Банька с перцем

Над сорняком, что нагло разросся вдоль бани, и чувствовал при этом себя весьма безнаказанно, по причине того, что с самых первых теплых, весенних деньков его никто не обрывал, копошился рой небольших насекомых. Середина мая, даже в Вологодской губернии давала понять, что лето вытесняет прохладную, неуютную весну, и по праву берет в узды правления природу-мать, как это и полагается. Запели свои нехитрые песни птицы, вернувшиеся домой с южных земель, где пришлось пересидеть холода, зажурчала водичка, таящаяся еще каких-то четыре недели назад под коркой льда, которая плавилась с каждым днем, поддаваясь весеннему солнышку, и наконец, треснув, дала полный ход вниз с огородов, в небольшой ручей, мирно впадающий в Пахомовский Пыщуг. Заиграли на солнце мошки, мухи, стрекозки и другие Божьи Твари. Словом, наступало настоящее лето.
Дымок из трубы деревенской баньки давал понять, что совсем скоро пора наведываться для принятия пара. Братья-подростки Вовка и Олег, вразвалку расположившись на бревнышке неподалеку бани, со скукой глядели на покосившуюся соседнюю избу, где жила бабка Фрося, не выходящая из нее без надобности уже года три. Им было обидно. Баню всякий раз топили они, наносив воды из ручья и наколов дров. А первым всегда шел париться дядька Федя. Это был крепкий мужик, лет сорока пяти, с рыжей, неухоженной бородой, похожей на солому.
Даже будучи трезвым, дядя Федя племянников не жаловал, заставляя их выполнять любую тяжелую работу во дворе, или в огороде. При этом частенько прикрикивал на них, не особо подбирая приличные выражения. А уж, если под стаканом находился – тут и спасу нет. Беги, как говорится, лишь бы не попасть под горячую руку.
-И главное, опять ни за что — говорил Вовка младшему брату, почесывая затылок, куда недавно приложилась тяжелая ладонь дядьки Феди.
— Да верно. Достал старый, — отвечал, кивая Олег – всегда чем-то не доволен, борода соломенная, нечесаная!
-Нет. Ты слушай – продолжает Володя, — дров мы нарубили, что до следующей зимы хватит, воды из ручья натаскали и на полив и в баню. А этот рыжий черт только и умеет, что ругаться, да подзатыльники раздавать. Еще и отхлыстать обещал, если узнает, что за изгородь к бабке Фросе лазали.
Олег, ненадолго задумываясь, отворачивается в сторону. Через полминуты, толкая брата в бок говорит:
-Слушай, Вов! А что, если нам с тобой его проучить?
-Как это?
-Ну, как-то проучить, что бы запомнил раз, и навсегда! А?
Владимир смотрит на младшего брата, потом спрашивает, нахмурившись:
-Что б он нас с тобой убил, что ли после этого «раз и навсегда»?
-Да нет – отвечает Олежка, почесав макушку, — тут подумать надо, как это устроить.
-А чего тут думать? Голову свою и без того дурную ты куда «устроишь» после дяди Фединых тумаков? — пробормотал Вовка.
Немного помолчали. Банька, щедро пуская дымок из трубы, готовилась принимать гостей.
Вдруг Олег подпрыгнув, вымолвил:
-Вов!
-Ну?
-Гвоздь гну! Видел я у бабки Фроси, когда ей молоко носил, в сенях сушеные грибы, травки какие-то, и перец на веревке.
Олег, даже раскраснелся от радости.
-Ну и что? – не понимал Вовка.
-Так перец! Глупая твоя голова! – вошел в раж Олежка. – Залезем к ней, стащим пару красных перцев!
-И дальше что?
-Ну как что? Натрем перцем полок в бане! Дядька Федька пойдет париться, сядет голым задом на полок. Перчик-то жгучий, посильнее крапивы будет. Надолго запомнится ему наша банька! – засмеялся Олег.
— А ты подумал, что потом будет? — рассердился Вова.
Он, чуть было не дал подзатыльник брату. Олег, уклонившись от замашки ответил:
-Зато будет уроком ему, соломенной бороде, как обижать нас, – с важностью заявил Олег.
Вовка думал. Баня была почти готова. Нужно было решать. Или сейчас, или никогда, вздохнув, подумал Володя, и приобняв за плечо Олега, сказал напутственно:
-Ты придумал, тебе и к бабе Фросе лезть. Дерзай, малый…
И Олег полез. Вернулся он назад достаточно быстро с двумя головками красного перца. Глухая и подслеповатая бабка Фрося доживала свой век в старой, построенной еще ее покойным свекром бревенчатой избе, и ничего даже не заподозрила.
-Ну что, Вова! Натрем дядьке полок? — задорно спросил Олег.
Владимир, бегая глазами, как бы еще думал над последствиями, но авантюра младшего брата поглотила его до такой степени, что, прокрутив всю ситуацию, он, подмигнув Олегу, сказал:
-Пошли.
И братья скрылись в бане.
Федор Афанасьевич важно спустился с крыльца избы, не забыв подтянуть свои, то и дело, спадающие с брюха видавшие виды, заношенные до дыр портки, и медленно, размашистым шагом, направился в сторону баньки, что бы изведать первым ее ни с чем несравнимый парок.
Федору Афанасьевичу отдала Владимира и Олега на недолгое воспитание жена его внезапно скончавшегося двоюродного брата, проживавшего в Москве. Скрепя сердце, Федор принял племянников. Но шли годы, а за ними так никто и не приезжал. В результате Федор взрастил ребят в своей семье, но не баловал, а наоборот – заставлял понимать, что такое настоящий крестьянский труд. Конечно, относился он к племяшам без особой ласки, но, как он считал, на пользу им же самим. Позже, Владимир и Олег это поймут, но это будет намного позже.
А пока, Федор Афанасьевич важно спустился с крыльца избы, и пошел в сторону баньки.
-Ну что, истопили наконец баню, нахлебники? – недовольно проворчал дядя Федя, увидев сидящих без дела Вовку с Олегом.
-Да, дядя Федь, истопили — сказал Володя, понимая, что пути назад уже нет.
-Ладно… — протянул басом Федор Афанасьевич. Он зашел в предбанник, потом вышел назад. Ребята переглянулись. Федор Афанасьевич оглядев властным взглядом свои «владения», в виде избы с сараем, огорода, вспаханного под посадку, почесал свою рыжую, неухоженную бороду, отошел к углу бани, и то ли сказав «эх», толи, кашлянув, справил малую нужду прямо на нижние венцы бревен. Затем, натянув портки почти до пупка, Федор Афанасьевич стрельнул глазами на племянников, и полез в предбанник. Братья продолжали судорожно сидеть на своем бревнышке, то и дело, переглядываясь от страха, и интереса к тому, что произойдет дальше.
-Вов, может, сейчас убежим? — спрашивал брата нетерпеливый Олег.
-Давай уж теперь подождем — угрюмо ответил Вовка.
В бане тем временем было достаточно тихо. Видимо, Федор Афанасьевич не спеша разделся, поддал на каменку, и только после этого забрался на полок. Через какое-то время изнутри донесся толи крик, толи вой. Полетели с грохотом тазы, послышался топот быстрых шагов в сторону предбанника.
-Драпаем!- закричал Олег. И ребята, не раздумывая рванули по огородам, за ручей.
Федор Афанасьевич, наверное, в ту минуту был бы рад зиме и снегу, но, к сожалению, волю природы было не изменить. Он, в чем мать родила, стремглав кинулся к ручью, из которого его племянники носили воду. И только, окунувшись в него, насколько позволил его рост, спустя какое-то время, умолк.
Вовка с Олегом до позднего вечера провалялись за ручьем, в поле. Есть хотелось безумно, но возвращаться в избу дяди Феди, никто не хотел.
-Эх, жалко клевер еще не цветет, а то бы поели, и порядок – сказал, вздыхая Олег.
-Да иди ты! – отвечал Вовка, — ты меня надоумил. Вот теперь от дяди Феди получим по задам.
Вернулись в избу, когда темнеть стало. Дядя Федя не стал искать справедливости, и разбираться в том, кто у кого пошел на поводу, а всыпал как следует обоим, заставив при этом всю ночь драить баню. Братьям запомнилось это на всю оставшуюся жизнь. Лупя их хворостиной по мягким местам, Федор Афанасьевич ругался благим матом, повторяя:
-Это ж надо! Меня… Перцем… Отправлю к матери в Москву, завтра же…
Возможно, после случая с баней, Федор Афанасьевич стал относиться к своим племянникам, более сдержано, и может быть даже, уважительнее. Правда, нередко он напоминал Владимиру и Олегу, о том, что их мать и их дом в Москве, и надо туда рано или поздно ехать. Но напоминал уже как-то по-доброму, по-отечески…
Прожив у дяди Федора до своего совершеннолетия, Володя и Олег действительно отправятся в Москву навстречу судьбе, правда такой не легкой, и очень разной…