Цыплята уходили на войну
Возрастные ограничения 12+
Много ли надо для счастья? Ответьте мне, много ли надо для счастья, когда тебе восемнадцать лет? А точнее, когда тебе восемнадцать, школа окончена, будущее далеко, а в настоящем на тебе грязно-зеленая форма, под кроватью автомат, и рабочая смена по защите родины длится с четырех часов дня до восьми утра?
Мой ответ – для счастья много не надо. Надо, чтоб никогда не кончались кофе и сигареты, чтоб сменщица вернулась вовремя, и тогда можно выспаться, чтоб по дороге домой нашлась добрая душа, которая отвезет тебя до цивильной остановки, а в автобусе Тверия–Иерусалим тебе нашлось бы сидячее место – хотя бы на ступеньках, и чтобы пока ты дома, в сутках было по 28 часов. И ради бога – никаких учений, комиссий и визитов больших чинов.
А поначалу все казалось сложнее. «Моя армия» началась для меня в 1998 году. Мне повезло. Первое распределение после курса, где мне подробно объяснили, что на мне исключительно держится вся безопасность государственной границы, оказалось не на армейской базе, а в красивом кибуце на границе с Иорданией. Место тихое, вокруг – яблочные плантации и клумбы с розами. И девочки милые. Через два дня милые девочки отправили меня в полной амуниции охранять антенну. А точнее, в броннике, с автоматом и в каске лезть на 6-метровую вышку, где находится антенна, и охранять, не дай бог украдут. Короче, проверка на вшивость удалась на славу. До сих пор помню ужас в глазах нашего офицерика, который заехал познакомиться с новенькой и обнаружил меня красивую наверху. Для полноты картины мне не хватало собаки. Само собой, что при разборе инцидента все брали все на себя и клялись, что произошла ошибка, и что все выводы уже сделали. Само собой, что как только офицерский джипик исчез, последовала дамская драка с выдиранием волос и выцарапыванием глаз. Короче, через час мы подружились.
Местное население также дало о себе знать. Как оказалось, большинство местных жителей не сильно приветствовало тот факт, что армия обосновала свой объект на территории кибуца. Сначала нам дружелюбно предлагали свалить. Мы дружелюбно отвечали, что не имеем такой возможности. В результате периодически нам подкидывали в окна всякие няшки типа тараканов, и пауков. Пару раз были скорпионы. Один раз под дверь подкинули змею, как оказалось – не ядовитую, но впечатление было сильным. В конце концов после поимки с нашей помощью на одной из плантаций воров, аборигены успокоились. Некоторые стали заходить к нам в гости. Иногда приносили угощение.
А еще к нам приходил Офер. С первого взгляда он производил впечатление местного дурачка. Много и не всегда связно говорил, постоянно нервно посмеивался и требовал сладкого и всегда, даже в самую сильную, жару носил футболки с длинными рукавами. Даже будучи в шортах и шлепанцах. Жаловался, что рукам холодно. Я как-то спросила, как же, мол, ногам нормально, а рукам холодно. Он смущенно захихикал:
– Так в руках железяки… вот и холодно. А когда холодно, болит. И некрасиво.
Я сначала не поняла, решила, что это очередной бред.
И тогда он очень аккуратно и медленно завернул один рукав. Вся рука была в мелких темных выступах под кожей… Он был сапером, наш дурачок. Сапером, которому повезло, потому что его руки и слегка съехавшая голова остались при нем. Так ему сказал врач. После восьми операций по извлечению осколков было решено больше его не мучать, поскольку то, что осталось внутри, опасности не представляло.
Однажды он принес альбом с фотографиями. Молодые мама и папа, их свадьба, он маленький, в подгузниках, пускает слюни на бабушку… Среди прочих – фото из детского сада: он и еще восемь таких же в желтых кофточках с желтыми ободками на головках и тетя воспитательница в белой блузке с красным гребешком:
– Это мы на Пурим. Мы цыплята, и мама курочка.
И сразу после – фото этих же цыплят в форме: у каждого своя, ни одной одинаковой. В кибуцах на восточной границе ни у кого не возникало сомнений, надо ли служить. Уезжали и служили. И приезжали по выходным. Через три-четыре года праздновали дембель. Большинство. Офер тоже праздновал. Он вернулся домой навсегда. Так врач сказал.
Последующие полтора года было много всякого. Менялись места (Ливан, Газа, Сирия и снова Иордания), менялись люди вокруг, домик в кибуце сменился на караваны, которые утопали в грязи, где было либо очень холодно, либо очень жарко. В какой-то момент я обнаружила, что я уже командир. И, конечно, везде были мальчики. Приходили к нам во время патрулей – поболтать, погреться, поесть, пообниматься. Разговоры о выходе войск из Ливана были в разгаре, то здесь, то там что-то вспыхивало и взрывалось, было что обсудить. И каждый раз, когда они уходили, я вспоминала фотографию, где улыбался здоровый и красивый Офер и его однокашники.
Цыплята уходили на войну. Веселые, нахальные…
В восемнадцать лет много ли надо для счастья?
Мой ответ – для счастья много не надо. Надо, чтоб никогда не кончались кофе и сигареты, чтоб сменщица вернулась вовремя, и тогда можно выспаться, чтоб по дороге домой нашлась добрая душа, которая отвезет тебя до цивильной остановки, а в автобусе Тверия–Иерусалим тебе нашлось бы сидячее место – хотя бы на ступеньках, и чтобы пока ты дома, в сутках было по 28 часов. И ради бога – никаких учений, комиссий и визитов больших чинов.
А поначалу все казалось сложнее. «Моя армия» началась для меня в 1998 году. Мне повезло. Первое распределение после курса, где мне подробно объяснили, что на мне исключительно держится вся безопасность государственной границы, оказалось не на армейской базе, а в красивом кибуце на границе с Иорданией. Место тихое, вокруг – яблочные плантации и клумбы с розами. И девочки милые. Через два дня милые девочки отправили меня в полной амуниции охранять антенну. А точнее, в броннике, с автоматом и в каске лезть на 6-метровую вышку, где находится антенна, и охранять, не дай бог украдут. Короче, проверка на вшивость удалась на славу. До сих пор помню ужас в глазах нашего офицерика, который заехал познакомиться с новенькой и обнаружил меня красивую наверху. Для полноты картины мне не хватало собаки. Само собой, что при разборе инцидента все брали все на себя и клялись, что произошла ошибка, и что все выводы уже сделали. Само собой, что как только офицерский джипик исчез, последовала дамская драка с выдиранием волос и выцарапыванием глаз. Короче, через час мы подружились.
Местное население также дало о себе знать. Как оказалось, большинство местных жителей не сильно приветствовало тот факт, что армия обосновала свой объект на территории кибуца. Сначала нам дружелюбно предлагали свалить. Мы дружелюбно отвечали, что не имеем такой возможности. В результате периодически нам подкидывали в окна всякие няшки типа тараканов, и пауков. Пару раз были скорпионы. Один раз под дверь подкинули змею, как оказалось – не ядовитую, но впечатление было сильным. В конце концов после поимки с нашей помощью на одной из плантаций воров, аборигены успокоились. Некоторые стали заходить к нам в гости. Иногда приносили угощение.
А еще к нам приходил Офер. С первого взгляда он производил впечатление местного дурачка. Много и не всегда связно говорил, постоянно нервно посмеивался и требовал сладкого и всегда, даже в самую сильную, жару носил футболки с длинными рукавами. Даже будучи в шортах и шлепанцах. Жаловался, что рукам холодно. Я как-то спросила, как же, мол, ногам нормально, а рукам холодно. Он смущенно захихикал:
– Так в руках железяки… вот и холодно. А когда холодно, болит. И некрасиво.
Я сначала не поняла, решила, что это очередной бред.
И тогда он очень аккуратно и медленно завернул один рукав. Вся рука была в мелких темных выступах под кожей… Он был сапером, наш дурачок. Сапером, которому повезло, потому что его руки и слегка съехавшая голова остались при нем. Так ему сказал врач. После восьми операций по извлечению осколков было решено больше его не мучать, поскольку то, что осталось внутри, опасности не представляло.
Однажды он принес альбом с фотографиями. Молодые мама и папа, их свадьба, он маленький, в подгузниках, пускает слюни на бабушку… Среди прочих – фото из детского сада: он и еще восемь таких же в желтых кофточках с желтыми ободками на головках и тетя воспитательница в белой блузке с красным гребешком:
– Это мы на Пурим. Мы цыплята, и мама курочка.
И сразу после – фото этих же цыплят в форме: у каждого своя, ни одной одинаковой. В кибуцах на восточной границе ни у кого не возникало сомнений, надо ли служить. Уезжали и служили. И приезжали по выходным. Через три-четыре года праздновали дембель. Большинство. Офер тоже праздновал. Он вернулся домой навсегда. Так врач сказал.
Последующие полтора года было много всякого. Менялись места (Ливан, Газа, Сирия и снова Иордания), менялись люди вокруг, домик в кибуце сменился на караваны, которые утопали в грязи, где было либо очень холодно, либо очень жарко. В какой-то момент я обнаружила, что я уже командир. И, конечно, везде были мальчики. Приходили к нам во время патрулей – поболтать, погреться, поесть, пообниматься. Разговоры о выходе войск из Ливана были в разгаре, то здесь, то там что-то вспыхивало и взрывалось, было что обсудить. И каждый раз, когда они уходили, я вспоминала фотографию, где улыбался здоровый и красивый Офер и его однокашники.
Цыплята уходили на войну. Веселые, нахальные…
В восемнадцать лет много ли надо для счастья?
Рецензии и комментарии 0