Карусель прошлого

Заводик по производству снега этим ранним утром работал исправно. На землю бесшумно отправлялись смиренные снежинки, чтобы путаться в темных волосах и спокойно навевать замерзающему прохожему воспоминания о прошлом. Пряча руки в глубине продуваемой и не по сезону легкой куртки, он бродил по занесенным снежным улицам, оставляя одинокие следы на белом ковре. Утоптав небесный пух Азовской улицы, Матвей свернул на Октябрьскую и остановился у киоска с газетами. Отражение в стекле грустно и сочувственно ему улыбнулось, заглянув в карие глаза молодого лица, раскрасневшегося на морозе и не обращающего внимание на оседающие колкие льдинки на коже. Матвей перевел взгляд на журналы с гороскопами, предсказаниями и советами. Как назло под конец года на глаза попадались именно они: от психологов, астрологов, магов, нумерологов и прочей эзотерической братии, кто в один голос вещал о подведении итогов года, как одной из вех жизненного пути. Все они призывали осмыслить глобальное значение своего существования и заняться планированием дел на ближайший год. «Семилетний рубеж – время определения своей роли в мире, когда ум и тело меняются, жизнь перестраивается, трансформируется и запускается сначала, чтобы человек узнал свою истинную суть и принес благо другим», — писала самая известная в стране астролог. «Мне двадцать восемь, а место под солнцем так и не найдено. Видно оно светило мне где-то не в той степи", — горько усмехнулся он. «Родителей нет, семьи нет, Ольга в бегах. Есть только работа, консьержка баба Нина со своими пирогами, да Василий с котом Тимохой. Причем совсем непонятно, кто больше для меня друг: Вася или Тимофей».
Домой идти не хотелось. Что там!? Кусочки засохшего сыра, колбасы в холодильнике и безголовая елка, обиженно присевшая на свою единственную ногу, окутанную ватой, словно баба на чайнике. Старая, с помятыми пластиковыми иголками, с бородатым стариком Хоттабычем и пучеглазой совой на ветках.
Последний раз он наряжал ее с Олей. Они накрыли новогодний стол прямо на полу и она, все время посмеиваясь, поднимала тосты за счастливую, веселую жизнь, где можно побыть ребёнком, свободным и легким. А через 2 месяца Оля уехала, не сказав ни слова. Он до сих пор так и не знает, почему. Несколько раз он пытался ее найти, но получил письмо с коротким: «Все кончилось» — и затих.
Именно в этом году до дрожи в пальцах захотелось достать елку. Растягивая минуты, он медленно, трясущимися руками сначала вытащил запыленный свёрток с антресоли, на полу разложил разноцветные шары и сосульки, долго их рассматривал, сортировал, вешал. Разбил верхушку, чертыхнулся, встал посреди комнаты, оглянулся: «И что делать? – сокрушенно вздохнул. Окидывая елку придирчивым взглядом, решил оставить как есть. Потом натянул блестящую мишуру и повесил дождик. Красная гирлянда окутала стан ёлки, и Матвей вздрогнул, когда мигающие огоньки закружили карусель образов и звуков прошлого. Он вспомнил огромного Деда мороза с белой бородой и длинным серебряным посохом. Свой пятнадцатый день рождения. Поездки на дачу. Лица родителей, незадолго до их аварии… Боль пронзила все тело. Видеть их таких далеких, навечно оставшихся молодыми, не было никаких сил. Требовался морозный воздух, чтобы охладить сердце и успокоить душу.
Он свернул на Садовую. Пройдя по ней, вышел в парк с замерзшим озером. Посидел на скамейке у фонтана, как делали когда-то они с мамой, считая уток и изучая насекомых. Выпил пустой чай без сахара и задумался. Мысли разрывали голову и, если бы не было этих сдерживающих боль тисков, то сошел бы с ума. Время от времени он тер виски, подгонял кровь и легонько щипал себя за кожу лба, чтобы избавиться от наваждений. Сейчас, в этом заснеженном парке казалось, что по всем дорожкам топают его маленькие ножки и слышен голос мамы. А вон там идёт Оля. Та, высокая, рыженькая очень похожа на неё. Такие же кудрявые волосы выбиваются из-под капюшона, та же тонкая фигурка. Сердце встрепенулось. «Может это она?» — ускорив шаг, подстегиваемый надеждой, он поравнялся с девушкой в высоких сапогах и заглянул ей в румяное лицо. Все тоже. Боль, тоска, опять боль и опять тоска. Дни шли своим чередом, а свыкнуться с её отъездом так и не получалось. И теперь днем и ночью зимний ветер души гонял в его теле пустоту, звенящую именем Оля. Это имя навеки встроилось в паутину нервной системы и выкорчевывать его оттуда было слишком мучительно. Воспоминания натянули нервы, а возникшая волна отчаяния по утраченным минутам удовольствия с ней, пробежав по всему телу, погасла где-то в глубине.
Холодное солнце поднималось над деревьями, щекотало их верхушки, проникало сквозь теплую одежду и пыталось греть человеческие тела, медленно шагающие по своим утренним делам. Подстроившись под шаг впереди идущего старика, чтобы полностью не провалиться в одиночество, он нашел спасение от тягостных мыслей в этом медленном темпе и шарканье усталых ботинок по снегу. Это его даже позабавило и, дойдя до автобусной остановки, он решил поехать, все равно куда, за стариком. «Скажите, а какая следующая остановка, а то я прослушал?» — глядя прямо в глаза, спросил он деда. « Поварская», — прошамкал тот беззубым ртом. И только тут Матвей увидел на стекле весь маршрут 36 автобуса, с конечной остановкой «Депо». Он аж вспотел.
«Ну, вот как так-то? Как будто специально ты проверяешь меня, выдержу или не выдержу», — он вскинул быстрый взгляд далеко вверх. За окном уже начали мелькать частные дома, а он все держал себя за колени и никак не мог унять нервную чечетку.
Еще три часа назад Матвей не знал, что ноги пойдут по знакомому пролеску и, петля тропкой, он окажется у темно-синего забора и дома с белыми кудрявыми занавесками. Он словно попал в другой мир. Здесь все звучало ярко, сочно: трава зелёнее, цветок голубее, деревья мощнее, а звуки ласковее. Он прислушался. Где-то играла тихая музыка. Мягкий мужской баритон подпевал, время от времени считая: раз, два, три, раз, два, три, раз…
Голова закружилась, реальность качнулась и как из потустороннего мира, тихо и немножечко страшно, возник дед, собирающий яблоки и подпевающий под нос себе песенку. «Лидок, принеси корзину, эта уже вся полная. И обрадуй маму. Пусть готовит таз, будем варенье варить. Только не тащи эту, она тяжелая, я сам», — голодный желудок Матвея ответил урчанием. На губах возник сладкий и терпкий вкус варенья, в которое бабушка добавляла много корицы. Как это сахарно, вкусно и здорово. Мама и бабушка готовили восхитительно. Остаться голодным в этом доме не удавалось никому. Собирая на зиму варенье, засолки и засушки, они в каждую банку и каждый свёрток вкладывали лепесток желто-красной розы. Это была их фишечка, напоминающая о солнце, лете, любви и согласии.
Слюни заполнили рот и ходуном заходил кадык, помогая мышцам горла сглатывать воспоминания. Он увидел маму, услышал ее смех, такой родной, светлый и нежный, что невольно схватился за калитку и поддался вперёд. Та скрипнула, оборвав видение. Отдышавшись, он зашёл за угол и присел на занесенную снегом корягу: «Странно, откуда она взялась, деревьев, вроде, тут не было». И именно эта коряга поставила все на свои места. Он заметил, что дом покосился, одно окно разбито, забор давно не красили. Пропали краски, образы и голоса. Вздох сожаления пробудил реальность окончательно, опустившись до самых кончиков пальцев на ногах. Тихая печаль, что он не сможет разделить уже ни с кем и никогда минуты радости и грусти, что он ничей и никому не нужен, осела в районе живота.
Матвей пошёл к остановке. Снег все так же кружил над миром, убаюкивая и усмиряя пламя в груди. Тонкий стан, рыжие локоны, выбивающиеся из-под шапки…. За поворотом, увидев знакомые черты и учуяв запах сладкой ванили, его корпус выпрямился, напрягся и, чтобы не ринуться вперед, ломая на ходу кусты, он постоял немного за деревом, не веря глазам и не сводя их с запорошенной фигурки. Она стояла вполоборота, поправляя воротник, ежилась и переминалась с ноги на ногу.
«Оля, здравствуй, — он, смутившись, шагнул к ней, голос сорвался и кашель долго сотрясал тело, а она легонько ударила его по спине, остановив поток волнения обоих. — Что ты тут делаешь?»
Она посмотрела на него пристально и уверенно, уже зная все наперед: «Автобус жду», — ее голос был спокоен и тих, словно только утром они расстались и не было между ними этих двух лет.
Боясь спугнуть маленькую, рыженькую птичку своих грез и надежда, Матвей подошёл к ней вплотную и взял озябшие руки в свои: «А я скучал»,- слова опустились в ладони и морозным облачком поднялись ввысь. Оля вздрогнула: «Я просто уезжала. Мне надо было», — пушистые рыжие ресницы подрагивали, прикрывая блеснувшую льдинку в уголке зеленых глаз. «И я скучала»,- мягко, будто кошечка на крыше Оля ступала по тонкому льду их новой жизни. Его толщина росла, крепла и становилась все более увесистой, пока они ехали на автобусе и обсуждали новости, здоровье и успехи.
Уже выйдя в городе, Матвей решился спросить причины Олиного скоропалительного отъезда. «Все очень просто. Ты так и не решился тогда, на новый год сделать мне предложение. И я разозлилась на тебя. Решила уехать. Я жила у бабушки», — вздохнула она. Матвей схватился за ворот ее шубки и с силой прижал к себе. Он не отпускал её руку пока они шли по улицам уходящего в сумерки города мимо витрин с разноцветными подарками, мимо светящихся всеми огнями ёлок и смеющихся людей. Он вёл её к своей ёлке.
У подъезда, боясь открыть будущее, они будто растерялись. Оба, набираясь смелости, молча, смотрели на железную, тяжелую дверь. И в этот момент прямо на них из подъезда вывалился Дед мороз огромного роста с белой бородой, длинным блестящим посохом и с красным мешком наперевес. Следом за ним шла маленькая серебряная Снегурочка. Он сгреб Матвея и Олю в объятия, громогласно изрек: «Дети мои, будьте счастливы в новом году. Пусть в ваш дом придут мир и согласие», — и выудил из глубины мешка квадратную плоскую коробочку, перетянутую алой лентой.
Уже дома, включив гирлянду, Оля достала из коробки золотую звезду и прикрепила ее к верхушке елки. Та сразу закрасавилась, вытянулась, приосанилась, заиграла веточками, приглашая накрыть стол прямо у своего подножия. «Сегодня у нас царский ужин: макароны с топленым сыром и жареной колбасой в винном соусе. Одна порция в обязательном порядке подлежит транспортировке на первый этаж бабе Нине», — торжественно произнесла хозяйка и поручила Матвею срочно почистить захудалую луковицу.
Куранты ударили двенадцать. Еле слышная мелодия детской карусели зазвучала в его ушах. Он положил голову на колени Оли. Это было его место. Под мигающие огоньки гирлянды он легко пошел в сон, целуя ей руки и зная, что завтра будет еще один день. Вместе.