Егерь

Тайга закончилась как-то внезапно. Еще два метра назад она нависала, пугая и восхищая одновременно, и раз: перед взором открывается довольно большая поляна. Добротная изба, дворовые постройки, небольшой огород и колодец. А потом опять лес, но уже не столь густой и девственный, а наоборот: обихоженный и почти окультуренный, и дорога в два километра до ближайшего населенного пункта. Егор вышел на поляну и осмотрелся. Глаз у него был наметанным, года работы егерем развили этот талант почти до совершенства.
— У меня гости, — произнес он вслух. Одиночество, а скорее всего полное затворничество, в коим существовал Егор, заставляли его часто говорить вслух. Прочитал как-то, что от продолжительного молчания голосовые связки могут атрофироваться. Верная собака тут же отреагировала на слово «гость», приняла охотничью стойку. Егор присел на корточки и потрепал ее по загривку:
— Спокойно, Веста, это свои. Наверное, в деревне случилось что-то. — И невольная гримаса исказила его лицо. Без малого трое суток он бродил по тайге, и чувствовал сейчас огромную усталость. Хотелось одного: попариться в баньке и поспать часов десять. Даже о горячей пище мысли не возникали, хотя от сухого пайка был полный дискомфорт в организме. Но, увы, он не ошибся: в доме хозяйничал Ванька, десятилетний сорвиголова. Он часто бывал у егеря на заимке и не чувствовал себя тут гостем, ну, по крайней мере, нежелательным гостем точно.
— Привет, — Егор подошел по привычке бесшумно, о чем тут же пожалел. Ваня вздрогнул и выронил заварочный чайник. Осколки стекла, заварка и кипяток брызнули во все стороны.
— Ой! Ну и напугали вы меня, дядя Егор.
— Прости, старик. Устал я. — Он сел на табурет, прислонился спиной к стене и прикрыл глаза. Ванька тут же заметался по комнате, убирал осколки, протирал пол, поставил кипятить воду. Молчать Ванька по натуре своей совсем не мог. Вот и сейчас он говорил и говорил, перескакивая с одной темы на другую, терял нить сказанного, и опять начинал сначала. При этом обильно комментировал, приправлял своими наивными мнениями и рассуждениями, выдавал потоки последних новостей из деревни, по всей стране, да и мировые прихватывал.
— Стоп! — приказал Егор, и открыл глаза. — От такого информационного трафика даже самый лучший компьютер может зависнуть, не говоря уж про человеческий мозг.
— Это еще не все.
— Мне и этого достаточно. И сомалийские пираты, и лов на дальнем озере, и о запое деда Михея, и о конкурсе Евровидения. Все смешалось. — Он встал, заварил чай прямо в кружках. — Лучше расскажи о самом главном. — Посоветовал он растерявшемуся, и потому замолчавшему, пацану. — Ну, не зря же ты пришел ко мне, да еще и на ночь глядя.
— Точно! — Ванька хлопнул себя по лбу. Не пожалел силы, и потому звук получился смачным и звонким. Сморщился, чем заставил егеря улыбнуться. — Девочка пропала, в тайге.
Сонливость и смертельную усталость как ветром сдуло:
— Чего же ты молчал? — вскрикнул Егор.
— Я…, — начал было оправдываться Ваня.
— Говори: кто, когда и где? Коротко и ясно!
Мальчишка хлопал глазенками и никак не мог сосредоточиться. Егор помог ему:
— Кто?
— Ириска. Дочь тети Алены.
Под ложечкой неприятно засосало, тревога брызнула в каждую клеточку тела. Стало невыносимо жарко, капельки пота потекли по спине.
— Когда?
— Часа два назад.
— Где?
— Около Воробьиной запруды. Купались мы там.
Егор бросил взгляд на карту местности, которая занимала на стене большую ее часть. Прикинул, задумался и стал в спешке собирать рюкзак:
— Иди домой, — обратился он Ване, к которому передалась тревога егере и он присмирел. — Дотемна успеешь. Не заблудишься?
— Нет, — обиделся пацан.
— Поиски начали?
— Идут. Милиция приехала, наши все вышли, а Кузьмич к тебе вот меня послал.
— Это правильно. Только не Кузьмич, а Иван Кузьмич. Начальство все же. Уважать надо. — Егор пытался успокоиться. В таких ситуациях следует иметь холодную голову и ясный ум. Да вот только сердечко билось не по нормальному, и потому кровь в жилах закипала. — Скажи Кузьмичу, что я вышел. И тете Алене передай, что дочку я ее обязательно найду.
Сам того не заметил, что акцентировал слово «ее», а Ванька по причине возраста этого даже и не заметил. Тоже поспешил в деревню, пока не рухнула с небес непроглядная сибирская ночь.
Веста недоуменно посмотрела на хозяина, который вновь засобирался в тайгу. Ни отдыха тебе, ни сна, ни покоя. Она вздыхала и ворчала, чем заставила хозяина натянуто улыбнуться.
— Я тоже устал, девочка. Но что делать? Долг превыше всего. Нет ничего дороже на свете человеческой жизни. А жизнь семилетнего ребенка – вообще бесценна. Вперед!
Когда говорят «деревня спит» — ничего удивительного и странного в этом нет. Спят люди, скотина, домашние питомцы. Про город такое утверждать можно только с массой оговорок: ночная жизнь мегаполиса продолжается, хотя и не столь масштабно. А сказать такое про тайгу – великое заблуждение. Тайга не спит. Никогда. Только в ночное время суток течение жизни становится более неприметным, более тихим, осторожным и даже опасным. Потому и страх крепче. Даже у профессионалов. Но сейчас Егор не чувствовал этого первобытного страха, передаваемый из поколения в поколения на генетическом уровне. Он просто шел вперед. Быстро шел, стараясь до наступления полной темноты преодолеть как можно больше километров.
А мысли были совсем о другом. Он погрузился в прошлое.
Алена была его первая и, как показали прожитые годы, последняя любовь. Она никогда не отличалась броской красотой, чтобы при встрече перехватывало дыхание, и учащался ритм сердца. Не хотелось остановиться и бросить взгляд ей в след. У нее была иная красота. Внутренняя, сокровенная, скрытая, словно оберегающая ее от похотливых глаз и сальных слов. Но те, кто близко общался с ней, то влюблялись сразу и надолго. Обаяние и шарм не могла не вызывать восхищение и зависть. С ней было легко и приятно. А вот он, Егор, в ее присутствии терялся, краснел, потел и чувствовал трясение поджилок во всем организме. И это был тот самый Егор, который с ранних лет ходил в тайгу как на прогулку по городскому парку. Тот самый Егор, который на спор провел на старом заброшенном кладбище старообрядцев целую ночь, хотя по местным преданиям так бродят души неприкаянных. Тот самый Егор, который легко переплывал широкую речку, не боясь ни течений, ни воронок. Да, тот самый. Но он терялся и краснел. Ловил только с жадностью каждое слово, каждый жест и каждый взгляд. А потом долго корил себя и внушал, что девушка не для него. Он – необтесанный деревенщина, а она…. Единственная в деревне слушает классическую музыку, так много читает и знает, и легко говорит на немецком языке.
Потом закончила она школу, поступила в институт. Визиты в родную деревню стали редкими и короткими. И только в летние каникулы она по два месяца жила в родных пенатах. И однажды, вот в такой летний денек, они случайно встретились у Воробьиной запруды. И неожиданная, непрогнозируемая гроза застала их далеко от деревни. В одно мгновение они промокли до последней нитке и замерзли. Вот тут-то Егор и показал себя во всей красе. Навыки, переданные отцом, охотником- профессионалом, пришлись кстати. Он быстро развел жаркий костер. Они грелись и сушили одежду. Смеялись, подшучивая друг над другом. Она пришла как-то неожиданно. Нахлынула. Словно незаметный порыв ветерка. Она – это безумная и, даже где-то животная, страсть.
Месяц любви, дикой и неудержимой, пролетел слишком быстро и почти незаметно. Они бурно расстались. Егор еще тогда не понимал, почему Алена при расставании так часто повторяла «прости». Вроде и не было причины просить прощения. Но так казалось, только казалось. Когда до деревни дошли новости – он все и понял. Алена в городе вышла замуж. По любви ли, по расчету – никто не знал. Одни догадки и версии. Вышла за сына очень богатого и влиятельного политика местного разлива. Сразу и квартира, и машина, и работа в престижной нефтяной компании. Жизнь началась с полной чаши. Егор, как только узнал об этом, так сразу же и запил. Ну, есть у русского мужика такая вот черта: при неприятностях не бороться с ними, а заливать горячительными напитками. Только «лечение» это – абсурдное и бессмысленное. Боль не уходит, наоборот становясь ярче и ощутимее. Когда он это понял, то бросил лечиться. Выпросил у начальства удаленный участок, где и стал работать егерем. В деревню наведывался крайне редко, и то по большой необходимости. Раз в месяц приезжал в магазин, отоваривался продуктами. Время шло. Боль стала потихоньку угасать, притупляться. Может потому, как больше с Аленой он и не встречался. Ничего не слышал, ничего не знал.
Вот и сейчас он только первый раз услышал, что у нее есть дочка, семи лет, Ирина. Как же быстро пролетело, без малого, восемь лет жизни!
Он несколько раз спотыкнулся, что заставило его вернуться в реальность и осознать, что уже наступила глубокая ночь. Идти в такой кромешной тьме было бесполезно, с перспективой заблудиться и кружиться на одном месте, растрачивая впустую силы и нервы. Фонарь, будь-то даже самый мощный, мало чем мог помочь. Веста тоже поскуливала, требуя передышки.
— Привал! — Егор прислонился спиной к дереву и съехал на корточки. Усталость вернулась в трехкратном объеме. Но он все же заставил себя развести небольшой костер, разогреть тушенку, вскипятить чай. А спасительный сон так и не шел. Все мысли были только об одном: заблудившего в тайге семилетнего ребенка накрыла ночь. И от этой мысли его бросало в дрожь. Даже местные мальчишки, рожденные и проживающие в непосредственной близости от тайги, чувствуют дикий страх перед ней. А что уж говорить о городских? Взрослый, крепкий, со стальными нервами, мужик и тот ощущает себя лишь маленькой частичкой перед чем-то огромным и таинственным.
Мучительно долго наступал рассвет. Словно не торопился одарить светом и надеждой тех, кто в этом так сильно нуждался. Но едва он задребезжал, Егор легко вскочил на ноги и снова отправился на поиски. Он не бродил хаотично и наобум. Что-то подсказывало ему, где искать потерявшегося ребенка. Он и сам в детстве попал в подобную передрягу. Тоже ушел с запруды в тайгу, один-одинешенек. И прекрасно помнил то место, куда завело его любопытство. И сейчас шестое чувство заставляло его идти в нужном направлении. Интуиция его не подвела. Веста первой почувствовала человека и жалобно взвизгнула. Егор остановился и замер. Проявился еще его один талант: из всего разнообразия звуков, издаваемой таежной жизнью, он уловил лишь тот, который так жаждал услышать. Всхлипы маленького перепуганного до смерти ребенка. Определив направление, он бросился сломя голову, ломая ветки, царапаясь и спотыкаясь. Девочка сидела около канавки и плакала. Тихо так плакала, тихо, но, увидев приближающего человека с собакой, расплакалась в голос.
— Ну, ну, девочка, — Егор плюхнулся рядом и приобнял испуганного ребенка. — Все хорошо, теперь все будет хорошо.
— А где мама?
— Она нас ждет дома, в деревне. У тебя все хорошо? Ничего не болит?
— Ножка болит, — девочка кивнула на левую ногу, пониже колена. Она опухла и посинела.
«Перелом» — испугался Егор и осторожно осмотрел ногу.
— Перелом, — подтвердил он вслух.
Незнакомое слово испугало Иру, и она опять принялась плакать. Егор поспешил успокоить ее:
— Не плачь, не надо, все будет хорошо.
— Ничего страшного? Я не умру?
— Нет, — ответил Егор, с трудом скрывая улыбку. — Сейчас я тебе наложу шину. Будет чуточку больно, но ты потерпи. Так надо. Девочка ты умная. Ой! Да ты, наверное, кушать хочешь?
— Хочу.
— Сейчас. — Он развязал рюкзак. — Съешь пока яблоко, а я разведу костер и разогрею мясо с гречкой.
Пока он кормил девочку, накладывал шину, время неумолимо двигалось вперед. Солнце приближалось к зениту. «Придется всю дорогу нести на руках. Ноша, конечно, не тяжелая, да только дорога дальняя. — Размышлял егерь. — И Алена там вся на нервах. Представить сложно, что сейчас творится на сердце матери».
— Веста! — подозвал он собаку. — Деревня! Кузьмич! Иди! Понимаешь, Кузьмич! Давай, моя девочка, не подведи.
Собака бросилась через кусты.
— Умная собачка.
— Ага. К нам выйдут навстречу, и ты раньше увидишь маму.
— А бабушку?
— И бабушку тоже.
— Спасибо.
— А зачем ты одна в лес пошла?
— Интересно же! — просто ответила Ира, пожимая при этом острыми плечиками и разводя в сторону ручки.
Непонятное чувство кольнуло внутри. Егор вдруг вспомнил свою покойную мать. Ее любимый жест. Он внимательно всмотрелся в девочку, попутно убирая из ее косичек сосновые иголки. Разрез серых глаз, распет бровей, полноватая нижняя губа. «Нет!» — он заставил себя отвернуться и переключить мысли, которые грозились перерасти в идею-фикс.
— Пойдем?
— А как?
— Я понесу тебя на руках. Осторожно понесу, ты не бойся.
Рюкзак и ружье Егор решил оставить. В дальней дороге даже простая штопальная иголка имеет значительный вес. Сотворил схрон, поднял с большой осторожностью девочку и отправился к деревне. Он преодолел половину пути, когда увидел сначала Весту, а вскорости и толпу деревенских жителей. Вгляделся, Алены среди них не было.
— Бабуля! — радостно вскрикнула на руках девочка.
— Ириска! — тетя Валя бросилась к ним навстречу.
Только передав ребенка из рук в руки, Егор почувствовал смертельную усталость. Он буквально валился с ног. Прислонился спиной к сосне и прикрыл глаза. Что-то мягкое и пушистое прикоснулось к его руке.
— Молодец, Веста. Молодец, девочка. — Не открывая глаз, он погладил по загривку свою верную собаку.
— Как ты? — рядом присел Кузьмич.
— Хорошо. Устал немного.
— Пошли с нами, в деревню. Там за нами подводы вышли. Тебе отдохнуть надо, поесть, поспать. Поехали.
Первым желанием егеря было кивнуть в знак согласия. Уж больно сильно он устал, боялся, что и шагу сделать не сможет. Но…, Алена. Она же броситься благодарить его, смотреть в глаза, прикасаться руками. И, возможно, в этом порыве может и на шею кинуться, и в щеку поцеловать. Нет, такого ему не пережить.
— Нет, спасибо, Кузьмич. К себе пойду. Тут схрон у меня, тушенка, чай. Не в первый раз.
— Ну, ну, — похлопал его по плечу Кузьмич. — Как знаешь. Спасибо. За девочку тебе спасибо.
— О чем ты! — покачал головой Егор.
— Аленка-то в шоке лежит, на уколах. Муж из города прикатил, всех на уши поставил.
— Знамо дело.
— Да, удивляться не чему.
— Иди. Зовут уж тебя.
— Пойду. — Кузьмич поднялся. — Будешь в деревне, заходи. Выпьем с тобой по рюмашке. Поговорим по душам. Одичаешь ведь, Егорка, совсем.
— Не дождетесь. – У него хватило сил усмехнуться.

Дорога домой заняла гораздо больше времени. И переходы были короче, и привалы многочасовыми. И все равно он вернулся полностью разбитым, уставшим и опустошенным. Даже сил не осталось истопить баньку. Накормил до отвала собаку, а сам завалился спать и проспал целые сутки. Проснувшись, опять накормил Весту, и только потом принялся за себя. Истопил баньку, приготовил обильный и сытный обед. Уже домывал последнюю ложку, когда услышал во дворе сначала лай, а потом и радостное повизгивание Весты.
— Опять Ванька, — усмехнулся Егор и вышел на крыльцо.
— Привет, дядя Егор, — мальчишка возился с собакой.
— Привет. — Егерь присел на ступеньки. — Как дела в деревне?
— Все спокойно. Тебе письмо. — Ваня подошел, присел рядом.
— Письмо? — удивился Егор. Он отродясь не получал писем.
— Ага, — мальчонка протянул ему конверт без единой надписи.
Егор вскрыл его, достал фотографию. На снимке была Иришка. Девочка смотрела прямо в объектив и широко улыбалась. Щербинка между верхними зубками…. Егор закрыл глаза и покачал интенсивно головой, отгоняя мысли. Но стоило ему перевернуть снимок и прочитать дарственные слова, как все его мысли и сомнения стали реальностью:
«Егор, спасибо тебе на нашу дочь. Алена».