игры. Приготовления заключались в сворачивании скатерти и подготовке закуски, после чего бабка настойчиво выдворялась с кухни, куда плотно закрывалась дверь. А как же! Главные враги преферанса – жена, скатерть и шум.
На столе рисовалась пуля, раскладывались ручки, ставились чашки, рюмки и закуска. Из напитков присутствовали водка и чай, заваренный дедом собственноручно.
Сие таинство он не доверял никому и лишь кому-то из внуков выпадало счастье ассистировать деду путем выливания старой заварки в туалет и наблюдению за завариванием свежего чая. Обозрев стол, признав его надлежаще убранным, а кухню «покрытой извне» (плотно закрыта дверь), дед объявлял «преферансный полдень», то бишь – открытие клуба преферансистов.
Итак, краткая характеристика на членов сего почтенного клуба:
Во-первых, отец.
Отец играл в преферанс тоже лет с 14-ти и учил меня всему, хотя и своеобразно. Например, лет до 16-ти обычным «поощрением» за заход с туза от пики под игрока, был крепкий подзатыльник. Постепенно, когда моя рука по размеру уже стала соизмерима с отцовской ладонью, воспитательный пыл поугас, и ограничивался только ругательствами, причем, надо отдать должное, допустимыми в приличном обществе.
Отец играл великолепно и я не припомню случая, чтобы он хоть раз остался в минусе. Когда я первый раз при росписи оказался в плюсе больше отца и самонадеянно заявил, что я выиграл у него, отец щелкнул меня по носу и сказал: «Выиграешь у меня, когда я в минусе окажусь». Случилось это через много лет, на втором этаже дома в Ульяновке, при игре втроем: отец, младший братишка и я. Когда при росписи у отца обнаружился минус, он со стуком бросил ручку, ни слова не говоря ушел в другую комнату и лег спать, отвернувшись к стене и закрывшись одеялом с головой.
Во-вторых, дед.
Подпольная кличка «Валет Алексеевич». Журналист и полярник. Педант и домостроевец. Мечтатель и любимец женщин. Одним словом — гусар.
Гусарил он всегда и везде, несмотря на то, что в конце 20-го века вокруг не наблюдалось ни муаровых платьев с плессировкой, ни лихих бивуаков.
Постепенно последствия лихой жизни начали сказываться и дед начинал засыпать к середине игры. Для партнеров сигналом служило то, что он ставил на стол локти и начинал держать карточный веер обеими руками. Делалось это с двумя целями: чтобы не выронить карты, когда заснет и не упасть самому. Как правило, не удавалось ни первое, ни второе. Карты выпадали из его ослабевших пальцев, мастями на обозрение всему столу. Но бывали и так, что он крепко держал карты, поэтому начинал «выпадать» сам. Его голова склонялась все ниже и ниже, пока почти не исчезала за карточным веером в руках.
Нас братом это страшно веселило. Мы обзывались на деда «засыпуля» и, иногда разойдясь всерьез, ставили ему под нос на возвышение чашку с нетронутым чаем, с нетерпением ожидая, когда рано или поздно, дед клюющим носом достигнет ее. Дед окунался носом в чай, втряхивался ото сна, и непременно провозглашал: «Я не сплю! Чей ход?».
В-третьих, дядька.
Юрка, талантливый журналист, отец троих детей, бессребреник, душа любой компании. Его преферанс интересовал только с одной стороны – прекрасно провести время в душевной компании людей, которых он всей душой обожает и они отвечают ему тем же. Хотя, справедливости ради надо признать, для всех остальных это тоже было главным фактором, как впоследствии и для меня, и для брата и для многих-многих будущих поколений преферансистов. Юрке было скучновато играть размеренные «шестерные», поэтому, подвыпив (а разумеется, за столом, все выпивали, «за первую бомбу», «за распасы», «за посадку», «за мизер»), начинал, по его собственному выражению, «ломать карту», а именно, заказывать мизер, практически через круг. Поскольку обычно мизером и близко не пахло, чаще рюмки поднимали «За посадку». Еще, BMW и Марта Оскаровна. Борис Васильевич Миловидов и подруга деда с бабкой, учительница. Не могу вспомнить ее без очков и сигареты. Была когда-то давно еще «Анна Портвеевна» (Петровна). Моя прабабушка, но я ее почти не помню.
И, наконец, я. 14-ти, 16-ти, 20-ти, 22-х… и так далее -летний.
Мне сейчас 41 и в наш тесный круг мы принимаем далеко не каждого.
— Павел! Хорош зевать! Твой ход! Червы — козыри!